История одного жеста ( главы 6-10)

6.  Почти  соседи
Под  ритмичный  аллюр  лошади    веки    смежила    полуденная  дрема,  мелькание  улицы  подернулось  гуашью  сна,  из  которой  меня  выдернул  голос  извозчика:  «Гранд-отель,  мосье».  С    сонным  кряхтением,  я  выбрался  из  экипажа  и  озираясь  по  сторонам  (  не  попадут  ли  в  мой  прищуренный  солнцем  взор,  князь  с  дочкой)  побрел  в  отель.  
Со  стороны  «Ротонды»,  он  смахивал  на  гигантский,  празднично  украшенный  торт  и  хотя  лучшие    времена  остались      в  прошлом,  призраки    ,  великосветских  интриг,  тайных  свиданий  и  порочных  зачатий,  все  еще  витали  в  ,  поистине,  королевских  спальнях  Гранд-отеля.  В  11-ом  году  здесь  вспыхнул  пожар,  принятый    особами  королевских  кровей  за    недобрый  знак  (как  в  воду  глядели!).  Поспешная  реставрация,  не    избавила    репутацию  Гранд-отеля  от  копоти,  и  монархи  его  покинули.
Перед  тем,  как  вернуться  в  номер,  я  поговорил  в  холле  с    консьержем.  С  напускной  небрежностью  я  спросил  его,  в  каком  из  номеров  остановился  князь  Соколов.  Порывшись  в  своих  талмудах,    с  любезной  улыбкой,  неприятно  оскалившей  мелкие  зубки,  консьерж  сообщил:  «князь,  вместе  с  дочерью  занимают  150-й  номер».    При  этом  в  его  голосе  звучали  нотки  зависти,      а  взгляд  сделался    плотоядно-мечтательным.
 «  Князю,  что-то  передать  от  вас,  мосье?»  -  поинтересовался  консьерж.  «Нет,    не  нужно»-  я  пресек    его  готовность  оказать  услугу,  с    брезгливостью  сноба,  думая  :  «  доверь  такому  «передасту»  какой-нибудь  секрет,  непременно  увязнешь  в  чем-то  вонючем.  «Благодарю  вас»-  пробормотал  я  и  двинулся  к  лифту.
Мои  скромные  познания  в  нумерологии  все  же  позволили  разглядеть  в  симметрии  чисел  нечто  похожее  на  знаки  судьбы.  Русские  проживали  на  четвертом,  а  я  двумя  этажами  выше,  мой  номер  находился  в  самом  конце  коридора,  и  на  его  входной  двери  значилось  число  «300».
7.  «  О  лярвах»
Одевшись  в  домашний  халат,  я  распахнул  окно,  извлек  из  секретера  рукопись  и  сел  за    стол.  Сон  улетучился  вместе  с  двуколкой,    и  на  роскошь    Морфея  в  виде    кровати  с  мягкой  периной  ,  я  не  купился  .  Постукивая  кончиками    карандаша  по  бумаге,  я  смотрел  на    профиль  моей  каменной    соседки  -  кариатиды,    волею  архитектора  Текслинга,  поставленной  на  широкий  карниз  за  моим  окном.  В  первый  же  день  моего  прибытия  в  Больё,    я    бережно  занес  кариатиду  в    рукопись  ,  вследствии  чего  рукопись  заметно  отяжелела.  К  слову,  мысли  мои  тоже  стали  тяжелыми,  словно  муза    приревновала  меня  к  этой  каменной  бабе  и  покинула.        .  А  кто  я  без  нее?  Пустой,  одышливый  старичок,  оставшийся  наедине  со  своими    страхами.  Причудливый,  как  сама  жизнь,  роман  мой    в  уме  закончен,  однако  наполнение  пустот  образами  и  деталями    вызывают  подчас  физическую  муку,  словно  я,  пытаюсь  сдвинуть  каменный  утес.  Вздохнув,  я  взял  ластик  и  энергично,  в  два  счета,.изъял  статую.    
 Что  меня  тревожило  в  эти  дни?  Дайте  припомнить.  Кажется  это  был  страх    «не  успеть»  завершить  рукопись.  Мысль  об  этом    назойливо  сверлила  мозг,  погружая    тело  в  бездну  чревоугодливой  лени  –  верном  признаке  скорого  ухода.  Охота  на  слова  приносила  все  меньше  добычи,  мое  копье  промахивалось,  отчего  ,  вместо  слов,  на  бумаге  появлялись  бессмысленные  каракули,  и  от  бессилия  ломался  карандаш.    Впрочем,  старость,  как    и  мудрость,  всегда  склонна  к  смирению,  и  после  того,  как  обломки  карандаша  летели  в  урну,  я  ложился  в  постель  и  уходил  в  глубокий,  черный  сон.  ,
Из  года  в  год  я  стал  замечать,  как  мой,  некогда  превосходный  русский  становится  неуклюжим,  словно  слепая  старуха,  забывшая  ,  в  какой  из  стаканов,  она  положила    вставную  челюсть.  
Вояж  на  юг  Франции  немного  меня  взбодрил,  а  встреча  с  персонажем  дала    надежду  на  благополучный  исход  моего  путешествия.  Я    вывел  карандашом  на  бумаге  «Sorokin-Sokolov»,  поставил  знак  вопроса.  Через  час  удачной  охоты,  я  с  блаженной  улыбкой  откинулся  в  кресле.  В  романе  появились  дождь  Ривьеры  и  ресторан  «Corsaire»,  но    главное,  что  из  пяти  возможных  вариантов  его  названия,    я  выбрал,  пожалуй,  самый  лучший:  «О  Лярвах».  
8.  Мои  бабочки
К  старости  лет  непременным  атрибутом    моей  одежды  стали  галстуки-бабочки,  служившие  неплохим  прикрытием  острому  кадыку  на  одрябшей  шее.    Коллекция  галстуков  была  скрыта  в  семи  бархатных  футлярчиках,  являясь    важной  ,  скажем  так,  церемониальной  частью  моего  гардероба.  Из  всех  видов  ткани,  я  предпочитал  шелк:  поглаживание    подушечками  пальцев  ласковой    текстили  доставляло  мне  острое  тактильное  наслаждение,  сравнимое  (если  закрыть  глаза)  с  прикосновением  к  нежной  коже  девочки.  От  завязывания    галстучного  узла  у  зеркала,  замирал  поток  времени  -  это  был,  особый,  магический  процесс,  венцом  которого  был  триумф  глазомера,  до  миллиметра,  выверевшего  симметрию  шелковых  крылышек.  В  моем  галстучном  арсенале  были  бабочки  разных  цветов,  от  лазоревого  до  красного,  одна  же,  с  мелким  крапчатым  узором,  надевалась  исключительно  под  хорошее  настроение.  Именно  она  была  завязана  под  тугим  от  крахмала,  воротником  рубашки.  Была  у  меня  и  черная  бабочка,  запертая  в  черной,  пузатой    коробочке.  В  отличие  от  остальных,  эта  бабочка  крепилась  с  помощью  специальных  застежек.  За  этот  утилитарный,  для  «магии»,  способ  ,  я  считал  «чернушу»  грубой  подделкой,  допустимой  к  шее  разве,  что  в  случае    собственных  похорон.  Думаю,  она  серьезно  сэкономит    время  моему  гробовщику.  
Поверх  рубашки  я  надел  белый  пикейный  жилет;  перебрав  пальцами,  как  по  клавишам  аккордеона,  застегнул  его  на  три  пуговицы  и  стал  влезать  во  фрак.  Чем  больше  оседала    осанка,  тем  реже  я  его  надевал,  однако  сейчас,  критически  оглядев  себя  в  зеркале,  мне  показалось,  что  во  фраке  я  более  подтянут.  
Я  пришел    в  «Ротонду»  ровно  к  восьми.  В  том,  что  здесь  скоро  появятся  и  русские,  сомнений    у  меня  не  было  ,  я  даже  указал  в  рукописи  время:  без  четверти  девять.  
9.  Ужин  в  Ротонде
Круглый  зал  был  почти  заполнен,  не  считая  двух-трех  свободных  столиков,  на  которых  стояли  таблички  -  «Reserve».  Публика  была  опрятной  –  многие  мужчины,  как  и  я,    одели    фраки,  дамы  мерялись  красотой,  подбитых  мехами,  вечерних  платьев,  а  также    роскошью,  накинутых  на  голые  плечи  соболиных  горжеток.  Квартет    одетых  в  белые  фраки  музыкантов  тихо,    в  темпе  «à  l'aise»(  фр.-адажио  играл    незнакомую  мне),  играл  незнакомую  мелодию.  Сквозь  музыку  то  и  дело  взлязгивали  столовые  приборы.  
В  ожидании  русских  (  по  романным  расчетам  те  займут  столик  возле  пальмы),  я  успел  съесть  порции  фаршированной  форели  и    карпачо  с  салатом  из  трюфелей,    теперь    же  смаковал  ледяной  парфе.  Взгляд  на  золотой  «брегет»,  выуженный  из  жилетного  кармана,      заставлял  меня  хмуриться.  Князь  с  Марией  опаздывали.  В  таком  непослушании  швейцарским  стрелкам,  что  подтикивали  уже  к  девяти,  я    видел  бросаемый  мне  вызов.  К  авторскому  облегчению,  персонаж  вскоре  появился.  Как  и  утром,  рядом  с  ним  была  девушка.  Пара  медленно  миновала  мой  стол,  я  улавливал  тонкий,  изваянный  из  небесных  цветов,    запах  ЕЕ  духов  ,  нежно  затрепетавший  на  кончике  моего  носа.  На  князе  был  классический  черный  смокинг,  на  молодой  княгине  темно-синее,  драпированное  платье  из  бархата,  выгодно  подчеркивающее  ее  тонкую  талию  и  королевскую  осанку.  Голову  Марии  венчала  замысловатая  шляпка  с  вуалью.  Князь  с  дочерью  привлекали  внимание.  Погрешность  во  времени  привела  к  смещению  пространства  –  они  сели  не  там,  где  я  думал,  что  не  лучшим  образом  сказалось  на  моей  панораме.  Я  мог  видеть  лишь  княжескую  спину,  почти  целиком  скрывшую  от  меня  лицо  его  дочки(?).  Рискуя  своим    горлом,  я    заказал  еще  парфе.  По  судорожному  дерганью    плеч  Соколова,  я  убедился,  что  «жест»  по-прежнему  с  ним.  Несколько  взглядов  скосились  в  его  сторону.      Рассудив,  что  ничего  нового  не  увижу,  я  рассчитался  за  ужин,  и  через  минуту  уже  входил  в  гудящий,  как  улей,  зал  казино.  Часть  игроков  сгрудилась  у  трех  столов  с  рулеткой,  были    и  те,  кто  вращению    безжалостного  колеса,  предпочитал  карты.  В  казино  пахло  коньяком,    сигарами  и  азартом.  Я  выбрал  стол  с  техасским  холдемом  и  оплатив  фишки,  подсел  справа  от  дилера,  увеличив  число  игроков  до  восьми.    Сбрасывая  слабые  «хэнды»,  я  был  спокоен  и  сосредоточен,  ожидая  не  только  хорошие  карты,  но  и  торжество  кукловода,  что  дергая  за    невидимые  нити,  приближает  к  игровому  столу  марионетку.
10.  За  одним  столом      
Через  двадцать  минут  дилер  сменился,  и  вскоре  после  этого  князь  Соколов  занял  последнее  свободное  место  за  столом.  Я  полагал,  невроз  правой  руки  князя,  проявляется  исключительно  в  процессе  трапезы,  но  нет,  его  рука    отдергивалась  и  от  фишек.  Поначалу  это  вызвало  у  остальных  игроков  замешательство,  за  столом  стало  тихо  и,  стараясь  не  замечать  «жеста»,  все  сосредоточенно  следили  за    раздачей.    На  пятой,  князь  сорвал  первый  банк,  со  второго  раза  подтянув  к  себе  горку    фишек.  Он  сидел  напротив  и  я,  то  и  дело,  ловил  на  себе  острый  взгляд-стилет,  когда  же  князь  отводил  его  в  сторону,  мои  глаза  пытались  дать  сдачи,  фиксируя  лицо  Соколова  в  ловушках  памяти.  Анфас  князя  в  значительной  мере  превосходил  его  профиль.  Как  правило,  такие  лица    легко  учащают  ритмы  женских  сердец    до  стремительной  тахикардии  и  в  этом    персонаж  явно  меня  переплевывал.  В  отличие  от  литого,  с  волевой  лункой  в  центре,  подбородка  князя,  -  мой  был  мягок  и  кругл,  как  перезревший    персик,  и  в  нем    намека  не  было  на  железную  волю.  Про  нос  я  вообще  молчу.  Княжеский  хоть  и  был  великоват,  но  лица,  отнюдь  не  портил,  а  напротив,  служил  довеском  к  харизме,  усиленной  пепельного  цвета  глазами,  излучавшими  спокойствие  и  холод.    Вместе  с  тем  в  их  глубине,  как  мне  показалось,  таится  нечто  инфернальное  и  запредельно  скорбное.  Стоит  отметить,  что  в  унисон  гальваническому  «жесту»,  лицо  князя  на  несколько  секунд  искажала  гримаса  неподдельного  ужаса:  он  выпучивал  глаза  и  распахивал  рот  так,  что  казалось,  оттуда  вот  вот  исторгнется  вопль.  Зрелище  было  отталкивающим,  и  Соколов  счел  нужным  всех  успокоить.
-Не  бойтесь,  господа  -  окинув  игроков  взглядом,  с  усмешкой  произнес  князь,-я  не  безумец  и  кидаться  на  вас  не  буду.  Пока  доктора  по  нервным  болезням    описывают  мой  невроз  в  научных  трудах,  я  успел  привыкнуть  к  нему,  как  к  родному.  Приношу  извинения  если  мои  гримасы  доставляет  кому-то  неприятны-  на  этих  словах  Соколов  выразительно  посмотрел  в  мою  сторону.
Я  скомкано  забормотал  что-то  учтивое,  трое  игроков    вежливо  улыбнулись  и  дилер  раздал  новые  карты.    

адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=551147
Рубрика: Лирика
дата надходження 13.01.2015
автор: Markusvill