Над церквушками тучи нависли,
и закат – как созревший нарыв;
каждый дом здесь наводит на мысли
об уюте барсучьей норы.
Он пришёл в этот город случайно –
тихий странник, чудак, чародей,
и его молчаливая тайна
будоражит крикливых детей.
Из мешка он достанет игрушку,
оживит поворотом ключа –
и запляшет плясунья, и в кружку
медяки упадут, забренчав.
Балеринка моя, балеринка
в белом платье с каймой голубой!
Катеринка моя, веселинка,
я ведь помню тебя не такой…
Враз отняты и радость, и мука,
и не стало ни смеха, ни слёз,
и не слышно сердечного стука –
только скрежет зубчатых колёс…
Ворожить я умею немножко,
но не снять мне наложенных чар,
ты прости меня, бедная крошка,
что-то стал я смиренен и стар.
Ты запляшешь – без мысли, без чувства,
мой прекрасный фарфоровый друг, –
но внушён животворным искусством
каждый взмах твоих кукольных рук!
…Он отвесил поклон по старинке
и рассеянно слушает, как
пируэты его балеринки
снисходительный хвалит дурак.
Майстерно! 
