...Ноябрь на юге Германии выдался сухим и тёплым, как замороженная булочка, разогретая и съеденная с горячим кофе, купленным в ближайшей кондитерской. Утром светало поздно, мрак расступался ближе к половине восьмого, переход на зимнее время отчего-то почти не сдвинул восход. Сумерки сгущались раньше, но не так молниеносно и крепко, как на родине. Дни тут даже зимой после обеда ощущались длиннее, а летом и подавно — в начале одиннадцатого светло.
Действительность стояла колом поперёк горла, почти не сдвинувшись с места, душила и переполняла горечью, хотя в новом году наметились перемены. С большим трудом Лис удалось просмотреть какое-то количество открытых вакансий, сходить на собеседование и Probearbeiten в крошечную start-up Patisserie | Chocolaterie | Broterie в самом сердце старого города башен и ворот, аккурат за муралом с ослом, преодолевая ужас и неуверенность, и умудриться взаимно понравиться супружеской паре, открывшей кафе. Крошечный огонёк надежды на чуть более приятную работу, не такую изнурительную физически и затратную эмоционально, затеплился внутри.
Но проснувшись ни свет ни заря в очередную субботу, Лис не имела ни малейшего желания вращаться в контексте обыденности. Она наскоро позавтракала, сходила в душ, натянула новые прямые джинсы с большими карманами, купленные в мужском отделе без всякого налога на розовое, новую толстовку оттенка пепел розы, накрутила в задорные локоны русое, слегка посеребрённое сединой каре, накинула чёрно-белый спортивный жилет на синтепоне, надела высокие ботинки и выбежала на улицу. Там только-только разгорался тусклый рассвет сквозь топлёное молоко густого тумана, скрывавшего белый махонький замок на холме.
Дженни, разумеется, ещё спала, полуночничала, наверняка, со своим возлюбленным, наслаждаясь первыми месяцами шальной страсти, когда волоски на теле топорщатся оголёнными проводами, когда с жаром включённой на всю мощь духовки тянет к объекту вожделения, когда жажда и голод теряют связь с истинной своей природой. Что ж, можно подождать её на месте. Лис зажмурилась, задержала дыхание, протянула руку, нащупала занавеску, отодвинула её влево и сделала несколько шагов.
...Пахло иначе. Не свежестью осеннего утра, а вековой, въевшейся во все без исключения поверхности пылью, ветхими архивами, варёной капустой. Казалось, помещение отрицало дневной свет. Окна отсутствовали.
Тусклые узкие коридоры, запутанные, непредсказуемые, с непропорционально высоким потолком, тонули во мраке. Единственная лампочка, покрытая слоем грязи, освещала бесконечные ряды обшарпанных дверей. Лис двинулась вперёд вдоль вен и артерий кровеносной системы больного Левиафана. Они ветвились и пересекались под неожиданными углами, вели в залы, заставленные потёртыми деревянными скамьями. Помещение напоминало бесконечную приёмную всемогущего судебного аппарата. Всюду, куда падал жалкий свет, громоздились стопки бумаг — свидетельства чьей-то неизбежной тяжкой вины. Столпами здешнего мироздания служили изношенность, уныние и тьма.
Людей нигде не было видно. Гигантский механизм обвинения спал или выжидал. Лис потянула ручку двери, ожидая увидеть очередной зал заседаний, но дверь со скрипом обнажила... балкон. Тесный, заваленный хламом, он выходил в серый душный двор-колодец без капельки солнца. Правый угол был плотно затянут паутиной, густой, как марля. Прямо над ней, в щели под потолком виднелась прокладка из пенопласта. Тот раскрошился, а мелкие белые горошинки осыпались на паутину.
Лис замерла. Это было нелепо и прекрасно одновременно. В царство тлена и безнадёжности проникло свадебное волшебство праздника.
«Невестин наряд, — подумала она, разглядывая инсталляцию. — Вверху фата, а внизу кринолин из паутинок, пышная юбочка, подрагивающая на сквозняке... Может, синица или мышь пробуравила ход снаружи. Прогрызла дыру, раскрошила утеплитель. А вдруг, — Лис усмехнулась, — в меня полетит сейчас крошечный букет?..»
Под потолком что-то протяжно заскрипело, раздался треск, щель расширилась и на пол рухнула... большая сковородка Дженни.
— Так это твоих рук дело? — расхохоталась Лис. — То бишь... днища и мощи кухонной утвари.
Она наклонилась, подняла сковородку и ласково потрепала её по крепким бокам.
— Вот ты где! — прозвучал за спиной знакомый звонкий голос Дженни. — Да не одна... с тобой моя сковородка-путешественница.
На Дженни был тёплый спортивный костюм молочного цвета, стильный, уютный, и модные кроссовки. Отросшие кудряшки она собрала в пучок на затылке.
Лис, всё ещё со сковородкой в руках, вернулась в душный коридор.
— Боюсь, Демон небрежной классификации тоже может быть здесь, — предположила она. — Гарантий его окончательной смертности у нас нет.
— Не исключено. Куда теперь?..
Похоже, гигантский механизм обвинения зашевелился: за стенами послышались шарканье ног, сухой, надсадный кашель, скрип отодвигаемых стульев и шелест бумаг. Коридоры мгновенно наполнились бюрократами — угрюмыми строгими мужчинами и женщинами в одинаковых серых поношенных костюмах. На лицах стыло холодным супом вековое недовольство.
Влекомые человеческим потоком, подруги оказались в просторном зале ожидания. Здесь уже выстроились в очередь заурядные посетители/ьницы, усталые, смирившиеся с судьбой.
— Любопытно, чего они ждут? — прошептала Дженни.
Лис прислушалась к разговорам. Казалось, людям необходимы были справки... вроде сертификата о подтверждённом существовании, без которого нельзя было получить талоны на варёную капусту. Или разрешение на использование прошедшего времени в личных воспоминаниях. Пожилая пара пришла за актом о своевременном старении, обязательном по достижении возраста, когда сомнения становятся деструктивными.
Внезапно подруги заметили яркое пятно — молодую маму в цветастом платье, которая самозабвенно щебетала со своими дочками. Старшей было лет восемь, младшей — около трёх. Женщина обернулась к Лис и Дженни с обезоруживающей улыбкой.
— Милые дамы, вы не приглядите за моими крошками? Буквально пять минут. Мне нужно... посетить кабинет задумчивости.
Дженни кивнула:
— Конечно, не волнуйтесь.
Мама повернулась к старшей дочери:
— Я сейчас приду.
— Мамочка, я с тобой! — девочка испуганно вцепилась в её юбку.
— Ну хорошо, пойдём, — женщина одарила Дженни ещё одной сияющей улыбкой и скрылась вместе со старшей девочкой за поворотом.
Младшая осталась стоять посреди зала.
— Мама сейчас вернётся, — мягко сказала Дженни.
Малышка молча смотрела на неё. Дженни протянула к ней руки, и девочка безропотно позволила себя обнять.
Тогда-то Дженни почувствовала неладное. Ребёнок был худеньким, мелким и невероятно горячим. С абсолютно лысой головой, а из носа торчали тонкие прозрачные трубочки.
Дженни взяла девочку на руки и стала ходить с ней по коридору, укачивая. Лис, сжимая сковородку в руках, периодически посматривала на часы на запястье.
Прошло двадцать минут. Тридцать. Пятьдесят. Подруги растерянно переглянулись.
Мама не вернётся.
Они одни, во враждебном бюрократическом мире с больным ребёнком.
— Что... что нам делать? — выдохнула Дженни.
— Нужно найти... кого-то. Ответственного, — Лис решительно подошла к ближайшему окошку, за которым сидел угрюмый клерк.
— Простите, у нас ребёнок, её оставила мать...
— Отдел оставленных детей, ООД, кабинет отчаяния, — пробубнил бюрократ, не поднимая глаз. — Приёмные часы в первую пятницу нечётного месяца.
Они бросились к кабинету, но дверь была заперта. Табличка гласила: «Ушёл архивировать скорбь».
Женщины тыкались в десятки кабинетов — в канцелярию по вопросам безнадёжности, в сектор учёта неизбежных потерь, в отдел утраченных иллюзий. Безрезультатно. Всюду их отправляли восвояси.
Девочка на руках у Дженни не плакала, не оглядывалась, не искала маму. Она смотрела перед собой и... боялась. Сердце малышки колотилось так сильно и быстро, что Дженни всем телом ощущала глухие удары.
Подруги больше не разговаривали, просто качали ребёнка по очереди. Глаза у обеих были на мокром месте. Они беззвучно давились рыданиями.
Какая-то старушка а очереди внимательно посмотрела на ребёнка.
— А, — протянула она безразлично, — острая форма экзистенциальной непригодности.
— Что? — не поняла Лис.
— Её диагноз. Неизлечима она. Не соответствует процессу. Мать всё правильно сделала. Зачем тащить с собой то, что не подлежит учёту?
Старуха вздохнула, но в её вздохе не было жалости — только сухая констатация факта.
«Изобретательность Субботы была бы сейчас как нельзя кстати, — подумала Лис. — В этом унылом судебном архиве бумажки весят больше жизни... мы в тупике. Малышка страдает, система её отвергает. Может, к лучшему. Есть что-то жуткое в соответствии этой системе».
«Процветание без свобод — форма бедности, — лукаво прозвучал в голове Лис голос альтер эго. — Я же говорила, утварь, которой залихватски разбрасываются, переживает трансформации. Зуб даю. Демоны — существа бессмертные. Сковородка, видать, вытеснила злодея в его личный чёткий и упорядоченный ад, где правила не имеют логики, а человек бессилен перед аппаратом. Скука и строгость — орудия власти. Ледяной функциональный модернизм. В мире идеальной классификации... небрежность — революция. Здесь Демон может стать нашим союзником».
Дженни держала на руках безмолвного, лёгкого, как пёрышко, ребёнка, чьё сердце билось тревожной дробью. Лис посмотрела на сковородку, потом на малышку, которую система посчитала непригодной.
— Полагаю, утварь и это крошечное сердечко — артефакты неучтённой сущности, — сказала она.
Они стояли у двери отдела утраченных иллюзий. Как и всюду, тут царил сухой шелест бумаг.
Лис подняла сковороду, словно дирижёрскую палочку, и провела её металлическим краем по стене: жжжжууух! — влепила она тишине оглушительную пощёчину. Бюрократы вздрогнули, как от удара током. Однако звук не оборвался. Он вызвал резонанс. Из глубины стены раздался неестественно глубокий печальный вздох, похожий на скрип старой чернильницы. Подруги рванули к стене. Дверь отдела своевременного сожаления вела в захламлённую кладовую. Там, свернувшись в углу, сидел гигантский Жук, ростом с человека, печальный и потерянный. Его хитиновый панцирь тускло блестел, а огромные, фасеточные глаза были полны горькой тоски. Своими лапками он сжимал голову и потирал виски.
— Наконец-то, — раздался из Жука грустный бархатистый голос. — Сковородка-путешественница. Приветствую вас, дамы, искренне рад встрече. Вы меня, честно сказать, изрядно потрепали. Но я умею признавать поражение. И просить о помощи, — Демон небрежной классификации, а это был он, помолчал. — Я — заложник этой кошмарной системы, жертва идеального ада, — Жук посмотрел на ребёнка, и его глаза заблестели. — Да здравствует экзистенциальная непригодность! Самый восхитительный из созданных мной диагнозов.
— Ты ненавидишь эту систему, — произнесла Дженни. — Расскажи, как её уничтожить... и спасти ребёнка.
— Устроим революцию! — мечтательно выговорил Жук. — Сковородка-путешественница — наш флаг, девчонка — гимн экзистенциального несовершенства!
Он метнулся к двери, вырвал из рук ошарашенного клерка стопку документов и передал их Лис.
— Громи!
Женщина ударила сковородой по стопке, бумаги разлетелись кто куда. Жук затанцевал по комнате, небрежно путая документы: опрокинул чернильницу на реестр неизбежных потерь, испортил сертификат о подтверждённом существовании живописной кляксой, на акте о своевременном старении нарисовал улыбающуюся рожицу.
В зале началась паника. Бюрократы сходили с ума от небрежности, метались и ещё больше запутывались, умножая хаос. Порядок улетучивался, а Жук преображался. Его панцирь треснул, он принял свой истинный облик печального арлекина в разноцветном костюме.
Мир рушился, а малышка на руках у Дженни выздоравливала. Её щёки порозовели, на голове появились короткие пушистые локоны. Девочка громко засмеялась и потянулась к кудряшкам Дженни.
Коридоры таяли, стены исчезали, мебель рассыпалась в пепел. Вместо двора-колодца взору открылся роскошный весенний сад в цвету с симпатичной усадьбой по центру. Из окна махала та самая мама в цветастом платье, но на этот раз её улыбка не таила обмана.
Дженни опустила малышку на землю, и та побежала по направлению к дому.
— Свободен! — вскричал Демон, подмигнул женщинам, щёлкнул пальцами и исчез.
— Как думаешь, он искренне?.. — спросила Лис.
— Дьявол его знает... поживём, увидим. Пойдём-ка домой, самое время для яичницы с сыром и помидорами.
адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1051226
Рубрика: Лирика любви
дата надходження 11.11.2025
автор: Лиза Муромская