Есть такое убеждение, что литература если не больше, то раньше жизни. Дескать, сначала писатель придумывает - тип, город, страну, мир, а потом они случаются в жизни или, во всяком случае, им приходится соответствовать своему литературному воплощению.
Если это и преувеличение, то совсем небольшое. Слово обладает силой, как разрушительной, так и созидательной; литература как высшая форма организации слова является мощным и постоянным напоминанием об этой силе. Хотя бы потому, что она предлагает лучшие формулы на все случаи жизни - а человеку нужны такие формулы: как можно точнее и полнее выразить себя - его неотъемлемое право, фундаментальная свобода, видовая наследственная привилегия (потому, наверное, так остры и неразрешимы все языковые споры).
Листая вирусные новости, я испытал моментальное, но сильное головокружение; но вовсе не страшные показатели заставили меня хвататься за край убегающего из кухни стола. Я на мгновение почувствовал то смятение, которое испытали лилипуты, когда нашли Гулливера. Вероятно, они даже не могли его всего сразу увидеть, так он был для них велик; но зато они понимали, что этот неохватный взглядом великан может сделать с ними все что ему угодно. Я, мы, человечество - мы сейчас лилипуты, которых посетил Гулливер; карантин - это те миллионы веревочек и колышков, которыми мы пытаемся удержать чудовище на месте, пока оно не совсем проснулось; выбиваясь из сил, мы будем кормить и поить монстра, чтобы умилостивить его; ужасаясь его убийственной мощи, мы, тем не менее, будем припадать к мониторам, не в силах оторваться от новостийных лент, завороженные непостижимостью и неукротимостью посетившего нас бедствия....
Любопытно, что никакие новости о пандемии сами по себе головокружения у меня не вызвали; только оказавшись в шкурке лилипута, я схватился за край убегавшего из кухни стола. Поражаться, бояться, ужасаться я смог бы и своими силами; но Джонатан Свифт в 1726 году написал "Путешествия Гулливера" и тем самым сделал мое головокружительное видение возможным. Это он всё придумал, всё-всё, вплоть до слова "лилипут", которым только и можно обозначить себя перед лицом столь масштабной угрозы, будь она реальная или воображаемая, будь она неладна.
Свифт об этом умолчал, но я предлагаю вам подумать вот о чем: что стало с лилипутами после ухода Гулливера, до какой степени изменились все их представления, может быть, даже нравы. Можно долго говорить, что именно и как именно изменилось, но кратко и емко это уже сформулировала Туве Янссон: "ничего уже не будет по-прежнему".
Но, может быть, как море принесло Гулливера к лилипутам, так и к нашим берегам оно принесет однажды - не корабль, не кита, а Эстебана, по Маркесу, самого красивого утопленника в мире. Настолько красивого, что после свидания с ним "все будет по-другому: двери их домов станут шире, потолки выше, полы прочнее, чтобы воспоминание об Эстебане могло ходить повсюду, не ударяясь головой о притолоку".
...Но есть чудо, большее всех прочих, большее и слова, и литературы. Гулливер, покинув лилипутов, попал к великанам; выражаясь иначе, Лемюэль сначала неизмеримо вырос, а затем - чрезвычайно уменьшился. Но все это время он оставался тем самым Лемюэлем Гулливером, сначала хирургом, а затем капитаном несколько кораблей, сначала великаном, а потом лилипутом, но всегда и прежде всего - человеком. То есть существом, по отношению к которому нечто было лилипутским или титаническим; то есть - мерой всех вещей; иначе говоря - чудом из чудес, которому нет нужды ждать у моря погоды. Он сам выбирает, кем ему выйти из моря, великаном в Лапутии* или лилипутом в Бробдингнеге*, жалким Грильдригом* или прекрасным Эстебаном.
март 2020
Изображения: Кайл Томсон, "Пруд Гулливера" (Gulliver’s Pond by Kyle Thompson); Кент Уилльямс (Kent Williams)
*Лапутия - страна лилипутов; Бробдингнег - страна великанов; Грильдригом называл Лемюэля Гулливера король Бробдингнега
ID:
870086
Рубрика: Проза
дата надходження: 31.03.2020 09:26:16
© дата внесення змiн: 31.03.2020 09:26:16
автор: Максим Тарасівський
Вкажіть причину вашої скарги
|
