Ей несказанно шло простое белое платье - такое, какое она никогда не надела бы при жизни. Руки в белых перчатках сложены на груди, нить жемчуга на мраморной шее, гладко убранные волосы, неподкрашенные губы, веера бледных, не начерненных ресниц - она была совершенной, такой, как в жизни не была никогда.
Она красилась, как увядшая кокодесса, носила алое с черным, вела себя, как торговка рыбой, пила пиво, заедая свиными ножками, и в свои двадцать могла похвастаться жизненным опытом, достойным пятидесятилетней женщины. Но смерть словно смыла с нее все наносы жизненного ила, вернув давно утерянную, никогда не покидавшую, таинственную и божественную чистоту.
Она не была девушкой, но и не была замужем, и потому ее должны были похоронить в белом, как невесту, под легкой фатой савана, с флердоранжем в волосах.
Марта Крафт, которая уже никогда не станет Мартой Милошевич.
Ярко Милошевич выглядел безразличным, когда ему сообщили о том, что его девушка по случайности погибла в драке, развязанной гранбретанскими моряками, не поделившими красивую готландку с каким - то молодым господином, немедленно сбежавшим с места происшествия. Он не раз и не два говорил ей, что столь легкомысленное поведение погубит ее, но Марта не внимала этим словам, в итоге оказавшимся пророческими.
Он прощал ей неверность и пьянство, прощал порой пренебрежительное отношение, но жизнь не простила ей - чего?
Быть может, Жизнь завидовала ей, ее красоте, ее восприятию мира, ее умению одинаково принимать счастье и горе, не противиться судьбе и вместе с тем - не отдаваться ей безвольно, ее манере существования... она жила минутой, не помня вчерашнего дня и не думая о дне завтрашнем, зная, что никогда не получит золотых гор и не найдет прекрасного принца и не стремясь к этому, не желая больше, чем могла получить и не страдая от отсутствия чего - то (точнее, от того, что не имела ничего...)
Как бы то ни было, неизменным и бесспорным остается одно: Марта умерла.
Ярко выглядел безразличным, но это была лишь иллюзия. Да, он не рыдал, не проклинал небеса, не призывал смерть, не клялся уйти в монастырь, не думал о том, чтобы убить себя, а если и думал, то никому не сказал - но в том ли заключается любовь, в том ли проявляется настоящее, глубокое и неистребимое горе? Не должно ли быть стыдно тем, кто не умеет справиться с чувствами и отдает то, что творится в его душе, на всеобщее обозрение и обсуждение?
У него был лишь один человек, которому он мог доверить свои чувства, и это была Марта. Теперь он не откроется больше никому, и никто не узнает того, что на самом деле произошло, когда растрепанная, покрасневшая от жары и слез Вальдрада, близкая подруга его единственной и последней любви, прибежала посреди ночи в полуневменяемом состоянии в его убогий дом и, вытирая рукавом глаза и нос, хрипло пролепетала, что его возлюбленную убили.
Мир на мгновение прекратил свою безумную круговерть, остановилось время и рассеялось пространство. Вместе с Мартой умерло все, и оживленная улица, звездно - искристые небеса, пернатые легкие облака, лоскутное одеяло города, простирающееся до горизонта, прошлое и будущее, слившись воедино, предстали в исказившемся восприятии монументом во славу торжествующей смерти. Это длилось недолго, и через несколько секунд Ярко уже успокаивал повалившуюся на потертый диван и трясущуюся от рыданий Вальдраду. Та не хотела успокаиваться, и только к утру пришла в себя и рассказала, что и как произошло.
И вот - Ярко сидит у тела той, которую так любил и смотрит в никуда, думая о том, что все могло быть иначе и что она была бы жива, если бы хоть иногда слушалась его. Одна мысль сменяла другую, не дав ей до конца одеться плотью слова и оформиться в подобие фразы, и мысли умирали, не успев родиться - так, что он думал одновременно ни о чем и обо всем сразу, и скорбь по Марте сплеталась с неповторимым счастьем проведенных вместе дней, и воспоминания о том, что было, спорили с пониманием того, что продолжения не будет, что невозможно сначала прожить ушедшее в прошлое. Жизнь - не патефон, и нельзя заново поставить проигранную пластинку и повторить полюбившуюся песню.
Но она была с ним. И ее сердце принадлежало ему, несмотря ни на что.
Черно - белый снимок, единственная фотография Марты, которую она сделала при жизни, не запечатлел ее необыкновенной красоты, лишь намекая на нее. Закрытое темное платье, покоящиеся на черном болезненно-белые, не по - аристократически и не по - девичьи большие руки, белое пятно лица и черный полумесяц губ, гладкие блестящие волосы - фото было не слишком четким, и смотрящий на него должен был мысленно дорисовать ее внешность.
Сейчас ее броская плотская красота словно сошла, полиняла, подобно дешевой краске для ресниц, тающей в слезах.
Марта получила не то, что, может быть, заслуживала. Она прожила короткую и ничего не значившую жизнь и умерла бессмысленной смертью. Она напрасно жила и случайно умерла, и мир, не заметивший ее жизни, не заметил ее смерти. И не нужно жалеть об этом, и не нужно роптать, и не нужно думать о том, что все могло быть иначе.
Судьба наградила ее лишь ножом в спину? Нет, она дала ей недолгую, но нежную любовь, простое, но настоящее счастье, веселый нрав, красоту, в конце концов - а у других всего этого никогда не было...
Но Ярко не думал об этом.
Минуты, когда ему хотелось повалиться на землю и выть, и умолять землю разверзнуться и погрести его заживо, и умолять небеса ниспослать испепеляющий перун (минуты, которые не всякий может стерпеть с таким мужеством, ничем не выдав убийственной силы эмоций) прошли, и на смену прежней острой боли пришла покорность, усталость, внутренняя опустошенность.
Он знал, что то, что сейчас он находится здесь, у ее тела, в ее доме, в сущности, ничего не значит, что этого не видит никто, даже она сама, и знал, что мертвая телесная оболочка, лежащая на столе, имеет мало общего с тем, что он любил - всего лишь кокон плоти, в котором на время была заключена бабочка души, просто напоминание о той, что была так ему дорога, и что на самом деле ее здесь нет...
И тем не менее это не было утешением. Ярко остался один, и лишь одиночество сейчас было правдой.
Они попали в Терранову разными путями. Марта в четырнадцать лет сбежала из дома (причины, по которым она это сделала, менялись в зависимости от настроения, в котором рассказывалась сия история: от желания легко заработать денег, коих ей всегда очень не хватало, до домогательств со стороны старшего брата), спряталась на борту торгового судна и через две недели оказалась на берегах Нового света. Денег она не заработала, но (насколько знали окружающие) никогда не жалела о том, что так резко изменила свою жизнь, потому что на родине ее судьба была бы предрешенно - размеренной и невыносимо - скучной.
Ярко прибыл в Воцберг вполне законно, вместе с родителями, вскоре умершими. До встречи с Мартой вся его жизнь состояла из маленьких и серых кирпичиков трудолюбия, усердия, сосредоточенности.
Их встреча была случайной. Поздним вечером, возвращаясь с работы, добропорядочный клерк Ярко Милошевич увидел плещущуюся в фонтане на центральной площади города девицу. Она была пьяна и распевала какую - то ужасную песню, а немногие зрители (проливной дождь) потешались над ее поведением и ждали полисмена, который бы забрал ее в участок.
Они его не дождались. Ярко вытащил пьяную певицу из фонтана и отвел к себе домой. Она представилась Мэри, на вопрос о фамилии промямлила что - то нечленораздельное и только когда протрезвела, сказала, что вообще - то ее зовут Марта Крафт, а вчера она прикалывалась, не тратя времени на смущение и объяснения, стащила с себя мокрое платье и белье и, завернувшись в простыню, потребовала пива.
Он пошел купить ей опохмелиться и решил, что сегодня на работу не пойдет, а когда вернулся домой, увидел, что девушка развесила на балконе его квартиры свою одежду, завела патефон и явно не желает уходить. Как оказалось, у нее "временные трудности с жильем", попросту - хозяйка комнаты, которую она снимала, прогнала постоялицу, любившую скандалить и не платившую ни вовремя, ни не вовремя...
Сначала она осталась у него на два дня, потом - еще на недельку, потом решила никуда не уходить и перевезла к Ярко свои нехитрые пожитки. Множество баночек, флакончиков, пузырьков с духами и помадами, потрепанные вызывающие наряды, дешевые украшения - все это она разбросала по всем комнатам, и это по-прежнему валялось во всех углах, и долго еще будет валяться, обнаруживаясь в неожиданный момент в неподходящих местах, напоминая о той, что красила губы и ногти в алый цвет, затягивала и без того узкую талию до исчезающее тонкой степени, обувалась в башмачки на два размера меньше своего, о той, которая своим присутствием ненадолго оживила пустой дом и бесцветную жизнь Ярко.
Теперь Марта умерла, и этим все сказано.
Он не пришел на ее похороны, потому что знал - это не нужно, это бессмысленно. Ясный день заливал опустевшую комнату лучами яркого света, и солнце, которое уже могло бы и не светить, было прежним: бездушно - золотым, слепым оком небес, сияющим диском на лазурной тверди, и таким оно останется надолго, почти навсегда - пока Бог не смилостивится над миром и не ниспошлет семь всадников Апокалипсиса возвестить о долгожданном конце.
"Впрочем, это надолго для меня - то же самое, что навсегда, ведь я не увижу краха всего того, что больше не нужно мне, а значит этого краха, пусть даже и неизбежного в неопределенном будущем и реального для тех, кто будет населять это будущее, для меня просто не существует..."
Фантазия нарисовала живую картину: сияющие таксомоторы улиц XXI века, стеклянные воздушные мосты, металл и хрусталь скребущих небо домов, облака цеппелинов в небесах, дамы в многоэтажных шляпках, под тонкими разноцветными вуалетками, с бантами на юбках и болонками в широких рукавах платьев, чинные господа в черном, подчеркивающие их пеструю красоту - яркая, счастливая жизнь людей будущего, не похожая на его и Марты жизнь, танцы на краю времен, затишье перед бурей, полет шелковой бабочки, не знающей о том, что Творец дал ей лишь один день жизни...
К вечеру погода испортилась, и потемневшие небеса вспыхнули, расчерченные полосами молний. Наступила ночь, и пришел страх. Кирпичная коробка стен казалась тюрьмой, склепом, где неведомый палач замуровал Ярко заживо, и поэтому его даже обрадовал неожиданный стук в дверь.
-Кто там?
-Я прошу впустить меня - сказал кто - то довольно нерешительным голосом.
-Сначала скажи, по какому делу.
Молчание.
-Нет, скажи, кто ты и зачем пришел ... - продолжил Ярко уже более дружелюбным тоном.
-Я должен сказать, что на самом деле погубило Марту Крафт.
-Заходи.
Дверь скрипнула, и в комнату из мокрой темноты зашел незнакомец. Темные волосы, светло - зеленые глаза...
Пораженный Ярко побледнел. Черты лица гостя, его сложение, даже голос - все это так напоминало его возлюбленную! Так похожи могут быть только близнецы.
-Это я виноват - сказал он, заходя - Не пьянство, не тот гранбретанец, а только я. Я должен был вести себя иначе. Я не должен был... - с выражением величайшего страдания он , опираясь на стену, соскользнул на пол.
-Ты ее брат?
-Брат? О нет, но если я скажу - ты не поверишь мне.
-Почему?
-Потому что в это никогда не поверит никто из вас.
-Но зачем же тогда ты пришел сюда? Зачем тебе рассказывать мне то, чему я не поверю?
-Затем, чтобы ты знал, что я тоже любил ее.
-Так значит, ее рассказы о том, почему она сбежала из дома, были правдой?
-Да ... да, во многом. Но я - не тот, кто был тому причиною. Напротив, я тот, кто хотел удержать ее...
-И не смог. Ее невозможно было заставить делать что-то, что ей не нравилось или не хотелось.
-Я и только я стал причиной ее смерти. Это придуманное для меня наказание - убить ее и заставить меня жить в мире, лишившемся единственного, что придавало ему какой - то смысл. Меня невозможно было наказать смертью, и поэтому я был приговорен к жизни, к жизни без нее!
"Минуту назад я думал о том, что приговорен к этому..."
-Если ты говоришь правду - я поверю тебе, я поверю даже лжи, если только правда то, что ты на самом деле любил Марту.
-Я любил ее. И это было преступно. Но вовсе не потому, что она была моей сестрой, нет - все гораздо, гораздо хуже! Я был ее ангелом - хранителем, но не мог ничего для нее сделать. Она все всегда решала сама, не обращая внимания на то, что я пытался указать ей верный путь. Я пытался, но она неизбежно выбирала для себя самую скользкую дорожку. И именно это отчаянное своеволие очаровало меня. Я влюбился в нее так, как мог бы влюбиться человек. Я влюбился в нее так, как влюбился ты - не столько за что - то, сколько всему вопреки, вопреки ее испорченности и своей природе, вопреки воле того, кто создал меня... Но ты же знаешь, от Него ничего невозможно скрыть. Я мечтал стать человеком - я стал им. Однако это было не исполнение моего единственного желания, а насмешка над ним. Зачем мне нужно это сердце, если оно не может биться для нее? Она не заслужила... Она не была виновата в том, что я...
-Прекрати. Никакие слезы и проклятия в адрес Бога ничего не изменят. Брат ты ей или ангел - хранитель, говоришь ли ты правду или от горя сошел с ума - неважно. Все уже неважно. Все так, как должно было быть, и ни ты, ни я, ни кто - то еще не имеет права спорить с тем, как решено на небесах. Возможно, для нее было лучше...
-Но ведь Марта не заставляла меня любить ее! Она не отвечала мне взаимностью... она ни в чем не была виновата, но была наказана наравне со мной...
-В таком случае можешь считать наказанным и меня, ведь я тоже вынужден жить и знать, что моя единственная любовь была убита судьбой в самом ее расцвете. Но я знаю и нечто другое: эти несколько недель она была самой счастливой девушкой во всей Терранове, и я тоже был счастлив так, как никто не мог быть счастлив.
Но что же это за жизнь, если она не может закончиться тогда, когда ей не обязательно продолжаться? Что это за любовь, если за нее положено жесточайшее из всех возможных наказаний? Что это за мир, если в нем возможна такая несправедливость? Ум понимал, что все происходящее неизбежно и иной расклад невозможен, но душа протестовала.
Гость, глядя в пол, задумчиво вертел в пальцах мокрое перо. Цветом оно было похоже на перо фламинго, но размер был просто невероятный - сантиметров тридцать, не меньше.
Ярко - розовое перо, какое вряд ли увидишь у какой - то птицы - перо из его крыла?
Это было уже неважно. Неважно, кем он был, неважно, зачем пришел, неважно, что будет потом - важно только одно.
Марта Крафт умерла и увлекла за собой еще двоих, может быть, и не в физическом плане, но как минимум в моральном, и двое в пустой квартире уже не могли с полным правом называться живыми.
ID:
177525
Рубрика: Проза
дата надходження: 15.03.2010 01:47:41
© дата внесення змiн: 15.03.2010 01:47:41
автор: Хейзел Шейд
Вкажіть причину вашої скарги
|
