Сон Святослава
А Святъславъ мутенъ сонъ виде. «В Кiеве на горахъ си ночь съ вечера одевахъте мя, — рече, — чръною паполомою на кроваты тисове; чръпахуть ми синее вино съ трудомь смешено, сыпахуть ми тъщими тулы поганыхъ тльковинъ великый женчюгь на лоно и негуютъ мя. Уже дьскы безъ кнеса вмоемъ тереме златовръсемъ. Всю нощь съ вечера босуви врани възграяху у Плесньска на болони беша дебрь Кисаню и несошлю къ синему морю».
И ркоша бояре князю: «Уже, княже, туга умь полонила. Се бо два сокола слетеста съ отня стола злата поискати града Тьмутороканя, а любо испити шеломомъ Дону. Уже соколома крильца припешали поганыхъ саблями, а самаю опустоша въ путины железны». (Подчеркнутые места подлежат объяснению).
Не будем отвлекаться на перевод Мусина-Пушкина, он почти без изменения повторился в последующих. Приведем один из самых поздних и лучших переводов, выполненных группой ученых — Л. А. Дмитриевым, Д. С. Лихачевым и О. В. Твороговым. «А Святослав смутный сон видел в Киеве на горах. «Этой ночью с вечера одевали меня,— говорил,— черной паполомой на кровати тисовой, черпали мне синее вино, с горем смешанное, осыпали меня крупным жемчугом из пустых колчанов поганых толковин и нежили меня. Уже доски без князька в моем тереме златоверхом. Всю ночь с вечера серые вороны граяли у Плесньска на лугу, были в дебри Кисановой и понеслись к синему морю».
И сказали бояре князю: «Уже, князь, тоска ум полонила. Вот слетели два сокола с отцовского золотого престола добыть города Тмуторокани или хотя бы испить шлемам Дона. Уже соколам крылья подрезали саблями поганых, а самих опутали в путы железные»... 1.
Пояснения к переводу принадлежат О. В. Творогову и отражают проделанную несколькими поколениями ученых работу по установлению значений некоторых мест приведенного отрывка. Но, к сожалению, комментарии О. В. Творогова страдают, на мой взгляд, излишним лаконизмом и бездоказательностью. Например: «Великый женчюгь — в русских поверьях видеть во сне жемчуг слезы, печаль» (стр.498).
Мы сейчас в состоянии задать вопрос и ответить на него, почему именно такой сон увидел Святослав Киевский? Случайна ли символика этого сна?
Святослав увидел во сне, что его готовят к погребению, по тюркскому, тенгрианскому обряду.
Подробнее о формуле обряда можно узнать в исследовании «Шумер-наме» (глава «Тенгрианство»), которое печатается во второй части этой книги.
Кто участвовал в обряжении? Двоюродные братья, Игорь и Всеволод.
Си ночь съ вечера одевахъте мя, — рече...
Полагаю, что в пергаментном списке термин «Сыновчь» (племянники, двоюродные братья) оказался в конце строки и был сокращен в аббревиатуре «СНЧЬ».
Следующая строка начиналась: «съ вечера» и Переписчик, расшифровывая титлованное написание, учел это соседство, которое подсказало ему самое близкое решение — «Си ночь».
«Синее вино с трудомь смешено».
Удивительный образ родили переводчики: «темно-голубое вино с горем смешено». Подобного нет в мировой поэзии, начиная с древнеегипетских гимнов. Волшебство этой строки снимается после этимологического анализа слов, придающих ненужную абстрактность выражению.
«Синее вино» достаточно оговорено2. «С трудом» — не понятно, ибо слишком поспешно переводчики поверили созвучию с современной лексемой «труд» — работа.
«С работой смешено!» — звучит достаточно смешно, поэтому и придумали новый смысл общеизвестному слову «труд» — горе, скорбь, чтобы как-то оправдать употребление в этом контексте.
И опять — Переписчик.
В оригинале ожидается — «синее вино съ трутомь смешено». Автор употребил здесь характерное тюркское слово «турта» — осадок, подонки (чагатайское), турту — тоже (османское). Например: шарап туртусу — осадок вина. Происходит слово от туру — стоять, отстаиваться; турду — стал, отстоялся и т.д.
Таким образом: «огненное вино с осадком смешенное». А слово «труд» — работа, дело происходит от другой тюркской формы. «Турт» — 1) толкай, 2) тыкай, 3) бей (общетюркское). Сравните русское простонародное «трутить» — толкать, давить; украинское «трутити», «тручати» — толкать, бить; чешское «троутити» — толкнуть.
В «Слове» есть любопытный глагол — «потручати», смысл которого выступает из контекста — «бить».
В древнеславянском рабовладельческом обществе каждый класс вырабатывал свой термин для обозначения понятия «дело». Класс рабов — работа (от «рабити»). Класс воинов — трут, труд (от «трудити» — бить, воевать).
Я считаю, что первым значением слова «труд» было — война, ратное дело. В мирное время название воина «трутень» получило народное переосмысление — дармоед, тунеядец. (Вероятно, ещё в общеславянскую эпоху, на что указывает широкое распространение значения. Сравни славянское — труд — дармоед, древнечешское — трут и т.п.)
Развитие значений «война = работа» характерно для многих языков на определенной стадии развития общества. Сравните, например, тюркское «ис» — 1) битва, война; 2) дело, работа, труд.
...Автор «Слова» знал две неомонимичные формы «труд» — война и «трута» — осадок. И очень точно поместил их в нужные контексты:
1) «Не лепо ли ны бяшеть, братие, начати старыми словесы трудных повестiй о пълку Игореве» (воинские повести);
2) «Синее вино съ трутомь смешено» (с осадком). Переписчик, не узнав второй формы, посчитал ее за ошибочную передачу первой.
Кто сыплет жемчуг на грудь Святослава и ласкает его? Тощие вдовы язычников, т.е. половцев.
Тул — вдова (общетюркское). Еще один невидимый тюркизм.
Переписчик и Переводчики ориентировались на древнерусское «тула» — колчан и создали очередной алогичный образ: «тощими (значит, пустыми) колчанами поганых язычников сыплют крупный жемчуг на грудь мне и нежат меня».
В «Слове» дважды встречаются «тули»:
...луци у нихъ напряжены,
тули отворены. ...
лучи съпряже,
тугою имъ тули затче.
Значение — колчаны — создается всем содержанием контекста. В этих прозрачных примерах мы видим слово другое, отличное от тулы сна Святослава.
Автор различал написания тули и тулы. Единственное число могло быть соответственно тула и тул. В протографе, вероятно, значилось: «Сыпахуть ми тъщии тулы поганых тлъковинъ великий женчюгь на лоно и негуютъ мя», т.е. «сыплют мне тощие вдовы поганых язычников крупный жемчуг на грудь к нежат меня».
...Этот отрывок густо насыщен тюркизмами: 1) тлъковин — калька с «язычник», 2) женчюгь — кипчакская передача китайского «йен-чу», 3) тул — вдова.
Двуязычный читатель XII века иначе понимал содержание сна Святослава, чем моноязычный читатель XVIII-гo и последующих.
Сотрудничество двоюродных братьев Святослава с худыми вдовами-половчанками о многом говорит. Братья и вдовы (обида половецкая) обряжают его к погребению по тенгрианскому (половецкому) обряду.
«Уже дьскы безъ кнеса вмоемъ тереме златовръсемъ».
«Дьскы» комментаторами понято как «доски».
«Кнес» — имеет несколько толкований: 1) конек крыши, 2) верхнее бревно под коньком крыши. «То, что Святослав видит во сне исчезновение «кнеса» со своего терема, не только вполне естественно (?!), но и окончательно разъясняет ему смысл всех предшествующих примет... «кнеса» нет, доски, которые он скреплял, повисли в воздухе и сомнений не остается: Святославу грозит гибель, смерть»3.
Объяснение вполне приемлемое. Смущает только то, что формы «дьскы» (т.е. «диски» или «дески») и «кнес» — необычны для восточнославянских языков и ни одним памятником древнерусской письменности не подтверждаются.
Для западнославянских языков эти написания обычны (например, в старочешском «деска» — 1) стол, 2) доска; «кнез» — князь).
Колебания в семантике первого слова объяснимы. Оно пришло в славянские языки из германского, где первоначально выступало в значении «плоскость», от которого развились конкретные — стол, блюдо. (Сравни англосаксонское «диск» — стол, блюдо; древневерхненемецкое «тиск» — стол, доска. Первоисточник латинское «дискус» — круг).
Подобный переход значений наблюдается и в тюркском «тахта» — 1) престол, 2) доска.
...Слово «кнес» — устная форма западнославянской лексемы «кнез» — господин, князь.
«Дьскы безъ кнеса» похоже на идиоматическое выражение — «престол без князя».
Здесь не место подвергать анализу все термины, входящие в систему обозначения государственных понятий. Не все слова занимают в этой системе одинаковое место. Одни из них являются основными терминами группы, составляя костяк государственной лексики («князь», «великий князь», «стол», «злат стол», «боярин»), другие выступают лишь ситуативно в качестве заместителей общепринятых терминов («когань», «блъван», «буйтур», «были» и пр.).
В Киеве XII века, вероятно, сложилась политическая ситуация, при которой лексикон боярский мог пополниться западнославянскими терминами в узко специальных
значениях: «дьскы» — киевский престол, «кнес» — великий князь киевский.
Я предполагаю, что фразеологизм этот был представлен в самом тайном разделе боярского дипломатического словаря. Нам известна важная часть этого лексикона: «вся Русская земля и Черные клобуки хотят тебя».
Этими словами приглашали бояре нового великого князя. Может быть, в формулу приглашения входила и эта зловещая фраза: «уже дьскы безъ кнеса», означавшая, что предыдущий великий князь уже устранен или должен быть устранен. Этой формулой западники, составлявшие ядро киевского боярства в конце XII века, пользовались как оружием в дворцовых интригах.
Жертвой тайной политики бояр, ориентирующих взоры престола на запад, пали Юрий Долгорукий и его сын Глеб, стремившиеся сохранить союз с Полем.
«Уже дьскы безъ кнеса!» — предупреждение великому князю, не согласному с боярством.
Неудивительно, что страшная фраза приснилась Святославу, наряду с другими грозными символами. Степь, обиженная сыновцами, угрожает ему политической смертью, — вот, по-моему, смысл образной и лексической атрибутнки сна Святослава.
|
|
