(«Как полон!» – здесь зачеркиваю) Пуст…
Я пуст одной тобой на царском ложе,
да на мели: ведь ты одно и то же
льёшь в речь мою из приоткрытых уст.
Настойчиво диктуешь: «это жизнь»,
но, глянь-ка, лист с названьем «Смерти!» вырван,
поскольку над твоим крылатым миром
(зачеркиваю – «нужно вознестись»)
не стоит факт бессмертья отрицать.
Бряцать на лире пробую, да как-то
витиевато, с проблеском теракта
пред той, что хочет с чистого лица
тетради всё начать, но в аккурат
Атлант давно прикинулся горою:
то краткость ли становится сестрою,
тому, кто сам себе («давно не брат?» –
зачеркнуто) вручил весь мир, весь быт…
Хотя нельзя ж, раз важен каждый пламень,
иметь в душе такой же чёрствый камень,
каким снаружи полностью покрыт.
Светись, светись (зачёркнуто – «жалей!»),
над пленником звездою конвоира:
с тобой, любовь моя, вся тяжесть мира
становится намного тяжелей…
