Элеанора Кобем ( из «Зеркала для магистратов»/ «Зерцала правителей») . Перевод

Постаралась  перевести  еще  один  фрагмент  из  «Зеркала  для  магистратов»/  «Зерцала  правителей».  Это  монолог  Элеоноры  Кобем,  герцогини  Глостер,  осужденной  за  попытку  с  помощью  колдовства  установить  время  смерти  короля  Генриха  VI.  Персонаж  и  исторический  эпизод  изображены  во  второй  части  шекспировской  хроники  «Генрих  VI».
Монолог  из  «Зеркала  для  магистратов»/  «Зерцала  правителей»  интересен  тем,  как  меняется  интонация  голоса  Элеоноры  в  зависимости  от  того,  говорит  она  о  том,  кого  любит,  или  о  тех,  кого  ненавидит.

Оригинал:

HOW  DAME  ELIANOR  Cobham  Duchesse  of  Glocester,  for  practising  of  witchraft  and  sorcery,  suffred  open  penaunce,  and  after  was
banished  the  realme  into  the  Ile  of  Man.

1.

If  a  poore  lady  damned  in  exile
Amongst  princes  may  bee  allowed  place.
Then,  gentle  Baldwincj  stay  thy  pen  a  while,
And  of  pure  pitty  ponder  well  my  case,
How  I  a  duches,  destitute  of  grace,
Have  found  by  proofe,  as  many  have  and  shall,
The  proverbe  true,  that  pride  will  have  a  fall.

2.

A  noble  prince  extract  of  royall  bloud,
Humfrey,  sometime  protector  of  this  land,
Of  Glocester  duke,  for  vertue  calde,  the  good.
When  I  but  base  beneath  his  state  did  stande,
Vouchsafe  with  mee  to  ioyne  in  wedlocke's  band,
Hauing  in  court  no  name  of  high  degree.
But  Elinor  Cobham,  as  parents  left  to  mee.

3.

Aod  though  by  birth'  of  noble  race  I  was,
Of  baron's  bloud,  yet  was  I  thought  unfitte
So  high  to  match,  yet  so  it  came  to  passe,
Whether  by  grace,  good  fortune,  or  by  witte,
Dame  Venus'  lures  so  in  mine  eyes  did  sitte,
As  this  great  prince  without  respect  of  state,
Did  worthy  mee  to  bee  his  wedded  mate.

4.

His  wife  I  was,  and  hee  my  true  husband,
Though  for  a  while  hee  had  the  company
Of  lady  Iaquet,  [the]  dutchesse  of  Holland,
Being  an  heyre  of  ample  patrimony,
But  that  fell  out  to  bee  no  matrimony:
For  after  warre,  long  sute  in  lawe,  and  strife,
Shee  proved  was  the  duke  of  Brabant’s  wife.

5.

Thus  of  a  damsell  [a]  duchesse  I  became,
My  state  and  place  advaunced  next  the  queene,
Whereby  mee  thought  I  felt  no  ground,  but  swam,
For  in  the  court  mine  equall  was  not  scene,
And  so  possest  with  pleasure  of  the  spleene,
The  sparkes  of  pride  so  kindled  in  my  brest,
As  I  in  court  would  shine  above  the  rest.

6.

Such  giftes  of  nature  God  in  mee  had  graft
Of  shape  and  stature,  with  other  graces  moe,
That  by  the  shot  of  Cupid’s  fiery  shaft,
Which  to  the  harte  of  this  great  prince  did  goe,
This  mighty  duke  with  loue  was  kindled  so,
As  hee  abasing  the  height  of  his  degree,
Set  his  whole  hart,  to  loue  and  honour  mee.

7.

Grudge  who  so  woald,  to  him  I  was  most  deere,
Aboue  all  ladyes'  advaunced  in  degree,
(The  queene  except)  no  princesse  was  my  peere,
But  gave  mee  place,  and  lordes  with  cap  and  knee
Did  all  honour  and  reverence  unto  mee:
Thus  hoisted  high  uppon  the  rolling  wheele,
I  sate  so  sure,  mee  thought  1  could  not  recle.

8.

And  weening  least  that  fortune  hath  a  turne,
I  looked  aloft,  and  would  not  looke  alowe,
The  brondes  of  pride  so  in  my  brest  did  burne
As  the  hot  sparkes,  burst  forth  in  open  showe,
And  more  and  more  the  fire  began  to  glowe
Without  quenching,  and  daily  did  encrease.
Till  fortune's  blastes  with  shame  did  make  it  cease.

9.

For  (as  tis  sayd)  pride  passeth  on  afore,
And  shame  followes,  for  iust  rewardc  and  meede,
Would  God  ladycs,  both  now  and  euermore,
Of  my  hard  hap,  which  shall  the  story  reede,
Would  beare  in  mind,  and  trust  it  as  their  creede,
That  pryde  of  hart  is  a  most  hatefull  vice,
And  lowlines,  a  pearle  of  passing  price.

10.

Namely  in  queenes,  and  ladyes  of  estate.
Within  whose  mindes  all  meekenes  should  abound,
Since  high  disdayne  doth  alwayes  purchase  hate,
Being  a  vice,  that  most  part  doth  redound
To  their  reproach,  in  whome  the  same  is  found,
And  seeldome  gets  good  fauour  or  good  fame,
But  is  at  last  knit  up  with  worldly  shame.

11.

The  proofe  wherof  I  found  most  true  in  deede,
That  pryde  afore,  hath  shame  to  wayt  behinde:
Let  no  man  doubt,  in  whom  this  vice  doth  breede,
But  shame  for  pride  by  iustice  is  assynde,
Which  I  well  found,  for  truely  in  my  minde
Was  never  none,  whome  pride  did  more  enflame,
Nor  never  none  received  greater  shame.

12.

For  not  content  to  bee  a  duchesse  great,
I  longed  sore  to  beare  the  name  of  queene,
Aspiring  still  unto  an  higher  seat,
And  with  that  hope  my  sclfe  did  ouerweene
Since  there  was  none,  which  that  time  was  betweene
Henry  the  king,  and  my  good  duke  his  eame,
Heyre  to  the  crowne  and  kingdome  of  this  realme.

13.

So  neare  to  bee,  was  cause  of  my  vayne  hope
And  long  awayte,  when  this  faire  hap  would  fall:
My  studies  all  were  tending  to  that  scope,
Alas,  the  while  to  councell  I  did  call
Such  as  would  seeme,  by  skill  coniecturall
Of  art  magique  and  wicked  sorcery,
To  deeme  and  dyvine'  the  prince's  destiny:

14.

Among  which  sort  of  those  that  bare  most  fame
There  was  a  beldame  called  the  witch  of  Ey
Old  mother  Madge  her  neighbours  did  her  name,
Which  wrought  wonders  in  countryes  by  here  say,
Both  feendes  and  fayries  her'  charming  would  obay:
And  dead  corpsis  from  grave  shee  could  up  rere,
Such  an  inchauntresse  [as]  that  time  had  no  peere.

15.
Two  priests  also,  the  one  hight  Bolenbroke,
The  other  Suthwеll,  [great]  clerkes  in  coniuration,
These  two  chapleins  were  they  that  undertooke
To  cast  and  calke  the  kinge's  constellation,
And  then  to  iudge  by  deepe'  divination
Of  thinges  to  come,  and  who  should  next  succede
To  Englande’s  crowne,  all  this  was  true  in  deede.

16.

And  further  sure  they  never  did  proceede,
Though  I  confesse  that  this  attempt  was  ill,
But  for  my  part,  for  any  thing  in  deede,
Wrought,  or  else  thought,  by  any  kinde  of  skill,
God  is  my  judge  I  never  had  the  will,
By  any  inchauntment,  sorcery,  or  charme,
Or  otherwise,  to  worke  my  prince's  harme.

17.

Yet  nethelesse,  when  this  case  came  to  light
By  secrete  spies  to  Cayphas,  our  cardinall,
Who  long  in  hart  had  borne  a  privy  spight
To  my  good  duke,  his  nephue  naturall,
Glad  of  the  chaunce  so  fitly  forth  to  fall,
His  long  hid  hate  with  justice  to  color,
Used  this  case  with  most  extreame  rigor.

18.

And  caused  mee  with  my  complices  all,
To  bee  cyted  by  processe  peremptory,
Before  judges,  in  place  judiciall,
Whereas  Cayphas,  sitting  in  his  glory,
Would  not  allow  my  aunswere  dilatory,
Ne  doctor,  or  proctor,  to  alledge  the  laws,
But  forced  mee  to  plead  in  mine  owne  cause.

19.

The  kinge’s  councell  were  called  to  the  case,
(My  husband  than  shut  out  for  the  season)
In  whose  absence  I  found  but  little  grace.
For  lawyers  turned  our  offence  to  treason:
And  so  with  rigor,  without  ruth  or  reason.
Sentence  was  gieven  that  I  for  the  same
Should  doe  penaunce,  and  suffer  open  shame.

20.

Nay  the  like  shame  had  never  wight  I  weene,
Duches,  lady,  ne  damsel  of  degree,
As  I  that  was  a  princesse,  next  the  queene.
Wife  to  a  prince,  and  none  so  great  as  hee,
A  kinge's  uncle,  protector  of  his  countrey,
With  taper  burning,  shrouded  in  a  sheete,
Three  dayes  a  row,  to  passe  the  open  streete,

21.

Bareleg’d,  and  barefoote,  to  all  the  worlde's  wonder,
Yea,  and  as  though  such  shame  did  not  suffise,
With  more  despite  then  to  part  asunder
Mee  and  my  duke,  which  traytors  did  devise
By  statute  lawe,  in  most  unlawfull  wise,
First  sending  mee  with  shame  into  exile,
Then  murdring  him  by  trechery  and  gyle.

22.

Yea,  and  besides  this  cruell  banishment,'
Far  from  all  friendes  to  comfort  mee  in  care,
And  husband's  death,  there  was  by  parliament
Ordayn’d  for  mee  a  messe  of  courser  fare:
For  they  to  bryng  mee  to  begger’s  state  most  bare,
By  the  same  act  from  mee  did  then  withdrawe
Such  right  of  dower,  as  widowe's  have  by  lawe.

23.

Death  (as  tis  sayd)  doth  set  all  things  at  rest,
Which  fell  not  so  in  mine  unhappy  case:
For  since  my  death,  mine  enmies  made  a  jest
In  minstrel's  rymes,  mine  honour  to  deface:
And  then  to  bring  my  name  in  more  disgrace,
A  song  was  made  in  manner  of  a  laye,
Which  olde  wives  sing  of  mee  unto  this  day.'

24.

Yet  with  these  spites  theyr  malice  could  not  end,
For  shortly  after,  my  sorrowes  to  renue,
My  loyall  lord,  which  never  did  offend.
Was  calde  in  haste,  the  cause  hee  litle  knew,
To  a  parliament,  without  sommons  due.
Whereas  his  death  was  cruelly  contrived,
And  I,  his  wife,  of  earthly  ioyes  deprived.

25.

For  all  the  while  my  duke  had  life  and  breath.
So  long  I  stoode  in  hope  of  my  restore:
But  when  I  heard  of  his  most  causles  death.
Then  the  best  salue  for  my  recureless  sore
Was  to  despayre  of  cure  for  euermore,
And  as  I  could,  my  carefull  heart  to  cure
With  pacience,  most  paynfull  to  endure.

26.

O  traytors  fell,  which  in  your  heartes  could  find,
Like  feendes  of  hell,  the  guiltles  to  betray,
But  yee  chiefly  his  kinsmen  most  unkinde,
Which  gave  consent  to  make  him  so  away.
That  unto  God,  with  all  my  heart  I  pray,
Vengeaunce  may  light  on  him  that  caused  all,
Beaufort  I  meane,  that  cursed  cardinall.

27.

Which  bastard  priest  of  th'house  of  Lancaster,
Sonne  to  duke  John,  surnamed  John  of  Gaunt,
Was  first  create  byshop  of  Winchester,
For  no  learning  whereof  hee  might  well  vaunt,
Ne  for  vertue,  which  hee  did  never  haunt,
But  for  his  gold  and  sommes  that  were  not  small,
Payde  to  the  pope,  was  made  a  cardinall.

28.

Proud  Lucifer,  which  from  the  heavens  on  high
Downe  to  the  pit  of  hell  belowe  was  cast,
And  being  once  an  aungell  bright  in  sky,
For  his  high  pride  in  hell  is  chained  fast
In  deepe  darknes  that  evermore  shall  last.
More  hawt  of  heart  was  not  before  his  fall.
Then  was  this  proud  and  pompous  cardinall:

29.

Whose  life,  good  Baldwine,  paynt  out  in  his  pickle,
And  blase  this  Baal  and  belligod  most  blinde,
An  hypocrite,  all  fay  thles,  false,  and  fickle,
A  wicked  wretch,  a  kinsman  most  unkind,
A  devill  incarnat,  all  deuishly  enclinde,
And  (to  discharge  my  conscience  all  at  once)
The  deuill  him  guawe,  both  body,  blond,  and  bones.


30.

The  spitefull  prieste  would  needes  make  mee  a  witch,
As  would  to  God  I  had  beene  for  his  sake,
I  wonld  have  claw'd  him  where  hee  did  not  itche,
I  would  have  playde  the  lady  of  the  lake,
And  as  Merline  was,  cloasde  him  in  a  brake,
Ye  a  meridian  to  lul  him  by  day  light,
And  a  night  mare  to  ride  on  him  by  night.

31.

The  fiery  feends  with  feuers  hot  and  frenzy.
The  ayery  heggs  with  stench  and  carren  sauoures,
The  watry  ghostes  with  gowtes  and  with  dropsy,
The  earthy  goblines,  with  aches  at  all  houres,
Furyes  and  fayryes,  with  all  infernall  powers,
I  would  haue  stir'd  firom  the  darke  dungeon
Of  hell  centre,  as  deepe  as  demagorgon.

32.

Or  had  I  now  the  skill  of  dame  Erichto,
Whose  dreadfull  charmes  (as  Lucan  doth  ezpresse)
All  feendes  did  feare,  so  far  forth  as  prince  Pluto,
Was  at  her  call  for  dread  of  more  distresse,
Then  would  I  send  of  helhoundes  more  and  lesse
A  legion  at  least,  at  him  to  cry  and  yel,
And  with  that  chyrme,  herrie  him  downe  to  hell.

33.

Which  neede  not,  for  sure  I  thinke  that  hee
Who  here  in  earth  leades  Epkurus'  life,
As  farre  from  God  as  possible  may  be,
With  whome  all  sinne  and  vices  are  most  rife,
Using  at  will  both  widdow,  mayde,  and  wife,|
But  that  some  deuill  his  body  doth  possesse,
His  life  is  such  as  men  can  iudge  no  lesse.

34.

And  God  forgieve  my  wrath  and  wreakefull  minde,
Such  is  my  hate  to  that  most  wicked  wretch,
Dye  when  hee  shall,  in  heart  I  could  well  finde
Out  of  the  grave  his  corps  agayne  to  fetch,
And  racke  his  limmes  as  long  as  they  would  stretch,
And  take  delight  to  listen  euery  day
How  hee  could  sing  a  masse  of  welaway.

35.

The  ile  of  Man  was  the  apoynted  place
To  penaunce  mee  for  ever  in  exile,
Thither  in  haste  they  poasted  mee  apace.
And  douting  scape,  they  pind  mee  in  a  pyle,
Close  by  my  selfe  in  care,  alas,  the  while,
There  felt  I  first  poore  prysoner's  hungry  fare,
Much  want,  thinges  skant,  and  stone  walles  harde  and  bare.

36.

The  chaunge  was  straunge,  from  sylke  and  cloth  of  gold
To  rugged  fryze  my  carcas  for  to  cloath.
From  princess  fare,  and  daynties  hot  and  cold.
To  rotten  fish,  and  meates  that  one  would  loath.
The  diet  and  dressing  were  much  alike  boath,
Bedding  and  lodging  were  all  alike  fine,
Such  downe  it  was  as  serued  well  for  swyne.

37.

Neyther  doe  I  myne  owne  case  thus  complayne,
Which  I  confesse  came  partly  by  desert:
The  only  cause  which  doubleth  all  my  payne,
And  which  most  neeregoeth  now  unto  my  hearte,
Is  that  my  fault  did  finally  revert
To  him  that  was  least  guilty  of  the  same,
Whose  death  it  was,  though  I  abode  the  shame.

38.

Whose  fatall  fall  when  I  doe  call  to  minde.
And  how  by  mee  his  mischiefe  first  began.
So  ofte  I  cry  on  fortune  most  unkinde,
And  my  mishap  most  utterly  doe  banne,
That  ever  I  to  such  a  noble  man,
Who  from  my  crime  was  innocent  and  cleare,
Should  bee  a  cause  to  buy  his  loue  so  deare.

39.

Oh,  to  my  heart  how  greeuous  is  the  wounde.
Calling  to  minde  this  dismall  deadly  case:
I  would  I  had  beene  doluen  under  ground
When  hee  first  saw  or  looked  on  my  face.
Or  tooke  delight  in  any  kinde  of  grace
Seeming  in  mee,  that  him  did  stir  or  moue
To  fancy  mee,  or  set  his  heart  to  loue.

40.

Farewell,  Greenewych,  my  pallace  of  delight,
Where  I  was  wont  to  see  the  christall  streames
Of  royall  Thames,  most  plesaunt  to  my  sight:
And  farewell,  Kenty  right  famous  in  all  realmes,
A  thousand  times  1  minde  you  in  ray  dreames.
And  when  I  wake  most  griefe  it  is  to  mee.
That  neuermore  agayne  I  shall  you  see.'

41.

In  the  night  time  when  I  should  take  my  rest
I  weepe,  I  wayle,  1  weat  my  bed  with  teares,
And  when  dead  sleape  my  spirites  hath  opprest,
Troubled  with  dreames  I  fantazy  vayne  feares,
Myne  husband's  voyce  then  ringeth  at  mine  eares,
Crying  for  help:  **  O  sauc  mee  from  the  death|
These  vilaynes  here  doe  seeke  to  stop  my  breath.

42.

Yea,  and  sometimes  mee  thinkes  his  drery  ghost
Appeares  in  sight,  and  shcwes  mee  in  what  wise
Those  fell  tyraunts  with  torments  had  emboost
His  windeand  breath,  to  abuse  people's  eyes.
So  as  no  doubt  or  qucstion  should  arise
Among  rude  folkc,  which  litlc  undcrstand,
But  that  his  death  came  only  by  God's  hand.

43.

I  playne  in  vayne,  where  eares  bee  none  to  heare,
But  roring  seas,  and  blustring  of  the  winde,
And  of  redresse  am  near  a  whit  the  neere,
But  with  waste  wordes  to  feede  my  monrnfull  minde,
Wishing  full  oft  the  Parcas  had  untwinde
My  vitall  stringes,  or  Atropose  with  knife
Had  cut  the  ly  ne  of  my  most  wretched  life.

44.

Oh  that  Neptune,  and  AEolus  also,
Th'one  god  of  seas,  the  other  of  weather,
Ere  mine  arriuall  into  that  ik  of  woe,
Had  sunke  the  ship  wherein  I  sayled  thether,
(The  shipmen  saued)  so  as  I  together
With  my  good  duke,  might  haue  beene  deade  afore
Fortune  had  wroken  her  wrath  on  ys  so  sore.

45.

Or  els  that  God,  when  my  first  passage  was
Into  exile  along  Saynt  Albotn’s  towne,
Had  neuer  let  mee  further  for  to  passe,
Bat  in  the  streete  with  death  had  strucke  mec  downe:
Then  had  I  sped  of  my  desired  bowne,
That  my  poore  corps  moughi  there  haue  lien  with  his
Both  in  one  graue,  and  so  haue  gone  to  blisse.


46.


Bat  I,  alas,  the  greater  is  my  greefe,
Am  past  that  hope  to  haue  my  sepulture
Nere  vnto  hira,  which  was  to  mee  most  leefe,
But  in  an  ile  and  country  most  obscure,
To  pyne  in  payne  whilst  my  poore  life  will  dure,
And  being  dead,  all  honourlesse  to  lye
In  simple  graue,  as  other  poore  that  dye.

47.

My  tale  is  tolde,  and  time  it  is  to  ceasse
Of  troubles  past,  all  which  haue  had  theyr  end  :
My  grauc  1  trust  shall  purchase  mee  such  peace'
In  such  a  world,  where  no  wight  doth  contend
For  higher  place,  whereto  all  flesh  shall  wend  :
And  so  I  end,  using  one  word  for  all
As  I  began,  that  pryde  will  haue  a  fall.

Quod  G.  F.»


Мой  перевод:

Как  дама  Элеанора  Кобем,  герцогиня  Глостер,  за  колдовство  и  ворожбу  была  предана  публичному  покаянию,  а  затем  была  изгнана  из  королевства  на  остров  Мэн

1.

Когда  меж  государей  в  книге  есть
И  место  для  изгнанницы  несчастной,
Я,  добрый  Болдуин,  прошу  учесть
Мой  случай  –  и  о  состраданье,  ясно.
Ты  не  спеши.  Вот  участь  дамы  властной,
Моя  –  однажды  мне  пришлось  узнать,
Что  истина  –  гордыне  должно  пасть.

2.

Принц  благородный,  королевский  сын,
Тот  Хамфри,  что  страной  когда-то  правил,
Тот  Глостер,  что  за  добродетель  чтим,
На  знатность  меньшую  свой  взор  направил,
Меня  взяв  в  жены,  высоко  поставил.
Я  не  была  меж  первых  при  дворе,
Звалась,  как  от  семьи  досталось  мне.

3.

Хоть  по  рождению  была  знатна,
Я  все-таки  считалась  недостойной
Такого  брака.  Но  к  нему  пришла:
Cудьбы  ли  милость,  случай,  ум  виною  –
Но  был  Венерин  дар  прельщать  со  мною.
Принц  потому  о  знатности  забыл,
Меня  достойной  счел,  брак  заключил.

4.

Была  женой  ему,  мне  мужем  –  он,
Законным,  хоть  когда-то  он  считался
Другой  супругом,  был  соединен
С  Якобой,  герцогинею  Голландской,
Наследницей  богатой,  но  расстался.
Доказано  -  была  борьба  сложна:
То  герцогу  Брабантскому  –  жена.

5.

Так  в  браке  герцогиней  стала  я,
За  королевой  сделалась  –  вторая
И  шла,  земли  не  чувствуя  –  паря,
Себе  дам  равных  при  дворе  не  зная,
Лишь  наслажденье  саном  ощущая.
Горели  искры  гордости  в  груди,
Ведь  мне  –  всех  выше  при  дворе  взойти.

6.

Такие  мне  дары  Господь  послал  –
Красу,  изящество,  еще  немало  –
Что  Купидон  стрелой  легко  достал
И  ранил  сердце  принца,  чтоб  страдало.
Такая  страсть  в  груди  его  играла,
Что  герцог  ранг  высокий  позабыл,
Меня  любовью  одарил  и  чтил.

7.

Завидуйте,  но  я  ему  мила
Была,  и  поднялась  я  дам  всех  выше.
Я  вслед  за  королевой  сразу  шла,
О  равной  вовсе  не  бывало  слышно.
Иду  –  и  лорды  в  одеяньях  пышных
Склоняются,  падут  передо  мной.
Не  верилось,  что  быть  –  судьбе  иной.

8.

Но  вышло  ожиданьям  вопреки.
Глядела  ввысь,  не  опуская  взгляда,
Гордыни  искры  были  столь  ярки,
Что  видели  их  явно,  без  преграды.
Огонь  их  только  рос,  храним  усладой.
Он  не  слабел:  день  каждый  лишь  крепит.
Его  уняли  лишь  судьба  и  стыд.

9.

Ведь  сказано:  гордыне  –  первой  быть,
Стыду  –  за  ней,  расплату  ей  доставив.
Когда  б  вам,  дамы,  пожелал  открыть
Господь  мой  случай,  тот  рассказ  направив,
Что  будет  вам  уроком,  и  наставив,
В  том,  что  гордыня  –  тягостный  порок,
А  скромность  –  клад,  спасенье  от  тревог!

10.

Пусть  кротость  пестуют  в  сердцах  своих
Особо  государыни  и  дамы
Знатнейшие:  возненавидят  их
За  их  презренье.  То  –  порок  немалый
И  к  ним  вернется  он  недоброй  славой.
Он  редко  одобряем  иль  хвалим,
Он  лишь  стыдом  повсюду  исправим.

11.

Что  это  –  правда,  убедилась  я.
Гордыня  –  впереди,  стыд  –  поджидает.
Не  усомнитесь,  тот  порок  любя:
Гордыню  стыд  заслуженно  карает.
По  опыту  я  это  точно  знаю:
Ведь  я  была  всех  более  горда,
Никто  не  знал  и  большего  стыда.

12.

Мне  мало  было  –  герцогиней  стать:
Возжаждала  я  королевой  зваться,
Хотела  место  выше  занимать
И  не  умела  в  прихоти  сдержаться.
Могли  лишь  двое  высшими  считаться,
Из  них  был  первым  –  Генрих,  наш  король,
Вторым  –  супруг  мой,  правивший  страной.

13.

Так  близко  к  званью  первой  я  была,
Что  тщетно  получить  его  мечтала.
Я  случая  удачного  ждала,
Cебя  занятьям  хитрым  посвящала.
Увы,  помощников  я  призывала,
Которые  б  умели  ворожить,
Чтоб  государя  мне  судьбу  открыть.

14.

Средь  знаменитейших  была  одна,
Которую  прозвали  эйской  ведьмой,
Старухой  Мэдж  была  наречена
Соседями.  Колдунье  беспримерной
Той  духи  с  феями  служили  верно.
И  мертвых  вызывала  из  могил,
В  то  время  равной  ей  не  ведал  мир.

15.

Еще  священника  два:  Болинброк
И  Сатвелл.  Колдовать  они  умели,
И  каждый  обещал  мне  то,  что  мог:
Составить  гороскоп  они  посмели
Для  короля  и  по  нему  смотрели,
Что  в  будущем  должно  произойти,
В  ком  королю  преемника  найти.

16.

Не  более  того.  Я  признаю,
Что  вопрошать  судьбу  так  –  дурно  было,
Но  все  же,  признавая,  повторю:
Я  замысла  иного  не  таила.
Суди  меня,  Господь!  Я  согрешила,
Но  не  хотела  вовсе  ворожить
Так,  чтобы  королю  вред  причинить.

17.

Но  все  ж  я  разоблачена  была
Шпионами  Каифы-кардинала.
Мой  муж,  его  племянник,  целью  зла
Явился:  зависть  руку  направляла.
Для  интригана  торжество  настало.
Он  правосудьем  ненависть  назвал
И  делу  строгость  высшую  придал.

18.

С  сообщниками  мне  пришлось  предстать
Перед  судом;  обжаловать  не  вправе
Решенье  были  –  лишь  должны  принять.
Тогда  Каифа  восседал  во  славе
И  отвечать  немедленно  заставил.
Юрист  не  помогал  мне  никакой,
Мне  защищать  себя  пришлось  самой.

19.

Совет  был  созван,  дело  рассмотрел,
(Супруга  моего  не  допустили),
Быть  милостив  ко  мне  не  захотел,
Ведь  ворожбу  в  измену  превратили,
Сурово  и  предвзято  осудили:
Пришлось  мне  покаянье  принести
И  через  посрамление  пройти.

20.

Такого  не  могла  вообразить  –
Я,  герцогиня,  я,  из  дам  знатнейших.
Мне  лишь  за  королевой  -  следом  быть,
Супруг  мой,  принц,  был  меж  господ  виднейшим,
Он  дядя  –  королю,  в  стране  –  первейший,
Правитель.  В  покрывале,  со  свечой
Я  шла  три  дня,  был  путь  позора  мой.

21.

И  я  прошла  босая  –  мир,  дивись!  –
Но  этого  позора  было  мало,
И  новые  приказы  раздались:
Изменников  решенье  разлучало
Меня  с  супругом,  а  закон  –  попрало.
Меня  –  изгнать,  мне  –  горький  стыд  испить,
Супруга  же  –  предательски  убить.

22.

Так  было.  Но,  к  изгнанью  присудив
Меня,  лишив  друзей  и  утешенья,
Супруга  даже  смерть  оговорив,
Довольны  не  были.  И  злым  решеньем
Парламент  отнял  у  меня  владенья.
Чтоб  мне  до  нищеты  в  несчастье  пасть,
Меня  лишили  прав  на  вдовью  часть.

23.

Вот  говорят:  дарует  смерть  покой,
Но  в  случае  моем  иначе  вышло.
Я  умерла  –  и  стала  шуткой  злой
Моя  судьба.  О  ней  ведь  песни  пишут,
Чтоб  было  о  позоре  больше  слышно.
Сложили  лэ  о  горести  моей,
Которое  поют  уж  много  дней.

24.

Поток  интриг  их  бесконечен  был:
Ведь  вскоре,  чтобы  снова  я  страдала,
Супруг  мой,  тот,  кто  зла  не  совершил,
Был  призван  –  а  причина  тайной  стала  –
В  парламент,  правил  зло  не  соблюдало.
Был  муж  убит,  интрига  свершена,
А  я  –  на  свете  счастья  лишена.

25.

Покуда  герцог  мой  был  жив,  и  я
Еще  надеялась:  вернут  свободу.
Достигла  весть,  что  умер  он,  меня,
И  выход  я  нашла  другого  рода  –
Не  ждать  уж  больше  лучшего  исхода,
Тревогу  сердца  лишь  одним  лечить  –
Терпеньем,  что  всего  больней  хранить.

26.

Изменники  жестокие  смогли
Невинного  предать,  как  ада  духи.
Вы,  родичи,  злодейство  предпочли,
Вы,  нашей  устроители  разлуки!
Молю  я  Господа  послать  вам  муки,
Молю  Его,  отмщенье  чтоб  узнал
За  зло  Бофор,  проклятый  кардинал!

27.

Он  из  Ланкастеров  происходил
И  приходился  сыном  Джону  Гонту.
Епископом  Винчестерским  он  был,
Его  ученость  неизвестна  что-то
И  добродетель  –  не  его  забота.
Платили  папе  золото  в  казну,
Чтоб  кардиналом  сделаться  ему.

28.

Был  с  неба  сброшен  гордый  Люцифер,
Вниз,  в  подземелье  адское  отправлен.
Когда-то  ангелом  с  небес  смотрел,
Но  за  гордыню  на  цепи  оставлен
В  аду  и  вечной  темнотой  раздавлен.
Но  он  перед  расплатою  своей
Был  кардинала  гордого  добрей.

29.

Пиши  же,  добрый  Болдуин,  о  нем,
Клейми,  как  должно,  гнусного  Ваала:
Он  лицемер,  к  обману  он  влеком,
Злодей,  зла  причинить  умел  немало
Родне  он.  Дьявол  во  плоти,  пристало
Ему  так  зваться.  Мне  -  сказать  черед:
Пусть  дьявол  кровь  и  плоть  его  пожрет!

30.

Завистник,  ведьмой  он  меня  нарек  –
Я  б  для  него  и  вправду  ведьмой  стала.
Умела  б  преподать  ему  урок,
Тогда  б  я  леди  озера  сыграла,
Его  б  как  Мерлина  зачаровала.
Его  бы  в  сон  я  погружала  днем,
А  ночью  ездила  б  верхом  на  нем.

31.

Тех  духов  огненных,  что  сеют  жар,
Тех  хищных  птиц,  что  воздух  отравляют,
Тех  водных  духов,  чей  водянка  –  дар,
И  тех  земных,  что  боль  распространяют,
Фей,  фурий  тех,  что  властью  обладают,
Я  б  вызвала  из  их  тюрьмы,  со  дна,
Из  адской  тьмы,  желаньем  мстить  полна.

32.

Как  Эрихто  хотела  бы  я  стать:
Ведь  ей  (Лукан  об  этом  повествует)
Повиновались  духи  все,  призвать
Могла  Плутона,  ужасы  чаруя.
Тогда  б  я  стаю  адских  псов  большую
Созвать  умела,  целый  легион,
Чтоб  был  мой  недруг  адом  поглощен.

33.

Не  стоит,  впрочем.  Думаю,  что  он,
Живущий  здесь  совсем  по  Эпикуру,
Забавами  от  Бога  отвлечен
Так  далеко,  как  можно,  чья  натура  –
Разврат:  дев,  жён  и  вдов  губить  не  трудно  –
Уж  точно  взялся  дьяволу  служить.
О  жизни  той  иначе  не  судить.

34.

Прости  мне,  Боже,  мстительность  мою.
Так  сильно  ненавижу  негодяя,
Что,  как  умрет  он,  месть  свою  продлю:
Потешусь  я,  из  гроба  извлекая
Его  останки,  пытке  предавая
На  дыбе  их.  Когда  бы  он  кричал,
Мне  б  радость  тем  большую  доставлял!

35.

Тюрьмой  моей  был  избран  остров  Мэн  –
Чтоб  вечно  там  свершать  мне  покаянье.
Спешили,  не  желая  перемен,
Назначили  мне  в  замке  пребыванье,
Чтоб  одинокой  мне  там  знать  страданье.
Мне  стала  участь  узницы  ясна:
Нужда  и  голод,  голая  стена.

36.

Взамен  шелков  и  золотой  парчи,
Что  получила  я!  Всего  лишь  тряпки!
Различны,  холодны  и  горячи
Для  принцев  лакомства  –  но  вспомнить  гадко
То,  что  я  ем  теперь!  Бранить  не  жалко!
Жилище  и  постель  –  еде  под  стать,
Свиней  в  таком  удобстве  содержать!

37.

Не  жалуюсь  я  на  судьбу  мою,
Которую  отчасти  заслужила.
Одну  причину  боли  признаю,
Она  мои  подтачивает  силы
И  ранит  дважды.  Зло  я  обратила
В  ту  сторону,  где  не  было  вины:
Супруга  были  дни  сокращены.

38.

Когда  припоминаю,  как  он  пал,
Как  начались  с  меня  его  несчастья,
Я  плачу:  слишком  зол  судьбы  удар!
Себя  же  не  устану  порицать  я:
Столь  благородный,  горе  –  что  ненастье!
Вина  –  моя,  он  невиновен  был,
Любовь  свою  так  дорого  купил…

39.

Ах,  право,  на  душе  все  тяжелей,
Когда  его  я  вспоминаю  гибель!
Уж  лучше  б  раньше  я  была  в  земле,
Чем  он  меня,  прельщавшую,  увидел,
Чем  был  ко  мне  он  привлечен  наитьем,
Когда  он  равнодушье  позабыл,
Когда  меня,  к  несчастью,  полюбил.

40.

Прощай  же,  Гринвич,  радости  дворец,
Где  я  потоки  светлые  видала
Державной  Темзы.  Счастью  –  уж  конец.
Прощай  и  Кент,  чья  не  угаснет  слава.
Снов  тысячу  я  вижу,  ты  в  них  –  главный.
Когда  проснусь  –  тем  хуже  горевать,
Что  мне  тебя  уж  больше  не  видать.

41.

Ночами,  хоть  должна  я  отдыхать,
Я  вою  и  постель  мочу  слезами.
Когда  ж  удастся  сну  возобладать,
Без  смысла  страшными  я  мучусь  снами.
Супруга  часто  слышу  я  стенанье.
Зовет  он,  молит:  «Жизнь  мою  спаси!
Враги  хотят,  чтоб  дух  я  испустил».

42.

Печальный  призрак  также  вижу  я,
Он  мне  показывает,  как  свершили
Тираны  зло,  что  мучает  меня,
Супруга  жизни  как  они  лишили,
Так,  что  невежды  ложь  их  подхватили,
Поверили,  кто  знания  лишен,
Что  лишь  по  воле  Божьей  умер  он.

43.

И  так  я  плачу,  плачу.  Мне  слышны
Лишь  моря  рев  и  ветра  завыванье.
Для  утешенья  в  горе  мне  даны
Слова,  чтоб  выражать  могла  страданье:
Молю  я  Парок  распустить  вязанье
Моей  судьбы,  иль  Атропос  рассечь
Нить  жизни,  чтобы  горести  пресечь.

44.

Когда  б  Нептун  и  вместе  с  ним  Эол,
Один  –  бог  моря  и  другой  –  погоды,
Корабль  сгубили  прежде,  чем  пришел
Со  мною  на  борту  он  в  край  невзгоды,
Но  лишь  спасли  матросов  от  ухода!
Пусть  были  б  я  и  герцог  мой  мертвы,
А  не  узнали  прежде  гнев  судьбы!

45.

Иль  если  бы  Господь,  когда  я  шла
По  улицам  Сент-Олбанса  сначала,
Велел,  чтоб  путь  я  там  же  прервала
И  среди  улицы  я  мертвой  пала  –
В  изгнание  б  пути  не  продолжала.
Когда  бы  милость  вместе  нам  снискать,
В  одной  могиле  с  мужем  нам  лежать!

46.

Увы,  тем  хуже  мне.  Надежды  нет,
Чтоб  подле  мужа  я  легла  в  могилу.
Недостижим  тот  для  меня  привет:
В  краю  чужом  лишь  жить  мне  сиротливо,
Тоска  моя  в  темнице  неизбывна.
Когда  ж  умру,  как  бедных,  погребут,
Для  почестей  причины  не  найдут.

47.

Сказала  я,  и  время  прекращать
Рассказ  о  горестях  моих  минувших.
Могила,  верю,  сможет  мир  мне  дать,
Ведь  там  не  дорог  человеку  случай
Возвыситься.  Тот  край  нас  всех  получит.
Окончу  так  же,  как  пришлось  начать,
Cкажу  одно  –  гордыне  должно  пасть.

Quod  Дж.  Ф.




Перевод  11.01.2024,  15.01.2024,  16.01.  2024,  18.01.  2024,  19.01.2024,
20.01.2024

Болдуин  -  по-видимому,  имеется  в  виду  Уильям  Болдуин,  один  из  авторов  сборника  "Зеркало  для  магистратов".

Хамфри  Глостер  –  Хамфри  Ланкастер,  герцог  Глостер  (1390  –  1447),  младший  из  братьев  английского  короля  Генриха  V  (царствовал  в  1413-1422).  Регент  Англии  во  время  малолетства  Генриха  VI  (1422—1437),  наследник  престола  с  1435  до  своей  смерти.  Известен  как  меценат,  прозван  «добрым»  (это  прозвище  воспроизводится  в  оригинале).

С  Якобой,  герцогинею  Голландской  –  Якоба  Голландская,  или  Жаклин  д'Эно  (1401-1436),  сбежала  от  первого  мужа,  герцога  Брабантского,  и  стала  женой  Хамфри  Глостера,  но  после  того,  как  Глостеру  не  удалось  возобновить  ее  власть  над  ее  владениями,  их  брак  был  аннулирован.

Королева  –  Маргарита  Анжуйская  (1430–1482),  жена  Генриха  VI.  Исторически  вышла  замуж  за  него  в  1445,  а  Элеонора  была  осуждена  в  1441.  Анахронизм  перешел  во  вторую  часть  шекспировской  хроники  “Генрих  VI”,  где  королева  и  герцогиня,  одинаково  властолюбивые,  изображены  при  дворе  одновременно  и  в  конфликте.

Каифа-кардинал  –  Генри  Бофорт  (1374–1447),  епископ,  а  затем  кардинал  Винчестерский,  главный  министр  Генриха  VI  и  легат  папы  римского.  Сводный  брат  короля  Генриха  IV  (царствовал  в  1399  –  1413),  поэтому  Генриху  VI  приходится  двоюродным  дедом.  Элеонора  называет  его  Каифой  как  библейского  персонажа,  первосвященника  и  одного  из  убийц  Христа,  чтобы  подчеркнуть  невиновность  своего  мужа.

Сложили  лэ  о  горести  моей  -  Элеонора  забегает  вперед,  рассказывая  о  том,  что,  действительно,  произошло  после  смерти  исторической  Элеоноры.

Был  муж  убит  –  исторически  Элеонора  была  осуждена  в  1441,  Хамфри  умер  в  1447.  Причина  его  смерти  с  точностью  неизвестна,  но,  так  как  Хамфри  умер  под  арестом,  его  внезапная  смерть  не  могла  не  выглядеть  подозрительно.


Леди  озера  –  персонаж  артуровских  легенд,  погубившая  Мерлина.

Эрихто  –  волшебница.  Лукан  –  римский  поэт  Марк  Анней  Лукан,  в  поэме  которого  «Фарсалия»  она  оживляет  мертвеца.

Эпикур  –  Элеонора  рассматривает  эпикурейство  как  синоним  проповеди  разврата.

Атропос  (ударение  как  в  оригинале)  –  одна  из  трех  античных  богинь  судьбы,  Мойр  (у  греков),  или  Парок  (у  римлян),  перерезавшая  нить  жизни.

Дж.  Ф.  –  Дж.  Феррерс.  Подпись,  вероятно,  поставлена  печатником.

адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1003711
Рубрика: Лирика любви
дата надходження 21.01.2024
автор: Валентина Ржевская