Решил объеденить три новеллы в один цикл, так как они взаимосвязаны.
Возможно, если вы прочитаете их все вместе, поймёте, какая именно здесь связь, и что я хотел сказать.
Читать желательно в порядке, в котором я их выложил.
Приятного чтения\ перечтения
Странные записи о странных людях
Мини-цикл из трёх новелл.
Новелла первая. "Я здесь"
- Ну дыши! Давай! Ну дыши же, давай, начинай! Ещё рано... Рано ещё, слышишь? Дыши!
Он колотил её в области сердца с такой силой, будь-то бы хотел убить, а не вернуть в жизни. Её глаза покрылись пеленой, он всё равно смотрел в них, пытаясь увидеть хоть искорку, хоть какой-то блеск, хоть что-то, что даст понять - она жива. Он просил эти мёртвые глаза сказать ему: "Всё хорошо, я жива, вставай с колен, нам пора идти домой, мой папа будет волноваться".
- Работай! Работай!, - теперь он обращался непосредственно к её сердцу, оставив дыхательную систему.
Он перестал бить её в районе груди, приложил ухо,прислушался - в ответ тишина, ни одного, даже редкого удара. И снова всё по новой.
Дыши.
Работай.
Ещё рано.
Ведь твой папа будет волноваться.
Дыши.
Я не смогу это делать один.
***
- Пожалуйста, дыши! Живи! Живи! Давай, прошу тебя!
Можно дать волю слезам. Точнее слезы дают волю тебе, дают возможность хоть как-то заглушит шок и боль от того, что произошло.
Она стояла перед ним на коленях, то и время прикладываясь ухом к его груди, поднося ладошку к его ноздрям, в надежде что она почувствует его тёплое дыхание. Ни единого стука, ни единого вдоха или выдоха. Только глаза его ещё говорили о том, что он не ушёл полностью, он не пошёл дальше, что он возможно ещё слышит её. Слышит и вой сирен, и безраздельную речь пребывающего в состоянии шока водителя, который сидит на бровке обхватив голову руками, бледный, не в состоянии принять суть случившегося. Он слышит её, пока ещё слышит, она это точно знает.
Смотря в его глаза, у неё было очень странное чувство - что он где-то там, где она не может его видеть, в месте вне времени и сознания, и что он зовёт её с той стороны, с обратной стороны его глаз.
Она не могла туда проникнуть.
Только прошептать:
- Пожалуйста, вернись...
***
На какое-то мнгновение ему показалось, что её глаза ожили, губы пришли в движение, что-то прошептали. Он наклонился, что бы услышать хоть что-то, хоть какой-то звук.
Ничего.
Показалось.
Он в отчаянии огляделся по сторонам. Почему здесь так темно, где свет фонарей, где люди, где скорая помощь, где этот подонок водитель?
Почему здесь так пусто?
***
Вокруг стоял невообразимый гам - люди гладели без умолку, кричали, сирены завывали с такой силой, будь-то бы пришёл конец света, и один из архангелов трубит об этом в свой рог. Судорожные рыдания этого водителя подонка. Всё было живым, не смотря на трагедию, не смотря на торжество ( она не хотела в это верить!) смерти, вокруг бурлила жизнь.
Она ещё раз взглянула в его глаза, в надежде увидеть эту жизнь и в них, пусть не бьющую ключом, но хоть какой-то маленький проблеск.
Но жизнь в его глазах угасала с каждой секундой. Он был где-то там, на той стороне, и проход между этими мирами закрывался в его глазах.
Затем они потухли.
Её крик превзошол божественный рог одного из архангелов.
***
Темнота становилась всё гуще, он буквально чувствовал её, она стала плотной, материальной.
Почему здесь так темно?
Почему здесь так пусто?
Он пытался увидеть хоть что-то вокруг, продолжая машинально бить её кулаком в области груди.
До тех пор, пока рука не пронзила пустоту.
Её тело исчезло.
Он остался один.
Смотря на то место, где только что лежало её тело, он прошептал:
- Пожалуйста, вернись...
Ведь твой папа будет волноваться.
Новелла вторая. "Беспокойство"
Во мне зарождалось беспокойство. С каждым днём оно становилось всё сильнее, разрастаясь в геометрической прогрессии. Сначала это было лёгкое, практически незаметное чувство, едва уловимое, но прочно засевшее маленьким камешком в моей груди.
Впервые я его почувствовал,когда в один из прекрасных, тёплых вечеров мои друзья перестали улыбаться. До этого весёлая, шумная компания превратилась в сборище тихих мышек – никаких эмоций не отражалось на их лицах, в глазах не бегали озорные огоньки. Мы до сих пор пели песни, но теперь это звучало как похоронное пение – такие лица были у моих друзей.
Беспокойство усилилось, когда перестало светить солнце. Полторы недели небо было затянуто серыми тучами – редкое явление для середины июля. Ни капли дождя не пролилось –только сплошная серость, высасывающая остатки и без того угасающего настроения. В паре с моими Друзьями, Которые не Улыбались это возымело воистину мрачный эффект, а наши песни и вовсе перестали приносить удовольствие – будь-то бы мы пели последнюю оду этому миру.
Беспокойство окончательно засело во мне , когда подруга моего детства, Та, Которая Ещё Улыбалась,сказала, что она навсегда покидает наш маленький город и нашу маленькую страну.Она уезжала в страну больших городов и больших возможностей. Она сказала, что никогда меня не забудет, что будет писать, и возможно даже когда-то заедет на пару дней.
Но беспокойство всё равно пожирало меня.
Оно стало уже не камнем, а настоящим валуном, когда водин день, Когда Солнце Не Светило, а Друзья Не Улыбались, ко мне подошё лмаленький мальчик, обнял меня и начал плакать. Я не знал, что мне делать, и мы простояли в такой неловкой, и поверьте, глупой ситуации несколько минут. Затем он перестал плакать, вытер слёзы рукой, подёргал меня за рукав, и указал пальцем в небо. Я посмотрел вверх, но ничего нового не увидел – всё та же, ставшая уже привычной за эти дни серость. Когда перевёл свой взгляд обратно на мальчика, то его уже не было – он, словно растворился в воздухе за пару секунд.
Беспокойство росло.
Я уже не мог спокойно спать, когда в газете нашего города написали, что за последние полгода смертность превысила рождаемость в два с половиной раза.
Я потерял аппетит, когда мои друзья перестали приходить на наши встречи, и я теперь каждый вечер сидел один, пока не становилось слишком холодно.
Я перестал выходить из дома, когда утро больше не наступало, и теперь за окном всё время было темно.
Беспокойство достигло апогея, когда в один день (день?) мне под дверь просунули письмо.Конверт был весь испачкан чёрной краской, и от него сильно разило гнилыми фруктами. Письмо было от подруги моего детства, которая уехала навсегда, но обещала помнить меня и писать письма. Ах да, ещё сказала, что может когда-тозаедет на пару дней. В письме она в красках описывала большой город и его большие возможности. Она написала, что у них всё время светит солнце, погода прекрасная, и она нашла хороших, весёлых друзей, которые всё время улыбаются, и они все вместе поют песни, которые так любили петь мы. Она написала, что ждёт моего ответа и очень скучает. Попросила, что бы я не беспокоился, что у неё всё хорошо.
Я больше уже не мог ни есть ни пить, я не мог и не хотел думать, когда я сидел у окна вглядываясь в темноту, различая лица моих друзей которые стояли внизу, на улице, и смотрели на меня. Их белые, словно мука или мел лица были светлыми точками среди чёрного полотна непрекращающейся ночи. Я видел их глаза, но не видел их ртов. Только две сверкающих точки на белых лицах. Я не спал две ночи и два дня (ночи? дни?),сидел у окна и смотрел,как они медленно приближаются к моему дому, делая крохотные, едва заметные шаги. Всё это время они не отрывали от меня глаз, и их белые лица медленно плыли в темноте в мою сторону.
Я перестал беспокоиться, когда я вышел из своей квартиры,к своим друзьям, и больше не вернулся.
Новелла третья. "Меня нет"
Наверное пасмурная погода обьясняла причину, почему мой хороший друг Вильям молчал всю дорогу, в то время как рассказывал ему комичные истории, которые приключились со мной на днях. Говорил я громко, часто смеялся со своих же шуток, навернекa выставляя себя идиотом перед Вильямом, но даже этого я не мог узнать по его каменному лицу. Я уже даже думал задать ему прямой вопрос, может я ему надоел, или у него в жизни случилось что-то очень серьзёное? А может это всё-таки погода?
Пока мы спускались в подземку, я молчал, решил дать старине Вилу чуть передохнуть от моих захватывающих историй, только иногда, искоса на него поглядывал - лицо его не изменилось, ни один мускул не дрогнул, даже когда весьма тучная женщина толкнула его плечом. Я забеспокоился не на шутку, и как только мы спустились на платформу, скорчил серьёзную гримасу, и начал долгий и нудный рассказ про Шарлотту, любовь моего детства, которая недавно вышла замуж, успела забеременеть, и как у неё всё хорошо, а я такой бедный и несчастный, один-одинёшинек. После такой нудотины даже мёртвый бы попытался бы меня заткнуть, но судя по всему мой друг Вильям был больше, чем просто мёртвый - лицо его совершенно не поменялось. Ну раз он не хочет меня затыкать, мог бы хотя бы посочуствовать моему "горю", чёрт бы его побрал!
Было уже весьма поздно, и мы с Вилом ждали последний на сегодня поезд. Минуты тянулись очень медленно - конечно, время всегда становится вязким, когда ты говоришь сам с собой. Я представил как бы оно пролетело, если бы мы вместе смеялись, и обставили бы случай с Шарлоттой в какую-нибудь очень смешную, и вульгарную шутку. Чёрт возьми, мы бы наверное пропустили бы последний поезд, и нам бы пришлось провести эту ночь на улице, и мы ходили бы до утра, всё время обсуждая какую-то совершенно не интересную, и не серьёзную тему. Но нет.
Вильям словно превратился в камень.
И вот наконец-то приехал наш поезд, который стал заполнятся немногочисленными людьми. Вильям стоял перед входом в вагон, но не спешил заходить. Я уже начал немного нервничать, и торопить его, предрекая ночь на холодной улице, если мы сейчас же не зайдём внутрь. Но Вильям стоял на месте. Время словно остановилось. Я слышал как кашляет в вагоне мужчина, как молодая девушка шепчет на ухо что-то своему бойфрэнду. Слышал, как в далеке, будь-то бы на другой станции, женский голос рекламирует какой-то новый напиток. Наконец Вильям медленно повернул голову в мою сторону, но смотрел он не на меня, а казалось сквозь меня. Его глаза были абсолютно пустые, они не выражали никаких эмоций. Гулющий на станции сквозняк легко колишил его волоссы. И вот словно кто-то нажал на play, и время вернулось в свой прежний режим. Вильям будь-то бы проснувшись запрыгнул в вагон, двери за ним сразу захлопнулись. Механический мужской голос обьявил следующую станцию, и поезд тронулся. А я остался стоять на пустой станции, с чуть приоткрытым ртом, словно я хотел что-то сказать, но не знал что. Время снова словно замерло. Я стоял и смотрел в ту точку, где только что захлопнулись двери вагона, где только что было каменное лицо Вильяма. Я повернул голову влево, где на меня смотрели секунду (а уже казалось, что пару часов) назад его холодные, ничего не выражающие глаза. Вот начали потухать одна за другой лампы. По станции, шаркая ногами шла уборщица, что-то бормоча себе под нос. Я в отчаянии крикнул ей, что так не может быть, что ушёл мой последний поезд. Я крикнул ей, что на нём уехал мой друг, я крикнул ей, что я остался тут совсем один, я крикнул ей, что не хочу оставатся в этой темноте.
Но результат был мне уже известен.
Уборщица не обернулась, она даже немного не повернула свою голову в мою сторону, а продолжая бормотать себе под нос ( я раслышал что-то вроде "вот ведь какой холод, боже упаси) шла в сторону лестницы.
Погасла последняя лампа, а я продолжал стоять на станции, в полной темноте. Опять где-то в далеке женский голос прорекламировал новый напиток, и вот теперь я ещё и в полной тишине. Темнота становилась всё гуще, глаза не привыкали к ней, наоборот, я уже ничего не видел на растоянии вытянутой руки. Только казалось, что я вижу два зрачка слева от меня, которые холодно смотрять на меня. Но нет, не на меня, а скозь меня, пытаясь увидеть что-то в этой кромешной тьме. Я стал для них частью темноты.
Я не двигался.
Я не дышал.
Я не видел.
Я надеюсь Вильям удачно добрался домой, а уборщица не замёрзла в этом, боже упаси, холоде.
Я ничего не чувствовал.
Меня нет.
ID:
319559
Рубрика: Проза
дата надходження: 06.03.2012 13:30:50
© дата внесення змiн: 06.03.2012 13:30:50
автор: Никита Рублик
Вкажіть причину вашої скарги
|
