Это английский король Ричард III (1452-1485). Вы его знаете. Что его нашли и полуреабилитировали, вы тоже знаете.
А это мой перевод монолога Ричарда III из «Зерцала правителей»/ «Зеркала для магистратов» (The Mirror for Magistrates), где Ричард описывает свои злодеяния и кается в них. Фрагмент имеет смысл потому, что это, по всей видимости, – один из источников той самой шекспировской пьесы. Ричард здесь литературный. Легендарный и литературный.
Мой перевод:
Как Ричард Плантагенет, герцог Глостер, убил детей своего брата, захватил корону и на третий год царствования был совершенно заслуженно лишен жизни и королевства на Босвортской равнине Генрихом, графом Ричмондом, позднее прозванным Генрихом VII 22 августа 1485.
Кого бы мой не возмутил рассказ,
Как горестно я, третий Ричард, правил?
Был назван королем в недобрый час,
Я был жесток, презрел значенье правил,
Убийство к тирании я прибавил.
Мной Эдвард Пятый жизни был лишен,
Его брат Ричард также умерщвлен.
Опеке их доверили моей,
В измену та опека обратилась.
Природу, верность, долг всего скорей
Забыл я – смерть племянников свершилась.
Что властолюбью - родственная близость?
Вот как творил я черные дела,
Вот как в тюрьме невинных смерть нашла.
Протектором я был провозглашен
Земли и короля единогласно,
Но этим не был удовлетворен,
Другое я обдумывал всечасно,
И стало положение неясным:
Один страною править я хотел,
Но титула при этом не имел.
Всем пэрам, государям я – пример,
Пусть осторожны будут в начинаньях,
Предвидеть, что паду, я не умел,
Пусть держат мой пример перед глазами.
Мгновенье – и удача уж не с нами.
Я силой право так легко попрал,
За право стала сила, я же – пал.
Какой же принц еще так осквернить
Мог честь свою, омыв в крови невинной!
Двух братьев благородных я убить
Велел – их, слишком юных, чтоб царили.
Презрен я старыми и молодыми
За это дело. Бог и человек
Судили, чтоб я проклят был навек.
Природу, Бога, верность я презрел,
И гнусное то дело замышлял я.
Когда ж оно свершилось, Бог велел,
Чтоб ужасы всегда меня терзали,
Зловещие меня не оставляли.
Такой огонь все дни меня сжирал,
Что я покой все больше забывал.
Племянников – все на престол права,
Я не губить – хранить их был обязан.
Но, право и родство презрев сперва,
Заботу я направил неотвязно
На то, чтоб взять венец, сгубив двух сразу.
Я Бога оскорбил так, вызвал гнев
Его, желаньем подлым воскипев.
Ты с делом Каина мое сравни.
Был брат убит им, Авель справедливый.
Не то же ль зло свершил и я, взгляни,
Отправив брата Кларенса в могилу?
Ужасна и странна его кончина.
Он весь промок, но не было воды
Вблизи. Кто узнает, те смущены.
Он вовсе не был целью для меня,
Но только встал он между мной и целью.
Когда б он жил, не попытался б я
То сделать, что предстало так вернее.
Нас было трое братьев, я был третий.
Но думал я: коль старшего убрать,
Один я буду властью обладать.
Желаньем власти был я подчинен,
Паденья рокового не предвидел.
Был до того гордыней ослеплен,
Что равных я себе в стране не видел.
Презрел я знатных родом, их обидел.
Мне – подниматься, прочих – вниз толкать.
Решил я наконец корону взять.
Вседневно способ я изобретал, -
Племянников сгубить мне было надо, -
И к Брекенбери срочно я послал,
Который Тауэра был комендантом.
Его просил я устранить преграду:
Желание мое осуществить
И брата моего детей убить.
Он отказал мне, просто «нет» сказав:
Умрет он, но за дело не возьмется.
Я преуспел, помощника сыскав –
Ведь сказано: «В беде друг познается».
Джеймс Тиррелл – так помощник мой зовется.
Поехал к Брекенбери он, опять
С моим приказом: все ключи отдать.
Ключи тот отдал, но не пожелал
Помочь свершить деянье то дурное.
Счастливец! Лучше б смерть тогда избрал,
Чем руку на невинных агнцев поднял.
Послушал совести, не злобной воли.
Его за постоянство похвалю
И тем жестокость осужу мою.
Он отказался, но зато нашлись
Другие и готовы были взяться,
Упорно наблюденью предались
И стали жертв несчастных дожидаться,
Как кот, когда решит за мышью красться.
Нет, Тиррелл не решился кровь пролить,
Велел детей в постели задушить.
Готовы были волки, чтоб пожрать
Невинных агнцев, что спокойно спали,
Покорны смерти, что пришла их взять.
Бежать бы не могли, когда бы знали.
Проклятье – мне, тому, чьей жертвой стали!
Помощники злодею подошли:
Майлс Форрест и Джон Дайтон помогли.
Те, тайно к братьям в комнату войдя,
Пред полночью, путем, который знали,
И спавшими, обнявшись, их найдя,
Душить несчастных беспощадно стали.
Жестокой силой смерти их предали.
Сжимали мертвой хваткой братьев двух,
Пока они не испустили дух.
Рассказ о смерти их освободил
Меня от боли скрытой, от несчастья,
Но этим делом знать я возмутил:
“О Боже, почему тиран при власти?
Убить племянников он не боялся!“
Кто эти речи раз один слыхал,
Немедля слез потоки проливал.
Но жадный удовлетворится чем?
Купается в крови - льет больше крови.
Я слишком хорошо известен тем –
Причиной государя тяжкой доли.
И волчью жадность превзошел я вскоре.
Вполне я подтверждаю: кто убьет,
Тот от убийства – бойтесь! – сам падет.
Заметьте, что вслед злу произошло,
Причиной моего паденья стало.
Простых и знать так горе потрясло,
Что каждодневно ненависть крепчала
Ко мне, искать путей всех побуждала,
Как мне за грех свершенный отомстить,
За то, что мог своих родных убить.
Нет, не одних родных, но короля,
Чье я жестоко отнял королевство
И жизнь чью воля отняла моя,
С ней – брата жизнь, а должен был я печься
О них. Вот властолюбия наследство:
Я гнусную измену совершил,
И ум, и право оттолкнув, убил.
Жестокой смертью той возмущены,
Природы оскорбленье осуждая,
Презреньем лорды были сражены,
Ко мне доверья вовсе не питая.
Их ненависть росла, меня пугая.
Cтрах и смятенье я узнал не зря:
Ведь мук началом стали для меня.
Я полагал: желания мои
Исполнены, коль умерли те дети, -
Но все же не избег я западни.
Менялись так, как месяц в небе светит,
Сердца людей, которых я отметил.
Сперва я их вернейшими считал,
Но тайной злобы в них огонь пылал.
Внезапно до меня донесся слух,
Что Бэкингем, решительности полон,
С сообщниками, мой неверный друг,
Уже готов, чтоб битву дать мне в поле,
Коль мне с ним встретиться достанет воли.
Я был испуган: войска не имел,
Быть бдительным чрезмерно не хотел.
Но помня, что хоть искра и мала,
Все ж разгорится пламенем огромным,
Решил я, что разить пора пришла:
Мне было армию собрать угодно,
Где смог я, приготовиться к походу.
И в Солсбери тогда держал я путь,
Там, слышал, герцога войска нас ждут.
Но к Солсбери когда я подходил,
Узнал, что герцог уж оттуда скрылся.
Утратил войско он, один он был,
В отчаяньи, без сил он очутился
И плакался, и в сделанном винился.
Тогда я поспешил его искать,
Стараясь прежде сведенья собрать.
Сперва я ничего не знал о нем,
Затем, что смог бежать путем он тайным,
Укрылся к Хамфри Банастеру в дом,
Которого не обделял вниманьем,
Которого ценил во всех стараньях,
О чем все ж сожаленье испытал,
Когда он друга верного искал.
Ведь вышло так, к несчастью для него:
Я, ничего о герцоге не зная,
Велел для усиленья своего,
Чтоб всюду разнесли моё воззванье,
За сведенья награду обещая.
Дам тысячу я марок за ответ.
Чему цены в деньгах на свете нет?
За деньги, за хвалу иль чтоб спастись,
Но Банастер доверье гостя предал.
Судить о нем по-разному взялись,
Причина он то милости, то гнева.
В сомненьях те, кто обсуждает дело.
Но все же герцога он погубил,
Которого я без суда казнил.
Да, так сгубить я герцога сумел –
Ведь я того, что он творил, боялся.
Я в доме Банастера повелел,
Чтоб без суда он с головой расстался.
И в Солсбери он снова оказался,
На эшафоте новом был казнен.
Был всякий зритель этим удручен.
Я после казни войско распустил,
Доволен был весьма своим везеньем
И в городах приморских поручил
Предотвращать любое злоключенье.
Мне нового не нужно приключенья.
За всем происходящим пусть следят,
Усердно побережье пусть хранят.
Шерифам всем посланья разослать
Велел я, где сурово воспрещалось
Тех, кто прибудет в их края, впускать
И также выпускать не позволялось,
Когда б нам угодить они старались.
Пусть проявляют бдительность вполне,
Свое усердье пусть докажут мне.
Установив порядок, как сказал,
Чтоб не было врагам моим успеха,
Себя я защищенным почитал,
Отвлекся от известной мне помехи.
Я в замок Ноттингам тогда поехал,
Когда еще недолго был в пути,
Меня сумела новость потрясти.
Мне сообщили – правда то была –
Что Ричмонд-граф – в Уэльсе, он причалил
Уж в Милфорд-хэйвен с войском без числа,
Свой флот немалый он назад отправил.
Я без вниманья весть – как слух - оставил,
Затем, что истинна она, узнал
И страх тогда великий испытал.
Так стала мне удача изменять,
Взглянула на меня она с презреньем.
Страшился я опору потерять,
Ослаб мой дух, настало истощенье.
Измена счастья – то за грех отмщенье.
Я понял, но отчаянье гнал прочь
И ждал, что перестанет злобный дождь.
Спеша, как только мог, я повелел
По графствам всем собрать войска, не мешкать.
Дать графу бой скорее я хотел,
Покуда он не получил поддержки,
От тех, кто на него питал надежду.
(Я знал: уже немало таковых,
К нему стекается все больше их).
Я многим знатным письма отослал
И честно в бой готовиться просил их.
Я в Ноттингаме, в замке ожидал,
Чтоб в помощь мне в столь важном деле были.
Придя ко мне, поддержку мне явили
Джон, герцог Норфолк, старший сын его,
Нортумберленд – и более того.
Людей и снаряженье так собрав,
Мы выступили, бой приготовляя,
Разведчиков повсюду разослав,
Чтоб точно выяснить, где графа лагерь.
В ту сторону мы путь свой направляли,
Чтоб лучшее нам место отыскать,
Где б бой ему могли с успехом дать.
И вот два войска наконец сошлись
Близ Лестера, на Босвортской равнине.
Здесь я хотел к победе вознестись.
Добуду мир – иль власть моя погибнет.
Но отказал успех мне в благостыне.
Когда я в поле лагерь свой разбил,
Где доверял, там и обманут был.
Всецело овладела злоба мной,
Упорно ненависть меня толкала
Вперед, чтоб в битву путь продолжил свой,
Меня сражаться храбро побуждала,
Надежду на победу мне внушала.
Я верил: славу получу в бою, -
И выстроил я армию свою.
Жизнь будет мне иль смерть, я в бой пошел,
Сразился я с противником столь сильным,
Но благосклонность он судьбы нашел,
Меня большое войско окружило.
И я, поняв, что счастье отступило,
Метнулся на противника с мечом –
И жизни жалкой стало то концом.
Меня, убитого, поволокли
На лошади, нагого, как родился,
А руки, ноги, голова мои
Свисали. Грязью, кровью я покрылся,
Будь проклят день, когда я в мир явился!
Покрыли раны тяжкие меня –
Так был жестокостью противен я.
Тиранству и измене кара– вот.
Их ненавидит Бог всего сильнее,
За них расплату справедливо шлет.
Когда б свой долг я чтил, не сожалея,
Я прожил бы, лишь почести имея,
Но был желаньем править ослеплен
И так природы преступил закон.
Злодей несчастный! Что ж так высоко
Вскарабкался – чтоб вышло злоключенье?
Возжаждал власти высшей я легко,
Но, быстро вознесясь, узнал паденье.
Довольны будьте вашим положеньем
И злом добру не думайте вредить:
Бог обещал урон весь возместить.
Так знайте о падении моем
И как за подлость получил возмездье!
Будь зеркало всем государям в том,
Когда прочтут трагедию позднее.
Пусть осторожней будут и пусть ценят
Так право править, как должны – безмерно:
Проверит время верность и измену.
Ф. Сег.
Введено в 1571, означает Фрэнсис Сегар (Added ed. 1571 for Francis Segar)
Перевод 26.01, 29.01, 1.02, 03.02, 05.02 2024.
Племянников – все на престол права – захват власти Ричардом Глостером строился на утверждении, что сыновья Эдуарда IV Эдуард и Ричард в действительности незаконны, так как Эдуард IV на момент венчания с их матерью, Елизаветой Вудвил, был уже женат на дочери знаменитого полководца Толбота Элеоноре, и поэтому прав на престол не имеют. Утверждение, что эта аргументация совершенно обоснована, - в основе доказательств защитников Ричарда (см., например, работы Дж. Эшдаун-Хилла (J. Ashdown-Hill) на эту тему).
Не то же ль зло свершил и я, взгляни, Отправив брата Кларенса в могилу? – исторически Георг, герцог Кларенс (1449–1478), был осужден парламентом по обвинению королем Эдуардом IV в государственной измене, и то, что он был утоплен было, по-видимому, формой смертной казни. Изображение Ричарда Глостера как заказчика его смерти перешло в шекспировскую пьесу «Ричард III». При этом существует предположение, основанное на анализе текста, что в первых постановках роль Кларенса играл Шекспир.
Бэкингем, решительности полон – Генри Стаффорд, герцог Бэкингем (1455 – 1483), изображенный в шекспировской пьесе как главный сообщник Ричарда Глостера.
И в Солсбери он снова оказался – буквально: «он был отведен шерифом Шропшира в Солсбери».
Где доверял, там и обманут был – во время битвы при Босворте 22 августа 1485 г. силы Стэнли перешли на сторону будущего Генриха VII.
Когда б свой долг я чтил, не сожалея, Я прожил бы, лишь почести имея – буквально: «если бы я принял во внимание мой долг, я мог бы до сих пор жить в чести вместе с лучшими, и если бы я не попытался сделать то, что меньше всего следовало».
пусть ценят Так право править, как должны – безмерно – буквально: «и терпят право править, как разумно».
Оригинал:
How Richard Plantagenet, Duke of Gloucester, Murdered his
Brother’s Children, Usurping the Crown and, in the third Year of
his Reign, was Most Worthily Deprived of Life and Kingdom in
Bosworth Plain by Henry, Earl of Richmond, after called King
Henry the Seventh
What heart so hard but doth abhor to hear
The rueful reign of me, the third Richard?
King unkindly called, though I the crown did wear,
Who entered by rigour but right did not regard,
By tyranny proceeding in killing King Edward,
Fifth of that name, right heir unto the crown,
With Richard his brother, princes of renown.
Of trust they were committed unto my governance,
But trust turned to treason, too truly it was tried,
Both against nature, duty, and allegiance,
For through my procurement most shamefully they died.
Desire for a kingdom forgeteth all kindred,
As after by discourse it shall be show;d here,
How cruelly these innocents in prison murdered were.
The Lords and Commons all with one assent
Protector made me both of land and king,
But I therewith, alas, was not content,
For, minding mischief, I meant another thing,
Which to confusion in short time did me bring.
For I, desirous to rule and reign alone,
Sought crown and kingdom, yet title had I none.
To all peers and princes a precedent I may be,
The like to beware how they do enterprise,
And learn their wretched falls by my fact to foresee,
Which rueful stand, bewailing my chance before their eyes,
As one clean bereft of all felicities,
For right through might I cruelly defaced,
But might helped right and me again displaced.
Alas, that ever prince should thus his honour stain
With blood of innocents, most shameful to be told,
For these two noble imps I caused to be slain,
Of years not full ripe as yet to rule and reign,
For which I was abhorred both of young and old.
But as the deed was odious in the sight of God and man,
So shame and destruction in the end I wan.
Both God, nature, duty, allegiance all forgot:
This vile and heinous act unnaturally I conspired,
Which horrible deed done, alas, alas, God wot,
Such terrors me tormented and my spirits fired,
As unto such a murder and shameful deed required.
Such broil daily felt I breeding in my breast,
Whereby more and more increased my unrest.
My brother’s children were right heirs unto the crown,
Whom nature rather bound to defend than destroy,
But I, not regarding their right nor my renown,
My whole care and study to this end did employ,
The crown to obtain and them both to put down,
Wherein I God offended, provoking just his ire
For this my attempt and most wicked desire.
To cruel curs;d Cain compare my careful case,
Which did unjustly slay his brother just Abel.
And did I not in rage make run that rueful race
My brother duke of Clarence, whose death I shame to tell,
For that so strange it was, as it was horrible?
For sure he drench;d was and yet no water near,
Which strange is to be told to all that shall it hear.
The butt he was not whereat I did shoot,
But yet he stood between the mark and me,
For had he lived, for me it was no boot
To tempt the thing that by no means could be,
For I third was then of my brethren three,
But yet I thought the elder being gone,
Then needs must I bear the stroke alone.
Desire to rule made me, alas, to rue;
My fatal fall, I could not it foresee.
Puffed up in pride so haughty then I grew
That none my peer I thought now could be,
Disdaining such as were of high degree.
Thus daily rising and pulling other down,
At last I shot how to win the crown.
And daily devising which was the best way
And mean how I might my nephews both devour,
I secretly then sent without further delay
To Brackenbury, then lieutenant of the Tower,
Requesting him by letters to help unto his power
For to accomplish this, my desire and will,
And that he would secretly my brother’s children kill.
He answered plainly with a flat nay,
Saying that to die he would not do that deed,
But finding then a proffer ready for my prey,
‘Well worth a friend’, quoth I, ‘yet in time of need.’
James Tyrell hight his name, whom with all speed
I sent again to Brackenbury, as you heard before,
Commanding him to deliver the keys of every door.
The keys he rendered but partaker would not be
Of that flagitious fact. ‘Oh happy man!’, I say,
And as you heard before, he rather chose to die
Than on those silly lambs his violent hands to lay.
His conscience him pricked, his prince to betray:
Oh constant mind, that wouldst not condescend,
Thee may I praise and myself discommend!
What though he refused, yet be sure you may,
That other were as ready to take in hand the thing,
Which watched and waited as duly for their prey
As ever did the cat for the mouse-taking,
And how they might their purpose best to pass bring,
Where Tyrell he thought good to have no bloodshed,
Becast them to kill by smothering in their bed.
The wolves at hand were ready to devour
The silly lambs in bed, whereas they lay,
Abiding death and looking for the hour,
For well they wist they could not scape away.
Ah, woe is me that did them thus betray
In assigning this vile deed to be done
By Miles Forrest and wicked John Dighton,
Who privily into their chamber stale
In secret-wise somewhat before midnight
And gan the bed together tug and hale,
Bewrapping them, alas, in rueful plight,
Keeping them down by force, by power and might,
With haling, tugging, turmoiling, torn and tossed
Till they of force were forc;d yield the ghost.
Which when I heard, my heart I felt was eased
Of grudge, of grief, and inward deadly pain.
But with this deed the nobles were displeased
And said, ‘Oh God, shall such a tyrant reign
That hath so cruelly his brother’s children slain?’
Which bruit, once blown in the people’s ears,
Their dolour was such that they brast out in tears.
But what thing may suffice unto the bloody man?
The more he bathes in blood, the bloodier he is alway.
By proof I do this speak, which best declare it can,
Which only was the cause of this prince’s decay:
The wolf was never greedier than I was of my prey,
But who so useth murder, full well affirm I dare,
With murder shall be quit, ere he thereof be ware.
And mark the sequel of this begun mischief,
Which shortly after was cause of my decay,
For high and low conceiv;d such a grief
And hate against me, which sought day by day
All ways and means that possible they may
On me to be reveng;d for this sin,
For cruel murdering unnaturally my kin.
Not only kin but king the truth to say,
Whom unkindly of kingdom I bereft,
His life also from him I raught away
With his brother’s, which to my charge were left.
Of ambition, behold the work and weft,
Provoking me to do this heinous treason
And murder them against all right and reason.
After whose death thus wrought by violence,
The lords, not liking this unnatural deed,
Began on me to have great diffidence,
Such brinning hate gan in their hearts to breed,
Which made me in doubt and sore my danger dread,
Which doubt and dread proved not in vain
By that ensued, alas, unto my pain.
For I supposing all things were as I wished
When I had brought these silly babes to bane,
But yet in that my purpose far I missed,
For as the moon doth change after the wane,
So changed the hearts of such as I had tane
To be most true, to troubles did me turn,
Such rage and rancour in boiling breasts do burn.
And suddenly a bruit abroad was blown
That Buckingham, the duke both stern and stout,
In field was ready with divers to me known
To give me battle if I durst come out,
Which daunted me and put me in great doubt,
For that I had no army then prepared,
But after that, I little for it cared.
But yet remembering that oft a little spark
Suffered doth grow unto a great flame,
I thought it wisdom wisely for to wark,
Mustered then men in every place I came,
And marching forward daily with the same
Directly towards the town of Salisbury,
Where I gat knowledge of the duke’s army.
And as I passed over Salisbury down,
The rumour ran the duke was fled and gone,
His host dispersed besides Shrewsbury town
And he dismayed was left there post alone,
Bewailing his chance and making great moan,
Towards whom I hasted with all expedition,
Making due search and diligent inquisition.
But at the first I could not of him hear,
For he was scaped by secret byways
Unto the house of Humphrey Bannister,
Whom he had much preferred in his days
And was good lord to him in all assays,
Which he full evil requited in the end,
When he was driven to seek a trusty friend,
For it so happened to his mishap, alas,
When I no knowledge of the duke could hear,
A proclamation by my commandment was
Published and cried through every shire
That whoso could tell where the duke were
A thousand mark should have for his pain:
What thing so hard but money can obtain?
But were it for money, meed or dread,
That Bannister thus betrayed his guest.
Divers have diversely divined of this deed,
Some deem the worst and some judge the best,
The doubt not dissolved nor plainly expressed,
But of the duke’s death he doubtless was the cause,
Which died without judgment or order of laws.
Lo, this noble duke I brought thus unto the bane,
Whose doings I doubted and had in great dread;
At Bannister’s house I made him to be tane
And without judgement be shortened by the head,
By the shrive of Shropshire to Salisbury led,
In the marketplace upon the scaffold new,
Where all the beholders did much his death rue.
And after this done, I broke up my host,
Greatly applauded with this happy hap,
And forthwith I sent to every sea coast
To foresee all mischiefs and stop every gap
Before they should chance and light in my lap,
Giving them in charge to have good regard
The sea coast to keep with good watch and ward,
Directing my letters unto every shrive,
With straight commandment under our name
To suffer no man in their parts to arrive
Nor to pass forth of the same,
As they tendered our favour and void would our blame,
Doing therein their pain and industry
With diligent care and vigilant eye.
And thus setting things in order as you hear
To prevent mischiefs that might then betide,
I thought myself sure and out of all fear
And for other things began to provide.
To Nottingham castle straight did I ride,
Where I was not very long space,
Strange tidings came, which did me sore amaze.
Reported it was, and that for certainty,
Th’earl of Richmond landed was in Wales,
At Milford Haven, with an huge army,
Dismissing his navy, which were many sails,
Which at the first I thought fleeing tales,
But in the end did otherwise prove,
Which not a little did me vex and move.
Thus fawning Fortune began on me to frown
And cast on me her scornful louring look.
Then gan I fear the fall of my renown;
My heart it fainted, my sinews sore they shook,
This heavy hap a scourge for sin I took,
Yet did I not then utterly despair,
Hoping storms passed, the weather should be fair.
And then, with all speed possible I might,
I caused them muster throughout every shire,
Determining with the earl speedily to fight
Before that his power much increas;d were
By such as to him great favour did bear
(Which were no small number, by true report made,
Daily repairing him for to aid),
Directing my letters to divers noble men,
With earnest request their power to prepare
To Nottingham castle whereas I lay then,
To aid and assist me in this weighty affair.
Where straight to my presence did then repair
John, duke of Norfolk, his eldest son also,
With th’earl of Northumberland and many other mo.
And thus being furnished with men and munition,
Forward we marched in order of battle-ray,
Making by scouts every way inquisition
In what place the earl with his camp lay,
Towards whom directly we took then our way,
Evermore minding to seek our most avail,
In place convenient to give to him battayle.
So long we laboured, at last our armies met
On Bosworth plain besides Leicester town,
Where sure I thought the garland for to get
And purchase peace or else to lose my crown,
But fickle Fortune, alas, on me did frown,
For when I was encamp;d in the field
Where most I trusted I soonest was beguiled.
The brand of malice, thus kindling in my breast
Of deadly hate which I to him did bear,
Pricked me forward and bade me not desist
But boldly fight and take at all no fear
To win the field and the earl to conquer.
Thus hoping glory great to gain and get,
My army then in order did I set.
Betide me life or death, I desperately ran
And joined me in battle with this earl so stout,
But Fortune so him favoured that he the battle wan;
With force and great power I was beset about,
Which when I did behold in mids of the whole rout,
With dent of sword I cast me on him to be reveng;d,
Where in the midst of them my wretched life I ended.
My body it was hurried and tugged like a dog
On horseback, all naked and bare as I was born.
My head, hands, and feet down hanging like a hog,
With dirt and blood besprent, my corpse all-to torn,
Cursing the day that ever I was born,
With grievous wounds bemangled most horrible to see,
So sore they did abhor this, my vile cruelty.
Lo, here you may behold the due and just reward
Of tyranny and treason, which God doth most detest,
For if unto my duty I had taken regard,
I might have lived still in honour with the best,
And had I not attempt the thing that I ought lest.
But desire to rule, alas, did me so blind,
Which caused me to do against nature and kind.
Ah cursed caitiff! Why did I climb so high,
Which was the cause of this my baleful thrall?
For still I thirsted for the regal dignity,
But hasty rising threateneth sudden fall.
Content yourselves with your estates all
And seek not right by wrong to suppress,
For God hath promised each wrong to redress.
See here the fine and fatal fall of me
And guerdon due for this my wretched deed,
Which to all princes a mirror now may be
That shall this tragical story after read,
Wishing them all by me to take heed
And suffer right to rule as it is reason,
For time trieth out both truth and also treason.
адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1005199
Рубрика: Лирика любви
дата надходження 07.02.2024
автор: Валентина Ржевская