И я б переступил порог,
Откуда нет уже возврата.
А кто в той дури мне помог?
Он, Валдис... Голь на дурь богата.
С иного все-таки начну –
Приподниму над личным штору:
В общаге девушку одну –
Блондинку Танечку Кройтору
Я заприметил… У нее
Два рыцаря на курсе нашем:
Кулиш с Успенским… А мое
По ней сердечко, прямо скажем,
Измаялось… Ну, да, влюблен.
Подкатывает Романовский:
-- Рецепт известен: вечный сон! –
И у него таблеткт в горстке.
Я заглотал – и повело.
Еще чуть-чуть – и впрямь отъеду.
-- Ребята, плохо мне! – Свело
Лицо, в глазах туман… Беседу
Уже не в силах продолжать.
Ну, «скорая» не запоздала.
Взялись в больнице промыхать
Мне потроха – всерьез спасала
Команда опытных врачей…
Свасли… А Валдис напугался:
Ведь спосят: по вине по чьей
Таблеток Виктор наглотался?
И лучше выдумать не мог:
Сам наглотался тех таблеток.
Его с сиреной уволок
Фургон туда, где из-за клеток,
Кокаинисты в мир глядят:
И он как наркоман пристроен
В одну из клеток. Дикий взгляд…
Побудь там, Валдис, на постое,
Отведай дэковскиъ хлебов!
Но все ж судьба свела с Танюшей –
Была взимная любовь.
Сложилось так оно, послушай:
Еще во царствие Петра
По Яузе ходили струги.
Река была мощна, быстра.
Леса обширные в округе.
Верст за четыре от Кремля –
Крутой и благовидный берег –
Красна Московская земля.
Крест в вышине – духовный пеленг –
Шесть сотен лет лучится здесь
На всю Россию посылая
Духовную святую взвесь
Для праведных – посулом рая.
Спасо-Андроников стоит
Здесь монастырь оплотом веры.
Дал Алексий-митрополит
Обет: уймутся злые ветры,
Грозившие скорлупку-струг,
В котором плыл он, в Черном море
Волнами потопить – (вокруг –
Ад, светопреставленье, горе) –
Он возведет в Москве собор
Во имя Спаса... Стихла буря...
Был на холме расчищен бор
Площадку сгладили, трамбуя,
Фундамент каменный сложив,
Подняли стены... Был Андроник
Назначен зодчим... Освятив
Собор, что весь – в святых иконах,
Андроник стал его главой.
Он – Радонежского наперсник
И ученик его. Святой
Духовный вождь и благовестник.
Собор расписывал Рублев.
В монастыре и упокоен.
Сто бурь и тысячи ветров
Над куполами колоколен
Андрониковых пронеслись.
Но так же, как при славном зодчем,
Кресты и ныне рвутся ввысь.
В монастыре есть, между прочим,
Могила светского творца:
Здесь Федор Волков похоронен,
Что всеми признан за отца
Театра русского... Уроним
Над светлой памятью слезу,
Склоним главу над ним, великим.
Пусть в мире каждую грозу
Мы пред Нерукотворным ликом
Спасителя мольбой смирим...
С Танюшей древнюю обитель
Мы посетили... И сидим
Потом в кафе... Видать, Спаситель
Решил послать любовь в сердца...
Мы поглядели друг на друга...
Лучились счастьем два лица...
Любовь! Взлет радостного духа,
Зов молодых и жадных тел...
Финансы мне поют романсы,
А я любимую хотел
Вседневно радовать – нюансы
Относим к гордости мужской.
Приходится искать работу...
И вот я на Тверской-Ямской
Стою с лотком. Торгую. То-то!
От «Дружбы» книги продаю,
Самоучители, альбомы.
Пока я с книгами стою,
Профессора вбивают томы
Ценнейших знаний тем в главу,
Кто аккуратен и послушен.
А я взираю на Москву...
Имедашвили, с коим дружен,
В кварталах двух стоит с лотком...
Конечно, я его пристроил.
Вещаю звонким голоском:
-- Альбомы... -- Славненько усвоил
Искусство уличных продаж –
Альбомы – нарасхват... Наружно
Продать – сумей! Прибавку дашь
За лихость к жалованью, «Дружба»?...
Негаданно пришла беда:
Я с Ованесовым в провале.
Нас обвинили, что тогда,
Картошки после, мы продали
Часть телогреек и сапог.
Видать, открылась недостача...
Обиды я сдержать не мог –
Спешу к декану, чуть не плача.
Засурский выслушал меня...
Подумал и сказад:
-- Улажу.
Коль так, то прочее – фигня.
Подумать – приписали кражу!
Но я же никогда не крал!
Оставила рубец обида...
А тут и сессия – аврал.
Вся прочая фигня забыта.
У Танечки Кройтору – хворь.
Она в жару всю ночь металась.
-- Я – рядом...
-- Выпей, вот, не спорь! –
Я молока согрел...
Досталось
Той ночью рядом с Таней мне.
Невыспавшийся – на зачете
У Ванниковой – на волне
Эмоций не в себе, в заботе
О Тане, о себе... Строга
Мэтресса и принципиальна...
Но тут сама моя рука
Поверх ее легла нахально.
И за руку ее держа,
Несу, что на язык ложится:
Тартюф-де мерзкий был ханжа?
О чувствах женщине годится
Открыто, прямо говорить...
Глаза профессорши все шире...
Я продолжаю городить
В таком же духе, будто в мире
Остались лишь она и я...
Она, освободив ручонку,
«Зачет» -- губами шевеля,
Вписала бережно в зачетку.
Глядит: что, дескать, не встаю?
Но озадаченному взору
Навстречу молча подаю
Зачетку Танечки Кройтору.
-- Она болеет, -- прошептал.
Поставьте ей зачетик тоже...-
-- Вы – что: дурак или нахал? –
Пожав плечами, пишет все же
Зачет и Тане... Поклонясь,
Я две зачетки забираю –
И томных взглядов сторонясь,
Прочь с факультета убегаю...
Второй семестр не тек – летел...
Вел Леонид Золотаревский,
Известный ас тэвэшных дел,
Наш спецпредмет... Прямой и резкий...
Когда Абрамыч к нам пришел,
Был в возрасте слегка за сорок.
Афронт житейский к нам привел,
Но как он стал нам сразу дорог!
Он импозантен. В седине
Легла волнами шевелюра.
Пиджак из твида – вот бы мне! –
На брюках стрелочки – культура! –
Сияющие башмаки,
Взгляд иронический и грустный:
Кто, дескать, эти простаки?
Он – мастер – приговор изустный,
А мы – тупая молодежь,
Сырая «сборная Союза».
В соседней группе не найдешь
Иногородних... Есть у вуза
Особый к москвичам подход.
В столичных школах подготовка,
Понятно, качественней... Год
Считай за два. Итог головка
У москвичонка все ж умней.
Само собою – не из бедных,
А обеспеченных семей,
При династически наследных
Талантах... Я не говорю
О языках. У них – спецшколы.
Нет зависти – я в корень зрю.
Ну, может, редкие уколы...
У тех – амбиции... У нас
Нет оснований для амбиций.
Но вот наш мастер входит в класс –
Не лучший день его в столицу.
Из «Времени» его пинком
Отправил Летунов зловредный.
А был Абрамыч вожаком
Природным, ярким... Юра – бледным
Пред подчиненным представал.
Он тех, кто явно даровитей
Его, активно выживал,
Комплексовал бездарный «витязь»,
Швырял чернильницы в людей –
Был сверх всего еще и хамом,
Прорвавшийся наверх злодей
Хотел во всем быть самым-самым,
А был бездарным... А итог –
У нашей группы – классный мастер.
В профессии он – царь и бог,
Напротив – мы, «зеленых» кластер.
Что о профессии вещал,
Золотаревский нам в прологе?
Он легких дней не обещал.
Стращает нас наставник строгий,
Бескомпромиссный – не моги
С ним спорить даже о деталях –
Умело ставит нам мозги,
Особо – в творческих заданьях.
Он не играет в поддавки,
По нервам бьет и жаждет крови.
Мы для него – не новички,
Он за уши нас тащит в профи.
Желает мэтр увидеть в нас
Тех, кто необщим выраженьем
Лица мог ошарашить класс.
Непримиримый к возраженьям:
-- Не интересны никому
Причины, если не сумели.
Никто не спросит, почему.
Вас просто не оставят в деле.
Назвался груздем, так сумей!
Мне тоже ваши отговорки
Не интересны... –
С первых дней
Он нас морковкою на терке
Остругивает... Предложил
-- В порядке первого зачета
В программе «Время» покажи
Достойное вниманья что-то... --
В дуэте я и Крохалев...
Задача – ошарашить мэтра.
А он придирчив – будь здоров!
По-снайперски ударим метко?
Общажный мирный вечерок.
Нам с пленки Джимми Хендрикс воет.
Пьем «Три семерки» -- портвешок.
Заданье мэтра беспокоит.
-- Ты с фотографией знаком?
-- Конечно, -- отвечает Леня,
Уже согретый портвешком,
Он шапку придержал в ладонях,
Пальтишко тонкое на нем.
Ему – в детсад, в ночную смену –
Охранником, учиться днем.
Знал жизни истинную цену
Уральский славный паренек.
Еще мальцом ушиб колено,
И после травмы занемог:
Жил хромоного и согбенно –
Ломал костей туберкулез.
Прошел сквозь тройку операций.
Судьбу свою достойно нес.
Характерец без аберраций.
С таким – в разведку, на гоп-стоп –
Не выдаст даже и под пыткой...
-- А «Красногорск», кинишко чтоб?...
-- Поучимся, рискнем попыткой... –
Нам нужно было снять сюжет,
Но не простой, а самый лучший.
Ведь мы – с судьбою тет-а-тет
Судьба подбрасывает случай.
Нам важно лидерами стать,
Поймать за хвост свою Жар-птицу,
В программу «Время» заверстать
И воодушевить столицу,
А вместе с нею – всю страну,
Дождаться славы и оваций...
Сенсацию! Хотя б одну!
В году на всю страну сенсаций
В программе «Время» -- пара горстк...
Шестнадцатимиллиметровый,
С ручным заводом «Красногорск»,
Не новый и не самый клевый –
Его поспешно Крохалев
Осваивает с лаборантом...
-- Сумеешь, Леня? –
-- Будь здоров!
-- Не подведи!
-- С моим талантом?... –
Пока он камеру кромсал,
Учился ракурс брать и фокус,
Я разрешенья пробивал...
-- Ну, приступаем, студиозус? --
Мы с Леней камеру берем.
Я сценарист, он – оператор.
И в Пушкинский музей идем.
Хвост очереди на экватор
Вдаль потянулся от дверей...
Что привлекло нелюбопытных,
Амбициозных москвичей?
Манок из самых аппетитных?
Нам на метро лишь перегон –
И мы выходим на Волхонку.
Пришли к искусству на поклон
Ушедшей девочке вдогонку
Тьмы в чудо верующих толп...
-- Снимай, мой юный друг, картину, --
Я – Лене, как усталый «столп»...
Застрекотав, очередину
Снимает «Красногорск» в руках
Камерамэна Крохалева.
А я одолевая страх –
С бумагами к начальству... Снова
«Камерамэна» нахожу:
-- Проходим в залы. Разрешили....
От удивления дрожу:
В душе волшебный свет включили
Рисунки Рушевой... Так жаль
Мне эту девочку-подростка,
Судьбою забранную вдаль
Так неожиданно и жестко.
Казалось, яркая судьба
Возвысит и прославит Надю...
Возвысила... Но так скупа
На годы для нее... Стенаю –
Так откликается душа...
Гомеровские полубоги...
Пушкиниана хороша...
Вот Маргарита, Мастер... Строги
И радостно вдохновлены,
На чудо сказочное глядя,
Вошедшие со всей страны...
Ах, до чего же жалко, Надя!
Там был особенный один
Рисунок: в свитере девчонка
Художницу былых годин
Рисует пламенно и тонко.
И та выходит из холста
Восторженная и живая.
Невыразимая мечта:
Сама на чудо уповая,
ID:
50441
Рубрика: Поезія, Вірші, що не увійшли до рубрики
дата надходження: 09.12.2007 00:04:51
© дата внесення змiн: 09.12.2007 00:04:51
автор: Семен Венцимеров
Вкажіть причину вашої скарги
|
