Она мне нравилась, ей-богу, я не вру.
Я – циник, но дышал лишь только ею.
И думал, что вот зря пишу муру,
Ведь с этой же мурой и околею.
Читал навзрыд стихи ей на ветру
И пел, как это свойственно борею.
Я думал, ради ней легко умру,
А без нее в конец осатанею,
И разменяю святость на дыру…
Болезнь прошла, всё в сердце улеглось.
За что я ей безмерно благодарен…
И снова поэтическая злость
Вернулась в мои жилы, вновь хозяин
Я собственных нутрей, и снова кость
Сжигает нежность сотен тысяч спален,
И тысячи еще сожжет, небось,
Закаленный на сонме наковален
Прошить мой друг способен плоть насквозь.
Но что спасло меня от верной жизни?
И знать я не хочу, все сожжены
Тех дней мосты, я снова соком брызнул
На девичии снятые штаны,
И взят Олимп надменного цинизма.
Я будто бы объелся белены.
В хорьке так просыпается харизма,
Так за слоних свирепые слоны
Готовы на коварное убийство.
Зачем она сказала мне о том,
Мол, где-то на земле стареют годы?
Вот здесь-то и прошел любви синдром,
Вот здесь-то я почувствовал свободы
Магнитно-чакро-пукровым путем
Всегда неосязаемые своды.
Любовь моя, поменьше двигай ртом.
Слова страшней бывают чем уроды,
И превращают дом любви в дурдом.
