Впервые она заговорила об этом года три назад. Вернувшись с работы, она привычно уселась к нему на колени, обхватила его шею руками и рассказала обо всём, что сегодня видела, о чём подумала, а еще все последние новости и сплетни кафедры и сразу обо всех прочих событиях дня. Это звучало, как одна история, но это известие стояло особняком:
– Есть один мужик, так странно, я встречаю его везде, куда ни пойду, и там он обязательно промелькнет. И в метро его иногда вижу. А сегодня он добрался за мной даже на Левый Берег.
– А на нашей улице ты его видишь?
– Ну да, тоже. Он ходит всегда по нашей стороне, иногда мне навстречу, а иногда со мной по пути.
– Так он просто тут живет, наверное, и ходит к метро тем же путем.
– И ездит в метро теми же маршрутами? Говорю же, я видела его и в центре, и на Печерске, и сегодня на Левобережной.
– Я, когда ездил в метро ежедневно, тоже встречал несколько человек одних и тех же, почти каждый день. И все они живут на нашей улице или по соседству – поэтому я их и узнаю в метро или где-либо, что они мне давно знакомы, визуально. Так вот и этот мужик…
– Ну это же совсем другое! Это же один мужик. И еще он всегда одет в одно и то же, вообще всегда. Я тебе его покажу.
И через несколько дней, когда они вышли вместе из дому, она показала «того мужика». Был он мал ростом и очень худ, но его никто бы не назвал плюгавым или жалким: двигался он стремительно, работая острыми коленями и локтями, словно паровоз шатунами, а на его сухощавом лице застыло такое упрямое и решительное выражение, что, пожалуй, всякий уступил бы ему дорогу. Но в остальном был «тот мужик» крайне невзрачен: его наряд составляли изношенные туфли со стоптанными каблуками, ветхие брюки цвета грязной столовской занавесочки, кое-как подшитые черной ниткой, черная короткая курточка, сидевшая на владельце коробом, словно сделанная из фанеры или картона, и кепка с острым козырьком, смотревшим несколько в сторону. Он шел им навстречу, почти бежал, поэтому больше ничего рассмотреть они не успели. Когда мужик пронесся мимо, они, не сговариваясь, оглянулись и успели заметить, как он свернул в их двор.
– Я же говорил тебе, он тут живет. Не в нашем доме, конечно, но, может, в доме Зинаиды Михайловны, в 14-ом или где Бусинка с Ёлкой, а ходит туда напрямик через наш двор. Ты его просто раньше не замечала.
– Хорошо, живет здесь, но чего он ездит туда же, куда я?
– Это да… Слушай, мы уже опаздываем, сеанс через полчаса, а мы все еще здесь.
– Да, побежали.
И они почти побежали, пришли вовремя, но совершенно напрасно: в кинотеатре, как и во всем огромном торгово-развлекательном центре, где тот находился, вырубили свет, и билеты предлагалось обменять или вернуть. Пока они размышляли, как им поступить, он сказал:
– Тот мужик… он, скорее, дед, ему же за шестьдесят.
– Ага. А глаза молодые.
– И сердитые.
– Да. Он всегда с таким видом ходит. И все время в этой кошмарной одежде своей.
Со временем выяснилось, что у мужика имеется еще бобриковая шапка, которую он надевал вместо кепки зимой, в самые холода, и белая футболка, кое-как заштопанная в нескольких местах, в которой он щеголял летом, выпустив ее обширный застиранный подол поверх своих сиротских брюк. В руках его иногда появлялась черная объемистая торба, по виду довольно тяжелая, впрочем, никак не влиявшая на стремительность, с которой мужик проносился по их улице, карабкавшейся в гору, или по любой другой улице, где он появлялся. Поэтому в их упоминаниях, где и при каких обстоятельствах мужик повстречался на этот раз, его наряды опускались, ведь ничего другого на нём надето не бывало никогда. А встречался мужик им обоим, и вместе, и порознь, всё чаще, так что постепенно он превратился в постоянного персонажа их разговоров. Ведь при всей его невзрачности, мужика окружала тайна: наблюдая его год за годом, они ломали голову, кто он и чем занимается, почему так убого и однообразно одет, куда так спешит, что носит в своей торбе, а главное – как ему удается оказываться там же, где оказались они? Но эта тайна, хоть и неразрешимая, все же была не такого свойства, чтобы слишком волновать воображение, и они поневоле принимались ее раздувать:
– А может, он за нами или за тобой следит зачем-то и уже догадался, что его заметили, и потому не скрывается больше? А следит на самом деле очень давно… с юности еще… или вообще всю жизнь… А вот зачем он следит – вот это вопрос.
– А может, он думает, что это мы за ним следим. Ходит по городу и думает: то была одна сумасшедшая, а теперь их двое, куда я, туда они. Напряжение растет, ответов на вопросы нет, и однажды мы бросимся друг на друга с криком: «Чего вы за мной ходите?!»
– А я вчера решил за ним последить. Держался на приличном расстоянии, чтобы он не заметил, и нагнал его, только когда он к нашей подворотне подошел, чтобы его не потерять, когда он свернет. А он, кажется, заметил, что я за ним иду, глянул на меня косо и юркнул во двор, я за ним, а его и след простыл. Даже дверь нигде не стукнула, а спрятаться у нас во дворе негде. Не залез же он под машину – а я ведь и под машину заглянул, а там только кот сидел. Он просто исчез, испарился. Улетучился. Может, он не от мира сего?
Так они впервые заподозрили сверхъестественную природу мужика, и однажды это подозрение сменилось уверенностью. Возникнув как шутка, она превратилась в семейную легенду или даже миф, то есть объяснение происходящего, вполне удовлетворительное для наблюдателей, которым нет большого дела до истинных причин и объяснений. А случилось это так: они прогуливались сначала в одном парке, потом в другом, затем сидели в кафе, а после пошли домой по бульвару, и там, на бульваре, она указала ему на парочку и сообщила, что видела их сегодня и в парках, и в кафе и вот теперь они здесь. Он поглядел на парочку – рослые, с развитыми формами девицы одних юных лет, слишком яркая блондинка и слишком яркая брюнетка, одетые дорого, броско, даже вычурно, но все-таки с каким-то вкусом – и вспомнил, что да, действительно, были они и в парках, и в кафе.
– Знаешь, каждому свое. Тот мужик – это твой ангел-хранитель, а это – мои ангелы-хранители. Гендерный подход, знаешь ли! – Девиц тех они больше не встречали, ни вместе, ни порознь, а за мужиком с тех пор закрепился статус ангела-хранителя. Теперь его иначе не называли: «смотри, ангел», «наш ангел», «совсем обносился наш ангел». А он и в самом деле обносился –его одежда, и без того ветхая три года назад, когда они обратили на него внимание, обветшала окончательно и, казалось, вот-вот свалится с его острых плечей. Только выражение лица у ангела не изменилось и оставалось всё таким же решительным и упрямым.
– Потому что это не одежда, а оперение. Он, наверное, будет линять.
Со временем они заметили, что встреча с ангелом предвещает удачу, если он идет в попутном направлении, и неудачу, если он следует навстречу, как это случилось с их походом в кино, когда они впервые повстречали его вместе. Правда, иной раз ангел ошибался в своих предвестьях или забывал о своей пророческой роли, а может, и не всякое дело было достойно его пророчеств, но они в этой его способности уверились, и семейный миф прирос еще одной подробностью. Как бы там ни было, им обоим было очень приятно видеть его, и они всегда радовались встрече с ангелом-хранителем, даже если он шёл им навстречу и сулил их делам неудачу. Неудачи они ему прощали, а над ошибками или забывчивостью по-доброму посмеивались.
А еще им очень хотелось как-то дать знать ангелу, что они замечают и ценят его заботу. С каким-то посторонним, незнакомым человеком, которого видишь день изо дня, и то поневоле начнешь пусть едва заметно, но все-таки раскланиваться, а тут – целый ангел! И даже то, что идея об ангельской сущности мужика родилась как шутка и развивалась как миф, ничуть не умаляло добрых чувств, которые они оба питали к нему.
И, вот, наконец, настал день, когда они больше не могли сдерживаться и решили немедленно встретиться и заговорить со своим ангелом-хранителем. Взявшись за руки, как дети, они бегом спустились со своего пятого этажа, выскочили из подъезда во двор, свернули в подворотню, выбежали на улицу и тут же увидели его. Они бросились ему навстречу и громко приветствовали его, как старинного друга после долгой разлуки, едва удержавшись, чтобы не обнять его. Перебивая и поправляя один другого, они принялись рассказывать ему сразу обо всем, а глаза их при этом сияли, и губы сами собой складывались в радостную улыбку. Но ангел остановил их властным жестом, и они замолчали, словно с разбегу налетев на этот жест, и он сказал им только:
– Я не ангел-хранитель, – а всё остальное они поняли сами, и тогда он нанес свой удар.
II.2021
адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=906065
Рубрика: Лирика любви
дата надходження 25.02.2021
автор: Максим Тарасівський