"– И сколько, бабы, будем мы одни?
Победные салюты отгремели.
Но горем переполнены все дни,
что нету мужиков у нас в постели…
– Привечу всякого, кого мне Бог пошлёт.
До чёртиков обрыдло одиночество.
И тело, и душа, ох, бабоньки, не лёд.
Тепла и ласки очень, очень хочется…
– А мне сегодня, бабы, снился сон.
Как вспомню, покидают сразу силы.
Не знаю кто, но мне явился он,
во сне ласкал, потом своим грузилом
меня прижал. Как было хорошо!
Как я под ним, блаженствуя, стонала!
И как его я, бабы, целовала!
И как жалею я, что сон прошёл.
Полна сейчас фантазий голова,
как чуда жду волнительных мгновений..."
- : -
Случайно мной подслушаны слова.
Я стал свидетелем интимных откровений.
А было мне тогда тринадцать лет.
А говорившим, может быть, по тридцать.
На всех на них плюгавенький сосед,
которым не наесться, не напиться.
Но начинали возвращаться мужики
с войны, уставшие, но телом боевые.
И вот о них мечтали у реки
изголодавшиеся бабы молодые.
Уже умом я это понимал –
эвакуацией был многому обучен,
да и с соседскими девчонками играл
в мир взрослых, что войной был вспучен
и искорёжен до его основ, –
в нём быт и нравственность свою меняли цену
по воле самоизбранных богов,
взобравшихся на мировую сцену.
- : -
В терновнике, где молча я лежал,
июньское цвело великолепье.
Там откровений много услыхал
и думал: в том виновно лихолетье.
В уме мальчишеском и горе, и грешки, –
всё вперемешку, – радость и порочность.
В ту пору я уже писал стишки,
и по наивному всё отражалось в строчках.
Сейчас, когда я возрастом такой,
как те, которых слушал я украдкой,
не вижу жизнь намного я другой:
в ней женщинам по-прежнему несладко.
Особенно в краю, где мужиков
полнейшая суммарная нехватка.
Да и состав их нынче здесь таков –
порой касаться боязно и гадко.
Была б во мне неслыханная мощь,
да был бы неустойчивей в морали,
я многим постарался бы помочь
избыться от съедающей печали.
Но я не тот, кто утешает вдов,
и сам находит в этом наслажденья.
Я не могу растрачивать любовь.
Но не об этом суть стихотворенья.
Я параллели судеб рассмотрел –
в эпохах разных вижу идентичность.
В безрадостности мир наш преуспел.
А в ней застывшая извечная привычность.
Сентябрь-1962 г.
