— Ничего себе пельмень! — воскликнула Дженни, раскачиваясь в кресле-качели в виде грецкой скорлупки в библиотеке с зеркальными многогранниками и конусообразными книжными шкафами.
На молодой женщине был модный, чрезвычайно уютный спортивный костюм цвета морской волны, оттеняющий синие пряди в волосах, и высокие ботинки на шнуровке.
— Не представляешь, каково было всякий раз переживать твою кончину... ты как-то говорила, что в межпространстве всё картонное, да и мы сами... но вот эмоции, чувства, переживания, напротив, как будто под лупой, преувеличены, усилены, вытянуты в гиперболу. Это пугает, признаться...
Лис в кожаных лосинах, огромных белых кроссовках и длинном сливовом худи свернулась клубочком на багряном диване в форме губ. Рядом лежали кожаный жилет и почти бесконечный вязаный шарф.
Дженни встала и подошла к стеклянному глобусу по центру, мечтательно провела рукой по неровной поверхности, по которой, как обычно, растекался очередной город. Через него лентой жидкого серебра, изогнутая в форме утончённой буквы S, текла река, разрезающая глобус на два неравных берега. Над одним, на высоком холме, словно величественная корона, возвышались готические дворцы и соборы. Берега соединял мост со статуями молчаливых, вероятно, потемневших от времени, святых, чьи взгляды устремились в воду в поисках утраченных истин. В сердце города, на пропитанной барочной театральностью площади, время измерялось нелинейно. На башне можно было разглядеть античный циферблат, повествующий через равные промежутки механическую сказку об апостолах. В лабиринте узких улочек Дженни заметила памятник философу, чья голова состояла из вращающихся вокруг своей оси фрагментов, — тысячи обломков расколотого разума, отражающие свет.
— Какой загадочный и капризный город, — улыбнулась Дженни, — пропитан шёпотами легенд и алхимическими секретами.
Лис подошла к подруге и обняла её за плечи. Они обе одновременно разглядели симпатичный причал у моста и несколько экскурсионных катеров.
— Как насчёт прогулки на кораблике? — спросила Лис.
Дженни одобрительно присвистнула, коснувшись моста на карте, и обе женщины зажмурились. Секунда... и они оказались на деревянном причале, покачивающемся в такт воде. Зазывала в матросской форме широко улыбнулся и моментально увлёк женщин за собой.
На катере было немноголюдно. Лис и Дженни выбрали уютные места у окна. На большом столе, сверкающем свежестью и изобилием, лежали хлебички — бутерброды, напоминающие архитектурные шедевры, с розовыми завитками ветчины, яичными дольками с майонезом и разнообразными паштетами. На десерт подавали трдло — румяные трубочки, пахнущие ванилью и корицей, и нежные колачи с творогом и ягодами. В центре стоял поднос с гермелином — сыром, маринованном в масле с пряностями. Он выглядел... подозрительно, словно скрывал алхимический секрет.
Катер мягко отчалил.
— Ты знаешь, — Дженни откусила кусочек хлебичка с красным перцем, — вся эта драма с твоим контрактом, эти смертельные циклы… какая-то невыносимая лёгкость бытия. Каждая попытка спасти меня была... эдаким этерналистским желанием вечного возвращения. А единственное, что помогло, — отказаться и отпустить. С лёгкой руки.
Лис, наслаждаясь тёплым колачом, согласно кивнула.
— Точно. А моё бегство было попыткой скрыться в... китч... Типичный отказ принимать уродство реальности. Смотри, — она указала на проплывающий мимо мост со святыми, — они такие тяжеловесные, навеки привязаны к камню. Пришвартованы. А нам как будто разрешена лёгкость скольжения между мирами.
— Или вот, — Дженни указала на промзону, — война с саламандрами... мы боимся, что наш собственный разум, наша наука превратят нас в роботов. Бежим, чтобы доказать, мы — люди, не машины, не искусственный интеллект. Души, измученные гипертрофированными эмоциями.
Катер повернул. Перед глазами подруг открылся вид на величественный готический собор на холме, чьи острые шпили риторическими вопросами пронзали небеса.
— А то, что мы сейчас сидим на катере, едим вкуснейшие пироги, обсуждаем философию, пока мир вокруг полон призраками алхимиков и вращающимися головами сумасбродных философов... это же чистейший театр абсурда, Джен! Заседание, где все говорят разом, но никто не слушает. Протест, где само существование — уже акт сопротивления.
Солнце тем временем неохотно скатывалось за крыши. Небо слоилось, как древняя рукопись. Каждый луч, рискуя оказаться последним, распадался оттенками сливового, ржавого и медного. Дневной свет медленно уплывал, оставляя город наедине с сумеречными тайнами.
Корабль причалил к берегу. Поодаль стоял, насупившись, необычный гид, одетый в тёмно-зелёный бархатный дублет, отделанный золотым шнуром, с высоким накрахмаленным воротником-рафом. На поясе у него висел кожаный пенал с перьями, в руке он держал старинную лампу со слюдяными окошками.
— Добро пожаловать, дамы, — его голос был певучим и дружелюбным. — Разрешите представиться: Вацлав Бржезан. Приглашаю вас на увлекательную прогулку. Мистическую! Такой не найти в обычных путеводителях.
Дженни и Лис одобрительно переглянулись: «за любой движ, кроме голодовки» давно стало их девизом.
— Я служил при дворе Вилема из Рожмберга, великого алхимика и мецената, — Вацлав поклонился с театральным изяществом. — Был архивариусом и летописцем, получил доступ к тайным бумагам, алхимическим секретам. Поверьте, я умею превращать ртуть в золото, но тайну философского камня я, разумеется, запечатал за семью замками вещей премудрости. В игле, которая в яйце, оно, в свою очередь, — в утке, утка — в зайце, в сундуке, зарытом под дубом на острове в океане.
Он повёл женщин по набережной к узкому проходу между домами.
— В тени древних стен можно увидеть палличек, крошек-гномов. Они помогают честным, но проклинают жадин. Иной раз можно заметить вдалеке каменный силуэт голема, притаившегося в подворотне, ждущего своего часа. А у реки до сих пор бродят водяные... вынюхивают, высматривают, кого бы выдернуть, схватить, утащить. Здесь вы обязательно отыщете тайные знаки, а в каждом углу таится призрак. Есть такие места, где непрошеных гостей не ждут, куда без особого приглашения не пустят, — Вацлав понизил голос до шёпота, хотя на улице никого не было. — Говорят, здесь до сих пор собираются масоны, которые хотели бы судьбы мира вертеть сами знаете на чём, да только конспирологические теории — пшик на ножках! Утверждают, город стоит на радиоактивной земле, искажает сознание... позволяет заглянуть как в прошлое, так и в иные миры. Лучшее время для этого — ночь.
Он поднял свою лампу, освещая крепостные стены.
— Отсюда, с крепостной стены, княжна, дочь пращура здешнего народа, предсказала рождение великого чуда на холме. Под утёсом до сих пор спят львы, каждую минуту готовые отвратить по её приказу беду... или победу.
Наконец, они вышли на Злату улочку — крошечную, извилистую, где домики теснились, как книги на полке.
— А здесь, — Вацлав постучал по стене одного из домов, — жил сумасшедший доктор философии Улле. Пока не произошёл взрыв. А нечего экспериментировать с порохом!.. Профессора нашли бездыханным с зажатым в кулаке золотым слитком.
В эту минуту, повинуясь неписаному указанию сцены, густой молочный туман начал выползать из переулков, обволакивая всё вокруг.
Экскурсовод остановился у мерцающего фонаря.
— А здесь, дамы, — прошептал он, — находится порог в иной мир.
Из липкой пелены, прямо напротив проступило призрачное здание, отсутствующее в плане города. В окнах, походивших на печальные глаза неведомого существа, огоньками несбыточных надежд мерцали свечи.
— Я, пожалуй, останусь здесь, у порога, — Вацлав Бржезан отступил, прижимая к груди старинную лампу. Высокий воротник-раф нервно заходил ходуном. — Согласно пророчеству, сегодня в ином мире грандиозный девичник. Мне туда, как мужчине, вход заказан!
Дженни и Лис обменялись многозначительными взглядами и вошли внутрь. В следующее мгновение они оказались в громадном, гудящем от голосов зале... в прикинувшейся средневековой восточно-европейской таверной Вальхалле. Огромные, почерневшие от копоти дубовые балки пересекали потолок, между ними сверкали рунические символы. Стены были увешаны щитами и доспехами, под ними стояли длинные, грубые, деревянные столы и скамьи, на них сидели исключительно женщины. Не вполне женщины — богини, почившие всуе воительницы, валькирии: бесшабашные луноликие красавицы в кожаных корсетах, металлических нагрудниках, с роскошными волосами, заплетёнными в косы — серебряные канаты. Они громогласно хохотали, пировали, разухабисто и непристойно шутили с такой яростью, как будто били кулаками по щитам.
Гастрономическое торжество ошеломляло, сбивало с ног и с толку: горы жареной картошки, огромные вепревы колена с хрустящей корочкой, запечённая утка, густой овощной суп, чаны с кислой капустой. Пиво, тёмное и бесконечное, браво лилось из установленных на постаментах бочек.
В углу на наскоро сколоченной сцене трое музыкантов в красных жилетах и белых рубахах с неистовой энергией исполняли традиционную польку и прочие напевы на аккордеонах и скрипке.
Лис и Дженни тут же подхватили и усадили. В руки им сунули кружки с пивом, а под нос тарелки, полные яств.
— За невесту! За Фрейю! — рявкнула высокая, мускулистая валькирия.
Виновница торжества сидела во главе стола. Она была ослепительна в позолоченной кольчуге и счастливо смеялась.
В воздухе витало, топталось, грохотало концентрированное сумасбродное, беспечное, бестолковое веселье. Лис чувствовала, как её тело забывает все перепитии уродливой реальности. Она была окончательно и бесповоротно счастлива. Дженни подмигнула подруге: никаких драм и трагедий, чистое наслаждение.
Фрейя схватила обеих за руки и потянула а центр зала, где уже кружились в танце богини и воительницы.
Вальхалла, город, библиотека, межпространство с картонными декорациями — всё завертелось, закружилось в бесшабашном урагане неразбавленного, пьянящего, абсолютного удовольствия.
адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1052508
Рубрика: Лирика любви
дата надходження 01.12.2025
автор: Лиза Муромская