В комнате пахло кошками, валерьянкой и серой,
тень от узкой кровати смахивала на гроб;
я уснула – и ровно в полночь некто изящный в сером
мне отвесил поклон, выставляя рогатый лоб.
«Миллион извинений, но в сны входят без стука.
Оставьте халат, вам не будет холодно, мисс.
Это рядом. – Прошу!». Дверь открылась без звука,
и мы принялись быстро спускаться по шаткой лестнице вниз.
«Осторожнее – не проснитесь! Темно, как у чёрта в ухе.
Лифт не достроен, так что держитесь за хвост.
Перестаньте визжать! Обычные злые духи.
И кто кого испугался – это ещё вопрос…
Ну вот, мы почти пришли. Сеньорита, поправьте чёлку,
а то вы похожи на ведьму, – о, это не комплимент…
Куда вы мечтали попасть? На бал? Ах, какие, к чёрту,
балы в двадцать первом веке… Один момент –
сейчас вам покажут чудо. У вас крепкое воображенье?
Учтите, тут вам не Лувр и не Колизей.
Вы босиком? Наденьте, сделайте одолженье.
И ничего не трогайте! Это музей.
Видите ли, мамзель, в жизни каждого сукина сына
было нечто достойное рая. Оно не годится в ад
и хранится вот здесь (на то есть своя причина –
та самая, по которой и рукописи не горят).
Вот монетка, что юной нищенке пожертвовал скряга Петер
(жена от его бережливости скончалась однажды зимой);
вот рюмка бедняги Билли – он деньги швырял на ветер
и, разоряя родню, от стыда уходил в запой.
А это последний завтрак четырёхсот обречённых;
в то же утро их расстреляли; но прежде чем уморить,
им роздали миски с баландой: заботясь о заключённых,
начальник распорядился их досыта накормить.
Вот чучело пса, которого гладил Гитлер,
карты, которыми шулер честную вёл игру;
эти чётки перебирая, Грозный творил молитвы,
за тех, кто вкусили смерти у него на пиру;
вот детище Гильотена; а эта пустая клетка…
Вам, кажется, неинтересно, адамово вы ребро?
Где вам понять, какая невероятная редкость –
в душе у отпетого гада светлый намёк на добро!
Впрочем, я трачу бисер. Несерьёзная вы девица,
вам подавай артефакты, исторически ценный хлам, –
а будь вы хоть чуть умнее, любая моя вещица
немало бесхитростной правды о людях сказала б вам.
Но оставим нотации, не моё это дело –
в области педагогики я даже не дилетант, –
взгляните налево, барышня; вам уже «всё надоело»,
но живопись-то вы любите? (С тех пор, как «зарыли талант».)
А? Что вы сказали? «Невелика потеря»?
Не спорю – то есть не спорю в том смысле, что я не эстет…
Вы что-то сказали, фрейлейн? Громче, я глух, как тетеря –
шумное место пекло… Итак, перед вами портрет
бедной девушки Лизы – или, может быть, Насти.
Не стоит вздыхать, натурщица двести лет как на небесах.
Сработал сию парсуну никому не известный мастер –
и не сказать, чтоб на совесть, а, скорее, на страх.
По причине почтенного возраста эту реликвию крали
четыре раза. И вот вам такой поворот в судьбе –
взглянув на бедную Лизу и вспомнив о некой Кларе,
вор обругал заказчика и оставил портрет себе.
Я до сих пор не знаю, что это было, пани, –
глупость, любовь к искусству или просто любовь.
Что чары какой-нибудь Мани сильнее, чем мани-мани –
это вам не сморгнув докажет на рифмах пиит любой,
но…
А, проклятое время! Вечность куда надёжней,
сны не совсем удобны – всё-таки суррогат.
И сотой части музея вам обойти невозможно,
даже если б он снился тысячу раз подряд.
Э нет, погодите прощаться! Посмотрите направо –
перл здешней коллекции. Да что там перл – бриллиант!
И заметьте: ему ведь совсем не нужна оправа,
как видите, это не камень, не холст и не фолиант…»
я подошла поближе. С профилем злобной феи
из старой немецкой сказки стоял, задирая нос,
на оловянном блюде зелёный, как жук, кофейник –
в неимоверных букетах ярко-пунцовых роз.
«Вы любите нищих духом? Вы любите нищих духом.
Переждать бытие не морщась – ваша идея фикс.
Но пока, моя дорогая, земля вам не стала пухом,
взгляните на то, что осталось от господина икс.
Что плохого он сделал? А ничего не сделал.
Не уличён, не замечен, не пойман, не виноват.
Но: за грешки и страстишки расплачивается – тело.
За несделанное добро душе полагается ад.
Лирическое отступление. Добром, а иначе благом
считается нечто способное украсить этот мирок.
Самые разные вещи проходят под этим флагом:
доблесть, любовь, вдохновенье, суета возле вдов и сирот…
Вы спросите, а при чём здесь кофейник в дурацких розах?
Видите ли, покойник был постник, бирюк и жлоб.
Но накануне смерти, устав от тотальной прозы,
он вдруг… приобрёл эту штуку – без всяких «зачем» и «чтоб».
Представьте, слезливым утром душа его встрепенулась,
решил он, что жизнь копейка и явно не удалась,
о чём-то ему взмечталось, над чем-то ему взгрустнулось –
и он совершил Поступок. Улавливаете связь?
Ну да, купить не торгуясь ненужную вещь – Поступок.
Достойный скрижали. Подвиг. Романтика, чёрт возьми!
Вы скажете, это мелко? Сочтёте, что это глупо?
Это грустно…
Пойдёмте, вам надо проснуться к восьми.
. . . . . . .
Ну вот и всё. Присядем – куда вы так по-английски?
Домой? У вас нету дома. Да сядьте, я вас не съем!
Да-с, гнездовые инстинкты… (Какой ещё спирт? Это виски.)
Я сам до сих пор вспоминаю мой – доадамов – Эдем.
О, до чего там тихо… Не слышно ни плача, ни смеха.
Деревья вздымают к небу мирьяды расцветших рогов;
так чист невесомый воздух, что не рождает эха;
пёстрые лица животных похожи на маски богов.
Яркие летние ночи там до того прохладны,
что благоухает мятой лёгонький лунный свет;
со звёзд летит позолота на кружево лоз виноградных…
Подобного этому краю не создал Всевышний, нет!
Я помню полные мёда чаши гигантских лилий,
ручного левиафана – горб его был как храм, –
сонм серафимов строгих…
Пора! Ну, прощайте – или
до встречи: кто его знает, вдруг не заладится там,
так милости просим… Что вы! Клянусь – ничего плохого…
Я знаю, вы пишете ви́́рши, то есть, пардон, стихи,
и, как заметил кто-то, великое дело слово, –
так что кроме музея у нас ещё есть... архив».
ID:
954877
ТИП: Поезія
СТИЛЬОВІ ЖАНРИ: Ліричний
ВИД ТВОРУ: Вірш
ТЕМАТИКА: Філософська лірика
дата надходження: 30.07.2022 16:39:42
© дата внесення змiн: 30.07.2022 16:39:42
автор: Світлана Себастіані
Вкажіть причину вашої скарги
|
