Осенним утром …года, выйдя на крыльцо, Элена обнаружила под дверью свежую газету, брошенную проезжающим мимо её дома на велосипеде мальчишкой-почтальоном. В ней имелась статья о видимых успехах «Life company» и краткое интервью Элены с молодым журналистом, которому ей пришлось когда-то рассказать вкратце о процессе развития предприятия. Прочитав написанное до конца, Элена увидела метку, афишированную тогда ею самой, что она должна будет ненадолго выехать в Сиэтл для решения вопросов с конкурирующей фирмой. Когда-то у неё возник серьезный конфликт с одной из лучших компьютерных фирм США, но, к счастью, он был благополучно исчерпан путем обоюдного договора, скреплённого печатью и деловым ужином здесь, в Ванкувере. Но теперь она должна была ненадолго съездить в Сиэтл для важных очных переговоров с представителями этой компании. Подумать только! Она чуть было не пропустила важное заседание из-за нелепого упущения в ежедневнике! И если бы не подвернулась эта статья, кто знает, как развивались бы события. Наверное, удача все же сопутствует ей и незримо приходит на помощь в особенно тяжёлые минуты. Однако что-то все же не давало покоя. Уж больно знакомое слово «Сиэтл», с которым связано не только её переменчивое детство, но и обретение первой любви. Она хотела и боялась вновь оказаться в тех местах, где когда-то гуляла с Камилой, в том леске, где так часто предавалась любовным уединениям и ласковым непринуждённым беседам. Как страшно было снова окунуться в прошлое, которое слегка утихло, но продолжало напоминать о себе. Все это было, как в тумане, как во сне, но в то же время так реально и ощутимо, что тело сковывало дрожью, а мысли роились и путались в голове от волнения.
На сборы Элена имела много ли мало три дня. Она взяла только самое необходимое, деньги и несколько дневников, включая новый, с которыми не в силах была расстаться.
Самолёт Ванкувер-Сиэтл вылетел в понедельник утром и через несколько часов прибыл до пункта назначения. Элену встретили в аэропорту представители данной компании и проводили к машине, которая в считанные минуты доставила их, так как аэропорт находился в нескольких милях от места расположения центральной корпорации. Её ветви простирались по всем Соединённым Штатам, а отдельные точки числились даже в Европе. Элена предполагала заключить с ними выгодный контракт, который позволил бы «Life company» шире развиваться в правильном направлении, совершать взаимные экономические и финансовые подвиги, чтобы вывести сеть корпораций на передовой уровень и утвердиться на внешнем рынке. Эта компания планировала объединиться с «Life company» с той же целью, поскольку считала её выгодным финансовым союзником и плодотворным, быстро развивающимся предприятием.
Переговоры длились до вечера, а на утро следующего дня обе стороны подписали договор о сотрудничестве и взаимном финансировании на десять лет. Элена осталась довольна. Она пожала руку президенту компании, который бросил ей дружелюбный взгляд, и попрощалась, заверив, что в ближайшее время ждёт благоприятных перемен и надеется на то, что данный договор станет началом нового этапа в развитии обоих предприятий. Что же касается мистера Бланккета, президента этой компании, то он высказал свое пожелание укреплять не только союзнические, но и товарищеские отношения, чтобы в дальнейшем это помогло им создать могущественного конкурента на внешнем рынке Европы и Австралии. Они еще раз обменялись рукопожатием, а затем распрощались. На предложение мистера Бланккета о совместном деловом ужине в знак подписания контракта, Элена ответила отрицанием, что объяснила чрезмерной занятостью в свете новых событий.
На самом деле она просто хотела отдохнуть, пробыть несколько дней здесь, в родном городе среди буйной осенней природы, послушать её звуки, пройтись по знакомому парку, искупаться в озере и посидеть на его берегу, нежась в романтических лучах улыбающегося солнца.
В тот же день она съехала с гостиницы и отправилась в пригород, где когда-то был её дом. Она приехала к полудню и тот час же прошла в знакомый сердцу район. На месте дома её детства теперь находился крупный торговый центр, а на месте дома Камилы возвышалась католическая церковь. Боже! Сколько времени минуло с тех пор, как она, будучи восемнадцатилетней студенткой, бегала с ранцем, полным книг, а по вечерам гуляла с Камилой, взявшись за руки или приобняв её за талию. Иногда, в прохладные вечера, она накидывала на её озябшие плечи свою куртку и целовала в холодный нос, чтобы согреть и дотронуться до её восхитительной мягкой кожи. Камила по обыкновению ежилась, а иной раз сама просилась в объятия, чтобы ощутить тепло прикосновений. И Элена никогда не отказывала ей, она обвивала её за шею и прижимала к груди под музыку вечерней тишины и едва уловимого трепетания листьев на ветру. Воздух разрывало только частое клокотание их сердец под юной кожей и буйное кипение зародившейся любви.
В тот день Элена попросилась в дом к одинокой хозяйке на 2-3 дня своего пребывания в Сиэтле. Обслуживание и пропитание было учтено за отдельную плату. И уже утром другого дня, оставив все свои вещи в комнате, она вышла на прогулку, надев закрытый брючный костюм белого цвета, так как открытые осенние платьица уже не соответствовали её возрасту.
Сперва она направилась вдоль парка, где под буйным листопадом все еще сохранялось тепло следов Камилы, а шуршание листьев напоминало её смех. Элена шла медленно, прислушиваясь к разнообразию звуков и окидывая взглядом пёструю гамму осенних красок. Шаги её были бесшумны и легки, как дуновение ветра, а взгляд пронзительно глубок и мудр, подобно взгляду старца, познавшего на своём веку все, что только дано познать человеку. В гуще парка она присела на скамейку на том же самом месте, где Камила некогда поцеловала её в потрескавшиеся окровавленные уста. Только теперь эта скамейка имела другой обновленный вид и была перекрашена в другой цвет. Но Элена навсегда запомнила её такой, какой она была тогда, ветхой и старой, как прожитая жизнь, как опустевший старый двор или опустошенная многочисленными ударами судьбы душа. На ней как будто снова сидела Камила, ежась, то ли от холода, то ли от прикосновений, такая же юная и прекрасная. Элене даже казалось, что она ощущает тепло её дыхания и живое движение у себя под сердцем.
Далее она побывала у озера, посидела на берегу, бросая один за другим мелкие камешки так, что они долго прыгали по поверхности. Ей вспомнилась выходящая из воды Камила в одном купальнике и с мокрыми русальными волосами. Как юные создания грелись в лучах теплого весеннего и жаркого летнего солнца, взявшись за руки или лаская друг другу загорелые животы. А затем они шли в озеро, окунались с головой под воду и целовались, чтобы никто не заметил и не осудил. Камила выныривала в полный рост и становилась против солнца в серебряном ореоле так, что напоминала ей неземную богиню, облаченную в тиару мира. Элена звала её Радугой, Песней, Лирой, Музыкой.… Ах, могло ли хотя бы одно из этих названий охватить всю любовь и очарование, которое испытывала к ней Элена. Конечно, это была лишь мизерная часть одного большого чувства, выраженная в ласкательной форме обращения. На самом деле Камила обладала гораздо большим, чем тиара мира, она была хранительницей её души, истинной супругой и верным другом, правами которых не каждый может обладать.
К вечеру Элена спустилась к подножию старого леса, где надеялась отыскать ветхий шалаш, в котором пряталась от дождя вместе с Камилой. Именно этот шалаш стал им вторым домом и любовным пристанищем, где они могли расслабиться, укрывшись от посторонних глаз и не бояться перешептываний за спиной и косых взглядов бессердечных людей. Но не нашла. Шалаш давно распался. От него не осталось и следа, но Элена отлично помнила то место, где он был состроен. Она присела на коленки, не боясь испачкать свои белые брюки сухой пылью, и горько заплакала. Здесь она не боялась быть услышанной, потому как знала, что её никто не услышит. Она не боялась быть самой собой и не стыдилась своих слёз. Здесь она вновь обрела детство и возможность быть ближе к Камиле.
Вечер стремительно перетекал в ночь, и возвращаться в дом было уже поздно. Нужно было где-то заночевать. И тогда Элену посетила давно вращающаяся на уме мысль самостоятельно отстроить шалаш и укрыться в нем до рассвета, что и было сделано. Она пробродила по лесу около трёх часов, не заходя глубоко в чащу, собрала несколько охапок хвороста, среди которого были толстые сухие ветки и тонкие ломкие суки. Самые крупные брёвна она расположила конусовидной формой по кругу, а между ними поставила более тонкие ветки и сплела все вместе гибкими лозинами. Когда шалаш был, наконец, готов, она прикрыла его пересохшими еловыми ветками с пожелтевшими иголками и залезла вовнутрь. Долгая кропотливая работа сказалась наихудшим образом. Она была чересчур вымотана и изо всех сил старалась перебороть одышку, вызванную усталостью и трудом. Кроме того, на её состоянии сказывался в большей степени возраст и моральная опустошенность. Её белый костюм приобрёл серый грязный цвет и покрылся неопределённым слоем пыли. С собой у неё была только небольшая белая сумочка, в которой находилась плитка молочного шоколада и полулитровая бутылка простой минеральной воды. Элена достала шоколад, развернула и откусила, почувствовав, как сладкий вкус бьет оскоминой нёбо и защёчные мешки. Горло вмиг наполнилось слюной и по нему прокатилось приятное покалывание. Когда шоколад был доеден, Элена открыла бутылку с водой и отхлебнула несколько глотков с перерывами для того, чтобы перевести дыхание. После трапезы она откинулась на еловые ветки, с жадностью вдыхая аромат сухой хвои. Кругом обитала тишина и спокойствие, которое вскоре погрузило её в продолжительный мирный сон.
Поутру Элена проснулась от того, что на лицо упало несколько еловых колючек и изрядно укололи нежную кожу щёк. Она привстала, стряхнув с себя виновников своего пробуждения, и потянулась.
Солнце уже находилось высоко в чистом, без единого облака, небе, а лес повсеместно был наполнен птичьими голосами. Элена вылезла из-под веток и отряхнулась. Вокруг – ни души. Тихо и тепло. Слабый ветер приятно и беззвучно обдувает лицо и ласкает волосы, завитые в толстые спиралевидные кудри. Элена глубоко вдохнула лесной воздух и улыбнулась солнцу. Затем она сбросила пиджак и перебросила его через плечо, ухватившись двумя пальцами за петельку на вороте. Подняла сумку, сложив туда пустую обёртку из-под шоколада и полупустую бутылку воды, чтобы не оставлять сор на столь значимом месте, чтобы не класть на сердце пустяковую вину за то, что оставила это место неприбранным.
С этими мыслями она всё больше отдалялась от поляны. Отойдя более чем на 250 метров, она взошла на небольшой холмик и оглянулась, послав последний печально-грустный взгляд на виднеющийся вдали шалаш, такой же реальный, как то, что она стоит сейчас среди знакомого леса в родном городе детства.
К полудню Элена добрела до дома, где её встретила равнодушная хозяйка. Она была чересчур увлечена на кухне, по сему даже не взглянула на неё, когда Элена вошла в дом. Поняв её позицию, Элена вздохнула, что не придется объяснять причину своего ночного отсутствия, но с тем и слегка обеспокоилась её холодностью. Может ли быть человеку всё равно? Очевидно, может, если человек способен притуплять элементарные инстинкты беспокойства и уважения к ближнему. В этом мире слишком много равнодушия, так много, что становится страшно не за то, что можно оказаться в беде, а за то, что никто не поможет, если это произойдёт.
Элена разулась в коридоре и ступила в залу, погрузив усталые ноги в мягкий бархатный ковёр. На столе в центре уголка мягкой мебели стоял небольшой деревянный столик, где находились свежие газеты и пачка дешёвых сигарет. Элена взяла одну газету и поднялась к себе в комнату. Бросив газету на кровать, она отправилась в душ, затем спустилась на кухню к ленчу. Хозяйка как раз заканчивала его подготовку, и попросила Элен подождать ещё несколько минут.
За трапезой она весело рассказывала какую-то юмористическую историю, приключившуюся с её сестрой как ни в чём ни бывало, но Элена не слушала, находясь под впечатлением вчерашней прогулки. Голос хозяйки звучал как-то далеко и приглушённо, что она могла только улавливать обрывки фраз и бессвязные слова. Она молча пила вечерний чай, спустив локти со стола и выпрямив спину, делая вид, что внимательно слушает. Она смотрела на хозяйку, но её взгляд был пуст и невесел, она как будто глядела сквозь неё в одну точку на параллельной стене.
В конце ленча Элена вежливо предложила помочь хозяйке убрать со стола, но та почтительно отказалась, ответив «Не стоит, миссис Реналдос» таким же вежливым спокойным тоном. Элена улыбнулась, поблагодарив её за прекрасный ленч, и удалилась в покои. Там она переоделась в ночную рубашку, привезённую из дома, и легла в постель, накрывшись тонким одеялом до половины. В постели она нашла газету, оставленную здесь несколько часов назад, и развернула. Буквы начали плавать, двоится перед глазами, и ей пришлось достать свои очки, поскольку с возрастом зрение значительно ухудшилось, а организм стал всё хуже переносить усталость. Очки пришлись кстати. Элена пролистывала страницу за страницей, опуская не заинтересовавшие её статьи и стараясь найти что-нибудь о событиях в компьютерном бизнесе, как вдруг ей в глаза бросилась небольшая статья в правом углу газеты с чёрно-белой фотографией картинной галереи «Beautiful world». Рядом с этой фотографией был изображен портрет, который вошёл в список лучших портретов месяца. О нем и была эта статья. Элен показалось, что она теряет самообладание и вот-вот потеряет сознание. Кровь хлынула к виску, и она сжала голову ладонями, выпустив газету из рук со сдавленным криком. Ведь на этом портрете была изображена она сама, Элена, стоящая на фоне распахнутого окна с красной розой в руку в лёгком ситцевом платье, развевающемся на ветру. Её лицо озаряла счастливая улыбка и ясные глаза, совсем не такие усталые и потускневшие, как сейчас, а живые и чистые, как тридцать семь лет назад. Элена сразу узнала этот портрет. Она также не могла не знать его автора. «Камила…» – чуть слышно произнесла она, а затем снова взяла газету и на сей раз прочитала статью до конца.
Этот портрет действительно принадлежал Камиле и сегодня утром был выставлен на обозрение в галерее. Кроме того, Элена выяснила адрес этой галереи, а также то, что данное произведение не единственное, принадлежащее одному и тому же автору и уже не первый раз выставляется в «Beautiful world». Элена вздрогнула. По спине прокатилась волна электрических мурашек и лёгкая зыбь тревоги. Она хотела немедленно посетить эту галерею и выяснить все подробности, но в то же время боялась переступить её порог, потому как не знала, что услышит в ответ на свои вопросы. Однако сильное желание вновь услышать, а возможно и увидеть Камилу придавала ей храбрости и возбуждала силу воли. Элена приняла решение завтра же отправиться в город и осуществить свой план.
Ночь выдалась тяжелой, бессонной. Элена промучилась до рассвета, не могла сомкнуть глаз, а когда первые лучи солнца пробили небесную гладь, она быстро встала, привела себя в порядок, надела осеннее платье коричневого цвета с длинным рукавом и закрытым воротом, соответствующее её возрасту, но подчёркивающее неподвластную времени женственность, и бесшумно вышла из дома, аккуратно закрыв за собой дверь, чтобы не разбудить хозяйку.
По указанному в газете адресу она добралась за час на автобусе и сошла на нужной остановке. Галерея находилась через дорогу от супермаркета и выглядела точь-в-точь как на фотографии. Элена вошла в здание и осмотрелась. Повсюду были развешены картины неизвестных художников, но по своей глубине и превосходству цветов не уступали произведениям Леонардо да Винчи. Здесь были картины разной тематики: пейзажи, натюрморты, росписи, копии, портреты…. Каждая картина была по-своему прекрасна. В серии «Портреты» Элена отыскала тот самый портрет с изображением себя, и подошла ближе. Он висел в самом центре деревянной витрины, такой настоящий и живой, что Элена захотела коснуться его линий, почувствовав близость Камилы через высохшие разводы акварели. Она мысленно окунулась в те времена, вспомнила, как юной девушкой лазала через окно в спальню Камилы и оставляла рядом с её кроватью розу, непременно красного цвета. А утром, проснувшись, Камила находила цветок и прижимала его к щеке, такой же румяной, как лепестки, и влажной от слёз, как весенняя роса на траве. Но иногда Камила слышала её шуршание в изголовье кровати и просыпалась, застав Элен врасплох с розой в руке. Тогда она улыбалась, глядя, как Элена краснеет и опускает глаза. Она приподымалась на локтях, спустив с одного плеча краюшек ночной рубашки, обнимала её за шею и позволяла себя поцеловать…
События тех дней проносились у неё перед глазами, как наяву и исчезали в бездонной пропасти прошлого….
Элена и не заметила, как ей на плечо опустилась чья-то рука и слегка похлопала. Она обернулась. Перед ней стояла женщина лет сорока в чёрных брюках и белой блузке с опознавательным значком работника галереи по имени Хлоя Дженсон. «Добрый день, mem» – поздоровалась она, и немного удивилась, завидев Элену в таком состоянии, а затем подала ей платок. Элена ещё не осознавала, что плачет. За многие годы она настолько привыкла к слезам, что они стали её покорными спутниками на протяжении всей жизни.
Хлоя (к Элене):
Я могу помочь? Что с Вами?..
(берёт за руку, вскрикивает)
Боже мой, Вас дрожью бьёт!
Сядьте!
(Элена теряет сознание, падает, но Хлоя удерживает её)
(в сторону) Клер, бросай с делами,
Джо скажи, пусть позовёт
доктора! Он нужен срочно –
Даме плохо! Вызывай!
И воды неси проточной,
На лицо понаплескай.
(Вбегают Клер и Джо. Они опрыскивают водой лицо Элен и машут бумагой, чтобы привести её в чувство. Входит доктор. Элену укладывают на диван возле окна, и доктор осматривает её. Он подносит вату с нашатырным спиртом и Элена приходит в себя. Сквозь сон она слышит отдалённые голоса доктора и миссис Дженсон. Хлоя называет его по имени, но Элена не запоминает его. Доктор уходит. Хлоя приближается к ней. Рядом стоят напуганные Клер, молодая девушка лет двадцати, и Джон – парень примерно такого же возраста. Элена открывает глаза. Хлоя жестом просит Клер и Джо удалиться. Они повинуются)
Элена:
Доктор говорил…
Хлоя (присаживается на край дивана рядом с ней):
Я знаю.
При осмотре я была.
Элена (с короткой улыбкой):
Я пока не умираю?..
Хлоя (отвечает тем же):
Силы хватит Вам сполна.
Пауза
Хлоя (всматривается):
Мне лицо знакомо Ваше…
Не встречались ли мы где?..
Нет,… не виделись мы раньше,
Но лицо знакомо мне.
Элена:
У Вас есть ещё работы
сего автора?..
(жестом указывает на уголок работ Камилы)
Хлоя (вспоминая):
Ну да!
Конечно!..
Работы!..
Пауза:
(Уходит. Возвращается через минуту с портретом, где изображена Элена, сравнивает с ней)
Хлоя (в изумлении):
Боже! Вы одно лицо с ней!
(поднимает глаза на Элену)
Или это…
Элена:
Это я.
Хлоя:
Миссис Олдивайн сказала:
«Образ взят не от себя».
(При произнесении её фамилии Элена вздрагивает)
Вы досадно разминулись,
Она час, как здесь была.
Только-только дверь замкнулась,
Как портреты принесла.
(Элена смотрит на неё с широко открытыми глазами и не находит слов)
Вас зовут, кажись,… Элена?..
Элена:
Да!
Хлоя (улыбается своей хорошей памяти):
Камила назвала.
(При произнесении этого имени Элена чувствует биение сердца в горле)
Элена (приглушённо, сквозь слёзы):
Я могу знать, где найти мне
Миссис Олдивайн?..
Хлоя:
Она…
адрес свой мне оставляла,
Но давать остерегла.
Элена (с надрывом):
Если с нею не увижусь,
То сегодня я умру!..
Хлоя:
Говорите, только тише,
Вам я адрес напишу.
Миссис Олдивайн всё время
Вспоминает Вас при мне
Всеми красками и всяким
Тёплым словом при поре.
Элена:
Я давно с ней не встречалась.
Где она сейчас живёт?..
Пауза
Хлоя (мрачно):
Много в жизни ей досталось,
Сами спросите её.
(Хлоя находит свою записную книжку, переписывает адрес Камилы и протягивает Элен. Та берёт его в руки очень аккуратно, прижимает к сердцу, плачет и благодарит миссис Дженсон. Хлоя провожает её и желает удачи).
Сцена вторая
Последнее дыхание весны
Элена взяла такси до района и во время поездки не уставала поторапливать таксиста. Она не могла оторвать взгляд от записки, где значился адрес Камилы. Она не боялась, что может встретиться с Джоном, с его ярым противостоянием. Теперь не боялась. Всю дорогу она думала над тем, как глупо прожила все годы своей жизни, как напрасно потратила свою молодость и упустила своё счастье. Теперь эти мысли кружили над ней, как навязчивые насекомые и всё никак не могли оставить. Она только смотрела в мелькающие за окном улицы и вспоминала свое прошлое. На глаза наворачивались обильные слёзы, а к горлу подступал острый ком боли. Она то и дело сглатывала, вытирая лицо салфеткой, и в конец расплакалась. Таксист периодически посматривал на неё в переднее зеркальце, но не решался заговорить.
Так они проехали почти через весь город и свернули в нужном направлении. Проезжая улицу, указанную в записке, Элена прильнула к стеклу, боясь не пропустить нужного двора. Перед глазами встал образ Джона, который застилает ей путь, а за ним красавица Камила пытается вырваться, но ударяется о железные прутья решетки и отступает. Элена видит её слезы и жестокий оскал Джона, но не боится идти вперёд. Единственное, о чем она в тот час жалела, так это о том, что уехала тогда с Жюстиной, расставшись со своей любовью, которая и была та самая, первая, настоящая, а затем не остановила её у алтаря, когда она давала клятву верности Джону Олдивайну. Но прошлое осталось в прошлом, а настоящее… что ждёт её теперь, после стольких лет, потерянных и бессмысленных, канувших в чёрное пространство Леты?..
Они проехали один двор, второй, третий, четвёртый… и вдруг Элена неистово закричала: «Стойте!», так, что водитель резко затормозил, и в какой-то миг все замерло. Элена медленно вздохнула, ощутила биение пульса у виска и жаркую волну дрожи, прокатившуюся по позвоночнику. Она положила потные руки на стекло и затаила дыхание. По ту сторону виднелся трехъярусный фонтан с бьющей ключом прозрачной водой. По воде плавали опавшие сухие листья, отражая свою корявую поверхность, а над фонтаном нависало старое, наполовину осыпавшееся дерево с могучим стволом и разветвленной кроной, судя по всему, дуб. У фонтана стояла девочка в легком осеннем платьице белого цвета и лёгких башмачках без каблуков. В руках у неё были воздушные шары розового, красного и зелёного цвета. Светло-серые волосы, аккуратно подобранные обручем, свисали с плеч лохматыми кудряшками и завитками. Она стояла спиной, копошась в своей узкой сумочке бледно-кремового, почти белого цвета, поэтому Элена не могла увидеть её лицо. Но что-то кольнуло в душе, оставив свой след, как пчела, которая кусает незаметно, но оставляет болючее жало, и рана долго не заживает.
Элена, как заворожённая, встала и вышла из машины, оставив на сиденье сумочку. И сколько не кричал ей вслед водитель, сколько не звал, она не слышала. В итоге он вынул из её кошелька нужную сумму для оплаты за транспортные услуги, а затем догнал Элен, чтобы вернуть ей сумку, молча сунул в руки, и растворился за поворотом. Элена приближалась к фонтану, будто под гипнозом с широко открытыми глазами и приоткрытым ртом. Она не могла оторвать глаз от этого юного создания, столь явно схожего с Камилой. Эта девочка имела всё, что принадлежало тогда Камиле, в день их знакомства: свободное платье, обувь, точно такую же причёску, но главное – волосы. Они были такого же цвета и типа, какие имела Камила, волосы цвета пепла, цвета вечной женственности и обаяния.
Элена подошла к фонтану вплотную и уже ощущала холодное прикосновение брызг на своей тёплой коже, и дуновение ветра. Её лицо обжигал внутренний жар и собственное горячее дыхание, а листья, поочерёдно слетающие с веток, падали в её пышные волосы, на одежду, сбиваясь друг с другом и опадая под ноги. Она остановилась, но всё ещё боялась подать голос, однако девочка, увидевшая её тень перед собой, обернулась…
День клонился к вечеру. Небо стремительно меркло, и над Сиэтлом простирались янтарно-фиолетовые тучи тьмы, пугающие и завораживающие взор одновременно. Исчезали последние скалки солнца, последние тени и тепло. Земля остывала и погружалась в сон. Вода в фонтане похолодела ещё больше и дрожала мелкой зыбью на усиливающемся с каждым часом ветру. Темные, как надвигающаяся мгла, глаза Элен встретились со светло-карими глазками девочки, и последняя ответила ей улыбкой.
Элена (удивлённо):
Камила?…
Девочка:
Добрый вечер, mem!Вы к маме?
За картинами? Прошу…
(жестом предлагает войти)
Подождите здесь покамест, –
Я её к Вам приглашу.
(Голос Камилы: «Мэгги!» На пороге дома появляется Камила)
Она была одета в длинное хлопковое платье тёмно-бурого цвета с крылатым воротником-стойкой с белой оборкой и рукавом три четверти. На вид оно выглядело старым, потрёпанным, но от этого не менее элегантным и утончённым. Плечи покрывала тёмно-зелёная вязаная накидка с затейливым узором и мягкой бахромой по краям. Издалека Камила казалась слегка пополневшей и сутуловатой. Её белые, постаревшие руки прижимали к груди охапку виноградных листьев с мелкими фиолетовыми гроздьями винограда и спиралевидными зелёными усиками. Охапка была настолько объёмной, что закрывала её наряд до половины и издавала необыкновенный пьянящий аромат даже на расстоянии.
Камила заметила гостью, и её взор закаменел на ней в ту же секунду. Она умолкла, как будто онемела, и приблизилась к фонтану, пройдя мимо девочки и даже не заметив её. Элена тоже не могла оторвать взгляд от её лица. Когда Камила приблизилась, стало видно, что она заметно постарела, осунулась, цвет лица приобрёл сероватый оттенок в тон платьев, которые она по обыкновению носила в молодости. Губы поблекли, а щеки утратили прежний румянец. Неизменными остались только глаза, вечно юные и прекрасные глаза Камилы, отражающие её нестареющую душу. Волосы заметно отросли и побелели. Они были сплетены в толстую седую косу и закручены в массивную гульку на затылке, подкреплённую несколькими шпильками.
Мэгги, стоящая между ними, переводила удивлённый вопросительный взгляд то на незнакомку, то на маму, и не находила ответа. В конце концов, она устала от их молчания в напряжённой траурной обстановке, а может, просто решила дать им возможность сказать сейчас то, что было ранее немыслимо.
Мэгги:
Я Вас оставлю…
(Мэгги уходит. Камила и Элена одни. Камила огибает фонтан, не глядя под ноги приближается к Элене на расстояние в несколько сантиметров, не отрывая взгляд. На глазах у неё блестят слёзы. Некоторое время они стоят в полном безмолвии, обездвижены и поражены неожиданной встречей. Затем Камила выпускает из рук всю охапку листьев виноградника под ноги и с криком и бросается в объятия Элен, прижимается к её груди, и плачет без устали. Элена обнимает её в ответ, уткнувшись лицом в шею, и закрывает глаза)
Камила (отпрянув):
Неужто вновь горячка душит,
Мираж я вижу пред собой?
Так пусть он мне щитом послужит,
С которым двинулась бы в бой.
(помедлив)
И победила бы… Победу
В платочке белом принесла б,
И той же ночью Андромеду
Венера в нашу честь зажгла б.
Неужто брежу провиденьем?
Неужто вижу сладкий сон?
Неужто тянется к виденью
Моя душа со всех сторон?
Хочу молчать, но я не в силах,
Хочу бежать, но не могу,
Хочу дышать, но воздух в жилах
Иссяк,… а я ещё живу!
(в сторону)
Живу, как тень, без сна, покоя;
Что ночь, что день – мне всё равно.
Дышать умею лишь тобою,
Дышать с тобой – не суждено.
Пауза:
(Элена молча вглядывается в неё)
Камила:
Молчание… Уста немые…
Поговори со мной, мираж!
Пусть будет красками живыми
Написан осени коллаж.
Пусть небо заревом зальется
И время пусть сейчас замрёт,
Что так стремительно несётся,
Как в море скорый пароход.
Элена (в сторону):
Один Господь, и тот не знает
О том, что на душе кипит
И что со временем смолкает,
И что незыблемо болит…
Наверно, слишком постарела…
Камила (в сторону):
Помолодела я душой!
Успела, Господи, успела!..
Элена (в сторону):
Нашла свой вечный непокой!..
Камила (вслух):
Я жажду голос твой услышать!
Какой он стал?..
(в сторону)
Важно ль?.. и пусть!
(вслух)
Склони чело и очи ближе,
Губами век твоих коснусь!
(Элена наклоняется. Камила целует её веки)
Теперь промолви… только слово
промолви… или смерти дай,
Что станет мне уютным кровом!
…Но тишиной не убивай.
Пауза:
Элена (гладит её волосы, лицо):
Я вижу деву пред собою
(Мне снова восемнадцать лет),
Всё то же время золотое,
Всё тот же осени куплет.
Дебют любви, волна эмоций
И водопад чистейших чувств…
Увидит Дьявол и Ганоций ,
Как я желаю этих уст!
Как я желаю этой кожи,
И как горит моя душа,
Когда слегка коснуться можно
Руки любимой не спеша…
(гладит по руке)
Когда скользят незримо пальцы,
Кочуя медленно к губам…
(берёт её руку, подносит к губам, целуя кончики пальцев)
И сходит до нуля рассудок…
И где шекспировским словам
здесь взяться?.. Только немота
И слепота, и глухота
Сковали тело, а душа
Лежит остаться.
Я карандаш не стану брать,
Слились все мысли воедино,
Мне ничего не написать,
Не рассказать и половины.
Не рассказать, как я люблю
Тебя одну люблю, Джульетта!
И без любви своей умру
Как бабочка: в теченье лета.
Камила (радостно обнимает её):
Теперь я вижу, ты не призрак
И не мираж, и не фантом.
Ты – есть любовь!.. но вечер близок,
Тьма поглощает всё кругом.
(помедлив)
А ты совсем не изменилась…
(целует в губы)
Ну, здравствуй, милая Элен!..
Элена:
Приветствую тебя, Камила!..
А заодно и новый плен
Твоих очей, волос и складок,
Изгибов тела – дар природы;
Но этот плен.… О, как он сладок!
Он называется – свобода.
(Камила вводит Элен в дом, держа за руку)
Изнутри – это скромное сооружение с небогатым интерьером, узкими коридорами и низкими потолками. В центре главной залы стоял круглый деревянный стол, на нём – ваза с полевыми цветами. Вокруг стола расположился старый диван и два твёрдых кресла, обтянутые полинявшим велюром, а рядом – мольберт на подставке и небольшой табурет, на котором лежала сухая тряпка, испачканная красками и набор масляных красок с тремя кистями разной длины и размеров. На мольберте был начат портрет Мэгги в том самом платьице, в котором Элена встретила её у фонтана. Они подошли ближе, и Элена могла хорошенько рассмотреть черты её лица: светлые глаза с длинными завитыми ресницами, пухлые губки нежно-розового цвета, румяные щёчки и маленький ровный носик с двумя крохотными подростковыми прыщиками. Она была невероятно схожа с Камилой, когда ей тоже было шестнадцать лет, и когда она имела впереди всю жизнь, и весь мир был открыт для неё. Камила подошла сзади, положив руку на плечо Элен, которая слегка вздрогнула от неожиданного прикосновения, и обернулась.
Элена:
Твоя дочь?..
Камила (кивает):
Мэгги…
И тут только Элена вспомнила, что за последнее время она ещё не видела Джона и Камила ни разу не упомянула о нём. Она начала оглядываться по сторонам, а затем, увидев, как Камила смотрит на неё, остановила свой взгляд и нахмурилась.
Элена:
А что же Джон? Его нет дома?..
Камила (отводит взгляд):
Он здесь и не был никогда.
(ловит удивлённый взгляд Элен)
Мы развелись… ведь невозможно
Быть с нелюбимым навсегда.
Пауза:
(Элена опускает глаза, пряча слёзы).
Камила:
И без того я слишком долго
Жила безрадостной судьбой,
Но не свернула по наклонной,
Всю жизнь шагая по прямой.
Боялась заповедь нарушить,
Закон природы преступить, –
Вот и пришлось свою разрушить
жизнь. – Но вот как дальше жить?..
В том направлении не стала
Свой путь грядущий ворошить.
О, я и не предполагала,
Как мне несносно будет жить
Вдали от истинного счастья…
…и от тебя, душа моя.
(берет её лицо в свои руки)
Протратив жизнь свою напрасно,
Забыла я, что жизнь одна.
Элена (целует её ладони, опально):
Ах, если знала бы я раньше,
Что с Джоном порознь ты давно…
(помедлив, вздрагивает)
Камила (улыбается):
О, не страшись своих достоинств!
Элена (приходит прозренье):
Я бы осталась всё равно…
Пауза
Элена (ступает ближе):
Но вот я здесь. И больше доля
Не разлучит меня с тобой!
Я буду в радости и в горе
Твоей подругой и женой.
Камила (со страхом):
Женой?..
Элена (крепко сжимает её руки):
Камила, ты согласна
Принять любовь мою сейчас?
(упоительно)
О, ты была б ещё прекрасней,
В наряд невесты облачась!
Камила (с горечью):
Но не судилось…
Элена (уверенно):
Что ж, бывает.
Да ведь от этого никак
Моя любовь не угасает,
Она – пылающий очаг!
Пускай не в церкви и не в Загсе,
А здесь… сейчас… дай мне обет
Любить до смерти и остаться
Моей… моей на долгий век.
Камила (со слезами):
Ещё с недавних пор, отвечу,
Я отдала бы жизнь за то,
Чтоб только слышать эти речи
И видеть наживо кино
с концом счастливым, но сегодня
Не будет этого конца.
Судьба – коварное отродье,
Она – такая у меня.
Пауза
Камила:
Когда в саду тебя узрела,
Мне показалось: знак судьбы.
Она так резко окрылила
И с тем столкнула со скалы.
Шестнадцать лет растила дочку
И в ней я видела себя,
И вспоминала те денёчки,
Когда любовь к тебе росла.
Я ради Мэг жила, боролась,
И было б так не день, не два,
Но лиры смолк тончайший голос,
Порвалась звонкая струна.
Элена:
Мне не понять твоих намёков…
Пауза
Камила (хриплым голосом):
Я умираю.
Элена (с ужасом):
Ты больна?..
Камила:
Нет. Просто чувствую и знаю,
Что жизнь испита мной до дна.
Элена (обнимает её):
Не говори так! Все возможно
ещё исправить, наверстать, –
Всего лишь нужно осторожно
Покровы глупой ночи снять
И постелить в душе надежду,
Зажечь рассветную звезду,
Чтоб указала путь мятежный
В забвенье, счастье и мечту.
Пауза
Элена (настойчиво):
Я повторюсь: Камила, дай мне
надежду, – О, моя напасть!
Ответь согласьем.… Обещаю
Я стану солнцем, что согреет,
В лучах целительных купая,
Лаская, нежа и любя,
Моя Киприда, лишь тебя.
Я стану ветром и развею
Лихие мысли о дурном,
Я обращу их в суховеи,
В пустыню свею их песком.
Я стану пламенем и выжгу
боль, не оставив и рубца…
Я стану пресноводной брызгой, –
Сотру печаль и хворь с лица.
А хочешь…
Камила (прикладывает палец к её губам):
Ш-ш-ш…
Я хочу лишь руку
твою сжимать в своей руке
И целовать без перестану,
До стука сердца на виске.
Хочу стенать в твоих объятиях,
Как в ловких пальцах скрипача
стенает скрипка; как свеча,
чтоб тело тлело
В кольце распятий.
Элена:
Я буду в эту ночь твоей
Рабой и жрицей;
Порочной девой и святой
Небес зарницей.
Когда дубовый лист сухой
В окно лопочет,
Кем ты захочешь – буду той
Во мраке ночи.
(целует её в лоб, обнимает)
Они стояли так долго. Казалось, и не было тех лет, не было на их жизненных дорогах, ни Джона, ни Альфреда, ни тридцати семи лет разлуки… Камила ещё помедлила это время, не в силах разжать объятия первой, а затем все же пришлось отлучиться ненадолго на кухню, чтобы приготовить самый вкусный и аппетитный в её жизни ужин… для семьи.
Элена тем временем отправилась осматривать дом, в котором, как она знала, найдется местечко для неё. Она внимательно рассматривала каждую из четырёх комнат: посетила гостиную, две спальни, кухню, ванную, а, проходя мимо «галереи» (так называла Камила комнату без мебели, где хранились исключительно её работы, мольберты с незаконченными портрета ми и художественные принадлежности) её остановил посторонний шорох. Она тихонько вошла и осмотрелась: комната была сухая и светлая, на окнах не было занавесок, отчего помещение было наполнено искрящимися «солнечными зайчиками» и миллионами переливающихся радужных колец. В комнате имелось более двух десятков мольбертов на «ножках», закрытых белыми простынями; на стенах вразброс висели портреты дочери, Элены, автопортреты в разных ракурсах, а также много незнакомых лиц, видимо заказных.
(Раздаётся голос за спиной).
Мэгги:
Элена Реналдос…
Элена (оглядывается):
Выходит, Мэгги?..
(Мэгги кивает).
Так ты всё знаешь?
Мэгги (приближается, на ней всё то же белое платье и башмачки без каблуков):
Не сразу я узнала Вас.
Элена:
Я постарела…
Мэгги:
Она рассказывала мне,
Я не хотела
сначала верить, но потом,
Там, у фонтана
Узрела я, с каким лицом
Глядела мама
на Вас, и как была
Вдохновлена, окрылена
И безгранично влюблена!
(помедлив)
Мгновенно в прошлое она
Вернулась с Вами.
Пауза.
Элена:
Ты осуждаешь?..
Мэгги:
Нет, наверно… миссис Реналдос!..
Элена:
Зови меня Элен.
Мэгги:
Элен, ответьте…
У мамы я узнать пыталась,
Кто Вы для нас. –
Она молчала, уклоняясь
И пряча глаз.
Её историю я знать,
как дочь, желаю.
И на добро в любой судьбе
благословляю.
Я маму искренне люблю,
И если также
Её Вы любите, даю
Вам слово чести: я отважусь
И Вас любить, как мать свою.
(Элена усаживает Мэгги на табурет и садится рядом, взяв её за руку. Мэгги выжидательно смотрит. Элена рассказывает ей всю историю своей любви и жизни от первой встречи с Камилой до сегодняшнего дня. Мэгги, выслушав внимательно, не перебивая, подсаживается к ней ближе и обнимает. Элена отвечает на объятия, уткнувшись заплаканным лицом в её пышные кудри).
Сцена третья заключительная
Ночь
(Элена в ночной рубашке входит в спальню Камилы. Комната густо заставлена горящими свечами, на стенах развешаны распятия, по углам – лики святых. Витает запах можжевельника и лаванды. Камила стоит у открытого окна в свободной ночной рубашке с коротким рукавом, которая развевается на ветру. Сквозь рубашку просвечивается обнаженное тело. Длинные белые косы Камилы распушены и разбросаны по спине. Они блестят зеленоватым оттенком в лунном свете. Элена, очарованная тем, что видит, приближается к ней).
Камила:
Как ночь сегодня хороша…
И это ложе…
(оборачивается, указывая на кровать, покрытую белым покрывалом)
Белее кал и ландыша, –
На сон похоже.
Элена (берет её волосы, прижимает к своим щекам):
И твои волосы белей
Фаты невесты…
Ты – всех цветов земных милей –
Без речи лестной.
(водит пальцами по её лицу, шее, рукам до конца кисти)
И кожа белая нежна,
Как сеть вуали,
Она волшебна и тепла –
Теплее шали.
Хочу коснуться я её,
Не тронув боле.
Камила (останавливает блужданье рук):
Она твоя. – Здесь всё твоё,
Касайся вволю!
Сказав эти слова, они резко прильнули друг к другу и слились в долгом поцелуе. Подошли к кровати и одновременно сели. Камила запрокинула голову, позволяя Элен целовать её шею, ключицу, прокладывая дорожку все ниже и ниже. Элена обняла её за плечи, задев рукав ночной рубашки, и он плавно скатился до локтя, полностью обнажив плечо и край груди. Элена поцеловала это место, оставив мокрый след, а затем спустила покровы со второго плеча. Она поцеловала ямочку её груди, но в это время Камила взяла её голову в свои руки и подняла выше…
…Элена ласкала её живот, едва дотрагивалась до позвоночника, оставляя след колких мурашек и капли пота, поднимала волосы и целовала затылок, лопатки. Камила поочерёдно целовала её щёки, горящие румянцем, чело, источающее теплую влагу, холодные веки и припухшие губы. Они не снимали одежду, не пытались повторить то, что обычно делают супруги в первую брачную ночь; между ними не было ничего такого, что осудила бы Библия, не было ни вожделения, ни порока, не возникало страстного желания. Они всего лишь находились вблизи друг от друга, а их усталые руки не опускались ниже поясницы. Это была не ночь греха, а ночь чувственности и высокой духовности, проявившейся в слиянии душ, а не в скрещении тел.
Камила (лежа на плече Элен):
Ты говорила с Мэг тогда?
Элена (перебирает её волосы пальцами):
Да. В «галерее».
Она похожа на тебя,
Всех дев милее.
Пауза.
Камила:
Ты не бросай её, когда
меня не станет.
Зови дочуркой, а она
Зовёт пусть мамой.
(Элена вздрагивает от испуга, но умалчивает, и нервно прижимается губами к её челу).
Уже ночь близится к концу…
Элена:
Тебе не холодно?
Камила (не обращая внимания на её слова):
Рассвет увидеть я хочу.
(приподнимается на локоть, заглядывает в глаза)
Разбудишь вовремя?..
Элена (улыбается):
Не буду спать я до утра,
А как последняя звезда
В заре растает,
Я пробужу тебя от сна,
Моя родная.
(целует в нос)
Камила (умоляюще):
Мне надо видеть сей восход,
С тобой встречённый,
Когда заблещет небосвод
Посеребрённый;
Когда услышу первых птиц,
Встающих рано,
Увижу лист, опалый ниц,
Как Божью манну.
И облака – гнедые кони
Вдруг заискрятся,
И луч неловкий в подоконник
Начнёт стучаться…
И перламутровую прорезь
В далёкой дали,
И несосчитанные зори,
Что угасали…
Элена:
Ты всё увидишь, обещаю, –
Как свод горит,
Как утро землю насыщает,
Боготворит…
(помедлив)
Теперь поспи. – Рассвет уж близок. –
Поспи часок.
Камила (тянется к окну):
Скорей, рассвет! Что тянешь с жизнью?
Зажги восток!
Рассвет. Через несколько часов спустя…
Элена (торжественно):
Камила, прорезь в небосводе –
Рассвета знак!
(тормошит Камилу, указывая на открытое окно, где загорается заря)
Скорей! Скорей! Привет природе!
Но что не так?..
(садится на кровати, тянет её за рубашку)
Вставай! Вставай! Ты же хотела
Встречать со мной…
(мрачнеет, голос переходит в шёпот)
Взгляни, там птица пролетела…
О, Ангел мой!..
(прижимает её голову к своей груди, плачет)
Камила уже была бездыханна.
А солнце за окном только набирало высоту…
Луганск, 2007-2010 г.г.
адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=273194
Рубрика: Сюжетные, драматургические стихи
дата надходження 02.08.2011
автор: Олеся Василець