Жил был котенок. Так вот началась эта история. Вернее, вот так: жил-был один котенок. Не больше — не меньше. Точно так же можно было написать: жила-была одна звездочка, или жил-был один островок в океане. Потому что островок в океане всегда ужасно одинок — клочок суши среди тысячекилометровых пространств воды. И звездочка ужасно одинока — среди космической пустоты и пространств. И котенок жил-был один-одинешенек. И мяукал на лестничной клетке. Котенок жил на лестнице и сам не знал, кто он, откуда взялся, и почему он тут живет. Он просто жил-был. И мяукал. Кто знает, что такое — мяукал? Разговаривал? Молчал? Плакал? Звал кого-то? Никто этого не знает. Никто этим не интересуется. Знаете, что чувствовал котенок, когда он жил-был?
Знаете, конечно! Котенок чувствовал себя ужасно одиноко. Он слышал, но звуки ничего ему не говорили. А то, что он видел, почти ничего не меняло в его жизни. Стены стояли нерушимо, поручни съезжали вниз, а двери почти всегда захлопывались перед самым носом котенка, когда он хотел пройти туда, куда они вели. А если котенок иногда оказывался быстрее дверей, то все равно выезжал назад, наружу на лестничную клетку, отодвинутый чьей-нибудь ногой. Так вот котенок и жил, и был.
… Так продолжалось почти всю жизнь котенка на лестничной клетке — и день, и два, и три. А потом случилось так, что на лестничной площадке, где проживал котенок, столкнулись приятели котенка — двое детей из квартиры №360, которая была выше и огромный рыжий боксер. Дети вышли покормить котенка, а боксер мчался на улицу. Боксер был огромный, рыжий и злой. Котенок недаром его боялся. Боксер выхватил из рук Саши пакет с едой и зарычал. Дети ужасно испугались, и котенок ужасно испугался. Сначала котенок прыгнул было за трубу, чтобы укрыться, но Саша заплакала, и тогда, — и тогда, котенок выскочил из-за трубы, за которой обычно прятался и вцепился собаке в голый бок. У боксеров шерсти по бокам нет. Боксер выпустил кулек с едой, и завывая от неожиданности и ужаса, помчался, перепрыгивая целые пролеты на улицу. А котенок сел на ступеньку и стал облизывать свою лапку. А потом облизанной лапкой умывать мордочку.
— Вот это зверь, — восхитился Володя.
— Настоящий дикий зверь, — светло улыбнулась сквозь слезы Саша.
— Назовем его Дикушей, — предложил Володя.
Тут и мама подошла. Дети рассказали ей о том, что произошло, и вопрос о том, следует ли брать котенка домой, даже не встал.
Котенка, у которого появилось имя Дикуша, просто забрали с собой.. Домой. В 360-ую квартиру. Так в жизни котенка кончилось одиночество, и началась жизнь, полная новостей, приключений, событий и торжеств. Так в жизни котенка появилось настоящее жилье.
Теперь мы знаем, как котенок поселился в квартире №360. Квартиру-то я знаю точно, а вот номер дома — забыл. Да и котенку номер дома был не важен — лишь бы он был, этот дом. Вас что, интересует номер нашей Земли в звездном атласе? Или, я извиняюсь, конечно, ваша широта и долгота?
Для нас важно просто жить в уютных условиях, а как наше жилье обозначается на схеме, на плане и на карте города — нам все равно. Скажу вам больше — скажу, что котенок даже не знал о том, кто он — человек или кот, поскольку это его не волновало. Может и нам не следует переживать по этому поводу. Не следует заниматься выяснением вопроса: кто я, — Человек? Царь зверей? Или космическая пылинка?
У нас есть жизнь, жилье — остальное не имеет значения.
Как только котенка Дикушу занесли в квартиру №360, мамочка закричала: «Всем одевать тапки!» и первая надела свои тапки, с розовыми помпончиками. И все следом за мамочкой сняли ботинки, а тапки — одели. Сначала-то котенок был ошарашен, тем, как это произошло — Саша, Володя и мамочка сняли лапы и надели другие.
Во-первых, Дикуше было непонятно, зачем нужно снимать старые лапы, затем, непонятно зачем, одевать новые лапы. Но мамочка строго сказала:
— Всем одевать тапки!
И все повиновались.
Конечно, дом по сравнению с лестничной клеткой выглядел дворцом, и Дикуша подумал, что во дворцах должны быть всякие необычные церемонии. Во всяком случае, там, на лестнице, когда Дикуша шел спать за трубу, он ничего такого не одевал и не снимал, и ничего такого — никаких таких тапок у него не было. Да, здесь в квартире № 360 все было не так, как во всем остальном мире.
— Эти тапки, — подумал котенок, — наверное, признак жилья. Что-то необыкновенное! Церемонное! И он стыдливо поджал подушечки своих пальцев. У него тапок не было. Котенок, честно говоря, не очень понял, что же такое тапочки — съемные коготки или протезы для медленной ходьбы, но тапки, чем бы они не были, произвели на Дикушу сильное впечатление, потому что они были первым признаком жилья — дома.
Тапки сразу внушили котенку очень глубокое уважение, если не сказать почтение.
— А вот это, — сказала мамуля, — и дети засмеялись, — обувные щетки.
Котенок был в квартире на новенького и чувствовал себя слишком стесненно, чтобы показывать характер. Поэтому первое знакомство с обувными щетками закончилось с их преимуществом. Котенок слегка струхнул при виде целого выводка этих щеток. Щетки были большие, пахучие, с острой щетиной и разноцветные.
— Вот, — сказала мамочка, когда все переобулись, и, нагибаясь, чуть не ткнула котенка носом в одну из этих щеток, — ими надо чистить обувь.
— Ну, да, — подумал котенок, — чистить надо. Но, если у тебя четыре свои лапы, и шестнадцать, например, съемных, — то тогда только этим и придется заниматься. А жить когда?!
И потом у людей съемные лапы, — обувь, — были из грубой кожи, их, действительно, можно было чистить грубыми щетками, а у котенка лапы были нежными, мягкими. Их этими щетками чистить было нельзя. А вот домашние тапки, не в пример уличным лапам людей, были куда нежнее и легче, и мягче. Котенок их сразу зауважал. И признал предметом первой необходимости. Необходимости — да! Хотел бы и он иметь такие тапки. Действительно.
Это жилье, квартира №360, сразу произвело на котенка очень сильное впечатление. Прихожая, в которой люди меняли лапы, была полна изюминок и чудес. Кроме съемных лап, тут было на что посмотреть. Обувные щетки, между тем, осмотрев голые лапки котенка, очень обидно запахли. Сначала котенок стыдливо поджал пальцы, а потом выпустил коготки.
— Посмотрим, что будет завтра, — холоднокровно подумал котенок. Не очень-то он испугался этих щеток. У него в жизни уже случались переживания покруче, чем по поводу неодобрения каких-то щеток.
Однажды там, на лестничной клетке, об него едва не вытер ноги жилец, забывший постелить половичок у порога. Кстати, в этой 360-ой квартире у порога были половички с обеих сторон дверей.
Так что испытания у котенка были. Ему приходилось сидеть в закоулке за трубой в одном сантиметре от оскаленных собачьих морд, поэтому семью обувных щеток котенок миновал с завидным спокойствием. Не очень-то он их испугался.
Тут котенка снова подняли на руки, и он потерял из виду щеточных ежей. И потерял к ним интерес. Потом котенка подняли вверх и показали ему трюмо. В трюмо котенок увидел отражения Саши, Володи и мамули. Свое отражение котенок не увидел, потому что себя он тоже не видел никогда в жизни. Сашу, Володю и мамулю котенок увидел в зеркале, потому что видел их воочию, и сразу их узнал, а себя самого — котенка, которого назвали Дикушей — котенок не видел со стороны ни разу в жизни, поэтому не увидел и в зеркале. Поэтому зеркало в прихожей не показалось котенку интересным. Так. Что-то непонятное. К тому же без тапок.
Потом, после прихожей, котенку Дикуше решили показать ванную. Дети решили знакомить его с новым жильем по всем правилам.
— Прихожая… Ванная…
Ванная произвела на котенка колоссальное впечатление. По стечению обстоятельств, в тот момент, когда котенка заманили туда, в ванную комнату, в самой ванной было замочено белье. Такого количества воды с утонувшими в ней тряпками, котенок еще никогда не видел. Он сразу понял, что пыточные, ванные и прочие специализированные помещения его совершенно не интересуют. Котенок растопырился так, что уперся лапами в дверной проем ванной и понял, что ужасы в его маленькой жизни еще не окончены. По крайней мере, там, на лестничной клетке, все было честно: бежит собака — ты прячешься, она убегает — и все. По крайней мере там, на лестничной клетке никто не заводил его обманом в ловушку, никто не показывал ему ужасов просто так, заради знакомства, между делом.
А тем более таких ужасов, как целая ванна воды. В общем котенок уперся лапами в дверной косяк, в Сашу, в Вову и войти в ванную категорически отказался.
— Видишь, какой дикий, — уважительно сказала мамочка. Ей нравились сильные личности.
— Ладно, дети, — продолжала она, — я пока кое-что приготовлю, а вы быстренько покажите Дикуше наше жилье.
— Наше жилье, — подумал Дикуша
— А потом — на кухню. Мыть руки и кушать.
И Саша с Володей, передавая Дикушу с рук на руки как эстафету, быстро, побежали по своей квартире, показывая ее Дикуше.
— Фикус, — показали дети Дикуше какую-то лохматую зеленую болонку в кадке. Болонок Дикуша не боялся. Фикус был в кадке, а не в тапочках. И ничем не пах. Дикуша равнодушно скользнул по нему взглядом.
— Часы с кукушкой, — показали дети часы в гостиной. Часы отстраненно тикали. Кукушка сидела взаперти.
— Кровать с шарами, — широченная, мягкая плоскость в зашторенной комнате вызвала у Дикуши некоторый интерес. Но он заметил, что эта кровать и здоровенный ящик, который ему представили как шкаф, стоят на полу безо всяких тапок, и поэтому Дикуша отнесся к ним без почтения.
Потом котенок увидел медвежью шкуру. Когда котенка занесли в комнату, где на диване лежала медвежья шкура, он превратился в саблезубого тигра, маленького, норвежского лесного саблезубого тигра.
Потому что сперва котенок не понял, что медвежья шкура — это всего только шкура, он не увидел, что шкура лежит сама по себе, без медведя. Котенок увидел медвежью шкуру, и как положено саблезубому норвежскому лесному тигру пошел выгонять медведя из своей шкуры. Из своего жилья. Котенок рассвирепел и начал рвать и метать. А беззащитная, беззубая, старая медвежья шкура — рваться и метаться. Котенок начал рвать и метать медвежью шкуру, а Саша и Володя дружно смеяться:
— Дикуша! Самый настоящий Дикуша! Дикий! — и они показали Дикуше изнанку шкуры.
Дикуша сразу понял свой промах и успокоился. Зато он еще раз убедился в том, что лучшая защита — нападение.
Еще в этой комнате, выходящей дверью на балкон, висела на стене маска африканского вождя. Папа утверждал, что эта маска — автопортрет, а когда был в хорошем настроении, — что это автоскальп.
Тапок у маски не было. Зато у маски были огромные, нехарактерные для африканских вождей рыжие усы. Папа говорил, что усы выросли уже здесь. То есть не там, откуда был родом африканский вождь. Вот эти усы внушили почтение котенку. Он их запомнил и решил, что усы — признак превосходства — не хуже тапок. Потому что у папы были усы, и что самое главное — у Дикуши тоже усы были отличные.
Котенок сразу отнес маску к разряду самых уважаемых личностей. А на всякую дребедень, вроде карнизов, штор, глобусов и бра, котенок не обратил никакого внимания, потому что откуда-то так вкусно запахло, что в животе у котенка началось урчание.
Дети подхватили Дикушу и понесли его на кухню. Это был очень важный момент в жизни Дикуши.
Да, да, да, да, да — и гостиная, и ванная, и прихожая, и фикусы, и балкон — все это не шло ни в какое сравнение с впечатлением от кухни. Правда впечатление чуть-чуть подпортила вода. В кухне тоже текла вода из-под крана. Здесь дети вымыли руки и чашки. Вода — да, слегка подпортила настроение котенку, но только слегка. А вообще кухня котенку сразу понравилась. Она его одухотворила. Особенно одно место в кухне, которое котенку показали дети. Не знаю как, но дети сумели объяснить котенку, а котенок понял, что на месте около плиты, которое ему показали, он всегда может рассчитывать найти кусочек чего-нибудь вкусненького. Для себя, для котенка. Вот и сейчас котенок сразу ухватил кусочек жареной печенки, заурчал и начал его грызть. Котенок очень проголодался и, может быть, был не совсем внимателен и вежлив, но более близкое знакомство с кухней он отложил на потом. Так ему захотелось печеночки. А после того, как котенок перекусил, его познакомили с кухней. Сначала ему показали плиту. Котенок познакомился с кастрюлями, сковородками, мисками и доской для резки овощей. Доска для резки овощей приветливо стукнула что-то котенку. Кастрюлям котенок не очень понравился. Они недоброжелательно забренчали крышечками. Они оказались очень высокомерными, эти кастрюли, и близко знакомиться с котенком не захотели.
А холодильник вообще считал себя самым важным в семье и на котенка не обратил совершенно никакого внимания. Холодильник — он был такой важнючий, что сразу замораживал отношения со всеми окружающими. И котенка — ему, холодильнику, представили как бы за глаза. Как американскому дядюшке-миллиардеру. Это мол, — кивок, котенок, а это, — поклон, высокоглубокоуважаемый чинный холодильник, сэр….
Холодильник что-то знал. Он даже не кивнул в сторону Дикуши, даже не зевнул. И хотя тапочек у холодильника не было, котенок все равно проникся к сэру холодильнику глубочайшим почтением.
Котенок оказался как бы незамеченным холодильником, хотя в предчувствии приличного знакомства котенок весь смягчился, распушился, весь стал белый, оттаявший и расслабленный. Но на холодильник в кухне гримасы Дикуши не произвели никакого впечатления, и тарелки в посудомоечной машине забренчали, надсмехаясь: «Хи-хи-хи-дзинь».
Но все равно…. В кухне было хорошо. Славно было в кухне котенку. Хоть, если принять во внимание минус в холодильной камере, котенка встретили в кухне скорее холодно, чем тепло.
Но самому котенку кухня очень, ну очень понравилась. Накормили котенка до отвала. Ни разу в жизни котенок Дикуша так не наедался. Дикуше казалось, что он и шевельнулся не сможет. Оказалось — смог. Это когда Саша закричала:
— Мы еще рыбок не кормили! Какой ужас!
То-то котенку стало интересно. Оказывается, они тут не только его, котенка Дикушу, оказывается, они тут еще какой-то ужас кормят! Пошла Саша в комнату ужас кормить — каких-то рыбок, а котенок — за ней увязался. Нужно же посмотреть самому — что это за ужас. Посмотрел котенок — действительно ужас. Плоские, хвостатые, глазастые существа в прозрачной коробочке ходили. Котенку Дикуше уже попадалась в жизни рыба. Его подкармливали иногда на той лестничной клетке, где он жил когда-то. Котенок знал, как выглядит рыба: вареные, жареные и сырые куски. И, увидев рыбу воочию, в этом прозрачном ящике, котенок подумал, что это игрушечная, не настоящая рыба. Такая маленькая рыба ему никогда не попадалась.
И еще котенку стало непонятно, почему это рыба ходит в этом прозрачном ящике, и не выбирается наружу.
— Смотри, смотри, какие голодные, — закричал Володя, — За пальцы хватают.
Володя что-то сыпал в прозрачную коробку, а котенок издалека смотрел. У него лишних пальцев не было.
— Смотри, — кричал в восторге Володя, — как они туда-сюда, туда-сюда носятся.
— Подумаешь, — подумал котенок, — голодные, наверное. Голодные всегда туда-сюда носятся…
А еще котенок сразу заприметил, что и рыбки — существа без тапочек. Так заприметил. На всякий случай.
Ящик для рыбок стоял недалеко от окна. Рыбки висели в нем очень ловко.
— Интересно, — думал Дикуша, — В чем тут фокус? Фишка? Почему это рыба ходит только в этом ящике и не выбирается наружу?
— Только воздух у них там, в ящике какой-то желтоватый. — думал Дикуша, — но почему это рыбки по комнате не ходят? В комнате не живут, как Саша, Володя или мамочка с папочкой? За что их в аквариуме держат? Может, замочили, как белье, потому что они грязные? Ванна с замоченным в ней бельем, произвела на котенка сильное впечатление.
Тут у котенка впервые мелькнуло, что, может в этом вот аквариуме и не воздух вообще. Ведь Володя их кормит. А если бы рыбки грязные были, их бы кормом рыбьим не кормили, пока руки не вымыли. Тут перед едой руки моют — это Дикуша уже заметил. А, может, этих рыбок никто и не учил в комнатах жить, вот они и живут в аквариумах — упали случайно и стали жить, потому что выбраться не могли. Вон сомик и вьюн, — думал Дикуша, — они словно подмигнуть хотят мне:
— Помоги нам, Дикуша, помоги нам, котенок!
— Ночью все лягут спать, — подумал котенок, — и я вам помогу. Все лягут спать, и я пойду учить рыбок в комнате жить. А не в этом, как его, аквариуме….
Так успокоил свою совесть котенок, и отложил это доброе дело на потом.
— Ладно, — подумал Дикуша, — я им потом помогу, как следует, помогу. Они, наверное, на меня надеются.
А потом, все пошли телевизор смотреть. Котенок тоже пошел телевизор смотреть. Сначала котенок подумал, что телевизор — что-то вроде аквариума. Там по переднему стеклу цветные пятна ходили, вроде рыбок. Потом понял — не аквариум. Потому что никто никого не кормил. Что-то другое. Но голову ломать котенку не хотелось. Все остались телевизор смотреть, а он в кухню вернулся.
Но, увы, честному коту, который хотел мира и взаимопонимания, трудно было рассчитывать на всеобщую откровенность и дружбу в этом новом для него мире.
И этот мир, мир жилья, оказался полон лицемерия и враждебности. Вещи вели себя по отношению к Дикуше лицемерно и недоброжелательно.
Что, в конце-концов, и повлияло на его отношение к этим вещам. Впоследствии Дикуша не раз драл тех, кто был с ним высокомерен и чванлив. За примерами не надо было ходить далеко.
Например, чайник. Чайник иногда становился горячим, вода в нем закипала. Он булькал, шипел и плевался. Именно в таком порядке. Чайник булькал, и когда Дикуша на него шипел, он тоже шипел, а когда Дикуша хотел уладить дело миром и не шипел, чайник все равно шипел, да еще и плевался. Думаете — это единичный пример лицемерия и недоброжелательности обитателей кухни?
Да, все вещи на кухне вели себя странно.
А свет?
Свет вспыхивал в кухне только, когда в кухню заходили Саша, Володя или кто-нибудь из домашних. И ни разу не вспыхнул, когда котенок заходил на кухню один — без Саши и Володи. Разве это не лицемерие?
Разве это не означало, что кухонная челядь Дикушу вообще не причисляла к хозяевам — Саше, Володе или мамулечке. Не считала тем, ради которого стоило включаться, напрягаться или зажигаться. А кастрюли с мясом? Напрасно Дикуша несколько раз пытался найти с кастрюлей общий язык — кастрюля доводила себя до кипения и сотрудничать с Дикушей отказывалась. Даже веник не шевелился, когда Дикуша входил в кухню.
Сначала, когда Дикуша увидел веник, он его очень испугался. Он даже зашипел на веник. Впрочем, тогда, когда Дикуша увидел веник впервые, веник как раз двигался в руках Саши. Саша как раз подметала в кухне. Дикуша как раз подвернулся Саше под рук, и Саша как раз не удержалась и наподдала Дикуше веником по мягкому месту. Дикуша и Володя запротестовали. Если бы Володя сам был бы с веником, то и он может быть не удержался — сам бы наподдал Дикуше по мягкому месту. Под хвост. Но в тот момент с веником была Саша, поэтому Володя искренне возмутился и заступился за Дикушу. И Дикуша возмутился, глядя на Володю. Просто он возмутился, улепетывая, а Володя — стоя с совком. Потом они все трое помирились: Саша, Володя и Дикуша. А потом Дикуша стал охотиться за веником.
Все вещи вели себя лицемерно. Я уже не говорю об унитазе, который сливал воду только в присутствии людей. И о кухонной тряпке, которая торопливо затирала грязные следы за Сашей и Володей и мамулей.
Если Дикуша — пусть с самыми грязными лапами ходил по кухне один, то тряпка не обращала на него ровным счетом никакого внимания.
Котенок мог сколько угодно следить — половая тряпка даже не собиралась шевелить ради Дикуши ни единой своей обсыхающей бахромкой. Это она сразу начинала суетиться, когда на кухне появлялись люди. Про воду из водопроводного крана я уже вовсе молчу. Вы уже, наверное, догадались? Конечно! Вода из водопроводного крана ради Дикуши не желала течь ни в какую. Он мог ходить вокруг водопроводного крана хоть целый час, но не смог бы выдавить из водопроводного крана даже капли сочувствия. Ну и что мы имеем в сухом остатке?
Лицемерие и недружелюбие. И котенок решил относиться ко всем этим лицемерам точно так же, как они относились к нему, котенку Дикуше.
Особенно безобразно, не с моей, а с Дикушиной точки зрения, особенно безобразно вел себя холодильник.
У меня ограниченный словарный запас, а у Дикуши вообще не было слов для определения той глубины, которой можно было бы измерить лицемерие холодильника. Как это не было? Так! Впрочем, у Дикуши так и так не было слов. Дикуша был совсем маленький котенок, ему не объяснили еще, что мир имеет язык. Дикуша просто не умел разговаривать….
Да, кусаться умел, кушать умел, спать умел, а разговаривать еще не умел.
Честно говоря, Дикуша вообще не подозревал о том, что свои мысли можно выразить с помощью звуков. И поэтому у него не было слов, но кухонные предметы сумели показать ему и без слов свое лицемерное отношение, недружелюбие и нежелание с ним общаться. Хотя холодильник…. стоил того, чтобы с ним пообщаться. Холодильник был пещерой Али-Бабы, холодильник был сокровищницей в самом точном смысле этого слова, был местопребыванием всяких явств, от вкусных до очень вкусных, и временами просто головокружительно вкусных.
Там лежали пельмени, колбаса, сыр, сметана, сосиски, масло, печенка, молоко, колбаса, сыр, пельмени… Мы что — пошли по кругу? Конечно, у каждого голова пойдет кругом. Холодильник был средоточием явств и самым высокомерным из кухонных обитателей.
Холодильник был в два раза выше Володи, который был в два раза выше Саши. Он был выше всех домашних, и что уж там говорить, в четырнадцать и четыре десятых раза выше Дикуши.
— Не выше, а длиннее, — поправлял сам себя Дикуша, облизываясь.
Дикуша тоже был о себе высокого мнения. Может быть, даже более высокого мнения, чем холодильник. Но разница между Дикушей и холодильником заключалась в том, что Дикушу интересовало, что находится внутри холодильника, а холодильник совершенно не интересовался тем, что находится внутри Дикуши. То есть не только кошачья внешность, которая так нравилась Саше и Володе не интересовала огромный холодильник, который стоял на кухне. Не только забавная мордочка и уши не интересовали холодильник. Холодильник также не интересовал внутренний мир Дикуши.
Холодильник не интересовало, какой он, новый жилец, котенок Дикуша: добрый или злой, романтик или сухарь, и кем он хочет стать, когда вырастет.
Огромный кухонный холодильник, внутренний мир Дикуши совершенно не интересовал, а Дикушу, наоборот, очень интересовал внутренний мир холодильника. А холодильник открывал свой внутренний мир только людям — Саше, Володе и папочке с мамочкой. И совершенно не реагировал на Дикушины танцы вокруг себя. На сверкающие глаза, на мяуканье, на дерганье хвостом и на мысленные кошачьи призывы открыться. Ну что — неужели это не лицемерие? Неужели такое отношение к себе можно оставить безнаказанным? — думал лесной норвежский котенок Дикуша. Котенок, конечно, знал, кем он будет, когда вырастет.
Человеком! И поселится не в спальне, а в холодильнике. А пока он еще маленький и бессловесный, он вынужден ждать, пока его пригласят. Пока ему откроют холодильник, пока ему дадут покушать, и пока ему подстелят какую-нибудь постельку-подстилку.
Зато Дикуша, хотя он и не мог высказать своих мыслей о лицемерии этого мира, мог между делом обдирать веник, пачкать кафельный пол, оценивать мысленно расстояние до абажура, который не зажигался при его появлении, и ожидать от того же холодильника какой-нибудь промах, с тем, чтобы вернуть ему по полной программе — пренебрежение, высокомерие и гордыню.
А также Дикуша мог драть невинные шторы, обивку из мягкого кухонного уголка и обои в коридоре.
Таким был Дикушин ответ на лицемерие кухонной челяди.
Хорошо. Продолжаю свой рассказ.
Это был день, когда произошли самые важные события в жизни этого дома.
Домашние смотрели телевизор. Дикуша пошатался по кухне, проделал еще несколько безуспешных попыток наладить контакт с кастрюлей и холодильником и вернулся в комнату.
Конечно, он отмечал при своем обходе все непорядки в квартире, и наводил свои собственные порядки. Например, котенку Дикуше не понравилось, что обе шторы на окне висели одинаково — это было некрасиво.
— Например, — думал Дикуша, — если одну штору хорошенько задрать, а вторую приспустить, это будет значительно красивее. Он так и делал — одну штору задирал, а другую опускал. Но это был Сизифов труд. Потому что Саша и Володя не разделяли вкуса Дикуша и снова поправляли шторы так, как нравилось Саше и Володе — ровно.
— Страшные эгоисты, — думал Дикуша и делал что-нибудь другое.
Впрочем, взрослые обращали на Дикушу гораздо меньше внимания, чем Саша и Володя. Не знаю уж, почему. Наверное, Дикуша заслуживал большего внимания.
Все смотрели телевизор — цветные пятна на стекле, а Дикуша устал. Он был еще маленьким котенком.
— Надо отдохнуть, — решил Дикуша, и стал искать место для отдыха. Сначала он в шкаф залез. Потому что шкаф — идеальное место для мышки. При чем тут мышки? Как это при чем? Надо же новому дому пользу приносить? Надо! А где еще можно хорошую мышку найти, чтобы ее поймать? Конечно в сухом, темном и теплом месте. Более сухого, темного и теплого места котенок не нашел. И, несмотря на то, что шкаф был без тапочек, как холодильник, котенок полез в шкаф.
Шкаф, в отличие от холодильника не был таким привередливым, и внутрь шкафа проникнуть было легко.
Поэтому котенок и решил: если он в шкафу спать будет — мимо мышь не проскочит. Он ее сразу учует и — хвать! Пользу дому принесет. Не даст по чужим шкафам лазить.
Вот и полез котенок в шкаф. В шкафу сухо, тепло, травками пахнет от моли — наверное. Вещи лесенкой висят — удобно. Полуверы, рубашки, пиджаки, пальто. Влез котенок в рукав одного пальто, и по рукаву вверх полез. Полез через рукав, плечо и во внутренний карман плюхнулся.
Карман такой большой оказался, что там не только котенок — кролик мог спрятаться.
Карман большой, котенок — маленький, в кармане уютно, как дома. Как в гамачке. Свернулся котенок в кармане пальто — где-то телевизор бормочет, папа и мама говорят, дети смеются — а котенок глазки закрыл, согрелся и уснул. И тепло ему, и сухо, и мягко. И вот вечер наступил. Домашние вечером поискали котенка — и угадали:
— Котенок где-то спать завалился!
И вскоре сами спать легли. А котенок поспал-поспал и проснулся. Котенок проснулся, когда все уже легли спать. Когда стемнело. Он вылез, шарахнулся от теней, которые бросали лопасти напольного вентилятора и увидел освещенный уличным фонарем аквариум. Света в квартире не было. Только в прихожей неярко светило бра-ночник. Котенок сразу вспомнил, что отложил на потом доброе дело: научить рыбок жить как все. Во время первого знакомства котенок не подходил близко к аквариуму, а теперь вспрыгнул на окно, и оттуда до места, где стоял аквариум, было хвостом подать. Встал котенок на задние лапы и начал аквариум обнюхивать. А рыбки — туда-сюда, туда-сюда. Котенку все видно. Обнюхал котенок, что же там, в том, в стеклянном аквариуме находится. А там — в аквариуме, и не воздух вовсе, там в аквариуме — вода обыкновенная. Вот в этой обыкновенной воде и живут эти сомики-вьюны. А котенок думал еще — как это они в аквариуме висят? А они в воде бултыхаются!
— Так и в телевизоре их, наверное, вода обыкновенная, — подумал котенок. — Вот, интересно только, чем домашние те цветные пятна в телевизоре кормят.
Котенок еще раз воду понюхал. Потому что у него в голове не укладывалось, как можно в воде жить? Жить в воде?
Это на котенка такое отталкивающее впечатление произвело, что котенок даже отскочил. Отпрыгнул котенок и прямо на постель свалился. Прямо на папулю.
Папуля гаденка, то есть котенка, за шкуру ухватил и с постели сбросил:
— А ну, катись отсюда! Кыш!
Котенок на кухню умчался. Покушать.
— Что это за мир такой? — с удивлением спрашивал себя Дикуша под впечатлением увиденного, перебирая лапками как плавниками.
— Почему это рыбки в воздухе не живут, как, например, я, Саша, Володя и папочка? Очень же удобно в квартире №360 жить — не то, что на лестничной клетке. Чего же им в воду лезть?
Котенок снова воду в аквариуме вспомнил и вздрогнул. Лучше на лестничной клетке хуже жить, чем в воде. И решил котенок в окно выглянуть. Котенок зевнул, вскочил на подоконник и выглянул в окно — двор лежал перед ним как на ладони: черный брезентовый гараж, фонарь, мусорка-контейнеры с отходами и задняя стена здания заброшенной фабрики игрушек и сток канализации, который, как слышал от кого-то котенок вел в самую Привидонию. Все это было очень мрачно, особенно черный гараж. Котенок, которого испугали какие-то страшные серые тени над Привидонией, соскочил и юркнул под батарею. Тут с ним новое приключение случилось.
Он юркнул под батарею и сразу выюркнул обратно, как будто его оттуда, из-под батареи кто-то вытолкнул. Интересно было в новом жилье. Чтобы тебя выпихал неизвестно кто из-под батареи в твоем собственном доме — котенок с таким еще не сталкивался. Кто же его не пустил под батарею? Кто его оттуда, из-под батареи выпихал?
В темном углу под комнатной батареей что-то шевельнулось.
Котенок ошипел. Опешил. Вот ведь — целый день…. Ну, почти целый день… Ну, долго он знакомился с жильем и думал что уже со всем, с чем можно, он уже познакомился, и вдруг, как «здрасти» среди ночи — на котенка начало шипеть место под батареей. Нормально? Естественно, что поселившись в квартире №360, котенок все жилье считал своей собственностью, а места, в которых ему нравилось — и подавно. И внутренний карман пальто, и еда на кухне, и место под батареей, было собственностью котенка — просто по определению, само собой разумеется. И вот его оттуда выпихивает неизвестно кто. Котенок снова опешил. Шипел. И решил, как следует царапнуть того, кто шипел на него из-под батареи.
Он ударил лапой и тут же получил сильный ответный тычок. Когда дают сдачи — это никому не нравится. Всем нравятся пинки без сдачи.
Потирая лапкой ушибленное место, а неизвестный попал котенку в нос, потирая ушибленное место, котенок стал шевелить извилинами. Внешне это выглядело, как шевеление ушами. Потом таким же способом — шевеля ушами как радаром, котенок хотел определить заодно точный объем, вес и координаты врага. Потому что того, кто сидел под батареей и давал сдачи котенку, почти не было видно. Невидимый из-под батареи толкался и шипел, и даже пах чем-то непонятным. Но его совершенно не было видно. Ни разу.
— Наверное, — подумал котенок, — мои глаза еще не привыкли к темноте, или наоборот, черный гараж отемнил, как бы ослепил меня наоборот, поэтому я плохо вижу, — так подумал котенок и вытаращил глаза. Но это ему ничего не добавило.
Тогда он сузил глаза как щелочки и стал заглядывать под батарею, прищурившись. Это помогло лучше.
Прищурившись изо всех сил, котенок рассмотрел наконец-то какое-то существо под батареей.
Естественно, что котенок сразу посмотрел — а есть ли у этого существа тапки?
Тапок не было. Вообще это странное существо видно было только наполовину.
В темном углу под комнатной батареей что-то шевельнулось. Когда котенок прищурился, как следует, он сумел разглядеть под батареей какое-то существо. Про это существо ему никто ничего не говорил. То есть Саша и Володя, показывая Дикуше квартиру ни словом не обмолвились ни о каком существе из-под батареи, и не показали его Дикуше. Значит, его не было, и быть не могло. А оно было. Существо выглядело так, как должен выглядеть толстый, почти бесцветный дождевой червяк. Сверху. Снизу это существо вообще не было видно, и естественно, никаких тапок на нем не было. И тени у него тоже не было. Дикуше никто не говорил, как зовут это существо. Значит, это была не очень важная птица. Этот червяк был размером с котенка. Котенку не было интересно, как зовут это существо, котенку было интересно, как его выгоняют.
Может веником? Или булькающей шипучей водой? Котенок на своей лестничной клетке вырос осторожным и опасливым. Он сразу подумал, что этот червяк из-под батареи мог быть чем-то опасным для домашних. Чем-то вроде мышки, боксера или сколопендры.
— Как же его выгоняют? — задумался котенок. — И что он тут делает под моей батареей?
Конечно, если бы у существа был паспорт, а котенок умел бы читать, то он непременно потребовал бы у этого странного существа документы, но животные не умеют читать, и котенок молчал и раздумывал. Животные не умеют разговаривать, и котенок молчал. Он только толкался и тискался. Червяк из-под батареи тоже молчал, только шипел иногда, и мигал. Правда, он не нападал на котенка, он просто не пускал его под батарею. Так они молчали некоторое время, уставясь друг на друга и толкаясь. Для этого червяка из-под батареи появление котенка тоже было сюрпризом. Всех в квартире, этот, из-под батареи знал, а появление котенка было для него полной неожиданностью. Хвостатый, четырехлапый котенок, появившийся невесть откуда — этого, из-под батареи не обрадовал. Он Дикушу, просто скажем, не ждал. Появился тут странный, и выдавливает тебя из-под твоей собственной батареи.
— Кто же он такой? — думал котенок, и решил про себя, — Подбатарей! Вот кто! Кто бы еще мог выгнать котенка из-под батареи? Конечно Подбатарей!
Так они и стояли друг напротив друга. Отступать ни одному, ни другому не хотелось. Оба, естественно, молчали. И все молчали.
В это время на стекле телевизора, ну того ящика, в котором теснились вечером цветные пятна, как рыбки в аквариуме — на стекле экрана телевизора появилось какое-то серебристое свечение.
Шорохи в квартире сразу прекратились. Все стало очень тихо и таинственно. Все замерло. Стекло на телевизоре осветилось миллионом крохотных серебристых точечек, вокруг экрана появилось странное свечение и оттуда, с экрана вытекла какая-то тень, которая быстро приобрела человеческие очертания. У серебристого существа, появившегося с экрана были человеческие очертания, и, что совершенно уму непостижимо — он был обут в замечательные золотые туфельки с бриллиантовой пряжкой. И улыбка у него была золотая. У таинственного существа, появившегося с экрана телевизора было все как у людей: ручки, ножки, голова, нос, улыбка и пиджачок. Он выглядел прекрасно.
Впрочем, неважно, как он выглядел, потому что котенку в первое же мгновение показалось, что это тому, из-под батареи, пришла подмога.
Ну, Дикуша и разозлился. Можно было даже сказать, что Дикуша не просто разозлился — он просто рассвирепел. А вы можете себе представить рассерженного Дикушу, от которого сбегали в панике здоровенные боксеры. Дикуша готов был драться, драться с двоими, с троими, с пятерыми, если на то дело пошло. Но подмога — этот Серебристый человечек из светящихся точек, вполне определенно не выглядел ни злобным, ни агрессивным.
Появившееся из телевизора существо не скалило зубы, не ругалось и не показывало кулаки, а улыбалось передними контурами вполне человеческого лица.
— Привик! — вдруг совершенно неожиданно для котенка завизжал тот, который сидел под батареей, — он заговорил так внезапно, что котенок даже подпрыгнул от неожиданности. На памяти котенка никто и никогда не заговаривал. Никто, кроме людей. И то, что существо из-под батареи заговорило, котенка очень поразило.
— Привик, ура!
Существо из телевизора, которого по всей вероятности приветствовал подбатарейный, радостно улыбнулось.
— Привет, Привик!
Комната вся как-то зашелестела. Как-то озвучилась. Котенку даже показалось, что вся комната заговорила одни и те же слова:
— Привет, Привик!
— Привик, привет!
— Да, из пятен на телевизоре появляются странные существа, — подумал котенок. У него мелькнула интересная мысль о том, что из аквариума тоже может вылезти что-нибудь подобное. Ему стало хуже. И котенок посмотрел на аквариум. Но из аквариума ничего не лезло.
Зато серебряный человечек, появившийся из экрана телевизора, стал пахнуть, и это вдруг очень успокоило котенка. Потому что пах он хорошо. По-домашнему. Валерьянкой. Дикуша понял, что это не злое существо и взглянул на него повнимательнее.
Лицо человечка из телевизора улыбалось. Котенок мысленно улыбнулся в ответ и сказал про себя:
— Привет!
И очень удивился, что приветствие, которое он сказал про себя, вдруг прозвучало вслух:
— Привет!
— Привик пришел, — продолжал радостно шептать Подбатарей. А точки, которые составляли того, который появился со стекла на телевизоре, стали разноцветными, и он начал переливаться как светящаяся реклама.
Тут Подбатарей снова удивил Дикушу.
— С экрана, — ворчливо поправил он его. — А не со стекла телевизора.
Оказывается, Дикуша говорил свои мысли вслух, хоть и сам этого не замечал.
Тем временем, червячный Подбатарей уже показал человечку из экрана в сторону котенка крохотным пальчиком крохотной ручки и наябедничал серебристому человечку:
— Привик, — сказал он бесцветным голосом. — Скажи этому, пусть не лезет!
— Наверное, Привик, — имя нашего гостя, — подумал котенок. Тот, с экрана, кивнул, словно умел читать мысли. Он тоже заговорил.
— Я вижу, — сказал он, засмеявшись, и смех его не был грубым. — Я вижу, вы уже познакомились. Это хорошо. А я специально прилетел, чтобы представить вас друг другу. Нормально, да?
Дикуша удивился. Он только один день жил в этой квартире, он еще минуту назад не подозревал ни о каком Подбатарее и Привике, он понятия не имел ни о существовании этого человечка, ни о существовании этого сухопутного червя, который грелся под его батареей, и вот его, Дикушу, кто-то неизвестный в его собственном жилье, знакомит с другим неизвестным.
— Лучше бы он меня холодильнику представил, — подумал Дикуша.
Серебристый человечек ничуть не обиделся.
— Представим, — пообещал он.
— А ты кто такой? — неожиданно для себя самого воскликнул Дикуша. И отметил про себя, что те двое: с экрана телевизора и из-под батареи, ничуть не удивились тому, что он заговорил. То, что он заговорил, произвело впечатление только на него самого, и только для него самого стало неожиданностью.
Потому что тот, из экрана телевизора и не сомневался, что котенок заговорит.
Дикуша опять скосил глаза на аквариум. Серебряный пришелец не удивился тому, что котенок говорит. Да и второй тоже. Он не удивился тому, что котенок не замычал, не замяукал, не заквакал, а именно заговорил.
Хотя Дикуша вообще-то не то, чтобы заговорил — он просто стал думать так, как если бы он говорил. Но эти двое его поняли. Раньше такого с ним никогда не случалось.
А серебряный человечек в золотых туфельках, тем временем церемонно раскланялся перед Дикушей как перед важной персоной и представился по всей форме:
— Привидение, — представился он, Привидение, так меня зовут, — Светлое Привидение Полуночи.
— Привидение, — представился серебряный человечек, — Привидение, так меня называют. А для друзей я просто — Привик. Светлое Привидение Полуночи.
— А почему? — упрямился котенок, чувствуя себя немножечко странно.
— Почему, этот, — котенок указал на Подбатарея, — тебя Привиком называет? Это, во-первых, а во-вторых — котенок восхищался сам собой, — оказывается он не только говорить, он и считать научился. — а во-вторых, откуда ты взялся в этой квартире, а в-третьих — сколько вас тут еще прячется и где?
— Потому что Вас не было, — упрямо продолжал гнуть свое норвежский котенок, — когда Володя и Саша мне жилье показывали. И никто мне вас не представлял.
— С вами, — упрямился котенок, — меня не знакомили, значит, вас нет.
Котенок говорил, говорил, — он уже привык говорить, и так разговорился, что никак не мог закончить свою мысль каким-нибудь последним предложением.
— Давай по порядку, — улыбнулся котенку серебряный человечек. Тот, которого этот, из-под батареи, назвал Привиком.
— По порядку — нас— то есть меня, Привидения и Подбатарея действительно нет. На самом деле нет. Мы не существуем. Для Саши и Володи. Потому что Саша и Володя — нормальные дневные существа. Для Саши и Володи мы не существуем, потому что я — Привидение, а он — Привик кивнул на Подбатарея, — вообще не существует нигде в мире. Он тот, про которого говорят — ни ребенок, ни лягушка, а неведома зверушка…
Тут Подбатарей как мог приосанился.
— А ты, — продолжало Привидение, — Ты — кот, ты находишься над магией, поэтому для тебя мы существуем. Понятно?
Подбатарей согласно закивал видимой половиной туловища. Котенок, конечно, не очень понял, и Привик что-то сказал Подбатарею. Не то, чтобы по секрету от котенка, а просто котенок прослушал. Пропустил мимо ушей.
— Как ты поживаешь? — между тем спросил Привик у Подбатарея, и пожал ему очень маленькую ручку.
Котенок вышел из секундной задумчивости, оглянулся и фыркнул.
— Очень хорошо, — ответил Подбатарей Привику, — спасибо.
— Я услышал, — снова улыбнулся серебряный человечек — что у нас новый жилец, и решил забежать, познакомиться. Познакомиться с ним самому и перезнакомить своих друзей.
Подбатарей едва-едва заметно поморщился.
— Да, — плаксиво сказал Подбатарей, снова ябедничая. — Вот явился неизвестно откуда и под мою батарею лезет.
—Да, сами вы неизвестно откуда, — снова начал сердиться котенок, — эй вы, залетные! А ну, кыш отсюда.
Котенок ничего не боялся.
— Я тут сто лет живу, — решительно продолжил он, — и ни о каких Привиках и Подбатареях слыхом не слыхивал.
Котенок так говорил, говорил, … и разговаривать ему очень хотелось.
Разговаривать котенку очень нравилось. Нравилось ну очень. Ну просто я не знаю — как.
— Не слышал ни о каких Привиках и Подбатареях, — распинался Дикуша, — ни от мамули, ни от Сашули.
— Не слышал, потому что не спрашивал у тех, кто знает, — сварливо сказал Подбатарей. Это мы тут сто лет живем, а ты — только один день. У кого хочешь спроси!
— У кого же я спрошу? — удивился котенок, — Саша и Володя спят, а больше никто разговаривать не умеет.
— Вот и ты разучишься, если Привика выгонишь, — пригрозил Дикуше Подбатарей.
— Это почему? — с интересом спросил котенок.
Ах, как ему нравилось говорить, разговаривать, спрашивать, отвечать, — наверное больше, чем жареная печенка, больше, чем папе научиться играть в шахматы. Ах, как здорово было говорить! Подбатарей посмотрел на котенка снисходительно.
— Все умеют разговаривать, — сказал он, — у кого ни спроси, — и шторы, и тапочки, и даже водопроводные краны.
Фокус в том, что все мы умеем разговаривать только в присутствии нашего Привика.
Привик смущенно улыбнулся и развел руками.
— Привика нет, — продолжил Подбатарей, — и разговоров нет, — и бесхитростно добавил. — Поэтому мы все его так любим.
— Что вы любите про Привика? — не сразу понял Дикуша, — Кто умеет разговаривать? — У кого спросить?
— Все умеют разговаривать, — твердо сказал Подбатарей, — когда Привик приходит.
Когда Привик приходит, то может начать говорить кто угодно: потому что Привик любит, когда при нем разговаривают, — и Подбатарей показал на Привика маленьким пальчиком. Привик засиял особенно ярко.
— Пойди, спроси, — настаивал Подбатарей, — спроси, сколько мы тут живем, и сколько — ты. У кого хочешь — спроси. Здесь тебе кто угодно ответит. Любой, у кого ни спросишь: зеркало, стул, штора и маленькие диванные подушечки.
Котенок Дикуша только сейчас, в первый раз в жизни ощутил вкус беседы, и этот вкус ему очень понравился. Это был просто божественный вкус. Просто лучший вкус в его жизни. Это был чудесный вкус, настоящий, божественный вкус. Ничего вкуснее разговоров котенок Дикуша в своей жизни не пробовал.
И если то, что говорил Подбатарей, было правдой, то это значило, что своим новым умением — умением разговаривать котенок был обязан Привику. Это было очень здорово — разговаривать. Просто очень здорово. И, если это было правдой, то знакомство с Привиком было куда как круче, чем даже дружба с холодильником.
Потому что говорить котенку было гораздо вкуснее, чем есть. Тем более, что холодильник отказывался от дружбы, а Привик, наоборот, предлагал свою дружбу.
Да, холодильник против Привика, если хотите знать, вообще ничего не стоил.
— Верю, — неожиданно для себя произнес Дикуша. Неожиданно потому, что он был все-таки упрямым котенком.
— Верю, — сказал котенок Дикуша и распушил свой хвост. Его чуткое ухо уловило тихие разговоры в комнатах, и он даже явственно услышал, как малюсенькая диванная подушечка, упавшая на пол, прошептала: — Конечно.
Даже если бы он все еще сомневался, то старческое бормотание и явственные вздохи медвежьей шкуры окончательно убедили его, — да, Подбатарей не врал: в присутствии Привика, видимо, все действительно умели говорить.
— Ладно, — великодушно сказал Привик Подбатарею, — он верит.
Он же сам видит, что разговаривать научился.
— Ты тут за ним присмотри, — повернулся Привик к Подбатарею, — а мне спешить надо. Я к вам только на секундочку заскочил. Сейчас мне некогда, я приду завтра. И тогда, мы все соберемся и поговорим, как следует. Все поговорим: и кухонные, и комнатные, и аквариумные рыбки.
— И рыбки? — охнул котенок.
Но Привик уже не стал ничего пояснять и комментировать. Обернувшись вокруг себя, Привик послал Подбатарею и котенку по воздушному поцелую и полез в телевизор. Точки-искорки, из которых он состоял, по мере того, как Привик залезал в экран, разлетались как звездочки и вливались в ленту наподобие северного сияния, обрамляя угасающий телевизионный экран.
Как только Привик исчез — котенок сразу замолчал, и шорох разговоров прекратился, и старая медвежья шкура перестала бормотать и ворчать. И Подбатарей сразу замолчал. И посуровел. Котенку Дикуше даже показалось, что все это ему привиделось, и что он никогда не умел разговаривать. Но если Привик и исчез, то Подбатарей никуда не девался. Он никуда исчезать и не подумал. Только стал съеживаться, мельчать, и полез обратно — под свою батарею.
Вот что произошло, когда Привик исчез. Подбатарей сразу перестал разговаривать с котенком, и только качал лысой полупрозрачной головой и печально улыбался.
Котенок еще походил вокруг Подбатарея, молча потыкал в него носом. Но Подбатарей только молчал и забивался поглубже под свою батарею. И тогда, котенок тоже решил вздремнуть. То есть котенок понял, что ничего интересного больше не произойдет, а холодильник настолько пал в его глазах, что он даже не пошел его проведать.
Все следующее утро, весь следующий день, котенку страшно хотелось поговорить. Ему так хотелось поговорить, ну как дятлу постукать по дереву или как ежику нанизать яблочки на свои иголки. Котенок шатался по квартире и даже пропустил послеобеденный сон.
Котенок шатался по квартире, заглядывал под диван, смотрел на аквариум, пытаясь понять, как это могут разговаривать рыбки.
Еще никогда в жизни котенка не угнетало так собственное молчание. Котенок ходил вокруг Саши, Володи — и пытался им рассказать о своем ночном приключении, о Привике, о Подбатарее. Он терся об их ноги: и мяукал, мяукал, но котенка, увы, никто не понимал. Саша и Володя смеялись и не слушали котенка. Это было ужасно несправедливо. Конечно, котенок поверил Привику. Поверил, что Привик хороший, и что Привик не желал зла дому, в котором поселился Дикуша.
Потому что те, кто желает навредить — те лишают окружающих голоса, а те, кто хочет помочь — дают возможность и право высказаться.
Весь следующий день котенок ждал вечера. Он целый день слонялся по комнатам, путался под ногами и заглядывал под батарею. Он жил ожиданием.
Никогда еще в жизни котенка так не угнетало собственное молчание. Котенку страшно хотелось высказываться. По любому поводу.
Котенок готов был говорить с кем угодно, хоть с обувными щетками. Он хотел говорить, хотел, да и все тут. Котенок открывал рот и ходил за домашними.
— Что это он сегодня такой странный? — удивлялся папочка.
— Может, у него воды нет? — спрашивал Вова.
Маска африканского вождя ехидно ухмылялся.
Вода у Дикуши была.
У котенка не было слов, и он понял, наконец, почему это Подбатарей накануне ночью так радовался, когда увидел Привика. Какое же это было действительно счастье — уметь высказать свою мысль на понятном для всех языке. Какое это было счастье — уметь сказать свое слово, выслушать ответ, поблагодарить или попросить кого-то о чем-то. Теперь Дикуша это понимал. Как он это понимал. Ему хотелось поговорить, поспорить, посоветовать что-то или просто помечтать вслух. Или, — представляете себе такого кота? — или просто спеть что-нибудь вместе с кем-нибудь.
— Ишь, размяукался, — рассмеялась мамочка.
Мамочка Саши и Володи была современная женщина, и ее трудно было вывести чем-нибудь из равновесия. Мамочка, к которой приставал мяукающий котенок, не стала в отличие от папочки доискиваться причин, по которым размяукался котенок: и есть ли у него вода, воздух или рыбий корм.
Мамочка просто сняла тапочек с розовым помпончиком и запустила им в мяукающего котенка. И конечно не попала. Агу.
Итак, весь день котенок бегал по квартире, в которой жил уже сто лет.
— Ну ладно, — покосился котенок на батарею, под которой сидел Подбатарей, — два дня.
Котенок шатался по квартире, не ел и не спал. Котенок не ел и не спал — еще бы. Такое событие, такое открытие, какое он сделал сегодня ночью, совершает один котенок из миллиона. Он, котенок Дикуша — научился разговаривать. Вернее не то, чтобы научился разговаривать, он узнал, что может это делать при определенных обстоятельствах. Эти обстоятельства назывались просто и скромно:
— Привик.
Надо было просто дождаться полуночи, и он снова сможет говорить. Он сможет говорить, слушать и понимать. Он будет общаться с себе подобными. Говорящими существами.
Правда, сейчас у котенка ничего кроме «мяу» не получалось, но ведь ночью-то он разговаривал?!!
И он, котенок, не терял надежды.
Ведь он сможет говорить сразу же, как только в гости к ним наведается Привик. Подбатарей, с которым в течение дня пытался пообщаться котенок, был едва виден под своей батареей и очень угрюм. Он не желал отвечать на знаки Дикуши, потому что хотел сохранить инкогнито. К тому же Подбатарей постоянно мерз. Он хотел согреться, общаться Подбатарей не хотел. В квартире не происходило ничего нового. Жизнь текла своим чередом, и постепенно котенок Дикуша успокоился. К этому времени дома уже никого не было. Все ушли. Дома было тихо, и только рыбки плескались в своем аквариуме и лезли на глаза Дикуше. Так как на глаза котенку больше ничего не лезло, он вспомнил, что еще до встречи с Привиком собирался совершить доброе дело — научить рыбок жить как все, то есть в комнатах.
И хотя лезть в воду ему отчаянно не хотелось, котенок опять вскочил на окошко, на этажерку, на которой стоял аквариум и потрогал лапкой стекло.
Рыбки плавали, делая вид, что не обращают на котенка никакого внимания.
Тогда котенок встал, облокотился одной лапкой на стекло и попробовал другой лапкой воду. И вдруг. Совершенно неожиданно для котенка вода в аквариуме забурлила.
Котенок отпрыгнул, что было сил.
Котенок Дикуша совсем не был трусом, в этом мог бы убедиться каждый, кто помнит, как котенок защитил детей от боксера. Котенок совсем не был трусом, но одно дело трогать лапкой желтую воду, в которой носятся рыбки, а другое дело — совсем другое дело совать лапу в воду, которая булькает.
Котенку уже попадалась в этой квартире булькающая вода. Совсем недавно, котенок заскочил на кухню, когда там никого не было и унюхал на плите очаровательный запах. Это был запах вареной печенки. Печенка была в кастрюле. Кастрюля стояла на плите. Плита была невысокая. Тогда котенок немедленно вскочил на плиту. Печенка там, на плите, плавала в такой же булькающей, как сейчас в аквариуме, воде. Но, когда котенок попытался всунуть в булькающую воду коготок, чтобы вытащить кусочек печенки, то оказалось, что булькающая вода не так безобидна, как небулькающая. Булькающая в кастрюле на плите вода, в которой плавала печень так больно ущипнула котенка за подушечки на лапках, что ему пришлось не только свалиться с плиты в мусорное ведро, а еще и побултыхаться там, в мусорном ведре, в половинке выброшенного перезревшего арбуза, а потом вылизывать с себя все эти семечки, отдирать капустные листья и картофельную шелуху. Не завидуете, ага?
Приключение, конечно, хотя и интересное, завидовать тут нечему. Потому что это было не приключение. Это было только начало. Потому что потом котенка стали ловить домашние, давить ломашние, и я воздержусь от описания того, как это было. Я не люблю описывать события, у участников которых нет на них более или менее единой точки зрения.
Так вот у котенка, и у тех, кто его ловил, не было единой точки зрения на это сафари.
С точки зрения мамочки это выглядело совсем не так, как с Дикушиной точки зрения.
В общем, от угла, в котором Дикушу, ошпаренного бульоном, грязного, в арбузных семечках, листьях капусты настигли, и до ванной комнаты котенка несли в грязном полотенце, чтобы не брать в руки. А в ванной комнате, — помните, где котенок уже был — он узнал не в рекламе, а на самом деле, что такое кошачий шампунь и выслушал от домашних целую кучу оскорблений: его называли хулиганом, обжорой, грязнулей, глупцом, вонючкой и поливали водой.
Конечно, Дикуша мог бы показать им всем, всем, кто его мыл: папе, Саше, Володе — кто в доме хозяин, но после этих передряг с булькающей водой, падением в мусорное ведро, охотой и мытьем, Дикуша был слегка оглушен и как бы невменяем, поэтому смирен. Поэтому для домашних их выходка окончилась сравнительно благополучно.
А у котенка окончательно закрепился рефлекс: ни при каких условиях не заходить в ванную. Если бы у Дикуши был свой дворец — свой, личный, то в планировке этого дворца, ванная не была бы предусмотрена точно. Все.
В общем, приключения, которые начинались с булькающей воды, котенку Дикуше совсем не нравились. Поэтому, как только вода в аквариуме забулькала, котенок отскочил от аквариума, так далеко, как только мог.
Я, конечно, рассказываю долго. На самом деле все происходило гораздо быстрее — вот так:
— Вжик! — и котенок отпрыгнул от булькающего аквариума и как обычно после стресса — решил отдохнуть.
Что же касается рыбок, то, несмотря на булькающую воду, рыбки плавали, как ни в чем не бывало.
— Пусть делают, как хотят, — подумал котенок. — Если им нравится жить в булькающей воде, словно печенке в кастрюле на плите, — то так им и надо.
Свалившись с этажерки, где стоял аквариум, на диван, котенок еще некоторое время наблюдал за рыбками в аквариуме и даже посочувствовал им немного.
— Конечно, я когда-нибудь сделаю доброе дело для рыбок, — решил котенок, — но позднее. Когда мне принесут такой аквариум, в котором будет нормальная вода.
Теперь вот что: я семь раз пытался этого избежать, следующего рассказа, но мне не удалось. Все линии указывают мне на то, что котенок после падения с этажерки возле аквариума вышел на балкон. Посмотреть, что делается во дворе.
Посмотреть на страшный черный гараж, на уличный фонарь и на мусорные бачки. Но Привидония, которая его так напугала накануне вечером, Привидония, которая так напугала его накануне ночью, днем выглядела обычно, хотя в любое время года на Привидонии, — в этом страшном уголке двора, было страшно. Туда стекалась всякая странная публика: вороны и крысы, воробьи, голуби и даже один волнистый попугайчик, который умел отпирать свою клетку.
На Привидонии крутились несколько очень серьезных субъектов, — так слышал Дикуша, — и, якобы, там был свой король. Король мусорных контейнеров, король Привидонии. Над Привидонией появлялись какие-то странные миражи, которые были в сто раз страшнее драных уличных котов и бродячих собак.
Миражи над Привидонией видели, конечно, не все: люди их не видели, но животные их боялись. Дикуша был любопытным и храбрым, поэтому сегодня он непременно должен был увидеть то, что вчера его напугало. Вчера его напугала Привидония, и Дикуша решил на нее взглянуть с балкона. Но был день, и ничего особенного он не увидел. Мусорка как мусорка. Во дворе было все в порядке: не так страшно, как Дикуше показалось вчера, и Дикуша снова вернулся домой. В свою любимую 360-ую квартиру. Сначала он хотел помочь Саше учить уроки — был уже день, Саша вернулась из школы.
Дикуша решил помочь учить Саше уроки — ведь делать ему все равно было нечего.
Но в этой семье девушки не церемонились. Дважды вежливо попросив котенка встать с тетрадки, и не трогать лапами резинку, Саша просто спихнула Дикушу со стола.
Единственное, чего добился котенок — это то, что он успел зацепить резинку, и чтобы не чувствовать себя задетым, порвал ее прямо на полу. На кусочки.
Ему никто не мешал.
Потом котенок снова заглянул к Подбатарею. Но Подбатарей снова сделал вид, что никакого котенка он не знает, и не подал котенку никакого знака. Подбатарей молчал. Тогда котенок обошел кухню, заглянул в телевизор, который как раз включил Вова и решил дожидаться своего часа на своем старом месте — в кармане папиного пальто в одежном шкафу. Там, где он уже привык проводить время. Котенок покушал, умылся и полез в шкаф.
Нравится это кому-то или не нравится. В шкафу было сухо, тепло и уютно. И котенок, измученный испытаниями сегодняшнего дня и ожиданием, сам не заметил, как уснул.
Разбудил его знакомый, слишком знакомый голос. Голос Подбатарея.
— Где-то был, — услышал Дикуша голос Подбатарея. Видимо уже наступила ночь, раз Подбатарей заговорил, вернее, видимо уже была полночь.
Видимо уже пришел Привик, и Дикуша все на свете проспал. Подбатарей заговорил и не просто заговорил, а заговорил громко, во весь голос.
— Ура! — зашипел котенок. У него от волнения сел голос. — Ура! — закричал он, выдираясь из шкафа.
Полетели галстуки, подтяжки, пуговицы, пыль и шляпы.
Шляпы из шкафа, а пыль неизвестно откуда.
Котенок грудью распахнул дверцы шкафа и застыл.
Подбатарея было видно так хорошо, как никогда прежде. Толстое прозрачное тело: сосиска с прозрачными волосками, рожки на голове, как у улитки и очень короткие маленькие ручки. Да, очень маленькие. А еще котенок увидел глаза Подбатарея — большие, масляные и грустные, как у коровы.
— Эй, Подбатарей! — закричал котенок в восторге. — Привет, ребята!
— Глянь, — сказал Подбатарей кому-то, показывая коротким пальчиком на котенка.
— Я тебе говорил — где-то здесь, сейчас объявится. Вот он и объявился.
Котенок посмотрел туда, куда смотрел Подбатарей. Возле телевизора, во всем своем точечном блеске стоял Привик и улыбался.
Котенок от радости не мог сказать ни единого слова, хотя и понимал, что с приходом Привика, он может говорить. Целый день он думал о том, сколько всего он расскажет, когда, наконец, сумеет говорить, и вот теперь только молчал и таращил глаза, как таракан усы.
— Чего это он? — обеспокоено спросил Привик у Подбатарея.
— Обрадовался, наверное, — пробурчал Подбатарей, — ничего особенного. От радости многие теряют дар слова.
Подбатарей повернулся в Привику.
ID:
257250
Рубрика: Проза
дата надходження: 02.05.2011 20:37:44
© дата внесення змiн: 02.05.2011 20:37:44
автор: Птицын Анатолий
Вкажіть причину вашої скарги
|
