Пишу тебе посредством русского письма
из всех империй чувств,
со всех незримых континентов
и сверхдержавы мысли
ни о чем.
Вполголоса под лампочкою впол-
накала рассуждаю о никчемном,
но, с точки зрения возможности сойтись –
великом расстоянии: рукой
подать до звёзд и то намного проще.
Да, я пишу тебе издалека:
«любимая», хотя бы потому что
другого слова вслух не подберу
из списков, продиктованных Эвтерпой.
Любимая, когда ты не дойдёшь
досюда беглым взглядом, я уже
покину государство из мякины
воображенья, глиняный сосуд
наполнив отрезвляющим напитком –
чтоб взять в дорогу.
Лучшее вино – вино, что
отрезвляет потихоньку.
Я пьян тобой по-прежнему. Весна
колотится в межкомнатные двери.
На лоджию сирень перебралась.
А фавны пляшут жарко в раздевалке.
Присутствие их вызвано твоим
существованьем. Лани и гепарды
за окнами семь шкур с себя содрав,
несут дары к порогу моему
и бельевой веревки не страшатся.
Всё так тобой наполнено окрест,
что до сих пор вздыхает и тревожит
минувшее. Военный маскарад
деревьев завершился, если верить
действительности. Осень на дворе.
Сентябрь муштрует прибывших из лета,
из той весны, что словом навсегда
шанхайский веер ручкой полудетской,
по всем приметам, именно – твоей,
играя, превратила в хвост павлина.
Сдувать пылинки с яркого хвоста
вошло в привычку узника сомнений,
от коего разит вином уже
с десятой строчки.
Знать, начнём сначала…
