Моя весна из янтаря. Смола и ржа. И губы алы.
А из-под юбки – кружева. Едва. А впрочем – напоказ.
И рада дерзости такой. Покинув храмы и подвалы,
Явившись некоему вдруг. Сопровождающей на казнь.
Шаля, шалея, шевеля слова касанием небрежным,
Ночами кутаясь в снега, которым, видно, быть и быть,
Сквозь дрёму слыша от зимы агонизирующей: «Врежь им!
И…(кашель)… чёрт их!...». Пожалеть. Да и подушкой придушить.
И даже если не расти уже траве на этом свете,
И даже если будет май, и если нравом будет крут,
Я завещаю ей стихи – свои растравленные плети.
Посадит в землю (почерней) – когда-нибудь да прорастут.
Любуйтесь розами тогда, не поминая вслух истоки.
Истлеют корни и дадут какой-то новой жизни шанс.
Моя весна – над пустотой, цепляясь пальцами за строки,
Срывая мясо до кости колючей проволокой фраз.
Она истошно хочет жить. Не заслужить, а просто. Просто!
Не осень перещеголять – не сшили тот наряд. И вот
Зима мертва. Не жребий пал – поскольку изначально бросов.
Весны кровящие персты – лишь доказательство того.
Того, что поздно родилась. Того, что долго выбирала:
Из стольких зол, из стольких бед – любовь хоть, что ли! А она
Который раз – от сотни яств, чтобы довольствоваться малым:
Вдохнешь морозного ещё, теплея выдохом: «Весна-а-а…».
Всё, что о ней – елей. Лишь злей и беспощадней год от года.
Зима – предлог. Зима и так сама в известный срок сгниёт.
Моя весна вошла во вкус и на меня ведёт охоту:
Сожмёт в объятиях мертвό,
Поймает выдох жадным ртом,
Продлив на целое мгновенье существование своё.
как обычно - бесподобно 
