|
Немного о дне нынешнем, праздничном, КРЕЩЕНСКОМ из прошлого...
О проруби
Мэр стоял у окна. Переплетя руки на груди, он созерцал, как на его город надвигалась крещенская стужа. И где-то там, среди этих, упрятанных вечерними сумерками домов, уже обретался Герундий.
Мысль, что приехавший чиновник Евросоюза не представился мэру, а просто сошёл на окраине города, могла поколебать любого.
Мэр собрал исполком.
– Закройте шторы, – сказал он Добросердову, – городские огни мне думать мешают.
– У чиновника, – подал голос Миша (его хотя и «ушли» из мэрии, но как член исполкома он оставался до грядущих перевыборов), – у чиновника, – повторил он, – не должно быть секретов от громады.
– Тю, – отозвался заммэра, – ты шо, с груши упал, кто тогда к нам ходить станет? Да и зачем тогда мы все тут нужны? Ты, брат, – похлопал он Мишу по плечу, – говори, да думай. У нас есть право на секреты.
– Право, – хлопнул ладонью по столу мэр, – это оборотная сторона долга.
Слова мэра грохнули, словно камни на головы собравшимся. А камни, писал один философ, – штука твёрдая. Все притихли и начали думать. Даже отягчённые похмельным тупоумием, напряглись.
Такие совещания Миша называл «Мозговым штурмом». Главное в этом штурме – помалкивать и ждать. Ждать когда мэр прервёт тишину и медленно расскажет то, что ему, мэру, покажется верным. А всем собравшимся следует принять таковое, как должное.
– Завтра, – заговорил наконец-то мэр, – будет Крещение. Все наши вывалят к проруби. На Иордань. Немец не стерпит, придёт. Фотографировать соблазнится.
– В прорубь его бы, – саркастически подсказал Добросердов.
– Ты, я вижу, – отреагировал мэр, – так и не научился ориентироваться на демократические ценности и принципы, абы следовать им в своей работе и жизни.
– В прорубь его, – съёрничал Миша.
– Хватит болтать, – обрезал мэр, – не на базаре.
Все дружно зашикали друг на друга. И в устоявшейся тишине мэр продолжал:
– Нет такого и иноземца, чтобы не пошёл смотреть, как это люди в тридцатиградусный мороз будут стоймя стоять часами в толпе и ждать, пока их попы окатят ледяной водой. А иные, вон – как Миша, ещё и в прорубь нырять будут. Ведь будешь? – спросил мэр Мишу.
– А как же! – поднялся тот и просиял. – Давайте все вместе, макнёмся, а? Всем скопом, так сказать, всем исполкомом.
– Я пас, – заскрипел стулом Добросердов.
– И я, – сказала Иволгина, – у меня нет приличного купальника.
– Окунёмся все! – резюмировал мэр.
– Но…
– Никаких «но».
– Кто не с нами, – резвился Миша, – тот против нас. Пусть немчура посмотрит, с кем имеет дело…
У проруби
Герундий снял квартиру. В простой «хрущёвке». Хозяйка не интересовалась его паспортом.
– Мне достаточно, – сказала она, кладя в карман оплату за полгода вперёд, – поглядеть вам в глаза. Вижу, человек. Куртка добротная, не китайское барахло, брюки, свитер, ботинки…
И в голосе её Герундий не услышал ни слов сожаления по поводу её же притеснения, ни надежды, что её не обманут.
Утром следующего дня Герундий сходил в местный бутик. Там он купил самые модные, сработанные в Шанхае, пальто, башмаки, шапку-ушанку, брюки, рубашку, свитер и шарф. Облачившись в обновки, он слился с городской массой, от которой он уже ничем не отличался.
А народ валил к реке. Смешался с народом и Герундий. Мороз жёг его лицо и разжигал любопытство. Из рассказов деда он знал, что праздник Крещения, Богоявление, он же Иордань, или, как говорили вокруг него в толпе, «Водохреща», для простолюдинов – чудо. И тайна его была необъяснима. В лютый мороз черпаешь воду, и она – святая, не портится годами.
А чуду доверяют люди больше, чем самим себе.
– В воспоминание крещения Господа нашего, – вещал священник, – надобно нам, прежде всего, укрепить веру в себе. Во что? В божество Иисуса Христа, в его пришествие на землю, в его жизнь на земле, в его чудесные деяния, в его спасительное учение, в его крестную смерть, славное воскресение и вознесение на небо. Надобно иметь страх Божий. Помыслим, братья и сестры, где мы стоим, перед кем стоим, чего ожидаем? А стоим мы всегда перед царём царствующих и Господом господствующих. А перед святыми тайнами Его трепещут Херувимы и Серафимы. Ибо все мы ждём ныне вхождения Его, царя славы, в дом смирения души нашей, болящей и грешной. – И окунал священник крест в гигантскую прорубь. А над полыньей возвышалась иная громада креста, изо льда.
– Смотри, смотри, – заговорили вдруг дружно в толпе, – наши головы и шишки ныряют.
– Где же шишки, – язвил кто-то, – один голова да Миша.
– Я в эту ночь, благословенную, – рассказывала сгорбленная старушка, закутанная в пуховый платок, – перед самой утреней, когда небо открывается, молилась.
– О чём же, мама? – спросила её молодая, высокая, красивая бабёнка, вся в мехах.
– О том, чтобы Бог послал-таки тебе хорошего мужика. Батюшка говорит, о чём открытому небу помолишься, то и сбудется.
– Эх, – отозвался проходящий мужик в пыжиковой, давно заношенной шапке, – прорубь полна. Будет большой разлив.
– Вот мы сейчас, – добавил его спутник, – и разольём. Сперва тяпнем свячёной, затем священной.
Хорошо
Мы сидели в сауне. И ухмылялись. Серёга смешно корчился и вздыхал. Миша охаживал его веником. Стлался неповторимый запах берёзового листа и парной.
Володай подливал воду на каменья.
– Хорошо, – кряхтел Серёга, – ох, хорошо!
– А вы знаете, когда будет совсем хорошо? – спросил Володай нас всех.
Мы призадумались.
И, не дожидаясь наших ответов, он сказал:
– Когда гроб в яму опустят. Потом верёвками его туда-сюда поправят, и кто-то скажет: «Хорошо, засыпай».
(Отрывок из моего романа "Нравы города Ка спустя 10 лет")
ID:
901788
ТИП: Поезія
СТИЛЬОВІ ЖАНРИ: Ліричний
ВИД ТВОРУ: Вірш
ТЕМАТИКА: Філософська лірика
дата надходження: 19.01.2021 11:39:50
© дата внесення змiн: 19.01.2021 11:40:20
автор: Сумирний
Вкажіть причину вашої скарги
|
чудова проза, пане Іване 
Зі святом Вас! 
