Гимны морю


I


Моря  монеты  –  ракушки  –
с  древним  чеканом  Нептуна,
глубью  согреты  и  скрыты
в  сейфе  пространном,  прохладном.

Море  богаче  всех  Крезов,
хоть  одаряет  без  меры,
соль,  не  иначе,  есть  в  каждой
шутке,  что  вслух  повторяют

эти  волна  за  волною,
словно  прохладные  губы.
Боль  рождена  ими  тоже
в  ночь  безотрадную  шторма.

Горсть  черноморских  ракушек
будет  твоим  подаяньем.
Строчкой  на  воске  изгладит
время  стилом  их  из  быта,

где  не  бывает  такого,
выметет  их  из-под  шкафа.
Так  отступает  и  море,
выковав  стих  напоследок.



ІІ


Глубь  помогает  безмерно
счастье  познать  и  обиду.
Змеем  взмывает  воздушным
ветра  и  стать,  и  желанье.

Это  ли  не  превращенье
на  берегах  осиянных?
Рвется  вовне  настоящий,
скрытый  в  годах  или  в  сердце.

Море  ему  помогает,
словно  услужливый  лекарь,
словно  суму  с  черноземом
с  плеч  осторожно  снимает.

Не  крохоборствуй,  не  думай.
Веки  сомкни  и  качайся,
делая  возраст  забавным,
медью  звени,  торжествуя.

Мокрые  плавки,  как  флаги,
вывешены  на  кабинках.
Наши  заявки  на  вечность,
чьи  сочтены  карнавалы.



ІІІ


Из  чего  состоит  смех?
Из  утробного  гула,  плеска.
У  него  характерный  звон,
зверя  храброго  скок,  повадки.

Приласкается  он  к  тебе,
переменишься  сам  ты  вскоре.
Расплескается  шкурой  всей,
кровью  вспенишься  дико,  сильно!

Повелителем  назовет,
и  подобных  тебе  не  будет,
перелитое,  как  в  сосуд,
море  храбрых  и  море  кротких.



IV


Импровизируй  в  рамках  железной  догмы.
Не  уставай  удивлять  совершенством  и  непостоянством.
Иронизируй  в  брызгах,  оттенках,  бликах,
быть  заставляй,  желать,  как  хотят  любимых.

Что  в  тебе  есть  такого,  что  не  узнаем,
даже  приникнув  к  самым  твоим  истокам?
Может,  то  облик  Бога,  к  тебе  воззвавший,
вкус  первородства,  славы,  иль  одиноко

из  ниоткуда  в  небыль  скользящий  парус,
мраморной  каплей  высохший  на  лодыжке
вечной  красы  –  и  где  бы  еще  взялася,
как  не  в  пушистой  пакле  морей  Афродита?



V


Морские  звезды,  печаль  актиний,
таких  растрепанных,  содержанок
моллюсков,  твердых  в  своем  стремленье
мужском  все  топать  и  топать  в  чащах
им  рукоплещущих  ламинарий,
пронзенных  стрелами  купидонов
с  хвостом  и  чешуёй,  суетливых,
песками  белыми,  вдоль  кораллов.

Избыток  красок  и  декораций,
иллюминации,  клоунады,
плывущим  брассом  богам  двуногим,
как  чуждой  нации,  не  доступный.



VI


Нивы  твои  раскинуты  щедро,
пьяны  урожаем  отборной  пшеницы.
Плавься,  струи  сверхъестественным  током,
ширься…  А  мы  только  стены  читаем  –

вот  наша  участь.  Высокопарны,
мы  карикатура  на  неизмеримость.
Просто  нас  вычесть  и  больше  не  вспомнить
из  нового  утра  формулы  ясной.

Тут  и  причина,  что  ты  позволяешь
искать,  раздвигая  лазури  колосья,
упрямым  мужчинам  в  чудовищных  недрах
игрушки  жемчужин,  дитя  утешая.



VII


Зыбь  вызывает  головокруженье.
Мертвая  зыбь  с  тихим  скошенным  бегом.
Словно  зевает  подводный  владыка
в  обществе  рыбок,  коньков  и  креветок.

Зыбь  вызывает  невнятные  грезы,
словно  полотна  импрессионистов,
где  догоняют  мазки  за  мазками
что  мимолетно,  мучительно-чисто.

Зыбь,  как  жестоких  сирен  ариозо,
кем-то  записанное  под  наклоном
на  нотном  стане  с  повторами  легких
колоратур  и  пассажей  зеленых,

пенно-опаловых,  до  потемненья,
гнева,  захлёста,  изгнанья  из  рая!
Как  ночью  жалобны,  робки,  должно  быть,
зонтики  эти,  мишурность  иная…



VIII


Ты  любишь  издревле  маслины  и  виноград,
пшеницу,  масло,  вощину,  меды  и  ткани,
бойцов  на  триремах,  военных  занятий  азарт;
героев  угасло  в  достатке  на  ложе  песчаном.

Как  море  решаешь:  быть  смерти  или  же  нет
на  этой  арене,  где  без  претендентов  ты  император.
Вот  палец  вздымаешь…  чтоб  перевернуть  –  и  на  дне
колени  подламывает  гладиатор!



IX


Лампы,  лампадки,  люстры  медуз
в  голубоватых  залах  для  бальных  танцев,
платья  и  фраки,  помахиванье  вееров,
флирт,  поцелуи  в  кораллах,  дуэли  без  счета.

Как  римский  папа,  рушится  кит
с  проповедью  о  больших  и  малых,  фонтаном  речи.
Черная  шляпа  ската  сквозит
в  книжных  развалах  крабов-отшельников.  Вече

сельди  зеркально  меняет  курс,
только  врезается  в  ряд  зубатый  диктатор.
Пухленький  марлин  вывел  приплод  погулять.
Булькают,  нежатся,  свежим  приплодом  богаты.



Х


Изрядно  грязный,  потертый  обломок,
я  буду  скормлен  тебе  однажды.
Омою  язвы,  отправлюсь  к  истокам.
Отторгнут  с  корнем  от  черной  жажды,

спиной  ступая  своими  следами,
войду  в  прибой,  как  в  четыре  года.
Меня  купая  на  вечной  дамбе,
сольешь  с  собой  ты,  отец,  свобода.

Зарывшись  в  мантии  королевской,
куда  я  кану?  В  любовь,  наверно…
О,  mare  magnum!  Мой  лепет  дерзкий
стучит  по  венам  –  зло,  неустанно.



ХІ


Сегодня  ты  в  дымке,  будто  в  заботе.
Лайнер  на  цыпочках  ускользает
из-под  твоей  опеки  монаршей.
Кожа  воды,  как  свежая  выпечка.

Расходится  облако  над  тобою,
рассасывается,  как  рубчик  салюта.
И  книга  и  яблоко  пахнут  морем.
Стал  заскорузлым  шнурок  от  крестика.



ХІІ


Лучшую  форму  просило
племя  двуногих  у  моря.
Амфору  существованья
злыдням  убогим  открыло

пенное  звонкое  море.
И  налило  содержаньем
умного  лада,  хмельного.
Бед  нажило  тем  поступком,

но  не  раскаялось  море.
Ибо  свое  взять  обратно,
коль  довелось  бы  сквитаться,
сможет,  возьмет,  лишь  терпенья

чашу  его  переполнят,
и  титаническим  сдвигом
судорога  отвращенья
синий  хребет  искорежит.

Жутко  восстанет,  колоссом,
выметет  сор  с  побережий,
снизу  подмоет,  а  сверху
всю  свою  горечь  набросит!



ХІІІ


Мне  продавать  нечего  –
тут  мы  с  тобой  схожи.
Будем  мечтать  дальше
под  голубой  прорвой.

Есть  в  ней,  как  ты,  млечное,
есть  то,  что  всхлип:  «Боже!»
вынет  без  йоты  фальши.
Есть  золотой,  черной,

рыжей  палитры  всплески,
нити  парабол  плавных,
сполохи  митры  вышней,
горних  певцов  ансамбль.

Окоченевшие  фрески
на  берегах  державных  –
вот  что  они  такое
все  пред  тобою,  Море!



XIV


Сфотографируй  море
гаджетом  модным,  детка,
взяв  напрокат  порфиру,
зрелища  дав  голодным.

Сфотографируй  море,
щелкни  в  анфас  и  профиль
яхонты  и  сапфиры,
скулы,  виски  и  щеки.

Высеки,  словно  скульптор,
у  забытья  в  граните
кроху  и  нюню  искру
на  золотой  орбите.

Сфотографируй  как  бы
занавеса  волненье
перед  тем  как  с  эфиром
маску  получит  пьеса.

Изобрази  уродство
и  лепоту  в  ансамбле.
Все  искази,  коль  хочешь,
по  правоте  артиста.

 

XV


Возвращенье  к  тебе  –
возвращенье  к  себе  самому,
золотое  сеченье
в  не  блещущей  стилем  судьбе,

вдруг  рождаемое  на  глазах
в  пеленах  твоих  синих
и  в  люльке  качаемое
на  волнах  –

миг  триумфа,
почти  оправданье,
почти  ощущенье:  достиг!

О,  если  не  прав  я,  прости,

но  не  дай  по  обломкам,
по  бьющейся  рыбе,  по  тине
вслед  тебе,  отступающему  в  никуда,
с  кислой,  трагикомической  миной
неудачника  сети  нести!      



19  –  25  августа  2016.
Скадовск.


адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=962313
Рубрика: Лирика любви
дата надходження 09.10.2022
автор: Валерій Коростов