Цыганы шумною толпой
По Бессарабии кочуют.А.С. Пушкин
Татарбунарское лето покрыто солью, акациями скрипит,
Сочные персики сбрасывает под ноги.
Жарко рыжеет степная трава, тянут к себе дороги,
Старый Алеко в винной лавчонке снова открыл кредит.
Стоит городишко на серых холмах, сонно качает зной,
Огромное солнце застряло в зените, ветры глотают звуки.
Старый Алеко встречает туристов – светится белизной
Небо в его седине. И сияет сукин
Сын, – этот ай да Пушкин, – ровно напротив бара, как золотой
Зуб в городской казне: в Татарбунарах
Гордое звание лучшего местного бара
Носит домишко, где размещали его на постой.
Слева у входа прибита памятная доска,
Справа – зеленая стрелочка к скрытой от глаз уборной.
Туристы для деда сплошь обезличенны, нерукотворны –
Он приветствует их, обнажив золотой оскал,
Пальцами бьет по столу – вот бы в руки взять
Голос Земфиры да плачущую гитару…
Пыль превращает город в плохенькую хибару,
Будто солёный ручей повернулся вспять…
Ручей омывает подножие памятника и креста,
Сочится из чрева холма, из ступенек дома…
Кем бы ты ни был, старик, а однажды стал
Эхом творца, персонажем его ведомым.
Старый Алеко смотрит за окоём –
Где ты, творец – в небесах или в монументе?
И, застывая навечно в одном моменте,
Тот отвечает – Алеко, давай споём... –
Нет ни любви, ни дорог, а споём одну…
…Земфира подходит, качаясь, будто швартует лодку:
Старость и верность сделали грузной её походку.
Время обманет и чёрта, но время не обмануть.
Лето в Татарбунарах дождей не помнит, да и не ждёт...
Свет южного солнца замешан на жажде, любви и соли.
Старик наливает вино, приглашая туристов к себе за столик.
И, кажется, Пушкин тоже вот-вот подойдёт.
Татарбунарское лето покрыто былью, акациями скрипит...
Дуже сподобався вірш, знову особливий 
