Лис и Дженни оказались на залитой жёлтым, как старое масло, солнцем земле. Здесь воздух был не просто влажным — тяжёлым, как прогорклое золото. Пахло пылью, неистребимым потом и перезрелыми бананами. Они перенеслись в... Макондо. Обе стояли под сенью древнего, могучего каштана, с невозможно толстым стволом, совсем как история, которую нельзя пересказать в двух словах.
На Лис был строгий льняной костюм бледно-жёлтого цвета, дополненный кружевным воротником и нелепым викторианским зонтиком с бахромой от солнца. Дженни была облачена в длинное белоснежное хлопковое платье, расшитое оборками, придававшее ей сходство с невестой или актрисой немого кино. На голове у неё возлежала диадема из... искусственных ярких пластиковых цветов.
Рядом под каштаном коченел... труп. Полковник Аурелиано Буэндиа, легендарный полководец, скончался, обречённый навеки оставаться в пустыне тотального одиночества. Его смерть была тихой и... официальной.
Цивилизация вокруг пульсировала похуже войны. По краю деревни, через бывшие поля маниоки, тянулась железная дорога. На путях стоял паровоз, похожий на напыщенного дракона, его бока блестели, как жирная с расширенными порами чешуя. По столбам тянулись новые, криво повешенные провода, обещавшие электричество. Но обещать не значит жениться: в проводах ютились тропические птицы. Из деревянного сарая, где раньше была мастерская, доносился стук и разухабистые звуки расстроенного рояля: там, привезённый итальянским чужеземцем, работал синематограф. На экране двигались в ритме вальса чёрно-белые танцовщицы. А посреди главной площади высилась банановая компания. В открытых окнах чужеземцы из США в белых накрахмаленных костюмах со стеклянными, безразличными лицами толковали на быстром, деловом языке, отвешивая времени пощёчину за пощёчиной.
Из огромного дома, казавшегося одновременно старинным дворцом и заброшенным склепом, вышла древняя, как сама эпоха, Урсула. Её морщинистая кожа напоминала пергаментный свиток, на голове красовался соломенный чепец. В почти растерявших остатки зрения зрачках отражался глубочайший трагизм ста лет и дары прорицания. Старуха, похоже, не замечала лежащего под каштаном сына. Глаза ей мозолили накопленные бедствия своего рода — война, бойцовые петухи, распутные женщины и бредовые затеи. Наконец она обратила внимание на двух элегантно одетых иностранок и уставилась невидящим взором на диадему Дженни.
— Благие намерения... дурные предчувствия, — пробормотала женщина себе под нос. — И вот пластиковые цветы... небывалый недуг!
Она уморительно трагично приложила руку ко лбу:
— Чужеземцы привезли с собой не только железные дороги, но и новый вид легкомыслия.
Дженни почувствовала, как по её щеке соскользнула горячая слеза: ей горько было смотреть на эту умудрённую опытом и непростой долей женщину, ворчливую, но не сломленную, пережившую супруга и детей.
Лис взяла подругу под руку... Женщины оставили Урсулу, которая продолжила вполголоса причитать, и пошли прочь. Среди запутанных троп личных и семейных воспоминаний в Макондо они тотчас же заблудились и вышли к полуразрушенной прачечной, где скопилась гора грязного белья с прошлого века. Там, окружённая мерцающим, невесомым ореолом, сидела Ремедиос.
Она была абсолютно прекрасна, но её красота, подобно лихорадке с нестерпимым жаром, не давала ей покоя. Над её головой водили хороводы светящиеся мотыльки.
На Ремедиос было простое розовое платье, слишком чистое для этого мира. В руках она держала иглу, но вышивать не могла: нить просто сгорала от её прикосновения.
— Опять! — простонала Ремедиос. — Ничего не выходит... все умерли! — и она подняла полные невыносимого страдания глаза. — Моя красота — эпидемия. Мужчины умирают, едва взглянув на меня. Что мне делать с этим бременем страстей человеческих?!
Она казалась божеством и героиней английского романа, приговорённой к вездесущему страданию из-за чрезмерной добродетели. Лис попыталась её неумело утешить и долго что-то несущественное говорила. Все они тем временем отошли от прачечной и снова потеряли дорогу. Хаос переулков поглотил их. В Макондо время шло, как подвыпивший сапожник из бара в бар... после недель блужданий женщины вышли на окраину и обнаружили высокую серую стену, увитую ядовитым плющом. У её основания в засохшей грязи лежал ключ, большой, ржавый, старинный.
— Ключ, — прошептала Дженни, вспоминая своё пророчество. — Мы заблудились и отыскали ключ.
Лис взяла его. Ключ был холодным, но стоило ей сжать его в ладони, по телу разлилось тепло. В стене обнаружилась потайная калитка. Ключ вошёл в замочную скважину, и они втроём вошли в заросший сад.
Давно пересоший фонтан зарос мягким, как бархат, мхом. Цветы росли буйно, бесцельно и радостно. Здесь было тихо, уединённо и светло, как в лучшие минуты бесшабашного детства. Ни капли напряжения. Ни крупицы горя.
Ремедиос больше не стонала, заламывая руки. Она преобразилась, сбросила с плеч всю тяжесть своего совершенства, утратила ореол и превратилась в обыкновенную симпатичную девушку с поэтичной горбинкой на носу. Она сняла ботинки и босиком устремилась на траву в самую гущу папоротников. Дженни сняла свою нелепую диадему и повесила её на ветку лимонного дерева:
— Самое время привести сюда всех Буэндиа, иначе их смоют дожди, съедят муравьи и снесёт ураган.
Лис знала, что Макондо обречено на забвение, вероятно, единственный шанс спасти семью и историю — спрятать Урсулу, её внуков и правнуков в таинственном саду.
Втроём женщины двинулись по направлению к калитке, Дженни дёрнула ручку, они вышли из сада и... мир рухнул. Жёлтое солнце скрыло серое, низкое небо. Прогорклый зной унёс холодный, свежий ветер. Макондо исчезло, растворилось, растаяло, как ни в чём не бывало. Перед ними расстилались Йоркширские вересковые пустоши. Ремедиос Прекрасной тоже не стало в помине. На её месте стояла молодая женщина в строгом платье викторианского кроя. У неё были резкие, тонкие черты лица и прямой взгляд. Она держала в руках садовые перчатки. Звали её Мэри Леннокс.
Дженни обхватила голову руками.
— Всё потеряно. Окончательно и бесповоротно. Кануло в небытие...
Её грусть была шире каштанового ствола. По щекам текли слёзы об утраченном... не столько Макондо, сколько идеи, возможности противостоять забвению и злу.
Лис смотрела на бесконечную равнину. Она чувствовала себя пустой и потерянной, словно утратила опоры, ориентиры, сюжеты.
Мэри Леннокс искренне улыбнулась.
— Прошу, присоединяйтесь к нам за чаем! — она махнула рукой в сторону видневшегося вдали хозяйского дома. — Мои кузен и дядя будут рады обществу. Уверена, камин уже разожгли... и сегодня, кажется, к чаю подают блинчики, — и она, не оглядываясь, направилась к дому.
Лис и Дженни поплелись следом, стараясь отвлечься от мыслей о невозможности вернуть себе прежнюю довоенную жизнь.
адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1051809
Рубрика: Лирика любви
дата надходження 20.11.2025
автор: Лиза Муромская