Последняя пятница ноября.

 -  Мама,  купи!  Ну  купи,  мама!
 Маленькая  девочка,  почти  малышка  лет  пяти,  с  отчаянной  детской  злостью  топает  ножкой  перед  стендом  с  яркими  раскрасками.  Замечательные  книжечки,  и  цена  замечательная,  не  каждой  маме  по  карману.  Подобные  сцены  в  этом  отделе  супермаркета  не  редкость.  Умный  менеджер,  распорядился  поставить  «детские»  стенды  на  единственном  удобном  проходе,  так  что  миновать  их  по  дороге  к  зоне  касс  не  получится  никак.  Голгофа  родителей…  Так  мало  того,  стенды  с  хлебом  и  свежей  выпечкой  стоят  почти  впритык  к  игрушкам  –  двойной  удар  по  неокрепшей  детской  психике,  измочаленным  родительским  нервам  и  не  слишком  тугим  кошелькам.
-  Ну  купи-и!!!!
 Пронзительный  визг  пилой  разносится  по  узким  проходам,  эхом  взлетает  к  потолку.  Менеджеры,  охрана  и  продавцы  даже  не  оборачиваются  –  привыкли.  Многочисленные  посетители  вжимают  головы  в  плечи  –  многих  не  миновала  чаша  сия,  и  искренне  сочувствуют  молодой  маме,  в  отчаянии  пытающейся  успокоить  свое  нервное  дитя.
-  Ну  солнышко,  котенок,  ну  пойми!  –  уговаривала  она.  –  Нет  у  меня  сейчас  денежек,  вот  папа  заработает,  тогда  купим…  Вот,  возьми,  только  успокойся!
 Мама  подхватила  с  решетчатого  деревянного  поддона  свежайшую,  только  из  печи  сдобную  булочку.  Еще  горячую,  румяную,  с  хрустящей  корочкой.  В  мое  детство  такая  стоила  девять  копеек.
-  Не  хочу!!!
   Девочка  в  ярости  швыряет  булочку  на  пол  и  зло  пинает  ногой.  Как  футбольный  мяч,  та  летит  почти  через  весь  зал,  мимо  стендов  с  молочкой,  пивом  и  вином,  в  сторону  морозильных  камер.  Без  лишних  слов  мама  подхватывает  девчонку  за  руку,  и  вскоре  истошный  детский  вопль  был  слышен  уже  далеко  за  рамкой  вестибюля.
 А  булочка  валялась  на  полу.  Народ  ее  словно  и  не  замечал.  Какой-то  толстый  дядька  наступил,  ругнулся,  отфутболил…    Чья-то  груженая  тележка  оставила  на  пухлом  тельце  булочки  глубокую  борозду.  Даже  уборщица  не  потрудилась  нагнуться  –  ну  валяется  там  и  валяется,  одной  больше,  одной  меньше,  цена  товара  копеечная…
   Потеряв  свой  лощеный  вид,  измятая,  обскубаная,  измочаленная  подошвами  и  колесами,  булочка  так  и  валялась  на  грязных  плитах,  пока  в  проход  не  вошла  бабулька.  Старенькая,  сгорбленная,  древняя,  как  сама  жизнь.  Но  –  не  в  пример  многим  –  ухоженная.  Одежда  не  новая    и  не    богатая,  зато  чистая;  седые  волосы  причесаны  и  сложены  в  аккуратную  прическу  под  легким  пуховым  платочком.  Опираясь  на  палочку,  она  осторожно  семенила  по  скользкой  плитке,  как  человек,  страдающий  надоедливым  радикулитом,  когда  не  то  что  нагнутся  лишний  раз,  просто  повернутся  настоящий  подвиг.    Улыбаясь  и    прищуриваясь,  она  бросила  взгляд  вокруг  себя  и  увидела…  булочку.
 Бабуся  остановилась  так  резко,  словно  налетела  на  стену.  Улыбка  и  симпатичные  ямочки  враз  слетели  с  ее  морщинистых,  румяных,  как  печеное  яблочко,  щек,  словно  кто-то  невидимый  закатил  ей  злобную  пощечину.  Дикость  того,  что  она  увидела,  шокировала  ее;  бабулька  даже  растерялась,  оглядываясь  на  месте,  как  человек,  только  разбуженный  от  сна  и  не  уверенный  еще,  сит  ли  он  или  уже  бодрствует.  Прямо  на  ее  глазах  смешливый  мальчишка  ненароком  зацепил  булочку,  и  та  снова  заскользила  о  полу,  рикошетя  от  стендов,  плоская,  как  хоккейная  шайба…
-  Та  що  ж  це  таке?!
 Бабуся,  забыв  даже  о  своих  преклонных  годах,  болезнях  и  немощах,  бросилась  к  булочке,  как  старатель  к  заветному  самородку.  Она  едва  не  упала,  и  упала  бы,  не  подхвати  ее  под  руку  какой-то  сердобольный  парень.  Бабулька  даже  не  осознала  помощи;  она  с  обреченной  решимостью  ковыляла  к  булочке,  не  сводя  с  нее  глаз  –  скорее,  скорее,  пока  кто-нибудь  снова  не  втоптал  ее  в  грязь.  Переложив  палочку,  бабуля  медленно  и  очень  осторожно  подняла  булочку;  измятую,  растерзанную,  она  несла  ее  очень  осторожно,  как  сокровище.  Парень  продолжал  поддерживать  бабушку,  гадая,  что  происходит  и  чем  все  кончится.  
 Закончилось  просто.  Бабуля  отнесла  булочку  краснощекой  молодухе,  судя  по  бейджику  –  менеджеру  зала.  Та  с  недоумением  взглянула  на  странную  посетительницу;  она  точно  нахамила  бы  ей,  если  б  не  широкоплечий  парень,  который  поддерживал  ее  под  локоть,  и  которого  она  приняла  за  внука.
-  Что,  бабушка?  Поменять?  Чек  пробили?
-  Доню…  -  глотая  слова,  в  волнении,  сбивчиво  заговорила  бабуля.  –  Дивись…  Так  не  можна!  Це  ж  хліб,  доню…  Не  можна!
-  Тоже  мне!  –  фыркнула  менеджер.  –  Да  ему  цена  копейка,  бросьте,  возьми  те  другую,  а  этому  мусору  есть  место…
 Молодуха  выхватила  у  оторопевшей  бабульки  булочку  и  ничтоже  сумняшеся  выкинула  ее  в  урну.  
Кто-то  сдавленно  охнул.  Парень  даже  испугался  –  ни  мгновение  ему  показалось,  что  бабулька  сейчас  бросится  копаться  в  урне,  отыскивая  этот  несчастный  кусок  хлеба.  Но  бабулька  уже  овладела  собой  –  как-никак  она  прожила  долгую,  очень  долгую  жизнь.  Она  только  взглянула  краснощекой  прямо  в  глаза,    а    та  в  недоумении  только  хлопала  густо  накрашенными  ресницами  –  что  такого  она  сделала?  
 Не  говоря  ни  слова,  бабулька  засеменила  обратно  в  проход.  Парень  –  за  ней.  Не  зная  зачем;  он  просто  смотрел,  как  она  осторожно  расставила  обратно  на  полки  все  ранее  выбранные  продукты,  и  с  пустыми  руками  засеменила  к  выходу.
-  Вам  плохо?  –  участливо  поинтересовался  у  нее  парень.
 Бабулька  вытерла  сморщенной,  коричневой  ладошкой  лицо,  но  парень  успел  заметить  две  блестящие  слезинки,  скрывшиеся  в  густой  сетке  старческих  морщинок.
-  Копійка  ціна…  –  сказала  бабуля.  –  Десять  нас  було  у  матері,  десять.  Батька  застрелили,  весь  хліб  забрали…  я  одна  тоді  лишилася.  Одна…  Усі  в  землю  лягли…
 Парень  вернулся  домой  уже  в  сумерках.  Конец  ноября,  темнеет  рано.  Свет  зажигать  не  стал.  На  темной  кухне  долго  шарил  по  ящикам,  по  полкам.  Отчаявшись,  крикнул:
-  Мам,  да  где  у  нас  свечки?
-  В  столе!  Тебе  зачем?
-  Надо…
 Подсвечивая  себе  телефоном,  парень  отыскал  наконец  длинную  белую  свечу.  Парафиновая  дрянь,  горит  со  скоростью  света,  но  все  же  лучше,  чем  ничего.  Чиркнул  спичкой,  зажег;  как  учили  в  детстве,  перевернул  стеклянную  банку,  накапал  на  донышко  расплавленного  парафина.  Закрепил  таким  нехитрым  образом  свечку.  Она  горела  ярко,  желтовато-красным  пламенем.  Парень  откинул  подальше  тюль,  поставив  банку  со  свечой  на  подоконник,  так  что  ее  прекрасно  было  видно  снаружи.  Окинул  взглядом  улицу  и  соседние  многоэтажки.  Всюду  сверкал,  искрился,  резал  глаз  дрессированный  электрический  свет.  Среди  разнообразия  одинаковых  желтых  прямоугольников  совсем  затерялся  один,  темный,  с  одиноким  пламенем  свечи…
 

 

адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=703098
Рубрика: Лирика любви
дата надходження 26.11.2016
автор: taurus