С порога дома своего смотрю,
и перед мной многообразье мира.
Вот утро снова разожгло зарю,
вот баба вышла из сортира.
Возвышенность и низменность рядком:
в изящной позе гордые нарциссы,
а вот собака навалила ком,
а в небе облака, как экслибрисы;
тяжёлым дымом утренний туман
выходит из ущелий за мошавом;
а сам мошав сквозь сказочный обман
отсюда кажется гулякой шалым.
За горизонтом в дальней стороне,
и горы этому мне не помеха,
весь мир в крови я вижу, и в огне,
и грохот бомб сюда доносит эхо.
И скорбь простых людей и тут, и там.
И власть вещей и денег повсеместно.
И если мы не прекратим бедлам,
то нас проглотит дьявольская бездна.
И мутят душу дымные следы
из грязных труб цементного завода.
Как утешение – цветущие сады
и, может быть, хорошая погода,
и то многообразие всего,
что уместиться здесь в стихе не может,
как этот вот пацан, что босиком
мои раздумья на свой лад итожит.
