Перед увольнением в запас при Хрущовском сокращении СА
Зачерствели наши души
от холодности и лени.
Мы себя не можем слушать,
а тем паче – боль вселенной.
Что же, братцы, сталось с нами? –
Друг у друга рвём из глотки.
Подлость – нынче наше знамя,
а слова – удары плётки.
Хлещем ими мы друг друга
то по морде, то по жопе.
Офицерская ль заслуга,
что кого-то мы утопим,
что кого-то на «гражданку»
раньше чуточку уволят?
Нету, нет средь наших Данко,
А Иуд всего поболе.
Продаёмся и паскудим
не за грош, не за медали.
Что же с нами стало, люди? –
мы людьми быть перестали.
Лично я – так рад приказу.
Мне «гражданка» просто снится.
Воля – это не зараза.
Воля – радостная птица.
В двадцать три – себе хозяин,
поступай, как разумеешь,
командиром не облаян,
делай то, что ты умеешь..
Буду там служить народу,
жизнь совместно с ним улучшу.
За такую я свободу
все грехи беру на душу:
что ругаю замполита
за глаза да и при встрече;
без пугливости, открыто
осуждаю скудность речи
и извечное сексотство
из боязни быть в отставке, –
его трусость хуже скотства
мясника в базарной лавке;
что коллег я упрекаю
в малодушье и боязни
увольненья, словно казни,
и поэтому, как каин,
каждый брата укокошит,
чтобы в армии остаться.
…Коммунизм к нам не сможет
даже за сто лет добраться.
