Пахан идет

Было  жаркое  краснодарское  лето.  Обычно  в  такое  время  мы  рвались  на  посты,  разбросанные  по  черноморскому  побережью.  А  кто  оставался  в  части,  при  штабе,  спасался,  обливаясь  водой  из  колонки  у  автомобильной  эстакады,  что  за  техскладом.

Точно  помню,  была  суббота.  Потому,  что  был  ПХД,  т.е.  парко-хозяйственный  день,  который  мы,  «старики»,  провели  кто  на  крыше  овощехранилища,  кто  на  бомбоубежище.  Славно  провели,  с  чачей,  с  девчонками,  с  гитарой.  Молодец  старшина  –  не  нагрянул  с  проверкой,  как  обычно.

Я  с  удовольствием  обмылся  под  колонкой  и,  перекинув  полотенце  через  плечо,  пошел  в  казарму.  У  меня  было  великолепное  настроение  –  еще  бы,  еду  в  Туапсе  оформлять  ленинскую  комнату!

Вдруг  дверь  казармы  с  выстрелом  распахнулась  и  из  нее,  минуя  в  полете  довольно  таки  высокое  крыльцо,  вылетел  Саша  –  тот  самый  всеми  не  любимый  младший  сержант,  который  ходил  сутулясь,  чтобы  видно  было  лычки  на  его  погонах.  Ужас  сковал  его  лицо  цвета  бледной  поганки.  Теряя  прикроватные  тапочки,  он  пролетел    мимо  меня  так,  что  сырое  полотенце  на  моем  плече  взвилось  от  потоков  воздуха  и  со  шлепком  опустилось  на  спину.

Пока  я  смотрел  на  грязные  Сашины  пятки,  раздался  еще  один  выстрел  двери,  –  бедная  дверь,  зимой  она  здорово  спасает  нас  от  холода,–  и  на  крыльце  появился  Гия  (кто  не  знает,  скажу  –  веселый  наивный  грузин,    мой  друг  и  брат  по  крови).  Его  лицо,  как    мухомор      (господи,  сегодня  что  –  грибной  день?)  красное,  в  невероятных  пятнах,  перекошенное  от  бешенства.  

Гия  вмиг  осмотрел  поле  боя  и  вихрем  пронесся  мимо  меня,  в  погоню  за  Сашей  –  полотенце  вновь  поднялось  и  с  более  сильным  шлепком  опустилось  на  мою  спину…

Здесь  позволю  себе  «историко-географическое»  отступление...        

В  нашей  небольшой  части  все  объекты  располагались  компактно:  окна  столовой,  кухни,  казармы  и  штаба  выходили  на  крохотный  прямоугольник  плаца.  С  другой  стороны  находился  гараж  на  пять  боксов;  в  них  –  четыре  машины.  

Между  плацем  и  гаражом  стоял,  словно  памятник,  старый  огромный  военный  тягач.  Стоял  он  там,  по  не  уточненным  данным,  еще  с  гражданской  войны:  сам  Деникин,  по  тем  же  данным,  тщетно  пытался  запустить  его.

Но,  как  известно,  технический  прогресс  не  стоит  на  месте:  еще  за  два  года  до  моего  призыва  наше  командование,  на  свою  голову,  поставило  боевую  задачу,  и  какой-то  «Кулибин»  запустил  движок.  Тягач  пару  раз  проехал  по  плацу,  продавил  асфальт,  проломил  проходящую  под  ним  сливную  трубу  –  что  потом  доставляло  немало  хлопот  старшине  –  и  стал    на    место,  гордо  выставив  свою  тупую  морду  в  сторону  штаба.  

С  тех  пор  тягач  стал  объектом  солдатских  фотосессий  –  все  последующие  призывы,  и  мы  в  том  числе,  в  разных  ракурсах  и  позах  фотографировались  на  нем.  

Памятью  о  боевой  доблести  злополучного  тягача  остался  пролом.  Заделанный  кирпичом,  он,  как  бельмо  в  глазу,  рыжел  на  краю  плаца  –  к  большому  неудовольствию  старшины  и  претензиям  повара:  слив-то  из  кухни  не  работал...

И  вот  картина:  кирпичи,  уложенные  в  проломе  по  уровню  асфальта,  скрепленные    временем,  дождем  и  снегом,  плотно  утоптанные  и  отполированные  тысячами  пар  солдатских  сапог,  с    легкостью  выдираются  цепкими  пальцами  грузина  и  один  за  другим  отправляются  в  сторону  Саши.  Тот  зигзагами  (этому  нас  не  учили!),  мелкими  перебежками  (этому  –  тем  более!)  метался  в  районе  гаража.

Те  эпитеты  и  определения,  которые  неслись  из  уст  Гии,  я  не  буду  повторять.  Скажу  лишь,  что  он  обвинял  Сашу  в  неправильной  сексуальной  ориентации  (это  меня  не  удивило!),  что  тот,  якобы,  грязно  домогался  братьев  наших  меньших  (вот  это  да!  кого,  нашу  собачку  Жучку?),  сказал,  что  у  него  плохая  мама  (господи!  Гия,  ты  знаком  с  его  мамой?).  Потом  добавил,  что  совершит  с  ним  половой  акт  в  извращенной  форме  –  фу-у,  брат!  зачем  тебе  нужна  эта,  слюнявая  мерзость?  –  тебя  так  любят  веселые  краснодарские  девчонки!  

Когда  словарный  запас  иссяк  и  закончились  кирпичи,  Гия  перешел  в  рукопашную.  Саша  уходил  по  всем  правилам  тактического  боя  –  не  зря  прошел  школу  сержантов!

Чтобы  остановить  грузина  (носорог,  чистый  носорог!),  я  ринулся  вперед.  Не  из-за  Саши  –  плевать  мне  на  него!  Ослепленный  яростью,  Гия  безрассуден,  наделает  дел  и  –  привет,  тюрьма,  из-за  этого  дерьма  (кстати,  неплохая  рифма),  жалко  –  хороший  парень...    

Знаю,  грузин  был  на  грани  безумия,  знаю,  что  одним  ударом  мог  вбить  меня  в  плац.  Но  почему-то  верил  (он  сам  не  раз  говорил),  в  каком  бы  состоянии  ни  был,  поднять  на  меня  руку  не  сможет.
-  Биджо,  что  случилось?  –  я  стал  между  ними.
-  Отойды,  армян!  –  он  в  ярости,  как  всегда,  называл  меня  «армян».
-  Ты  же  меня  знаешь:  я  не  отойду,  пока  не  объяснишь!
-  Отойды,  гаварю!  Убю  эту  б…!
-  Ну,  убьешь  –  сядешь!  Дальше  что?
-  Нэ  сяду,  за  этава  п…  не  пасадят!
-  Именно  за  таких  п…  и  сажают,  биджо!    Говори,  в  чем  дело?
-  Брат  (ага,  «брат»,  –  значит,  успокаивается),  прэдстав!  Эта  б…  выходыт  из  казармы,  талкает  меня  плечом,  гаварит:  «Отойды,  синок,  твой  пахан  идет»!

Да-а,  было  над  чем  задуматься...  Что  его  так  взбесило?  То,  что  толкнул  плечом?  Чепуха  –  Гия  хоть  и  был  на  полгода  старше  призывом,  –  это  никогда  его  не  трогало;  в  крайнем  случае,  мог  просто  дать  пинка.  «Сынок»?  –  Тоже  маловероятно.  Мы  не  раз  называли  грузина  «сынок»  или  «швило»  –  ноль  эмоции.  «Твой  пахан»?  –  Что  в  этом  обидного,  все  равно,  что  «твой  отец».  

Эх,  Гия,  брат,  почему  у  тебя  все  так  сложно?..

Я  отвел  упирающегося  грузина  в  курилку,  посадил  на  лавку.
-  Что  тебе,  –  спрашиваю,  –  так  не  понравилось?
-  Как,  что?!  Он  гаварит:  «Сынок,  твой  пахан  идет»!
Ага,  думаю,  так  и  есть  –  удар  плечом,  исключается.
-  Ну…  и  что  тут  такого,  чтобы  так  злиться?
-  Давид,  нэ  панимаешь?!  Он  сказал:  «Твой  пахан  идет»!
«Так,  и  «сынок»  –  прочь!»  –  продолжаю  мыслить.
-  Ну,  и  что?  –  говорю.
-  Брат,  «твой  пахан!..  Паха-ан!»,  понымаешь?!
Вспоминая  случай  с  «буйвалом»,  я  понял,  что  и  это  слово  он  воспринимает  как-то  по-своему,  но  не  стал  торопить  события:
-  Не-а,  не  понимаю!
-  Э-э,  ти  знаешь,  что  такое  «пахан»?!
-  Биджо,  –  пытаюсь  втолковать,  –  «пахан»  на  нормальном  пацанском  языке  значит  отец,  родитель;  «паханы»  –  родители!
-  Давид,  какие  радытэли?  ты  ничего  нэ  знаешь!
-  Ладно,  хорошо!  По-твоему,  что  значит  «пахан»?
-  Пахан  –  это  тот,  кто  с  твоей  матэрью  живет!..

Вот  так!  Это  у  него  на  родине  или  отчимов,  или  тех,  кто  наставляет  рога  отцу,  называют  «паханами».  Теперь  представьте,  что  значит  для  грузина  оскорбление  в  адрес  матери.  Да  Саша  должен  был  поить  меня  до  конца  жизни!  Хотя  спасал  я  не  его,  а  своего  вспыльчивого,  необузданного  друга,  которого  любил  и  очень  хотел  бы  сейчас  повидать!..


31.01.2005г.

адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=74905
Рубрика: Стихи, которые не вошли в рубрику
дата надходження 19.05.2008
автор: Давид Экизов