ЭЛЬФЫ С ПОПЕРЕЧКИ
КНИЖКА 2
ЛОПУХАСТОЕ СЧАСТЬЕ ИЛИ НЕ ВСЕ ДОМА
Залатал штаны
Подтянул ремешок
Закинул на плечи
Холщевый мешок
Присел на дорожку
На фарт постучал
И кошкам - мышкам
Велел не скучать
Фантос задвинул за Домашеком засов, и эльфы с Поперечки остались в домике эльфов совсем одни. Без старшего эльфа Домашека и без Чаши Счастья.
Домашек отправился в путь к Эльфелевой башне с треснувшей Чашей счастья и твердым намерением починить Чашу и вернуться как можно скорее. В домике эльфов остались эльфы Миляга и Фантос, эльфочка Сольвейг — таинственная и нежная, неугомонные Лямпа, Лямба и Лякса и конечно Сима с Синюшником.
Синюшник не был эльфом, Синюшник был Пластинчатым. Но эльфы Поперечки принимали Синюшника как своего, потому что он нравился Симе и был предан ей как собачонка.
Еще в домике эльфов остался эльфин Рембик. Рембик был эльфином, но родился обычным сухопутным эльфом. Просто однажды на Поперечке произошла история, когда Рембик, один-одинешенек, не считая лягушек, спас всех эльфов Поперечки. А заодно и всех остальных жителей Поперечки вместе взятых от страшной опасности. Но для этого Рембику пришлось так долго находиться под водой, в подводном мире, что его организм, увы, перестроился, и Рембик стал эльфином. Потом оказалось, что назад, на сухопутный образ жизни организм перестраиваться не захотел, и Рембику пришлось остаться эльфином. И вода притягивала Рембика как магнит. Он не мог обходиться без воды, полюбил аквариумы и при каждом удобном случае бежал под душ.
Итак, ЧашуСчастья Домашек унес с собой, и поэтому эльфы, которых Домашек запер в домике эльфов, чувствовали себя не защищенными. Так мы с вами чувствуем себя тогда, когда у нас дома отключают горячую воду, электричество, телефон или канализацию.
Никто не знает, когда придет Домашек, как он доберется до Эльфелевой башни, и эльфам оставалось только ждать.
Конечно, какое-то время эльфы смогут прожить без Чаши Счастья, как мы с вами можем прожить какое-то время без горячей и холодной воды в доме. Какое-то время мы сможем прожить, если отключится холодильник или перестанет работать канализация. Но это уже будет не Счастье. То есть не несчастье, а не Счастье. Пока еще с раздельным написанием. И эльфы очень ждали возвращения Домашека с Чашей Счастья. Конечно в домике у эльфов пока что было счастье — в пакетах, про запас. Там где его собрал предусмотрительный Домашек. Но эльфы все равно чувствовали себя скованно, стесненно, потому что Чаша Счастья для эльфов все равно, что для нас папа и мама, хорошие оценки, шоколад, игра на компьютере, йогурт в холодильнике и , газ, электричество и канализация. А Счастье в пакетах, а не в Чаше Счастья, это все равно, что вода по часам и электричество с перебоями, и поэтому эльфы, не успев проводить Домашека в дорогу, уже с нетерпением ждали его возвращения. Вместе с целой-целехонькой Чашей Счастья.
* * *
В ожидании Домашека эльфам конечно же надо было чем-то заняться. Для того чтобы время прошло быстрее и чтобы ожидание не нервировало так сильно. Пока они все молчали, потому что события, которые с ними произошли на Поперечке, требовали осмысления. Рембик, который уже успел поплескаться, вышел из душа, прошелся по комнате, нашел сухое полотенце, поболтал пальцем в аквариуме и снова побежал под душ. Фантос и Миляга бросились помогать Симе с Синюшником.
Сима придумала клевую штуку. На опустевшее место Чаши, там, где стояла Чаша Счастья, Сима с Синюшником решили поставить дерево счастья. Вы знаете дерево счастья, денежное дерево? Вот Сима с Синюшником и решили поставить денежное дерево туда, где стояла Чаша Счастья. И хотя эта замена была не сравнимой, все равно эльфам в домике Домашека стало немножечко уютнее. Немножечко легче на душе. Уже по тому хотя бы, что место Чаши Счастья не пустовало. Эльфы полюбовались денежным деревом и разбрелись по домику Домашека кто — куда.
Эльфы разбрелись в разные стороны. Впрочем, не все разбрелись в разные стороны, это я вру. Лямба, Ляпка и Лякса просто не могли разбрестись в разные стороны, потому что если бы они могли разбредаться в разные стороны, то в мире было бы втрое больше хаоса, бестолковой суеты, дерганий, прыганий, развязанных узелков, ободранных обоев, и втрое меньше не исследованных уголков. Но Лямба, Ляпка и Лякса держались стайкой и если разбредались, кто куда, только в одну сторону.
Рембик плескался в душе, Миляга ходил кругами вокруг телевизора, искал пульт-меню, а Сима с Синюшником стали рыться в библиотеке у Домашека, в его книжном шкафу. Сима хотела найти какую-нибудь справочную литературу по гербариям. Синюшнику очень хотелось сделать гербарий, и Сима обещала ему в этом помочь. Сима с Синюшником перебирали толстые фолианты и рассматривали картинки за прозрачными обложками. Рембик пел в душе. Миляга делал все более широкие круги возле телевизора и в конце концов решил пойти поискать пульт от телевизора на кухне. Потому что если очень хочешь что-то найти, то лучше всего искать то, что ты потерял там, где тебе больше всего нравится. Миляге в кухне нравилось больше всего, и Миляга пошел в кухню искать пульт от телевизора в холодильнике. А знаете, что делала Сольвейг? Сольвейг делала большие глаза. Она смотрела в зеркало. С удовольствием и не без интереса.
Каждый из эльфов искал себе занятие по душе. Конечно, все их мысли крутились возле путешествия Домашека. Все они думали, откуда же взялась трещинка в Чаше счастья. Откуда она взялась? Никогда, и один эльф с Поперечки не сталкивался с такой проблемой. И это их очень тревожило. Конечно, у каждого из эльфов были свои предположения. Сначала все подумали на Эльфиру. Что это она виновата в том, что Чаша Счастья треснула. Эльфира была вредная и приставучая тетка с Поперечки, у которой с эльфами было созвучно только имя — Эльфира. А кроме имени больше ничего общего у Эльфиры с эльфами не было. Но вряд ли Эльфира была виновата. Эльфира не столько могла делать неприятности, сколько хотела их делать, и тем более серьезные неприятности. Серьезные неприятности были Эльфире не по зубам, потому что она была обыкновенной злючкой. Хотя она и вбила себе в голову, что хочет стать королевой эльфов. Эльфира рассказывала всем встречным на Поперечке, что умеет делать неприятности, хотя серьезных неприятностей никому не делала. Потому что все-таки не умела. Так, пакостила где попало,по мелочам, но без колдовства. Зимой раскатывала скользанки на пешеходных дорожках, ставила вместе со своими отщепенцами капканы, силки на всякую мелкую живность на Поперечке, натягивала между деревьями нитки, вырывала цветы на клумбах, прибивала монетки к асфальту, сдирала поручни с лестниц. Подставляла ножки и показывала дули. Извините. И без конца рассказывала всем встречным с Поперечки, какая она ужасная и злобная. Но от таких рассказов никакая Чаша Счастья треснуть не могла. Для того чтобы Чаша Счастья треснула, нужны были более серьезные естественные причины. А такие мелкие гадости, как Эльфира на Поперечке, могли делать множество других существ. И Тролль с Троллевиной, и озорники, и куча других мелких хулиганов. Просто Эльфира была единственной, кто рассказывал о своих пакостях во всех подробностях и во всеуслышание. Эльфира создавала себе репутацию. Может быть, только поэтому эльфы и подумали на Эльфиру, когда треснула Чаша Счастья. Потому что у Эльфиры была репутация. Но никто из эльфов не посчитал эту мысль серьезной, заслуживающей внимания. Потом, когда все эльфы занялись своими делами, каждый из них все-таки пытался понять, отчего треснула Чаша Счастья. А Лямба, Ляпка и Лякса не только попытались понять, но и приступили к делу. Лямба, Ляпка и Лякса начали исследования. Они исследовали подсвечники на столе, дубовый пол, а особенно одно место под Чашей. Лямба, Ляпка и Лякса ползали на корточках и пытались понять, куда же вытекло столько счастья, и куда оно девалось.
И в конце концов обнаружили маленькую щелочку в добротном дубовом полу под столом и очень обрадовались. Потому что счастье, по их мнению, стекало именно туда. А может быть и не туда. Но оттуда, из щелочки, уже что-то росло. Что-то перло. Лямба, Ляпка и Лякса долго исследовали пол вокруг места и все то, что окружало место Чаши Счастья. Они даже залезли под стол рядом с местом Чаши, укрытый тяжелой скатертью. Они влезли под стол все трое:
— Я-ха-ха. Ты-хи-хи, — запели вдруг Лямба, Ляпка и Лякса оттуда, из-под стола. — Прорастают лопухи.
— Что? — не понял Фантос, потому что голоса эльфочек из-под стола звучали глуховато. — Что случилось?
Лямба вылезла из-под стола и улыбнулась, отряхиваясь от пыли. А Ляпка и Лякса из-под стола что-то загомонили. Синхронно.
— Они говорят, — перевела Лямба, — что нашли щелочку в полу, в которую Счастье стекало из трещинки в Чаше. А оттуда из дырочки, уже кое-что лезет.
— Как это кое-что лезет? — испугался Фантос. — А защита? Домик эльфов защищен пакетами со счастьем и заперт на ключ Домашека. В домик эльфов никто не может лезть. Домашек защиту поставил.
— Оттуда лезут лопухи, — сказала Лякса, вылезая.
А Лямба залезла под скатерть вместо Ляксы и стала там хихикать. Потом из-под скатерти вылезла Ляпка, а Лякса полезла обратно. Фантос крякнул и тоже полез под стол. А с той стороны приподняли скатерть и заглядывали любопытные Сима и Сольвейг. Один Миляга никуда не полез. Он пульт от телевизора искал. На кухне. Потому что где же ему еще искать нужную вещь, когда кушать хочется. Миляга нанизал на палочку восемь узелков сахарной ваты, лимонную, апельсиновую и киви и включил пенковарку, потому что уже соскучился по домашней пенке. Миляга кушал, а пульт сам искался. Это было удобно. Рембик тоже не заглядывал под стол. Он в душе плескался. А под столом, куда с кряхтеньем залез Фантос, из щелочки, которую обнаружили Лямба, Ляпка и Лякса, пробивались вполне обыкновенные, дворовые лопухи. Они росли почти незаметно для глаза. Но почти незаметно для глаза, это означает чрезвычайно быстро. Скорее всего, Лямба, Ляпка и Лякса оказались правы. И счастье из треснувшей Чаши Счастья стекло именно в эту дырочку. А так как именно в этой дырочке случайно оказались именно семена лопуха, на их, прямо скажем, счастье, то они и стали прорастать очень быстро. Фантос успокоился. Он не стал выдирать лопухи, потому что выдрать их было невозможно — ведь они росли там, куда стекало счастье. И Фантос только крякнул, вылез и вернулся к мыслям о том, откуда же взялась трещинка. У него была одна интересная идея, но она требовала проверки. И Сима думала, и Сольвейг. Одним словом соображения по поводу трещинки в Чаше счастья были разные, но никто из эльфов свои соображения не высказывал. Покамест. Потому что каждому хотелось не только докопаться до причины, но и обосновать свою догадку. Просто так болтать не любили даже легкомысленные Лямба, Ляпка и Лякса. И у Сольвейг была своя, совершенно фантастическая идея, но она даже более, чем другие не хотела о ней рассказывать. Сольвейг догадывалась, что есть вещи поважнее Счастья. И то, что поважнее счастья, может разбить счастье. Вернее, Сольвейг не догадывалась об этом, она это чувствовала.
* * *
Во внутреннем дворике домика эльфов, патио, была огромная песочница с полным набором пасочек, ведерочек, граблей и лопаток. С хорошим белым речным песочком, фонтанчиком и бассейном, в который текла водичка. В бассейн можно было прыгать с качелей, которые стояли там же, на площадке, или с лесенки, которая вилась над песочником и замыкала его с двух сторон. Эльфин Рембик иногда выбегал из своего душа, но в комнаты не шел, а забегал в песочницу и выкапывал несколько сантиметров рва, которым огораживал площадку под строительство игрушечного замка. Или прыгал в бассейн — поиграть с рыбками. В принципе все эльфы могли жить не только на суше, но и в воде. Эльфы могли жить где угодно: и во льдах Антарктиды, как белые медведи, и в жерлах вулканов, и даже, как кое-кто утверждал, и даже — на Луне. Но на луне не было Эльфелевой башни, значит, никаких эльфов просто не могло быть. А если бы на Луне была своя Эльфелевая башня, земные эльфы о ней знали бы наверняка. Класс было бы, да? Лунная Эльфелевая башня. Конечно, о ней бы все знали. Короче, после той истории у Злоовражья, когда Рембик спас эльфов, он стал эльфином, и с этим ничего нельзя было поделать. Он стал зависеть от воды, поселился в речке на Поперечке, а когда ходил в гости, то смотрел в аквариум или пропадал в душе. Это стало занимать в жизни Рембика слишком много места. Слишком много. Больше, чем хотелось бы. Поэтому Рембик все время торчал в душе или бассейне, хотя ему больше нравилось сидеть вместе со всеми в комнате и разговаривать. Рембик скорее чувствовал себя неполноценным эльфом, чем полноценным эльфином. Поэтому строже относился ко всем эльфийским привычкам, ритуалам, законам и привилегиям. И чаще отправлял на Башню Эльфов поздравительные облачка. Для того чтобы они передали привет Старшим эльфам с Эльфелевой башни. Вот! А еще Рембик заговаривал капельки воды, потому что был эльфином. Простые эльфы делать этого не умели. Чтобы эти капельки воды тоже передавали приветы Старшим эльфам с Поперечки. Если эльфочку Сольвейг глубоко задевало то, что она не могла найти на небосводе свою звездочку, то точно также страдал эльфин Рембик, оттого что не был обыкновенным эльфом. Никому и в голову не приходило, что Рембик и Сольвейг не такие счастливые эльфы, как все остальные эльфы с Поперечки. И Рембик виду не подавал, что мучается потихоньку. Он всегда выглядел веселым и верным другом. А когда эльфы ходили купаться на речку на Поперечке, то и радушным хозяином. Когда эльфы ходили купаться, то не только ручейковые акулы, но и пиявки в радиусе ста метров, предпочитали залезть на дерево, но не попадать под горячую руку Рембика.
В домике эльфов — жилище Домашека, все было безумно интересно. И песочница в патио, и игрушечный замок в песочнице, и сундуки с сокровищами, и игрушки. И, например, Лямба, Ляпка и Лякса подмигивали друг дружке, когда они оглядывались на сундуки. И еще им нравился круг, на котором висела лампа, и коллекция, и огромная карта Поперечки, которая висела на шкуре мамонта напротив книжной стенки. И роспись на стенах им нравилась, сделанная руками великих мастеров Старших эльфов с Эльфелевой башни, и баскетбольный щит с колечком, и всё-всё прочее. Просто прямо сейчас, в данную минуту им было совершенно некогда. Их все еще интересовала та щелочка в полу, в которую, по их мнению, стекло Счастье с треснувшей Чаши Счастья. Эльфочкам нравилось, что сучки на ножке стола светятся там, в темноте, под тяжелой скатертью как фонарики. И лопухи под столом, слабо освещенные светом сучков там, под скатертью, выглядели очень здорово и таинственно. И это Лямбе, Ляпке и Ляксе очень нравилось. Просто Лямбе, Ляпке и Ляксе хватало времени заняться всем сразу. Они не могли дойти ни до сундуков, ни до карты, и в кухню к Домашеку они заскочили только на секундочку. Выпросили у Миляги кружечку пенки и по одному шашлычку из сахарной ваты и бегом обратно. А в песочницу, в патио и на бассейн вообще только тремя глазками глянули. Каждая — одним, а потом было полезли на шведскую стенку, но в это время Фантос расставлял фигуры на шахматной доске. Он решил, чтобы скоротать время, сам с собой разочек сыграть в шахматы. Фантос решил сыграть белыми — за себя, и черными тоже — за себя с другой стороны. С другой стороны Фантос тоже играл сам за себя — черными. И Лямба, Ляпка и Лякса слезли со стенки и стали подсматривать, как играет в шахматы Фантос. Лямбе, Ляпке и Ляксе ужасно нравились шахматы, но они никак не могли решить, как им играть. По всякому выходило неправильно. Лямба и Лякса не могли играть против Ляпки, Ляпка и Лякса против Лямбы, и Лямба с Ляпкой тоже не могли играть против Ляксы, потому что девочки, хотя их было много, в каком-то смысле были одно целое «Ля». И никак, ну никак не могли разделиться друг против друга. И поэтому Лямбу, Ляпку и Ляксу очень интересовала игра Фантоса против самого себя. Потому что, если Фантос белыми может играть против Фантоса черными, то и Лямба, Ляпка и Лякса белыми смогут сыграть против Лямбы, Ляпки и Ляксы черными, хотя им все равно сделать это будет труднее, чем Фантосу, в шесть раз. Но легче чем играть вдвоем против одной. Или, вообще, что трудно себе представить, играть так: Лямба против Ляпки, при, скажем, наблюдающей Ляксе. Потому что Лякса будет болеть и за Лямбу и за Ляпку. И что это будет? Лякса — за Лямбу и за Ляпку? Ляпка — за Ляксу и за Лямбу? А Лямба — и за Ляпку и за Ляксу. И это сложнее, чем Лямба, Ляпка и Лякса — белыми будут болеть за Лямбу, Ляпку и Ляксу — черными. Поэтому Лямба, Ляпка и Лякса с таким интересом следили за игрой Фантоса против Фантоса. Девочки учились на чужих ошибках, как им советовали Старшие эльфы. Девочки так увлеклись, что не обратили внимание на Рембика, который, кряхтя, что-то пронес мимо них. Сольвейг тоже не обратила на Рембика никакого внимания. Она ни во что не играла, а была погружена в себя. А Сима с Синюшником склонились над книгой о гербариях и вообще не видели ничего на свете.
Рембик что-то куда-то проволок. Естественно, что Фантос как спортсмен высокого уровня, мастер спорта Поперечки, после напряженного интеллектуального поединка, вскоре выиграл сам у себя. Без особых, скажем так, усилий. В это время Лямба посмотрела на лист лопуха, пролезший из-под скатерти, и вспомнила, почему они здесь все оказались. Они все здесь оказались, потому что у них начались неприятности. Она толкнула под локоть Ляпку. Чтобы успокоиться и не дать как следует сдачи, Ляпка мысленно досчитала до десяти. Но на ум ей тоже лезли неприятности. Ляпка досчитала до десяти, чтобы успокоиться, но только расстроилась. Неприятностей, которые привели эльфочек в домик эльфа, было больше десяти. Тогда Ляпка посмотрела на Ляксу. Лякса уже была в ужасе. Не успел Фантос поставить сам себе мат, как Лямба перепугано закричала:
— Во, дела! Фантос проиграл.
— Во, дела! — всполошено воскликнула Ляпка.
— Фантос проиграл, — трагическим шепотом воскликнула Лякса. И опасливо отодвинулась от Фантоса подальше. — Что творится!
— Что творится, — закивали Лямба и Ляпка. И тут же стали отодвигаться от Фантоса подальше.
— Фантос, проиграл!!!
Фантос изумленно распахнул серо-зеленые глаза.
— Я выиграл, — сказал он.
— С этой стороны это ты выиграл, — серьезно сказала Ляпка и показала на белых. — А с этой, — показала она на черных, — ты проиграл.
Синюшник с любопытством приподнял одну пластинку.
— Проиграл, — зашелестело среди Лямбы, Ляпки и Ляксы.
Мимо девочек-эльфочек прошлепал из кухни Миляга, поглаживая живот и пульт от телевизора. Само собой разумеется в кухне пульт нашелся.
— У Фантоса неприятности, — вскакивая на скамеечку закричала Лямба.
Миляга щелкнул пультом, оглядываясь.
— Фантос — неудачник! — прошептала Лякса.
А Сольвейг рассеянно поднялась и подошла ближе.
— У него неприятности. Фантос проиграл.
— Неприятности? Как? — снова расстроился Фантос. — Разве я проиграл?
Он обошел доску и посмотрел на позицию с другой стороны.
— Я действительно проиграл, — печально произнес Фантос.
Это произвело эффект. Лямба, Ляпка и Лякса удрученно закивали:
— Фантос проиграл, Фантос — побежден! Неудача у Фантоса.
— И когда он под стол лез — крякнул, — припомнила Лямба.
— И глаза у него какие-то мутные, — избегая смотреть Фантосу в глаза, сказала Ляпка.
— И вообще, он плохо выглядит, — сказала Лякса. И девочки хором добавили:
— Бедненький!
— Кто? — задохнулся Фантос. — Да я, да... Эй! Да вы на себя посмотрите!
Лямба, Ляпка и Лякса посмотрели на себя. И ужаснулись. Сима тоже оглянулась на девочек-эльфочек и тоже ужаснулась.
У Лямбы на рысьих ушках чернильные пятна расплылись. У Ляпки веснушки со всего лица — на одну щеку сбежались. И щека покраснела. А у Ляксы косички дыбом встали. И шея вытянулась и стала длинной. Потому, что она заглядывала на Фантоса из-за спины подружек. Переднички у всех эльфочек оказались замазанными, платьечки — помятыми, и лак на коготках — поцарапанным. Бантики вообще съехали так, что стыдно было смотреть. А у Ляксы к тому же животик заурчал как эрдельтерьер. А еще Ляпка хотела что-то сказать, да с перепугу зачирикала как щегол:
— Фри-уч-чик-чвао-чмок!
Ляпка завертелась как юла, Лякса взвизгнула, села на резинового утенка. Утенок вскрякнул, и она снова вскочила. А Лямба стала подпрыгивать.
— Что это? Что это? Что это? Так это что? Что это? Значит что? Неприятности что ли продолжаются? Вот некстати.
— Неприятности всегда некстати.
Миляга как раз телевизор включил, когда услышал, что Лямба, Ляпка и Лякса про неприятности орут. Телевизор у Миляги только включиться успел, и на той программе, на которой телевизор включился, как раз в этот момент мультики закончились. Представляете, в этот момент. Мало того, что мультики закончились, так еще и передача про диету началась. Про диету Миляга не любил. Про диету все эльфы не любили. Миляга на другую программу щелкнул, а там зачем-то кукушку показывают. В стоп кадре, заставочкой.
— Ку-ку, Миляга!
Лямба, Ляпка и Лякса про неудачи и ужасы орут. У Миляги от их крика, и от кукушки в телевизоре, пульт из рук вылетел.
— Ау, — думает Миляга, —попал! Неужели эта кукушка и тут меня нашла? Да не может быть!
А Лямба, Ляпка и Лякса как закричат! Чего они кричат? Кричат, что неудачи вслед за ними в домик эльфа прорвались. По комнатам растекаются.
— Да не может быть!
— Почему не может?
— Потому что у них счастье припасено!
— А где оно?
— В пакетах!
— А пакеты где?
— Где пакеты?
— Какие пакеты?
— Со счастьем! С тем, что Домашек оставил.
— С тем, что Домашек оставил?
— Они тут стояли!
— Где стояли?
— Тут стояли!
Сольвейг пошла пакеты со счастьем посмотреть, там, где их поставили. Девушка как увидела, что началось что-то странное происходить, сразу туда пошла. Где пакеты поставили, со счастьем. С запасом счастья, который им Домашек впрок оставил. А счастье-то — тю-тю, нету. Нету пакетов! Ни одного пакета нет там, где их поставили. Вот уж действительно — полоса неудач. У Сольвейг тоже ножки подкосились. Потому что там, где она лично пакеты ставила, пакетов не было. Пакетов со счастьем не было, значит неприятности могли быть. Значит, неприятности у эльфов продолжались.
Миляга тоже всполошился. Вслед за Фантосом, Лямбой, Ляпкой и Ляксой. Неприятности вернулись!
— Как? Снова? А счастье? В пакетах? Где счастье? Нету счастья!
— Так вот ведь, было же в пакетах!
— Сима, — позвал перепуганный Синюшник.
Сима рот захлопнула. И к Синюшнику повернулась. До этого она на Фантоса, на Лямбу, Ляпку и Ляксу смотрела, открыв рот. А до этого книги толстенные с Синюшником про гербарии смотрела из библиотечки Домашека. Книги перекладывала.
— Сима, — захныкал перепуганный Синюшник. — Я кажется снова прирос.
И голова у него была вывернута как бы параллельно полу. Сима испугалась. И правда — неприятности начались, а она свою косметичку как назло дома оставила. Потому что забыла. Очень она с Синюшником торопилась к Домашеку. Сима подумала: «Знаете — что?» — Что?
И как же это мог Синюшник в домике эльфов к шкафу книжному прирасти? А ведь мог! Такая неприятность вполне могла случиться. Вот если, например, Синюшник где-то поцарапал пластиночку. Там, где, например, счастье из Чаши треснувшей могло натечь. Счастье что угодно, к чему угодно может приживить. Тем более какого-то Синюшника Пластинчатого к книжному шкафу. Сима тоже руками всплеснула. И застыла, не зная, что делать. Фантос тоже в себя еще не пришел. И Миляга бледный сидел. А из-под стола во всю лопухи лезли. Скатерть уже приподняли.
Вот и посмотри: Фантос расстроился, Миляга чуть не плачет — пульт сжал, Лямба, Ляпка и Лякса побледнели, и все на Синюшника смотрят. А Синюшник голову согнул и рыжеть начал. А у Сольвейг — только пустота в глазах. Даже искорок не было — пусто. Как там, где пакеты со счастьем должны были стоять. Как говорится — Здравствуйте! Все садитесь!
Все сели и встать не могут. Потому что это было уже чересчур. В закрытом домике эльфов, где не было никого из чужих, на ровном месте пропали пакеты со счастьем, которые Домашек оставил эльфам на всякий случай. И вот: на месте пакетов — пустота, все в недоумении и страхе, только приподнимается край скатерти, из-под которой прут неудержимые лопухи. Может быть Лямба, Ляпка и Лякса ошиблись? Может быть, они лезут не оттого, что счастье стекало туда из трещинки в Чаше, может, кто-то вылил на лопухи счастье из пакетов? Случайно. Или созорничал? Нет!? Тогда — где оно? Счастье? Куда девалось?
— Ничего себе, — прокомментировала ситуацию Лямба, которой орать надоело. И вытаращилась на карту Поперечки. На стене, на шкуре мамонта. По карте Поперечки на шкуре мамонта полз таракан. Раньше тараканов в домике эльфов не было.
— Я в шоке, — сказала Ляпка, которая по привычке прекратила орать сразу после Лямбы. А Лякса покивала. Она тоже замолчала. Она посмотрела на Милягу, а Миляга смотрел в экран телевизора. В телевизоре стояла заставка. Кукушка. Правда эта заставка-кукушка не куковала вообще. Значит так: В комнате Чаши, где не было только Рембика, который плескался в душе, собрались все эльфы с Поперечки. Миляга, Фантос, Сольвейг, Лямба, Ляпка, Лякса и Сима с Синюшником. А из-под стола все выше и гуще перли лопухи. Никто не ожидал такого поворота событий. После стольких неприятностей на Поперечке эльфы рассчитывали спокойно дождаться прихода Домашека с Чашей счастья, рассчитывали расслабиться после преследующих их неудач в домике эльфов, спокойно ожидая прихода Домашека, оставив неприятности за порогом. Но, похоже они ошиблись. Несчастье достали их и тут — в домике эльфов. Почему? Как это почему? Потому что пакетов со счастьем не было там, где их оставил Домашек — это раз, Фантос проиграл — это два, очень странно, про девочек не говорят плохо, выглядели Лямба, Ляпка и Лякса — это три, прирос Синюшник — это четыре, таракан полез по карте Поперечки — это пять, расстроилась Сольвейг — это шесть, а Сима семьдесят периодов числа пи, начиная от сорок третьей цифры после запятой, вдруг ни с того ни с сего — забыла. Ну что — есть счастье? Нет счастья! Спросите себя, от чего вы грустите, когда нет счастья?
— Что будем делать? — спросил Фантос.
Он чувствовал себя неудобно. Ведь это с него начал разматываться клубок новых неожиданных неприятностей. Миляга тоже спросил, что им делать. И постарался не обращать внимание на телевизионную заставку с кукушкой. А Фантос постарался не обращать внимание на таракана. А Лямба, Ляпка и Лякса постарались не обращать внимание друг на друга. Фантос перевел взгляд с таракана на карте Поперечки на окно. Но от этого ему стало только хуже. За окном темнело.
Если вдуматься все эльфы оказались перед чрезвычайно серьезным делом. Они должны были найти способ защиты до прихода Домашека. Ведь эльфы всегда находились под защитой — сначала Чаши Счастья, потом счастья в пакетах. Уходя, Домашек оставил эльфам счастье в пакетах. Но когда пакеты пропали, эльфы в домике оказались перед необходимостью заботиться о себе сами. Для маленьких простых эльфов с провинциальной маленькой Поперечки была очень тяжелая задача. Эльфы должны были найти другую защиту вместо исчезнувших пакетов со счастьем.
— Что делать? — сокрушенно спросил у себя Фантос. — Искать совета в учебниках?
— В каких учебниках? — закричала Сима. — Надо думать, что делать! И побыстрее.
Эльфы начали думать.
— Может спрятаться под стол? — спросила Лямба.
Но под столом уже во всю разрослись лопухи.
— Может быть, лечь спать? Может быть, хохотать и щекотаться? Счастье не приходит туда, где хохочут и щекочутся, — в душе захохотал Рембик.
— Да, а почему же оно тогда пришло к нам? — уныло спросил Миляга.
— Может быть, поискать счастье в чужих краях?
— В каких чужих краях, если Домашек нас запер? Может быть, у соседей одолжить?
— У соседей совсем не такое счастье как у нас.
Сольвейг собралась с духом.
— Спокойно, — сказала Сольвейг, самая мужественная девочка среди эльфов. — Спокойно, я знаю, что не все счастье пропало.
Все уставились на нее с надеждой. Даже таракан, который полз по карте Поперечки, остановился и зашевелил усами. В душе фыркал Рембик. Никто не думал вытаскивать его оттуда. Эльфам было жалко Рембика. Он плескался в душе, что-то напевал, и еще не знал, что на эльфов снова надвинулись черные тучи.
— Если чего-то нет, — сказала Сольвейг, и все повернули к ней головки.
— А?
— Если чего-то нет, надо искать то, что может заменить то, чего нет.
— Чем же это можно заменить счастье? — удивился Фантос.
Лямба с любопытством посмотрела на Ляксу, Лякса на Ляпку. А Фантос посмотрел на Синюшника, который сидел, скрючившись у книжной стенки. Вид у Синюшника был неважный. Подавленный. Как бы приросший. И голова свернута.
— Счастье ничего не может заменить, — согласилась Сима.
А Сольвейг сказала:
— Но нам надо что-то придумать! Придумать что-то такое, что вызывает у нас у всех, у эльфов с Поперечки чувство близкое к счастью. Что-то такое, что вызывает у нас чувство, которое может нас поддержать. Что-то близкое к счастью, как мы все его понимаем.
Таракан на карте Поперечки не понял, и поэтому пополз себе дальше. Фантос тоже не понял.
— Спортивные победы, — сказал Фантос, — вызывают у меня чувство, близкое к счастью.
Лямба, Ляпка и Лякса посмотрели на стол, где красовалась проигранная Фантосом партия и фыркнули. А потом захлопали огромными серо-зелеными глазами на Фантоса. А Фантос сосредоточился и стал смотреть в одну сторону. Фантос смутился. В душе захохотал Рембик. Он до сих пор не знал ни о каких проблемах эльфов и хохотал себе просто так. Для собственного удовольствия и от избытка чувств. Сольвейг взяла из рук у Миляги пульт и выключила телевизор. Миляга отвел затравленный взгляд от тускнеющего экрана с гаснувшей кукушкой. Лопухи шевелили скатерть и росли, и росли и торчали уже со всех сторон стола.
— А можно я скажу? — тихо спросила Сольвейг.
Все повернули к ней головы и ушки. Даже Синюшник хрустнул пластинкой, чтобы лучше видеть.
— По-моему, — сказала Сольвейг, — по-моему, к счастью нет ничего ближе цветов.
— Кактуса, — встрепенулся Миляга.
Миляга знал, что он говорит. Помните, как Миляга потерял свою комнату? Помните: Миляга потерял свою комнату, когда Чаша Счастья дала трещину. И счастья стало чуточку не хватать. В случае с Милягой это выразилось в том, что в комнату, где жил Миляга поселили кукушку в деревянных часах. А кукушка стала перевирать Миляге сколько ему жить осталось. И нервировать. Кукушка стала Миляге на нервы действовать. По тексту куковала мало и редко. И злила его до тех пор, пока Миляга не сбежал из своей собственной комнаты. Так? Ну, хорошо, это потом. А сначала — почему Миляга в эту комнату поселился. Не знаете? А Миляга поселился в эту комнату потому, что обожал цветы, кактуса. Эльфы всегда считают: где нравится — там и дом. Миляге долго нигде не нравилось. Пока не случился один случай.
Мотался Миляга как-то по Поперечке. От нечего делать посмотрел на дерево. Дерево ему понравилось. Тогда Миляга, от нечего делать, влез на дерево. И увидел рядом с веткой балкон. Балкон Миляга тоже понравился. Тогда Миляга, от нечего делать, влез на балкон. На балкон окно какое-то выходило. Окно Миляге тоже понравилось. Тогда Миляга от нечего делать и в окно залез. В комнату. А там, в комнате, куда залез Миляга, Миляга увидел кактусы, цветущие кактусы. Такого количества кактусов Миляга не видел никогда в жизни. Это была не комната, а какой-то кактусный планетарий. Какой-то ботанический кактусный сад. Какой-то кактусный рай. А Миляга обожал цветы кактусов. Он их так любил, что ему сразу стало хорошо, там, где их много. И он понял, что наконец-то нашел себе жилье. И остался. Он перетащил в новое жилище все свое барахлишко: три мышеловки, пригоршню прищепок, пальто первого эльфа и выигрышную крышечку от пенки. А потом пригласил на новоселье всех эльфов Поперечки. На новоселье пришли все с подарками. У Миляги на новоселье был даже Рембик. Там смешной случай был. Впрочем — это потом. Конечно, на новое место Миляга забрал бы не только брелок с изображением Эльфелевой башни, но и прирученного большого белого медведя. Но, к счастью для обитателей комнаты, прирученного белого медведя у Миляги пока не было. И он решил приручить плюшевого медвежонка хозяйки квартиры. Она, как и Миляга, обожала кактусы, и Миляга знал, что они не только красиво цветут и хорошо выглядят, но и прекрасно жуются сразу после цветения. Щекочут неба своими колючками. И еще Миляге нравилось спать в кактусах. Он чувствовал себя принцессой на горошине. Вот так цветущие кактусы заставляли трепетать маленькое сердце Миляги. Еще до новоселья Миляга обследовал квартиру, где была эта комната с кактусами, познакомился с домашней собачонкой Дружком. Повыгонял из кухни тараканов. Тараканы ушли в вытяжку и сверкали оттуда глазами. Они обещали вернуться. Тот, кто любит землянику — ищет земляничную поляну. Тот, кто любит ритмы — имеет любимую дискотеку, а Миляга нашел себе комнату цветущих кактусов и был совершенно счастлив. И чем больше кактусов там расцветало, тем лучше чувствовал себя Миляга.
Итак, когда Сольвейг сказала, что к счастью ближе цветов ничего нет, то Миляга сразу встрепенулся.
— Цветов кактуса, — закричал он. Теперь вы знаете, почему.
Миляга знал, что он говорил. Идея Сольвейг о том, что счастье можно немножечко компенсировать цветами, в общем то всем понравилась. Может быть, не столько понравилась, сколько немножечко успокоила перепуганных эльфов. По крайней мере, ситуация с пропавшими пакетами счастья уже не казалась безвыходной. Пластинчатый Синюшник пискнул, на него посмотрели. Пластинчатый с вывернутой головой лежал у книжного шкафа. Идея с цветами даже Пластинчатому с вывернутой головой понравилась, потому что Пластинчатый обожал цветы плесени. Да что там обожал — он питался плесенью. А цветы плесени считал самым прекрасным деликатесом. Потому он и прирос тогда к пенечку трухлявому. Помните, когда с ним Сима познакомилась? Тот пенечек был прелестно заплесневелый. И если кто думает, что плесень не цветет, то пусть он скажет об этом Синюшнику Пластинчатому. Хотя с точки зрения счастья, Пластинчатому было фиолетово. Фиолетово счастье эльфов. Потому что счастье в Чаше эльфов принадлежало только эльфам. Ни на каких других жителей Поперечки оно не распространялось. Плесень Пластинчатому так нравилась, что он однажды решил собрать гербарий цветов плесени. Но это трудно себе представить, как это можно собрать гербарий цветов плесени. Ведь они высыхают, и цветы плесени превращаются в пыль. Кстати, поэтому Сима и Синюшник рассматривали энциклопедии в книжном шкафу Домашека. Они искали статью о гербариях цветов плесени. Но идея о том, что цветы могут компенсировать счастье, Пластинчатому тоже понравилась. Пластинчатый пискнул с перевернутой головой так… А Сима подумала и сказала:
— Конечно, да.
Сима подумала не потому, что посомневалась, а потому что Симе даже думать о цветах было приятно. Симе вообще не нравились цветы, а очень нравились. Она была единственный среди эльфов, которая понимала, что Пластинчатый и правда видит цветы на плесени. Потому что Сима и сама их видела. Ну, почти видела.
— Если не понимаешь — верь, — так говорила Сима. Сима-симочка согласна была с тем, что если счастье нет, то только цветы могут спасти эльфа. А Сима, наша Сима, не только любила цветы, но и умела создавать новые. Совершенно новые цветы. Симе было дано создавать новые цветы, которые до нее, Симы еще никто не создавал. А это действительно было почти что счастьем. А может быть и без «почти что». Сима мечтала стать цветоводом-модельером. Например, однажды Симе очень захотелось изобрести цветы для крокодила. Для подводного крокодила с речки на Поперечке. Того, который почти не выныривал на поверхность. Жил в омутах речки на Поперечке. Этот крокодил был очень-очень злым. Сима только однажды видела подводного крокодила, темно-зеленого от злости, чуть ли не коричневого, и сразу решила, что должна придумать что-то такое, что могло бы сделать крокодила добрым. Сима много раз спрашивала у Рембика, что любит крокодил. Рембик только хохотал и считал эльфочку ((((. Рембик говорил, что крокодил любит эльфочек. Сима взвизгивала, а Синюшник недовольно хмурил пластины. Но Сима не отставала и спрашивала у Рембика снова и снова:
— Рембик, пожалуйста, ну скажи, что любит крокодил.
Потому, что Сима хотела создать цветы для крокодила на основе чувства любви, чтобы он был добрее и привлекательнее. В конце концов, Рембик не выдержал и ляпнул первое, что пришло ему в голову.
— Крокодил любит цветы с квадратными листьями и растущими на кочане как капуста. И чтобы листья можно было обдирать и пользоваться ими, чтобы прикладывать к больному месту. И заворачивать в них таранку. И, если очень туго их свернуть забивать ими гвозди. Чтобы можно было пользоваться ими как угодно. И чтобы они были водонепроницаемыми, как целлофан и хрустящими. Чтобы можно было, как платочком, заворачивать ими голову. Крокодил любит, когда голова сухая и хрустит, — сказал Рембик.
Сима за месяц создала такие цветы, а от себя она добавила черно-белые листики. Цвет отважных эльфов. Передала цветы кочана крокодилу через Рембика. А потом она спрашивала у Рембика, стал ли крокодил добрее, после того как получил, созданные именно для него цветы. Подарок, созданный Симой, лично для донного крокодила.
— Да стал, стал, — нехотя подтверждал Рембик. — Крокодил как цветы твои на кочерыжке увидел, сразу же перестал быть злым. В омуте сидит и не шелохнется. Он от твоих цветов благоговеет. От запаха их, когда нанюхается.
— Да у них же запаха нет, — недоумевала Сима.
— А он мой кулак нюхает с цветами.
— А почему, почему, — обрадовалась Сима. — Потому что они красивые? Потому что у него хороший вкус?
— Потому что он, когда не благоговеет, когда твои цветы видит, — сказал Рембик, — я ему рыло чищу. Или что там у него вместо рыла, у крокодила.
Откровенно говоря, донный речной крокодил, после того как эльф Рембик стал эльфином, уже не был, в общем то, крокодилом. Возле Рембика не очень то останешься совсем крокодилом, после того как Рембик поселился в речке на Поперечке. Конечно, пока Рембик не в речке жил, а на Поперечке, а крокодил в речке жил — тогда да, тогда крокодилу вольготно жилось. После того, как Рембик после той истории со спасением Поперечки в речку переселился, крокодилу туго пришлось. Потому что Рембик не разрешал этому крокодилу всякую живность жрать направо и налево. Это раньше, когда Рембик, как и все остальные эльфы на берегу жил, тогда донный крокодил с речки на Поперечке кого хочешь мог кушать. А как Рембик стал эльфином, в саму речку на Поперечке жить переселился, то у крокодила меню переменилось, и пасть стала больше на рыло поросячье похоже. Потому что в иле донному крокодилу пришлось рыться. Рачков искать и ракушек. Хорошо, что хрюкать не начал. Уж как за это лягушки благодарили Рембик — прямо горой за него стояли. Да… Но Рембик много сил потратил, чтобы отучить крокодила на лягушек нападать. И еще столько же, чтобы крокодил цветами Симиными стал восхищаться. Самопроизвольно. Так чтобы, и условный рефлекс у крокодила выработался. Увидел Симины цветы — и восхищается. Потому может крокодил и сидел в омуте на самом дне и не высовывался, чтобы Симиных цветов не видеть. Зато теперь Сима считала Рембика своим главным консультантом по созданию искусственных цветов. Искусственных в том смысле, что не существующих до нее в природе. Самым умным и самым талантливым эльфом на Поперечке. А это что-нибудь да значило. И Синюшник готов был за Рембиком плестись куда угодно. Ну, конечно только не в огонь и не в воду. В воде Синюшник раскисал. После того как Сима создала цветы для крокодила, она стала думать над созданием цветов для слона, ведь он такой большой, такой своеобразный, что одно удовольствие работать с цветами для слона. Цветы для слона нужно создавать большие, с особенным запахом и толстым стеблем. Таким толстым, чтобы никто кроме самого слона, не мог сорвать слоновьи цветочки. Думаю, что и Синюшнику понравились бы цветы для слона. Потому что Синюшник во всем поддерживал Симу. А Рембику цветы для слона вряд ли понравились бы, потому что слон — это не речной крокодил, и убедить слона полюбить цветы Симы, так как Рембик убедил крокодила, он бы не смог.
Цветы для слона это пустяки. Аппетит приходит во время еды. Представьте себе, что испытывал Рембик, когда Сима поделилась с ним планами создать цветы для огненной саламандры. Крокодил ладно, он в воде живет. Но при всей своей фантазии, Рембик не мог представить себе как он сможет привить огненной саламандру любовь к Симиным цветам. И вообще, огонь — это так далеко от воды. Рембик понял, что дальше будут цветы для пещерного медведя, ((крысолавра или Тунгусского метеорита. И что это — выше его сил. И он стал убеждать Симу, что она — великий созидатель цветов. Что ей, Симе, больше удаются цветы для существ с тонкой душевной организацией. Существ маленьких, изящных и трогательных. В общем, дальше цветов для крокодила дело не пошло. Сима решила создавать цветы для Лямбы, Ляпки и Ляксы. Лямба, Ляпка и Лякса были в диком восторге. Потому что, если каждая из них, близняшек-Ля, будет свой цветок, то это, во-первых, будет выгодное отличие их друг от друга, во-вторых придаст им шарм и своеобразие или наоборот. Как диезы и бемоли. Поэтому Лямба, Ляпка и Лякса обожали Симу и Симины цветы. Так как Сима делала цветы им лично, каждой из них по особенному цветочку, а-ля Лямба, а-ля Ляпка и а-ля Лякса, то таких веночков, которые они будут сплетать друг для друга, не будет ни у кого на свете. Даже в Южной Америке. Лямба, Ляпка и Лякса не только расплетали паутинки и заплетали косички, но они еще и сплетали себе чудесные веночки. И они поняли, что если веночки сплетать из собственных цветочков, то это будет полное счастье. Что и требовалось доказать. Так что Лямба, Ляпка и Лякса легко согласились, что, если счастья нет, единственное, что может им его заменить — это цветы. У каждой из эльфочек были свои предпочтения. Например, Лямба, любила вплетать в веночки клевер. Ляпка предпочитала ромашку, а Лякса бегала к Рембику. Рембик давал ей какой-нибудь речной цветок, и она вплетала его в свой веночек. Лямба, Ляпка и Лякса тогда неделю не отходили от Симы, точно как Синюшник и канючили: «Сделаешь нам по собственному цветочку? Когда ты сделаешь нам по собственному цветочку?» Пока Сима их не угомонила, сделала. И веночки из собственных цветочков, в самом деле, получились потрясающими. Лямба попробовала вплетать в веночек расплетенные паутинки, но выходило не аккуратно, потому что обыкновенные паутинки были тоненькие и маленькие. Но среди паутинок встречались разноцветные шелковые нити шелкового паука: синие, желтые, оранжевые. Но шелковый паук встречает необычайно редко. На Поперечке был только один шелковый паук. И никто, никакие паутинки шелкового паука, где попало не валялись. Тот шелковый паук, который жил на Поперечке, умел прятаться. Во всяком случае, Лямба, Ляпка и Лякса не знали, где он прячется, и им об этом никто не рассказывал. В общем Лямба, Ляпка и Лякса тоже любили цветы, и поэтому согласились, что если что-то и поможет не пасть духом, то это цветы.
Фантос пожал плечами. Что касалось цветов, то у Фантоса вызывал интерес только цветочный одеколон. Фантос душился цветочным одеколоном так густо, что даже крысы убегали из подвалов, в который Фантос спускался, чтобы поискать ржавчинки на приманку. Фантос облазил все подвалы на Поперечке, собирая ржавчинку с труб. Поэтому трубы в подвалах на Поперечке были все почти как новенькие. Дело в том, что ржавчинку обожали окси, на которых охотился Фантос. Фантос раскладывал ржавчинку-приманку, дожидался, когда на ржавчинку клюнет окси. Потом Фантос отлавливал окси, и выжимал из окси хрупятинку. Потом Фантос отпускал окси до следующего раза, а хрупятинку жевал двенадцать часов. Потом пережеванной хрупятинкой окси, Фантос намазывался и становился невидимым. Играл в прятки. А когда Фантос становился невидимым, он мог ходить где угодно. Его никто не видел. Это Фантосу ужасно нравилось. Единственное неудобство заключалось в том, что с невидимостью Фантосу часто попадались деньги, там где Фантос намазывался плохо пережеванной хрупятинкой. И тогда окружающие, не видящие Фантоса, целиком могли видеть отдельно его руку или ногу, или иногда глаз. И это окружающих очень пугало. А Фантоса огорчало. Возвращаясь же к цветам, скажем прямо: Фантос любил гамаки-тренажеры. Это когда лежишь и качаешься. И если бы ему когда-нибудь в жизни попался бы цветок с таким названием — тренажер-гамак, Фантос обязательно бы полюбил такой цветок. Но так как цветка под названием тренажер-гамак в природе не существовало… Тс… Как бы не услышала Сима. То к цветам Фантос относился, в общем то, равнодушно. У Фантоса просто не было цветочных предпочтений. За исключением, как мы уже говорили, цветочных одеколонов. Они хорошо пахли. От запахов цветочных одеколонов, которые иногда Фантос выливал на себя, у некоторых начиналась физзарядка. Нанюхаются густых запахов одеколона Фантоса, и начинается: сели — встали, сели — встали. В общем то Фантосу идея Сольвейг не показалась выдающейся. В физические упражнения Фантос верил больше. А самой Сольвейг цветы действительно помогали быть почти счастливой. А в особенности — ночные цветы. Кстати, очень кстати, может быть вы знаете какой-нибудь цветок, который цветет ночью? Если вы знаете о таких цветах, то расскажите об этом Сольвейг. Не надо никуда писать Вы просто расскажите про себя или вслух. Прямо сейчас, когда Сольвейг трудно. Сольвейг вас обязательно услышит. Сольвейг слышит, как вы просите ее найти что-нибудь, когда вы теряете. И Сольвейг помогает вам. «Сольвейг, пожалуйста, Сольвейг малышка! Где отыскать мне мишку?» Ведь она помогает, да? Сольвейг будет очень благодарна, если и вы поможете ей. Скажете что-нибудь о ночных цветах, в которые Сольвейг всегда была влюблена по-настоящему. Поэтому Сольвейг и сказала, что для нее счастье заменяют цветы. Почти заменяют цветы. А цветы почти заменяют счастье. Потому что действительно: цветущие ночью под звездным небом цветы, самое прекрасное ощущение, которое испытывала Сольвейг. Когда Сольвейг смотрела на цветущие под звездным небом цветы, она смотрела вниз, а не вверх. И почти забывала, что не видит там, наверху, в звездном небе, свою звездочку.
Итак! И как? А так! Все эльфы, обитатели Поперечки, испуганные и возбужденные, собрались в комнате Чаши. Все, за исключением Рембика. Рембик принимал душ и хохотал, и никто не решался объявить ему плохие новости. Эльфы почти согласились с тем, что если уж попытаться найти, что может защитить их вместо пропавшего счастья, то это будут цветы. Сима стояла чуть не плача, шевеля губами, Фантос ходил по комнатам Домашека и собирал цветы, чтобы расставить их магическим кругом, хотя бы вокруг дивана. Чтобы оградить и защитить эльфов. Сима на Синюшника смотрела. Она даже не пыталась обойти стол, потому что вымахавшие лопухи загораживали весь проход. Сима думала только о том, как заставить лопухи цвести. Синюшник согнулся и топтался у книжной стенки. Миляга полез собирать цветы с обоев. Да, нарисованные розы с обоев в комнате Чаши. Нарисованные цветы собирались плохо. А Миляга старался, да никто его об этом не просил. Миляга поцарапал руки о шипы нарисованных роз, и вдруг, он кое-что вспомнил. Миляга задумался и, не глядя, отдирал от обоев очередную розу. Он слегка поцарапался, но, не обращая на это внимания, хотел хлопнуть по обоям кулаком, когда его отвлекла Сольвейг. Сольвейг уже сказала что-то важное, и Миляга прислушался. Когда он повернул голову, то посмотрел на стену. Там, куда Миляга хотел хлопнуть со всей силы кулаком, не глядя, торчал ржавый железный крюк. Только счастливый случай спас Милягу от несчастья. На стремянке, которую кто-то перетащил на ту сторону стола еще раньше, и подошел к столу. Лопухи Миляга обошел. Сольвейг тоже старалась отстраниться от расползающихся во все стороны из-под стола лопухов. И вспоминала, нет ли еще что-нибудь еще что-нибудь, кроме цветов, чтобы могло защитить эльфов. Дать им ощущение защиты. Ощущение счастья. Рембик пел в душе.
— Цветы не пойдут, — сказал Миляга решительно.
Все обернулись к нему. Лямба, Ляпка и Лякса повытягивали головы из-под стола.
— Надо что-то посущественнее.
— Что посущественнее? — обиделась Сима.
— Надо сок отжать, — быстро сказала Лямба, отряхиваясь. Ляпка и Лякса отряхнули друг друга.
— Цветы дают ощущение близкое к счастью, — сказал Миляга, — а не счастье. Ощущение близкое к защите, но не защиту. Ты сама это сказала — ощущение близкое к защите. Но не защиту. А нам надо само счастье.
— А где его взять? — пожала плечами Сима.
Фантос, который тащил огромный горшок герани, остановился и уставился на Милягу. Лямба, Ляпка и Лякса забрались на шведскую стенку. Высоко, чтобы их было видно. И вверх ногами. Это тоже обращало на себя внимание. Они висели вниз головой.
— Искать счастье — развел руками Миляга.
Фантос тоже развел руками, и горшок с геранью шлепнулся ему на ногу. Пластинчатому чуточку полегчало.
— Как? — удивилась Сольвейг. И помогла Фантосу допрыгать до диванов. Фантос даже не ругался. Горшок уцелел.
— Лопухи, — вдруг громко сказала Лямба, которая висела выше других и все видела.
Ляпка была посередине. Она взяла на полтона ниже.
— Ляпухи! — и хотела замахать руками, но не смогла, потому что держалась.
— Какие ляпухи? — не понял Фантос и посмотрел на Милягу, а потом в зеркало — на себя.
Ляпка снизу хихикнула. Хи-хи-хикнула. А Сима приподняла передничек и подумала, что если Лямба, Ляпка и Лякса вдруг будут падать ей в передничек, она их не удержит. Пластинчатый что-то сказал, но его уже было плохо видно из-за лопухов, поэтому то, что он сказал, никого не интересовало. А лопухи вымахали в половину комнатной высоты. Зато хорошо было видно таракана, который с независимым видом расхаживал по карте Поперечки на шкуре мамонта. Таракан оценивающе посматривал и на большой глобус Поперечки. А Сима без слов переставила глобус подальше.
— Ребята, но ведь лопухи! — сказала Лямба.
— Лопухи ведь, ребята! — сказала Лякса.
— Девочки, стоп! — сказала Ляпка. Она посмотрела на Лямбу.
— Лопухи выросли в том месте, из той щелочки, — сказала Ляпка.
— В которую, — продолжила Лямба.
— Стекло счастье из трещинки, в Чаше счастья — закончила Лякса.
Никто ничего не понимал. Ничего не понимают.
— Значит так, — продолжила Ляпка. — Лопухи пропитаны счастьем насквозь.
— И если, — сказала Лямба, — мы посрезаем все лопухи и выжмем их как следует.
Лопухи зашумели. Эта идея им не понравилась.
— Сок, — таинственно сказала Лякса, — сок из лопуха счастливого — и будет счастье.
— Из лопухов мы надавим счастья, сколько хотим, — подтвердила Ляпка.
— Ура, — закричал Фантос.
А Сольвейг ловко оторвала от лопуха кусочек листика и приложила к ноге Фантоса. Фантос захихикал как от щекотки.
— Отличная идея!
— Да сколько мы с них надавим счастья? — засомневалась Сима.
А Фантос смотрел на Лямбу, Ляпку и Ляксу с обожанием. Он их любил.
— Очень умные, — согласилась Сольвейг.
— Хорошенькие, — сказал Фантос.
Лопухи зашумели. Он подошел к лопухам и попробовал подергать их за листики. Листики лопухов дернулись и стали извиваться как кобры и шипеть. Фантос испугался.
— И сколько в них того счастья? — сказал он.
— У меня есть дельное предложение, — сказал Миляга.
— Какое дельное?
— Самое дельное — это из лопухов, — настаивала Ляпка. Эльфочки ничего не боялись.
— Вспомните, — сказал Миляга и помог пропрыгать Фантосу на диван на одной ноге. — Чем отличается волшебство от обычной жизни? Волшебство от неволшебства?
— Порядком! — выпалила Ляпка. — Симочка, Сольвейг, вы в этом разбираетесь лучше. Скажите, чем отличается волшебство от не волшебства.
— В общем то, она права, — сказала Сима, указывая на Ляпку. — В определенное время из неволшебства возникает волшебство. Тогда, когда положено. Говоря попросту, — сказала Сима, — волшебство — это все равно что определенный час на часах, или воскресенье в конце недели, или Новый год. Это то, что не может не произойти в свое время. Если это обычная правильная жизнь. Или тогда, когда ты хочешь, если ты сам переводишь стрелки часов, или если ты волшебник, или если ты влюблен.
— Это одно из ряда событий обычной жизни, — улыбнулась Сольвейг, вспоминая о чем-то своем.
— Или вторжение в обычную жизнь, если ты хочешь и можешь нарушить порядок. Например, волшебство — это утренний рассвет, или расцвет цветка в положенное время. Или в не положенное по воле того, кто может нарушить порядок. Волшебство — это часть нашего мира, такая же, как электричество или водопад. Оно естественно происходит в мире, и оно часть мира, и мы, эльфы, называем его счастьем. А другие как-то еще. Волшебники и колдуны, учат нас Старшие эльфы, это те, которые умеют вторгаться в естественную ткань происходящего события, которые умеют вырывать то, что им нужно. Они могут собрать все пятницы месяца в одну неделю, все тринадцатые числа десятилетия в один месяц. И все пятницы месяца будут в одной неделе идти одна за другой, как будни. Но, учат нас Старшие эльфы, будет ли от этого беспорядка кому-нибудь лучше. Подчинено это какому-нибудь порядку. Нет! Точно так же можно, увы, сделать водопад на равнинной реке или террикон в степи. Поэтому, мы, эльфы, не любим волшебства. Наша Чаша собирает счастье, как корни деревьев — воду. Они вырывают его силой. И нам этого вполне достаточно.
— Хорошо, — сказал Миляга, — именно это я имею ввиду. Нас с вами спасут ни цветы и не сок… — Пластинчатый замычал, — выросшего там, куда стекало счастье с треснувшей Чаши Счастья. Ведь кроме волшебства и колдовства есть еще кое что.
Миляга сделал паузу.
— Что, что именно?
— Счастливый случай! — торжественно провозгласил Миляга и посмотрел на стремянку.
Эльфы примолкли, раздумывая. Счастливые случаи — это естественные силы природы. Естественные ресурсы, которые не надо ниоткуда изымать или выдирать. Не надо выдирать из ткани жизни.
— Счастливый случай! Ведь это тот рычаг, которым мы эльфы, — сказал Миляга, — умеем пользоваться со дня рождения. Просто сейчас, нам их надо больше, чем обычно. Вот и все. Посмотрите на Лямбу, Ляпку и Ляксу.
Все посмотрели.
— Или вспомните, что происходит с вами. Чувство счастливого случая есть у каждого эльфа, и с помощью этого врожденного чувства, любой эльф, даже не обладая силами и способностями колдунов и волшебников, может совершать чудеса. Это не чудеса, а естественные события. Как бы перебегая по льдинкам речку, или находя клад, или втискиваясь в уходящий поезд метро. Ничего из ряда вон выходящего. Это называется счастливый случай. Чудеса — часть природы Поперечки и всего мира до Эльфелевой башни. Дальше я не был.
Таракан на карте вежливо покивал. Видно и он дальше не был.
— И счастливые случаи и немалая часть других случаев, которые совершаются природой. Тот, кто умеет выделять счастливые случаи, пользоваться ими безо всякого волшебства, овладевает ситуацией. Тот, может, не вторгаясь в природу, ничего не нарушая, достичь цели. Так как их достигают волшебники и колдуны. Мы эльфы попадаем на последнюю электричку, с помощью счастливого случая. Колдуны и волшебники, чтобы добраться туда, куда мы спокойно уехали на последней электричке, выламывают кучу пластов пространства и времени. Ломают порядок и таким образом получают в ответе неправильный результат. Сжигают кучу драгоценной энергии и ломают естественный ход событий и ранят пространство и время — далеких и близких. Помните, например, мы делали компас на Башню эльфов, работающий по принципу счастливого случая. Механизм нам принесли старшие эльфы. Счастливые случаи собирала маленькая батарейка, которую мы придумали сами.
— Компас изобрел Домашек, — вспомнила Ляпка.
— На этом компасе, — продолжал Миляга, — при каждом счастливом случае стрелки показывали направление на Эльфелевую башню. К сожалению, этот компас работал на слабеньких счастливых случаях и неизвестно, пригодился ли он Домашеку. По нему трудно найти Эльфелевую башню быстро, а Домашек взял ее с собой. Так, на всякий счастливый случай. Теперь пришел наш черед положиться на счастливый случай. Если у нас треснула Чаша Счастья , и Домашек унес ее, если у нас куда-то исчезли пакеты со счастьем, и нам никто не может помочь, то единственная защита, которая может нас защитить, это не цветы с ощущением, и наверное не сок из лопухов, который предложили наши умненькие половята: Лямба, Ляпка и Лякса. Наши тройняшечки.
Между прочим Лямба, Ляпка и Лякса уже слезли со шведской стенки и осматривали лопухи, по очереди трогая их и внимательно слушая Милягу.
— Вот так, — сделал вывод Миляга, — если нам никто не может помочь, то единственное, что нас может защитить, это счастливые случаи.
А Синюшника уже, например, не было видно. Но было слышно, как он страдает. Он жаловался, что у него восемь пластиночек шеи болят, как будто он их считает, свои пластинки. На что Лямба предложила ему пожевать целебный листик лопуха, после того, как они напитались счастьем. Лякса хихикнула, представляя себе Пластинчатого, жующего лист. Потому что зубов у Пластинчатого не было — были пластинки. А листья были желтые. Вполне возможно, что листья и в самом деле были лечебными, безо всяких шуток. Ведь сколько счастья впитали! По крайней мере, нога Фантоса, на которую упал горшок, не болела. Горшок тоже был здоров.
— Да, — глубокомысленно сказали Лямба, Ляпка и Лякса. — А как они нас будут спасать?
Рембик напевал свои песенки под душем. Последний раз Рембик что-то давно не выходил из-под душа. Но его никто не звал, потому что не хотелось портить настроение единственному эльфу, который не знал о случившихся неприятностях.
— Дельно, несомненно, — сказала Сима, — мы должны заботиться о себе сами, как заблудившиеся дети.
ID:
218766
Рубрика: Проза
дата надходження: 28.10.2010 17:19:22
© дата внесення змiн: 28.10.2010 17:19:22
автор: Птицын Анатолий
Вкажіть причину вашої скарги
|
