Gaze-r-o

D. J.

…На  полной  скорости,  оглушая  всех  проезжающих  и  прохожих  зубодробильным  рэпом,  кислотно-фиолетовый  автомобиль  мчится  на  помощь…
Если  Вам  после  этой  фразы  вспомнился  кто-то,  типа  умилительных  отважных  и  справедливых  пушистиков,  выручающих  из  беды  друзей,  загляните  в  опущенное  настежь  затонированное  окно  -  неприятной  бледности  с  резко-зелеными  короткими  волосами  худощавый  парень  подпевает  исполнителю.  Кажется,  он  в  отличном  настроении,  но  пусть  Вас  не  вводит  в  заблуждение  милая  улыбка,  резко  подведенная  красным  –  глаза  парня  обещают  расправиться  со  всеми,  кто  встал  у  него  на  пути.  Это  Джокер.
Растолкав  замешкавшиеся  машины,  абсолютно  не  обращая  внимания  на  ругань  водителей  и  вой  сирен  преследующих  полицейских,  он  деловито…  направил  своего  холеного  фиолетового  механического  друга  в  реку,  прямо  с  моста.  Ведь  речь  шла  о  самом  любимом  для  него  существе,  на  счету  были  секунды.  Едва  железный  утопленник  коснулся  колесами  воды,  Джокер  выбил  ногой  одну  из  его  дверей,  хлипкую  от  ударов,  полученных  от  долгой  поездки,  и,  вспрыгнув  на  нее,  нажал  на  притаившуюся  за  пазухой  костюма  кнопку.  Взрыв.  «Прости,  детка…  -  он  проводил  глазами  вспыхивающие  останки  верного  ему  столько  лет  транспорта.  –  Но  ты  не  должна  меня  выдать».  С  этими  мыслями,  памятуя  о  возившихся  в  его  поисках,  полицейских,  юноша  старательно  заперебирал  руками  по  воде,  чтобы  поскорее  достигнуть  берега…
Его  сообщники  давно  сидели  в  тюрьме  (либо  «исчезали  без  вести»  его  заботами  за  предательство),  и  только  Джокер  чудом  оставался  на  воле,  совершая  грабежи  и  налеты  на  мирных  граждан,  просто  для  развлечения.  Он  долгое  время  чувствовал  себя  счастливым  от  одного  факта,  известного  только  ему…  и  еще  одной  душе,  к  которой  тот  спешил  со  всех  ног.  Можете  не  верить,  но  сейчас,  ему,  по  словам  товарищей,  всегда  «думавшему  только  о  себе»,  было  страшно  за  эту  душу,  как  будто  она  была  его  собственной,  в  его  рассудке  мелькали  вспоминания  о  веселых  совместных  днях,  когда  он  видел  ее  глаза  и  робкую  улыбку,  как  она  сидела  у  него  на  коленях,  осторожно  угощаясь  хот-догом  вместе  с  ним…  Вдохновленный  согревающими  сердце  моментами,  юноша  скинул  промокший  пиджак  и  вытряхнул  из  него  содержимое.  Визитные  карточки,  деньги,  рации  и  мобильник.
Теперь,  когда  зеленоволосый  король  преступного  мира  был  одиночкой,  ему  это  ни  к  чему.  Джокер  быстро  отметил  близлежащую  свалку  с  дремлющими  бездомными,  ютившимися  в  ее  недрах,  и  аккуратно,  чтобы  не  нажить  (то  есть  не  пробудить)  свидетелей,  положил  им  в  руки  порции  денег,  визитки,  рации  и  телефон  он,  присовокупив  ругательство  для  поддержания  боевого  духа,  отправил  в  недра  реки;  после  –  незамедлительно  побежал,  отметив  до  боли  знакомый  след…
Перед  юношей  возник  подвал,  из  которого  доносились  призывы  о  помощи,  от  которых  у  него  разрывалось  сердце.  «Я  иду,  малышка!»  -  прошептал  Джокер  и  спустился,  терпя  боль  от  ссадин  и  падений.  В  подвале  было  почти  ничего  не  видно  и  в  темноте  лишь  различались  очертания  огромных  ящиков.  В  одном  из  них  был  грохот  –  кто-то  силился  высвободиться.  Он  отлично  знал,  кто  это.  Радостный,  он  побежал  к  заветной  цели,  не  заметив  спрятавшейся  во  тьме  сетки  на  полу…  Миг  –  и  она  поднялась,  унося  в  высоту  мешочек  с  добычей.  «Вот  …  !»  -  выразилась  она,  нервно  тряхнув  зелеными  волосами.  Сопротивляться  юноша  не  видел  смысла,  это  могло  только  навредить  той,  которую  похитили.  Потолок  открылся  и  Джокер  оказался  окруженный  пистолетами,  торчавшими  из  стен  с  камерами,  хищно  державшими  его  под  прицелом.  Где-то  из-за  угла  властно  проговорил  робот:
-  Не  шевелитесь  и  не  пытайтесь  позвать  на  помощь.  Ждите  Хозяина.
-  Это  вам  сейчас  на  помощь  надо  будет  звать!  –  проорал  строптивый  пленник,  заливаясь  смехом,  похожим  на  вопль  загнанного  хищника.  –  Что  вы  сделали  с  моей  девочкой?!
-  Не  задавайте  вопросов.  Все,  что  Вы  скажете,  будет  использовано  против  Вас.  –  слабо  хмыкнул  электронный  собеседник.
-  Да  твое  ж  мать!!!..  –  вспылил  невольник  опять.
Ему  не  удалось  высказать  всех  мыслей,  так  как  пришлось  замолчать:  подлые  похитители  привели  в  действие  пистолеты,  что,  как  на  издевательство,  стреляли  мимо  мешочка  с  жертвой.  Джокеру,  с  одной  стороны,  было  теперь  наплевать  на  свою  жизнь,  когда  он  лишился,  как  он  ее  ласково  называл,  «своей  крошки»;  с  другой  стороны,  кто  же  ее  спасет,  как  не  он?  Единственное,  что  дарит  ей  счастье  –  он.  Рассуждая  так,  юноша  принялся  раскачивать  мешочек,  пробуя  одновременно  сделать  в  нем  дырки  пистолетом.  Промучившись  некоторое  время,  он  достиг  успеха  –  сеть  соскочила  с  крюка,  за  который  была  подвешена,  и  Джокер  немилосердно  ударился  о  бетонный  пол.
Робот,  очевидно,  отметив  каким  сканером,  что  добыча  вырвалась,  заголосил  один  и  тот  же  шифр.  «Ну-ка,  заткнись!»  -  прорычал  в  мыслях  возящийся  с  замком  двери  узник  и  выстрелил  в  механического  свидетеля.  Как  по  команде  тот  затих.  Стояла  лишь  оглушительная  канонада  дождя  пуль,  следовавших  за  Джокером  по  пятам.  Пришлось  отвечать  взаимностью  и  сбивать  своими  вращающиеся  на  подставке  оружия.  Количество  ран  росло,  впервые  в  жизни  наш  герой  пожалел  о  привычке  носить  пиджак  на  голое  тело  –  его  татуировки  покрылись  красным  ободком.  Но  он  не  смел  думать  ни  о  чем  кроме  ящика,  все  бившегося  в  конвульсиях  неподалеку.  Джокер  попятился  к  нему,  отстреливаясь  от  пистолетов.
Пули,  конечно  же,  закончились  как  раз  в  тот  момент,  когда  юноша  встал  спиной  к  граду  выстрелов  в  поисках  отмычки.  Внезапно,  под  чей-то  смех  из  недр  темноты,  пытка  закончилась.  «Тьфу-ты,  ну-ты!  –  изумился  он  и  тотчас  встрепенулся  –  Расслабляться  рано».  Дабы  усилить  бдительность,  он  привычно  слегка  щипнул  себя  за  серьгу  в  ухе.  Он  был  абсолютно  прав.  С  противоположной  стороны,  по  пути  от  двери  к  ящикам,  откуда  ни  возьмись  выскакивали  огромные  копья,  пронзающие  все  на  своем  пути.  Несколько  деревянных  жителей  подвала  разлетелись  в  щепки  от  их  удара.  Наблюдая  эту  картину,  зрачки  Джокера  в  ужасе  расширились,  он  вспотел  и  чуть  не  задохнулся  от  крика  (не  за  себя  он  испугался,  за  ящик,  который  безнадежно-преданно-судорожно  закрывал  собой).
«Не  бойся,  я  что-то  придумаю»  -  про  себя  обратился  он  к  ящику,  напрягая  смекалку  и  зрение  как  никогда  в  жизни.  Кажется,  ничего  не  было,  кроме  голых  стен  с  пристреленными  или  убранными  пистолетами,  Сокровище  юноши,  заточенное  в  деревянной  тюрьме,  вместе  с  ним  обречено.  «Стоп!  -  вспоминал  он,  напрягая  мускулы,  чтобы  отодвинуть  его  от  беды  и  заслонить  другими  ящиками.  –  Здесь  был  какой-то  проход  сверху…  Крюк…  Веревка…  Ненавижу  это,  но  что  делать…»  -  философски  закончил  он  придумывать  план.
Побежав  к,  счастью,  целой  сетке,  его  руки  быстро  захватили  ее  и  завязали  в  узел  столь  драгоценный  для  него  груз,  на  крюке  болталась  веревка,  до  нее  было  не  достать…  Только  если  взобраться  на  штуковину,  выстреливающую  из  стены,  чтобы  пронзать…  Собравшись  с  духом,  Джокер  дождался  момента  и  запрыгнул  на  копье,  затем  потянулся  к  крюку.  Он  успел  схватить  веревку  но  тут  странный  стальной  противник  убрался,  и  он  остался  на  высоте,  веревка  не  соединилась  с  сетью,  предпочитая  юношу,  беспомощно  цеплявшегося  за  нее  (коварное  устройство  вновь  поднялось  на  высоту,  оставив  ящик  так  низко  позади,  что  тот  выглядел  крошечной  одинокой  точкой,  вот-вот  ее  пронзят.  Джокер  не  мог  сдержать  слез.  Он  знал,  что  если  спрыгнет  опять,  скорее  всего  погибнет.
«Я  не  могу  без  тебя!»  -  пронеслось  у  него  в  сердце  и,  не  закрывая  глаза,  он  наблюдал,  как  летит…  Приземлился  навстречу  надвигающийся  пике,  до  гибели  была  секунда.  И  внезапно  -  все  остановилось.  Неясно  откуда  послышались  шаги.  Джокер,  вытирая  кровь  с  виска  и  губ,  приподнялся  на  локтях,  держа  пистолет  наготове,  хотя  знал,  что  там  нет  пуль.  «Я  не  отдам  тебя!»  -  страстно  воскликнул  он  про  себя,  нежно  проводя  глазами  по  ящику,  а  после  –  обратив  к  приближающимся  шагам  такой  взгляд,  точно  он  разорвет  на  части  того,  кто  войдет.
С  патетическим  лязгом  дверь  открылась  и  единственная  несчастная  лампочка  приосветила  вошедшего.  Юноша,  отпрянув,  снова  залился  своим  жутким  смехом,  как  заикающийся,  от  шока:  перед  его  глазами  стояла  девчушка  о  двух  косичках,  почти  белых,  кончики  которых  были  контрастно  выкрашены  в  розовый  и  темно-голубой  цвета,  размазанные  капельки  макияжа,  как  синяки,  самодовольная  улыбка  и  непременная  жевательная  резинка  за  губах.  Это  Харли!
Раньше  они  с  Джокером  вполне  ладили  друг  с  другом,  она  была  одной  из  самых  преданных  его  помощниц,  втайне  он  даже  был  влюблен  в  нее  и  подумывал  вместе  с  ней  править  бандами.  Но  с  некоторых  пор,  как  появилась  та,  что  билась  в  ящике,  желая  прижаться  к  нему,  Харли  как  подменили.  Ее  веселый  беззаботный  взгляд  стал  недобро  посматривать  на  парочку,  она  отказывалась  быть  с  ним  и  с  ней…  Юношу  пронзила  острая  боль  от  одной  догадки…
-  Так  это  ты?!..  –  сдавленно  едва  проговорил  он.  Девчушка,  взглядом  говорящая:  «Ой,  Ромео  какой!  Из-за  нее  готов  с  собой  покончить…»  едва  заметно  подмигнув,  засеменила  назад.
-  Я  тебя  придушу!!!  –  заорал  Джокер,  набросившись  на  Харли,  ни  капли  теперь  не  сомневающийся  в  исполнении  обещания.
В  глаза  ему  что-то  резко  выстрелило  обжигающим  цветом.  Он  вынужденно  выпустил  предательницу  из  рук  и,  мельком  увидев  кислотные  кружки,  выпускаемые  их  шутовского  молоточка,  сжимаемом  ее  рукой,  отполз  к  ящику.  
-  Что  тебе  надо  от  нее?!  –  в  бешенстве  ему  было  не  до  мелодраматичной  чуши  вроде:  «Я  тебя  любил,  как  ты  могла?».
-  Ты  слишком  заигрался  в  дочки-матери.  –  Харли  наотмашь  дала  ему  по  лицу,  так,  что  тот  упал  и  открыла  предмет  их  разыгравшейся  войны.
Оттуда  моментально  выскочил  малыш  тираннозавра,  прильнувший  к  Джокеру  и  шипевший  в  ее  сторону.
-  Дино…  спасайся…  -  выдохнул  он,  подставив  свою  грудь  заряду  кислоты.  Он  замер.  Харли  залилась  смешком,  передразнивающим  его,  и  гордо  пошла  прочь.  Дино  с  минуту  стояла,  не  шелохнувшись.  Она,  словно  ребенок,  не  понимающий,  что  произошло,  потыкала  мордочкой  неподвижную  руку  юноши.  Ее  ноздри  улавливали  запах  крови.  Это  из-за  нее,  малышка-динозавр  не  умела  объясниться,  но  чувствовала  –  это  из-за  нее.  Она  плачуще  запищала  и  свернулась  в  клубочек  на  груди  Джокера,  прижав  головку  к  его  подбородку,  чтобы  грустить.  
Возможно,  тираннозаврик  не  помнит,  но  когда-то  он  был  яйцом,  которому  суждено  было  погибнуть  среди  пожара  в  музее,  где  кипело  выяснение  отношений  между  командой  Джокера,  простыми  посетителями  и  хозяевами  заведения  с  полицией.  Так  бы  и  было,  если  бы  он  не  почувствовал  в  нем  жизнь  и  не  спрятал  под  пазухой  пиджака.  Придя  домой,  то  есть  в  номер  заброшенного  мотеля,  он  устроил  кроватку  будущему  младенцу  из  пластиковой  тарелки,  заботливо  положив  туда  измельченные  кусочки  бифштекса.  Утром  Дино  впервые  открыла  глаза  и  увидела  огромный  мир,  непонятный,  склонившееся  над  нею  лицо  с  немного  острыми  жуткими  зубами  в  улыбке,  но  добрыми  глазами.  Их  хозяин  осторожно  протянул  пальчик  и  погладил  кроху.  С  радостным  писком  тот  ухватил  его  и  обнял,  все  глядя  на  Джокера.  Так  они  стали  неразлучны.  Каждый  день  юноша  кормил,  гулял  с  Дино,  совсем  не  стесняясь  носить  ее  с  собой  в  вырезе  пиджака.  Когда  она  окрепла,  он  стал  брать  ее  с  собой  на  дела  (где  малышка  очень  помогала,  распугивая  свидетелей  и  принося  в  маленькой  пасти  добычу).
Он  любил  ее  больше  денег,  своей  компании  и  развлечений  с  изматыванием  нервов  полисменам.  Дино  искренне  любила  его  тоже,  как  только  умела  и  думала,  что  они  всегда  будут  вместе.  Но  однажды  непонятный  тип  с  косичками  запер  ее  в  ящик  и  увез  в  неизвестном  направлении.  Динозаврик  страшно  перепугалась  и  рассердилась  –  она  царапалась,  вопила,  оставляя  следы  когтей  и  многократно  удирая  из  ящика.  Но  она  верила  –  Джокер  не  бросит  ее.  А  теперь  она  жалела.  Ведь  он  больше  никогда  не  возьмет  ее  на  ручки  и  не  погладит,  приговаривая:  «Дино,  моя  малышка».  Никогда-никогда!  Всхлипнув,  она  встала  возле  юноши,  решив  отомстить,  даже  если  это  будет  стоить  ей  жизни.  Дино  тоже  не  боялась  умереть,  она  тоже  хотела  только  одного  –  снова  быть  с  ним.
Харли  вернулась,  напевая  попсовый  мотивчик  подошла  к  Джокеру.  Несколько  минут  поглядев  на  него,  она  одну  за  другой  стала  открывать  жуткие  банки  со  светящимися  веществами,  вводя  их  в  шприц.  Динозаврик  увидел,  что  она  берет  это  из  молоточка,  сжимаемого  специальными  механизмами  (открывшимися  из  стены),  от  них  ее  единственный  друг  больше  не  проснется.  Пока  девчушка  что-то  бормотала  про  то,  как  отберет  у  него  все,  что  тот  когда-то  любил  и  имел  и  сама  станет  королевой  преступного  мира,  Дино  самоотверженно  напрягла  зубки,  чтобы  сломать  машину.
-  Ах  ты!..  –  закричала  злая  Харли,  забыв  про  шприц  и  кинувшись  спасать  свое  творение.  Тираннозаврик  терял  силы,  ему  было  страшно.  Но  тут  его  взгляд  коснулся  Джокера.  «Это  из-за  тебя!  –  сверкнула  глазками  малышка  –  Получи!».  И  она  прыгнула  в  лицо  противнику.  Перед  тем  как  упасть  рядом  с  юношей,  она  услышала  яростный  вопль  и  схватившуюся  за  один  глаз  Харли.  Когда  она  отдернула  руку,  его  уже  не  было.  В  гневе,  перед  тем,  как  убежать,  она  швырнула  шприц  в  Дино…
Она  будет  храброй  и  не  закрывала  глаза,  как  это  делал  Джокер.  Малышка  спокойно  прижалась  мордочкой  к  его  груди  и  слушала,  как  его  и  ее  сердце  тихонько  затихают.  «Я  тоже  люблю  тебя,  малыш»  -  тихо  улыбнулась  она.  Темнота  снова  заключила  их  в  свои  объятья…

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=683243
рубрика: Проза, Лирика любви
дата поступления 12.08.2016

Enjoy the silence

Я,  задумчиво  ставя  на  повтор  любимую  песню,  гляжу  на  крошечное  окошко,  объявляющееся  в  списке  контактов  сайта  «Твои  друзья  -  зверята»,  самого  популярного  для  огромного  Зверополиса  –  мирка  животных.  Итак,  она,  некогда  моя  единственная  любовь,  онлайн.  Непроизвольно  рука  тянется  нажать  на  ее  аватарку  –  посмотреть  страничку,  но  останавливаю  себя.  Я  уже  проходил  через  все,  что  дает  это  простое  действие  –  ревность,  тоску,  приятные  вспоминания,  снова  тоска...
Газелле  снова  вышла  в  сеть,  чтобы  быть  не  со  мной,  я  уже  привык.  Заливая  эту  слабенькую  самоуспокаивающе-отрезвляющую  установку  прослушиванием  нескольких  треков  в  списке  аудиозаписей  и  полистав  ленту  новостей,  выхожу  из  сайта,  отмечая  время  ланча.  Разогревая  бургер,  с  тоской  вспоминал  сон,  что  приснился  сегодня  (она  вновь  мне  снилась).  Стал  ждать  и  отталкивать  эти  сновидения  одновременно,  ведь  сейчас  это  все  равно,  что  положить  мне  перед  носом  зажаренную  курочку,  а  потом,  дав  хлыстом  по  груди,  унести.  Мы  вновь  говорили  по  телефону,  я  копался  в  ее  вещах  за  какой-то  мелочью,  подстегиваемый  обещанием  дать  мне  шанс.  Потом  пробуждение.  Таймер  на  микроволновке  пикнул,  как  бы  командуя  –  «Хватит  гоняться  за  снами,  тебе  пора  на  работу!».
Я  без  аппетита  проглотил  скудный  ланч  и  принял  душ,  процедил  усы,  набальзамировал  шерсть  и  с  дрожью  ярости  на  пять  минут,  пока  полирую  зубы  и  когти,  накинул  бархатный  броский  халат,  подаренный  мне  продюсером  Газелле  (теперь  я  его  просто  ненавижу).  Закончив  процедуру,  я  отвел  душу,  сорвав  с  себя  его  подарок  так,  что  соседи  внизу  услышали,  одел  костюмчик,  галстук-бабочку  и  вышел  из  дома.  В  квартале,  где  мне  посчастливилось  жить,  полно  магазинчиков,  кинотеатров,  парков,  клубов,  так  что  без  дел  не  останешься,  тем  более,  что  в  клубах  я  работаю.  Там  меня  знают  как  Максимуса  –  самого  красивого  и  брутального  тигра.  Принимая  желаемое  публикой  выражение  глаз,  ухмыляюсь  про  себя:  «Видели  бы  вы,  как  ваш  любимец  ревет  в  обнимку  с  плюшевым  коала,  слушая  песню,  под  которую  часто  сидел  под  луной  со  своей  любимой».  Выполняя  заученные  движения  потихоньку  чувствую  что-то,  вроде  успокоения,  даже  крохотного  энтузиазма,  краем  ушей  ловя  похвалы  босса;  только  начинал  отходить  от  утреннего  ада,  как  вдруг…
Дверь  клуба  распахнулась  и,  изящно  перебирая  ножками,  вошла  она  –  Газелле,  знаменитая  певица  Зверополиса  и  та,  с  которой  я  мечтал  растить  детей!  Хорошо,  что  без  продюсера,  а  то  я  бы  набил  ему  морду  за  все.  «Привет,  Максимус»  -  с  робкой  улыбкой  подошла  она  ко  мне.  Как  последний  дурак,  невольно,  точно  впервые,  любуюсь  ее  огромными  темно-синими  глазами,  грациозными  острыми  рогами  и  челкой,  ниспадающей  на  тонкий  лобик,  неужели  я  все  еще  влюблен  в  нее?  Вопрос  остается  риторическим,  так  как  меня  тут  же  подхватывает  рой  догадок  –  у  нее  еще  остались  ко  мне  чувства?  Она  хочет  поговорить?  Мысленно  опять  возвожу  внутренние  мостики  к  ней,  с  усилием  и  осторожной,  оттененной  болью,  радостью,  но  слышу:  «Поработаешь  сегодня  в  моей  подтанцовке?  Мы  же  не  чужие  друг  другу?»  -  и  ее  красивый  глаз  кокетливо  подмигнул.  Разочарование  вырывается  со  вздохом  и  приопустившимся  хвостом  –  ну  ясно,  «ничего  личного,  просто  бизнес».  Последним  словам  ее  я  почти  не  верил.
Когда  зажегся  проэктор  ярко-малиного  света  на  большой  круглой  площадке  с  возвышением,  меня  окружили  молодцы  в  одних  штанишках  с  пояском  (те  тигры  были,  как  один,  мускулистые  и  явно  гордые  собой),  принявшиеся  репетировать  танец.  Еще  не  скакал  перед  миллионами  глаз  полуобнаженный,  ага!  «Ну  давай!  Пожалуйста!»  -  донесся  до  меня  певчий  голосок  Газелле.  Я  подчинился,  все  время  обдумывая,  что  между  нами  было,  есть  и  будет.  Навязчиво  лезла  мелодия  ее  песни  (раньше  было  лучше…  или  хуже…  не  знаю).  Занавес,  затаившийся  за  нами,  открылся  и  с  восторженным  визгом,  грохотом  аплодисментов,  она  вышла  к  поклонникам.  В  каждом  ее  движении  чувствовалось  удовольствие  от  происходящего,  некоторым  она  давала  себя  коснуться  и  охотно  принимала  от  них  драгоценности,  цветы  и  сладости.  Неужели  это  была  она?  Да  это  же  просто  безнравственно  –  мы  расстались,  а  у  нее  вид,  как  ни  в  чем  не  бывало.  Я  очень  хотел  списать  это  на  сценический  образ  и  творческую  вдохновленность,  однако  после  того,  как  моя  бывшая  греза,  образ  которой  с  таким  трудом  храним  в  моем  сердце,  наклонилась  к  одному,  другому  типу,  один  из  которых  тоже  был  тигром,  только  холеным,  в  богатом  костюме  и  с  золотыми  когтями,  оскорбленность  моя  не  знала  границ  –  резко  повернувшись  и  не  взирая  на  изумленно-возмущенное  шиканье  и  свист  толпы,  мои  глаза  поспешно  устремились  к  темноте  за  кулисами.
После  выступления,  Газелле  недовольно  смотрела  на  меня.  Мысленно  мои  слова  ей  были  одни:  «Теперь  мы  квиты».  Потеряв  терпение,  она  фыркнула:  «Подумаешь,  капризный,  что  ты  себе  возомнил?».  
«Приятель…»  -  тепло  пытался  вступить  со  мной  в  диалог  один  из  тигров.  «Заткнись!»  -  рыкнул  я  ему  так,  что  он  остался  с  потешно  открытым  ртом.  На  миг  меня  это  развлекло,  но  потом  все  сознание,  как  по  кругу,  вновь  обратилось  к  той,  что  сейчас  озабоченно  перебирала  подарки  фанатов  и  накладывала  косметику,  я  перестал  улыбаться.  Нужно  было  поговорить.  Хотя,  что  нового  узнаю?  За  месяцы  теперь  крайне  редких  и  бедственно  коротких  (  а  с  некоторых,  для  меня  теперь  давних,  пор  прекратившихся)  бесед  с  ней  я  выучил  весь  ее  лексикон:  «ок»,  «привет»,  «нормально».  Этот  скудный  набор  ответов  на  все  мои  вопросы  и  предложения,  иногда  прерывался  нотациями  и  отчетом  в  виде  песен  и  картинок,  которые  меня  совершенно  не  интересуют  –  когда-то  я  пытался  быть  снисходительным  к  ее  вкусам  или  даже  полюбить  их,  теперь  они  меня  утомляли.  Погрузившись  в  свои  мысли,  едва  отметил,  как  она  достала  айфон  и  увлеченно  блеснули  ее  глаза.  «Получает  лайки  и  комплименты  на  «Твои  друзья  –  зверята»  -  подсказал  рассудок.  Тянуло  поговорить,  как  тянуло  в  снежную  ночь  мотылька  к  огню  –  знаю,  что  обожгусь,  что  лишь  на  миг  будет  хорошо  просто  от  осознания,  что  она  ответила,  но…
С  этим  многозначительным  «но»  -  достаю  дешевый  телефон  и  судорожно  захожу  в  контакты  сайта.  Она  онлайн.  Что  написать?  Да  и  не  глупость  ли  это  –  писать,  когда  можно  поговорить,  глядя  друг  другу  в  глаза?  Я  достаточно  сегодня  увидел  (глаза  б  мои  не  видели).  
«Привет,  надеюсь,  что  у  тебя  все  хорошо.  Я  стараюсь  хранить  тебя  в  сердце»  -  набираю  и  жду  ответа.  Что-то  неподалеку  –  хлоп!  Поднимаю  голову  –  Газелле  кладет  свою  платиновую  электронную  игрушку  в  чехол  и  с  довольным  видом  идет  пить  кофе.  Опускаю  глаза  на  экран  –  прочитала,  но  не  ответила.  Сколько  раз  она  так  делала,  и  каждый  раз  я  пробовал  найти  себя  успокоить  и  оправдать  ее,  но  сегодня,  после  того,  что  было  на  моих  глазах!..  Просто  абсолютное  забвение  всего!  Всхлипываю  и  поспешно  вытираю  слезы  (не  хватало  мне  еще  после  всего  унижений  от  ее  тигров).  Тут  щелк  –  сообщение.  Это  она?  Открываю  –  кого  я  обманываю,  она  давно  забыла  ко  мне  дорогу,  даже  виртуальную  (хотя  я  у  нее  в  друзьях)!  Это  морж  Амадэус,  мой  старый  хороший  приятель,  которому  я  неоднократно  плакался  в  жилетку  по  поводу  отношений  с  Газелле.  «Ну  как  там  Газелле?»  -  спрашивает  он.  Что  ему  ответить?  «Грустно,  что  мы  теперь  не  общаемся!»  -  набираю  выученную  придуманную  тираду.  «Все  будет  хорошо!»  -  посылает  Амадэус,  подкрепляя  позитив  смайликом  в  виде  солнца.  «Спасибо!»  -  искренне  обнимаю  его  смайликом  в  виде  счастливо  тискающей  лиса  крольчихи  (они,  если  не  ошибаюсь,  главные  герои  фильма  про  наш  Зверополис).
Еще  поболтав  с  моржом,  я  вернулся  в  свою  команду,  оттачивая  привычные  номера  для  клуба,  дав  себе  слово:  «Ноги  моей  больше  не  будет  возле  Газелле».  Но  после  рабочего  дня,  делая  уборку,  дернул  меня  черт  открыть  шкафчик  с  фотоальбомом.  Как  загипнотизированный,  остановился  на  фотографиях,  где  мы  с  ней  в  парке,  у  нее  дома,  у  меня  дома  –  селфи  было  три  вида  –  она  меня  снимала,  я  –  ее,  потом  совместное.  Это  последние  три,  которые  я  оставил  (остальные  порвал).  Моей  движущей  мыслью  при  этом  было:  «Ну  вдруг  мы  еще  будем  вместе,  хотя  бы  как  друзья;  она  придет  ко  мне  домой,  захочет  вспомнить  прошлое,  а  фото  нет,  это  будет  обидно  и  окончательно  порвет  нашу  связь».  Я  как  ребенок,  честное  слово!  Да  Газелле  наверняка  все  выбросила,  что  нас  связывало  –  все  мои  подарки,  виртуальные  гостинцы,..  Так  думалось  до  момента,  когда  я  решил  проверить  –  значу  ли  я  что-то  для  нее,  и  спросил  –  остались  ли  они?  Она  ответила  –  «да».  В  меня  это  вселило  надежду…  Теперь…  О,  да  не  знаю  я  уже,  что  ею  движет!  Пусть  она  что  хочет  с  ними  делает!  А  я  не  могу  больше…
С  данным  воплем  души  я  со  слезами  порвал  две  фотографии,  там  где  мы  были  вместе  и  себя  в  ее  доме  (я  не  вернусь  туда,  по  крайней  мере,  без  приглашения).  Еще  у  меня  от  нее  остался  перстень,  подаренный  ею  на  нашу  помолвку  и  коала.  Чтобы  не  разрыдаться  больше,  поскорее  спрятал  все  назад.  Время  ужина.  Я  снова  зашел  на  сайт.  Никто  не  пишет,  она  онлайн.  Кто  бы  мог  подумать,  что  бравый  Максимус,  подобно  девчушке,  будет  сидеть  анонимно  в  группах,  посвященных  одиночеству,  разбитым  сердцам.  Ну  и  что?  Это  все  равно,  что  сходить  к  психологу,  высказаться  мне  некому.  Да,  у  меня  были  знакомые  (по  большей  части  –  виртуальные),  но  по-настоящему  я  оживал  и  общался  только  с  ней…  или  мне  так  казалось…  Неопределенно  повозившись  в  сети,  мне  стало  скучно  и  я  пошел  к  телевизору.
Шел  репортаж  о  свадьбе  тех  самых  героев  смайликов  –  крольчихи  Джуди  и  лиса  Ника.  «Молодцы»  -  мысленно  сказал  я.  Мне  нравилось  смотреть  на  счастливые  пары,  это  напоминало  мне  о  моих  мечтах…  Потом  я  отправился  читать,  невзирая  на  позднее  время,  прижав  к  себе  мишку  –  читал  сказки,  размышления,  приключения,  что  угодно,  лишь  бы  хотя  б  в  голове  не  быть  в  мире,  где  так  грустно.  Почувствовав  утомленные  веки,  лег  в  кровать,  думая,  что  завтра  опять  будет  как  вчера,  а  вчера,  как  завтра.  Ну  в  выходные  езжу  на  велосипеде,  это  моя  новая  девушка  .  Засунув  в  уши  наушники  включаю  любимую  песню,  придумывая  ее  мирок  и  себя  в  нем.  Там  я  и  Газелле,  как  в  прошлом  и  некоторых  снах,  любим  друг  друга,  кружимся  по  искристой  синеве,  бродим  по  волшебным  замкам,  ловя  руками  дождь  из  лепестков.  Вот  бы  всегда  жить  в  этом  мгновении…  Песня  заканчивается,  я  ставлю  ее  на  повтор,  капельку  пританцовывая  от  наслаждения  –  бывают  же  идеальные  звуки.  Неприятно  ее  прерывает  звонок  –  «Чеши  на  работу»  -  вещает  безмолвно  эта  писклявая  мелодия  в  полноты.  
Повернув  велосипед  по  маршруту  «парк-клуб»  -  я  думаю,  кто  будет  в  напарниках  на  этот  раз  –  тигры,  леопарды,  львы?  Я  останавливаюсь  в  удивлении  –  это  Газелле!  Она  стоит  неподвижно,  в  хорошеньком  платьице  и  ждет  меня.  Нас  окружает  синева  и  мерцающие  звезды,  стучат  белоснежные  капельки,  льется  песня,  та  самая,  обожаемая  мною…  Она  ждет  меня,  никуда  не  убегая,  лишь  тихонько  двигаясь  в  такт  музыке,  я  присоединяюсь  к  ней  не  помня  себя  от  блаженства…  Не  замечая,  как  пульсировали  крошечные  точки  в  ее  теле  и  механически  возвращались,  прорисовав  фигуры,  звезды,  как  восхищенно  ахали  мне  притаившиеся  внизу  зрители  и  фотографировали  журналисты.  Для  меня  существовал  только  тот  миг,  где  сказка  песни  и  Газелле  вместе  со  мной…
Вспыхнул  свет  –  все  исчезло  –  это  был  просто  танец,  но  после  него  я  вдруг  понял  –  моя  любовь  теперь  только  вспоминание;  что  ж…  Это  было  сказочно,  спасибо  тебе…

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=683239
рубрика: Проза, Лирика любви
дата поступления 12.08.2016

Моржонок Иля: Белый и… С черным носиком )

1.  В  море  игрушек
Маленький  моржонок  Иля  отдыхал  себе  на  солнышке  на  плоту,  среди  спокойного  моря...  И  это  было  на  самом  деле  необычно,  потому,  что  Иля  был  необыкновенным  моржонком  -  он  был  белый,  с  черным  носиком,  а  еще  он  был  пушистый;  его  можно  из-за  этого  назвать  скорее  тюлененком,  но...
Иля  был  твердо  уверен,  что  он  моржонок,  и  вовсе  не  стеснялся  того,  что  на  полке-плоту  (это  было  море  игрушек,  разных  -  пищащих,  молчащих,  веселых  и  грустных,  твердых  и  мягких),  солнышко  было  лампой,  освещающей  магазин,  яркий,  превосходный,  по  углам  и  на  столиках  уже  размещались  елочки,  усыпанные  игрушками,  крошечные  снеговички  и  фигурки  Деда  Мороза,  Иля  понял  -  скоро  Новый  год  и  его  мечта  сбудется  (он  был  один  и  хотел  найти  новый  домик  и  кого-то,  кто  бы  мог  быть  с  ним  всегда)...
2.  Конфетно-помидорный  снежок
Так  моржонок  думал,  с  интересом  оглядывая  блестящие  шажки  приближающегося  чуда  (гирлянды,  свечи,  разноцветные  блестящие  шарики)  и  задремал,  шаги  гостей  магазина  и  перешептывания  игрушек  вводили  в  легкую  дрему...  И  вдруг  Иля  почувствовал  -  его  взяли  на  ручки,  как  он  ждал  этого  и  с  живым  любопытством  приоткрыл  глазки  (стеклянные  точно,  восхитительные  бусинки,  что  для  людей  были  всегда  открыты).  Это  была  девушка,  маленькая,  простая,  и  очень  полюбившая  моржонка.
Он  живо  помнил,  как  она  осторожно  прижала  его  к  сердуу  и,  унося  на  руках,  что-то  там  отдав  женщине  у  прилавка  (заплатила  за  покупку),  пошла  домой,  на  улочку,  с  одинаковыми  домиками  в  несколько  этажей,  точнее,  лишь  один  выделялся  -  его  парадный  вход  украшал  плющ...
Но  и  не  это  приятно-навсегда  поразило  Илю,  что  он  покатался  в  штуке  о  четырех  стенах  с  зеркалом  (в  нем  моржонок  видел  себя,  всегда  молчавшего  для  мира,  но  в  то  же  время  все  понимавшего  и  тоже  говорящего....  Вот  только  какие  слова  будут  первыми  у  него,  раньше  ни  с  кем  не  общавшимся  особо?)
Как  ни  задавал  себе  Иля  этого  вопроса  -  не  мог  ответить,  не  успел  -  прямо  перед  ним  закружился...  конфетно-помидорный  снежок,  да,  представьте  себе  -  сотни  аппетитных  сластей  шоколадными,  белыми,  цветными  кусочками,  как  снежинки,  шарики  сочного  красного  цвета,  помидорные  дольки  заводили  вокруг  малыша  хоровод,  и,  затаив  дыхание,  он  долго  не  решался  притронутся  передней  пушистой  ластой  к  этому  сказочному  снежку.  Он  смотрел  и  грустил  -  как  жаль,  что  эта  сказка  заканчивается  (уносились  в  загадочную  даль  конфетно-томатные  лепестки  самого  чудного,  пусть  и  на  миг  опустившегося,  снега)...
3.  Ушки,  столик  и  невидимая  музыка
Часы  показывали  восемь,  приветливо  цокоча  стрелками  и  шестеренками,  когда  Иля  оказался  в  новом  домике  -  это  был  крошечный  столик,  стоявший  себе,  обычно  что-то  на  себе  храня  -  телефон,  крушка  или  очки,  что-то  в  этом  роде...  Девушка,  что  подошла  к  столику,  та  самая,  что  не  расставалась  с  тех  пор  с  ним,  аккуратно  сняла  с  головы  ободочек  с  шариками  по  бокам,  пушистый  и  черный;  симпатичный,  как  немедленно  подумал  Иля,  наблюдая  за  ней...
Она  любила  смотреть  мультики,  фильмы,  разные,  читать  книжки  новые  и  старые  (хотя,  разве  есть  что-то  в  рамках  времени,  если  ты  это  любишь?  -  задавал  себе  вопрос  моржонок  и  прислушивался...  Доносились  звуки,  как  картина,  но  живая,  невидимо  закружились  ноты,  превращаясь  в  снежинки,  белые,  сверкающие...
Казалось,  они  вот-вот  обожгут  холотком  шаловливо,  за  носик  черненький  ущипнут  или  пощекочут  заднюю  белоснежную  ласту  моржонка;  но...  Этого  не  происходило  -  бусинки  глаз  Или  с  изумлением  наблюдали...  Что  то  уже  не  снег,  а  перышки,  не  то  теплые  ласковые  крылья,  не  то  лепестки  знакомого  только  им  цветка,  чуть  розоватые,  рисовали  сердечко  и  луну...
Как  хорошо,  что  это  останется  во  мне  и  в  ней,  несомненно  останется,  хоть  и  капелькой!  -  едва  слышно  заурчал  радостно  Иля,  ошутив  на  круглой  головке  -  этот  самый  ободок  с  кругляшками  -  эти  диковинные  ушки  (за  окном  был  легкий  лед  и  беленькие  штришки  покрывали  ветки  и  опавшие  ало-золотые  строчки  их  мыслей)...
4.  Сны  в  кнопочках
Они  бывали  порою  очень  странными  -  моржонку  снился  белый  край,  где  жили  взрослые  моржи  -  важные,  с  усами  пышными,  бивнями  и  большие-большие  (хорошо  кушают).  Хотелось  ему  себя  убедить,  что  ничего  особенного  в  таких  снах  нет,  но...  Почему  они  всегда  бывали  среди  бабочек,  порою  -  возле  пирамид,  средневековых  замков,  дальних  восточных  храмов...  и  зеленых  листиков,  ведь  на  их  земле  холодно?..  Иля,  стыдливо  опустив  глазки  рассказал  однажды  сон  девушке,  без  слов,  но...
Она  поняла  и  тихонько  вздохнула  -  мне  тоже  такое  снится,  -  беззвучно  она  сказала,  аккуратно  беря  на  ручки  белого  крошку  ч  черным  носиком  (это  всегда  успокаивало  его  и  дарило  радость)  -  жаль,  что  последний  листок  зеленый  улетел,  и  я  не  могу  подарить  его  тебе...
И  в  глазках  моржонка  блеснула  невидимая  слезинка  -  боюсь,  я  тоже  не  смогу  подарить  тебе  последний,  еще  дышавший  солнышком,  листок...
Они  видели  одни  сны  но  они  так  и  оставались  -  каждые  за  створками  своих  глаз  -  за  взглядом  и  молчанием  Или  и  за  задумчивостью  девушки;  но  в  один  день...  Сны  их  вернулись  друг  к  другу;  торопливо-радостными  шажками  по  кнопочкам  одной  хитроумной  машинки,  что  дарила  ниточку  ко  всему,  что  любишь  но  не  с  тобой  -  так  это  понял  малыш,  притихло-счастливо  читая  потом  рассказики,  в  которых  узнавал...  тот  самый  солнечный  листик!..
5.  "Я  тебя  люблю!"
Наконец,  спустя  некоторое  время...  Скорее,  спустя  некоторые  состояния,  белый  с  черным  носиком  моржонок  Иля  понял:  все  не  зря.  Конечно,  у  девушки  бывали  и  грусть,  и  увлечения,  и  порою  она  понимала,  что  он  -  просто  игрушка,  но...  П,ринять  это  в  сердце  она  не  может,  малыш  почувствовал  в  ту,  первую  встречу,  что  у  нее  бьется  сердце,  взволнованно-приятно,  это  такой  изумительный  звук  среди  гула  и  тишины  одновременно  (гул  с  тишиной  слился);  просто  неповторимый  звук...  
Иля  настолько  вдохновился  им,  что...  заговорил,  совсем  как  люди,  открыто,  стишком,  что  заканчивался  словами  -  "Я  тебя  люблю!".  И  в  самом  деле,  он  тоже  ее  любит,  ждет  послушать  ее  рассказы,  что  происходит  во  внешнем  мире  и  в  их,  в  ее  мирке  -  какие  надежды,  вспоминания,  мечты,  вместе  с  ней  кушает  иногда  конфетки  и  помидорки  (сразу  вспоминая  тот  волшебный  снег),  слушает  музыку,  читает  книжки  и  смотрит  фильмы,  порою  одевая  черные  ушки  и  помогая  снам  занять  свой  уголок  в  кнопочках...  
Малыш  тихонько  сопит  носиком  на  подушке,  осознавая  все  это  -  так  было,  просто  и  повторяюще,  обыкновенно,  и,  возможно,  для  кого-то  непонятно  и  смешно,  но  он  знает  -  другого  ему  и  ей  и  не  надо...  Они  вместе,  он  -  неподвижно  и  тихо  на  уголке  белого  одеяльца,  она  дописывает  новый  рассказик...
О  моржонке  Иле  -  белом,  с  черным  носиком,  сердечком  говорит  ему:
Я  тебя  люблю!..

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=665021
рубрика: Проза, Лирика любви
дата поступления 10.05.2016

E-Manta

Рассеивается  в  бесконечности  звезд  и  синевы,  вихрях  комет,  планет,  точно  легкие  волны  воды  -  то  плывет  вдаль,  осторожно  пробуя  каждый  свой  шаг...  Крошечная  черепашка,  что  купается  в  лужице  созвездий,  на  спинке  ее  стоят  миниатюрные  слонята,  каждый  из  них  скучающе  глядит  в  свою  сторону:  первый  -  на  планетку  вечного  льда,  второй  -  в  края  той,  где  всегда  жарко,  третий  -  на  мирок,  покрытый  чудесными  садами  вишни  и  причудливыми  водопадами,  последний  -  в  планету  джунглей,  родину  необычных  цветов  и  лиан,  гигантов-растений.
Слонята  очень  грустили  и  безутешно  вздыхали  хоботками,  чтобы  привлечь  внимание  черепашки,  давно  уставшей  от  своих  маленьких  четырех  друзей,  но  не  имевшей  права  их  бросить  -  тогда  она  будет,  по  ее  тревожно  бьющемуся  стуку  сердечка,  в  мысли:  "Совсем  одна"...
И,  опустив  на  миг  головку,  чтобы  спрятать  слезки,  крошечный  обитатель  звездных  вечных  глубин  продолжал  свой  путь,  унося  на  себе  слонят  и  новый,  целый  мир  на  их  спинке,  периодически  останавливаясь,  чтобы  оглянуться  на  две,  лишь  две  планеты,  к  которым  тянет  вернуться  вопреки  всего...
На  первой  было  белым-бело,  и  светло,  все  соткано  точно  из  чистейшего  сияющего  белоснежного  камня,  и  даже  сквозь  травинки  и  радугу  цветов,  ягод,  проливался,  как  сердцевина,  белый  свет.  Ближайшая  звезда  освещала  только  одну  сторону  того  прекрасного  мирка,  и  даже  тогда  выпадал  переливающийся,  пушистый  снег,  и  в  атмосфере  планеты  становилось  больше  прозрачно-белых  листиков,  следов  и  незримых  ручейков  удалявшихся  эхо;  на  прогретой  стороне  -  была  лишь  приятная  прохлада  синевы  и  свежести,  и  порою  в  дожде  играли  сиянием  отражения  ее  самой  -  белой,  завораживающей  спокойным  и  тихим  светом.  
Много  дивных  существ  жило  на  той  планете  -  кто-то,  махонький,  с  круглыми  большими-большими  глазками,  постоянно  в  пути  к  собственному  домику,  хотя  его  сияющие  полупрозрачные  складочки  тупотали  чуть  над  его  лестницами  уж  сколько  раз;  среди  снежных  лесов  и  долин  жили  белые  тюленята,  моржики  с  усиками  и  безобидными  бивнями,  белый  с  черным  носиком  моржонок  Иля,  что  очень  любил  этот  мир  и  все  понимал,  хоть  и  не  говорил,  тихонько  наблюдая  за  волшебством  той  планеты  с  подушки  снежной  горки,  в  лабиринте  бело-ледяных  застывших,  точно  алмазы,  огромных  деревьев  -  прятался  почти  белый,  мягко-зеленоватой  нежной  шубки,  покрытой  пятнышками  легких  синевато-темных  теней,  с  огромными  ушками,  умными  огромными  раскосыми  глазками,  умилительным  носиком,  ротиком  и  лобиком,  в  центре  которого  сияла  непрерывно  переливающаяся  звезда.
Это  была  Луна  -  Хранительница  сказок,  чувств,  снов  и  мыслей.  Именно  она  оберегала  день  и  ночь,  пожалуй,  одну  бесконечную  длинную  ночь,  белую  планету.  Крохой  со  звездочкой  во  лбу  она  пряталась  от  беды  или  когда  хотела  сохранить  что-то  крайне  ценное  для  себя,  подождать  того,  кому  без  грани  преданна...
Но  стоит  отодвинуться  нередко  шелестящему  и  хрустящему  занавесу  снежного  леса  Луны,  она  выйдет:  тихая,  огромного  роста  девушка,  с  сияющей  кожей,  волосами  и  одеждой,  у  нее  зеленые  чуть  раскосые  глаза,  слабый  румянец  щек,  на  бледных  губах  порою  лишь  слабая  улыбка,    едва-зеленоватые  волнующиеся  локоны,  ниспадающие  точно  от  ветерка  на  складки  простенького  приятной  синевы  платья  с  вырезом,  причудливая  корона  из  белого  мрамора  в  виде  шариков-ушек  с  крохотными  сережками,  чтобы  скрыть  настоящие,  застегивающаяся  сразу  на  подбородке  и  с  той  же  сверкающей  неугасающей  звездой  бриллиантом  в  центре.
Луна  печально  окидывает  свои  покои,  изредка  порываясь  улететь  в  бесконечную  высь...  на  огромных  крыльях  белоснежного  зверька,  что  был  почти  гигантским,  но  не  слишком  большим  для  своего  вида,  с  явно  выраженной  шейкой  и  грудкой,  с  непропорционально  большой  головкой,  коротюсеньким  тельцем,  крошечными  задними  лапками  и  длинными-длинными  передними,  у  этого  создания  были  тоже  зеленые  глаза,  как  и  у  всех  сородичей,  сотворенных  когда-то  миром  Луны,  нежно-розовые  носики  и  глубинки  маленьких  ушек,  несмотря  на  когти  и  внушительные  размеры  с  массивным  хвостом  (это  были  миролюбивые  кады,  верные  стражи  белых  его  долин).
И  вот  снова  она  летит,  сквозь  почти  вечный  холод  своей  планеты,  навстречу...  черепашке,  слоникам,  все  тоскующим  в  звездных  мерцающих  водах  бескрайней  синевы  без  нее  и...
Без  розовато-красноватой  планетки  в  кольцах,  с  мистическим  гулом  опоясывающих  ее,  точно  магический  циферблат,  как  невиданные  весы,  они  наклонялись  во  все  стороны  от  непрерывного  обдумывания,  переживания,  противоречивых  порывов...  на  этой  планетке  тоже  были  день  и  ночь,  только  дня  было  больше,  а  ночная  прохлада  была  слабой,  томящей,  быстротечно  таяли  капельки  дождя  на  паутинках  джунглей,  пестрящих  сочными  красками,  пьянящими  ароматом  цветами,  спелыми  фруктами  и  ягодками,  стыдливо  прятавшихся  в  алом  тумане  заката...
Там,  в  мерцающих  светлячками,  в  шелесте  листвы,  тоже  охраняли  чутко  леса  кады,  только  они  были  совсем  другие  -  с  радужными  глазами,  зеленоватыми  носиками,  более  крупные,  чем  их  белоснежные  братья,  с  более  мощными  когтями,  и  пушистая  густая  шерсть  их  была  ярко-красной,  переливающейся,  почти  рубиновой.  Здешние  эти  зверьки,  напоминающие  морских  свинок  коротким  тельцем  и  огромной  мордочкой,  и  льва  -  хвостом,  тоже  были  спокойными  и  дружелюбными,  потому  совсем  не  боялись  своих  соседей  и  уважали  их  -  рассу  существ,  питающихся  травой,  бегающих  на  лошадиный  манер,  но  с  длинными  железными  рогами  вроде  бычьих,  -  рыжеволосые  кудрявые  юноши  и  девушки  и  дети,  с  тонкими  чертами  лица  и  фигуры  -  минозавры  -  свободное  и  в  случае  нужды  -  воинственное  племя,  верно  чтило  память  и  обряды  послушания  лишь  одному  существу...
Это  был  светло-светло-розовой,  почти  белой  расцветки  единорог  Сатурн,  с  зелеными  глазами,  периодически  показывающийся  им  вожаком  кадов  -  сильного,  сурового  с  недругами  этого  самца  легко  было  отличить  по  еще  более  короткой  и  коренастой  шее,  плечам  и  груди,  по  поясу  из  ослепительного  темно-зеленого  серебра,  переходящим  в  подкладки  на  верхние  суставы  передних  лап  и  шлем,  украшенный  пронзительно  белым  камнем...
Но  никто  не  видел  его  истинного  образа  -  как  только  последний  минозавр  забывался  дремой,  и  на  стражу  сна  семей  кадов  выходили  первые  зверьки  их,  вожак  их,  уединившись,  превращался  в  единорога,  а  после  бежал,  бежал  без  оглядки,  тоскуя  по  светлому-светлому  лесу,  который  был  только  в  мире  Луны.  Иногда  его  сердце  не  выдерживало  тоски  по  нему  и...  его  хозяйке,  тогда  он,  бережно  укрывая  листвой  опавшие  лепестки  самых  нежных  цветов  и  только  уснувшие  или  распустившиеся  их  бутоны,  и  поворачивался  всем  телом,  всем  взглядом  и  сердцем,  памятью  туда,  откуда  лился  мягкий  белоснежный  свет...
По  ниточке  его  спускались  и  вновь  уносились  ввысь  разные  существа  той  и  этой  планеты  -  вяфки  -  полупрозрачные  искристые  собачки  всех  пород,  дивный  жучок,  с  иссиня-черной  спинкой,  усыпанной  приятными  белыми  пятнышками,  ламантинчик  Нерей,  любящий  плыть  в  бескрайних  морях  тех  планет  вместе  с  медузкой  Бузей  и  белыми  тритончиками,  дельфином,  скатом,  с  розовой  оборкой  и  глазками,  прелестными  рыбками  -  точно  лепестки,  роскошного  хвостика,  чуть  ли  не  со  спинки  и  с  самой  головки;  с  умными  глазками  и  философствующие  о  чем-то  своем  упитанные  важные,  с  щечками  и  усиками  во  всю  длину  крылышков-плавников,  тоненькие,  светящиеся  красочной  чешуей  малыши,  они  были  самых  тонких  цветов:  розоватые,  приятно-алые,  чуть  синеватые,  мягко-апельсиновые,  светло-солнечные,  чуть  салатовые,  белые;  и  многие  другие...
У  последних  ступеней  этой  лестницы  стоял  преданный  привратник  -  бог  Анубис,  мужчина  с  головой  черного  пса,  в  человеческом  облаке  показывающийся  в  виде  юноши  с  короной  фараона,  с  белыми  ободками  у  бровей  и  на  щеках,  в  черной  тунике  и  с  двумя  мечами-лезвиями  света  -  желтый  и  красный,  у  первых  -  его  сестра,  Баст,  женщина  с  головой  кошки,  превращающаяся  в  задумчивую  девушку  с  короной  фараона  с  длинными,  как  косы,  концами,  и  белыми  ободочками  у  глаз  и  щек,  где-то  посередине  лестницы  стояла  крошечная  по  сравнению  с  ними,  маленького  роста,  Алая  Девушка...
Даже  Луна  не  знала,  откуда  она  прилетела  и  что  она  делает  на  планете  Сатурн,  как  ее  зовут  и  зачем  она  так  часто  появляется  в  ее  мире.  Условно  говоря  -  она  была  не  то  ближайшим  помощником  хозяина  соседней  ало-розоватой  звезды,  не  то...  его  отражением,  одним  из  обличий!..  Эта  странная  девушка,  едва  доходящая  до  пояса  ей,  со  светлыми,  почти  белыми  волосами,  кожей  и  глазами,  чуть  раскосыми  тоже,  подетыми  ало-розоватой  дымкой,  в  открытом  восточном  легком  одеянии,  с  короной,  состоящей  из  легких  перышек  на  ободке  из  золота,  розового  лепестка,  падающего  на  лоб  в  середине  цепочки  и  тонких  сережек  -  ободков  по  бокам;  задумчиво  отчего-то  молчащая,  тоже  смотрит  и  ждет  черепашку  со  слониками,  что  вдали  плывут  в  созвездиях,  и  будто  ее  частица,  просто  в  какой-то  миг  заблудившаяся  и  теперь  не  может  найти  ее...
"Не  Сатурн  ли  ты?  Ответь,  прошу!.."  -  не  раз  спрашивала  свою  загадочную  подругу  Луна,  отводя  взгляд,  в  смущении  наблюдая,  как...  белые  кады  вместе  с  рубиновыми  с  радостью  неторопливо  прогуливаются,  мощной  передней  лапой  осторожно  ловя  переплетающиеся  в  танце  розовые,  красные,  белые  лепестки  и  перья  неузнанных  птиц,  а  среди  минозавров  до  сих  пор  явственно  слышно  эхо  ржания  счастья  (они  общались  с  единорогом)!  И  ее  крошка  со  всех  складочек  бросался  прятаться  и  с  глухим  писком  округлял  еще  больше  глазки  и  замирал,  будто  видел  уже  узнанный  -  или,  еще  лучше,  -  незнакомый  замок;  только  завидев  переливающуюся  фигурку  Алой  Девушки.  Внимательно  смотрел  на  нее  и  Совенок,  что  жил  в  лесу  Дождя  Алмазов  -  он  уже  что-то  понимал,  и  опускал  бусинки  глаз,  проводя  ими  улетающих  вместе  розовых  попугаев,  точно  предчувствуя,  как...
Однажды,  в  спирали  бесконечных  звезд,  Луна,  уносясь  в  звездном  вихре,  под  звуки  волшебных  самых  тонких  невидимых  инструментов,  вдохновленная,  ловя  ушками  сквозь  мрамор  причудливой  своей  короны  нотки  то  арфы,  то  флейты,  то  лютни,  то  колокольчиков  и  перестукиваний  ветров,  каких  ее  планета  не  знала,  как  точно  чье-то  биение  сердца  и  дыхание,  чья-то  близкая  и  знакомая  до  трепета  тень  были  рядом  и  помогало  воплощать  свою  задумку;  проводила  пассы  руками,  забывая  обо  всем,  отдаваясь  полету,  направляя  свое  сияние  и  тепло  на...  тотчас  забившийся  пучок  света,  принявший  форму  яйца.  И  с  новым  восходом  белого  светила  на  обоих  мирах  (ее  и  создания  Сатурн)  -  скорлупка  яйца  треснула,  в  красоту  звезд  тихонько  окунались  глаза  новорожденной  черепашки  и  слонят  на  ее  панцире,  течение  знаков  зодиака,  скрестившись,  бережно  отнесли  их  вдаль,  девушка,  не  имея  сил  сопротивляться  чарам  музыки,  стараясь  не  закрыть  совсем  глаза,  попыталась  оглянуться  -  скользнула  тень,  что  стояла  позади  нее  и  тотчас  исчезла,  ало-розовая  и  так  пронзительно  четкая  (увидев  рождение  черепашки  и  ее  четырех  спутников  и  заметив  эту  тень,  Луна  потеряла  сознание)...
Она  очнулась  в  снегу  своей  планеты,  и  задрожала  -  по  ее  телу  все  еще  пульсировали  излишки  света,  но  снег  обжигал  холодом,  с  усилием  она  хотела  встать  и  не  могла  -  нет  сил,  желания  -  мысль  укрыться  снегом  и  забыть  хоть  на  миг  все  произошедшее  -  тень  и  ослепившее,  пронзившее  насквозь  сияние,  точно  не  только  свое,  -  клонила  в  пух  белого  льда...  пух?  Луна  осторожно  попробовала  шевельнуться  -  не  было...  желания  -  так  уютно,  тепло,  и  то  были  не  только  снежинки,  но  и  лепестки  с  перьями,  запела,  закружилась  в  глубине  леса  белая  птичка,  привычно  ласково  урчали  кады,  прогуливаясь  хвост  о  хвост  и,  чуя  и  свою  хозяйку  тоже,  подавали  друг  другу  знаки  оберегать  малышей,  самок,  стариков  и  еду,  держаться  друг  дружки;  все  вроде  пошло  по-старому...
Девушка  пробовала  вздохнуть  глубоко  и,  наконец,  подняться,  но  не  могла  -  застегнутая  и  тяжелая  корона,  пробегающий  холод  сделало  ее  дыхание  частым,  как  будто  по  всей  фигуре  пробегали  маленькие  иголочки  (небольно,  но  соображать  с  ними  -  как  в  тумане,  теплом,  искристом,  и  вместе  с  тем  -  прохладном  и  осыпающемся  дождем  из  лепестков)
"Надо  вернуться  к  Сатурну"  -  притихло  скользнул  взгляд  Луны  вниз  и  она  с  решительностью  еще  раз  попробовала  подняться  -  не  выходило  -  со  спины  зияла  еще  незажившая  рана.
Девушка  вскрикнула,  вспомнив  о  ее  причине,  снова  упав  и  не  зная,  куда  идти  дальше,  хотя  ей  была  подвластна  не  одна  планета:  единорог,  которого  она  вынуждена  была  увести  из  светлого-светлого  леса,  единственный  тот,  кому  радовались  зверушки,  друг  кадов  и  моржиков  с  щенятами...  Он  отчего-то  с  некоторых  пор  впал  в  такое  отчаяние,  что  побежал  за  ней,  не  осознавая,  что  творит,  едва  не  пронзив  ее  рогом;  не  то  отгоняя  от  себя,  не  то  желая  вернуться  -  навсегда  запомнила  Луна  тот  миг  и  его  взгляд,  отбросивший  ее  белым  кадом  с  надломленными  крыльями  броситься  под  защиту  этих  самоотверженных  зверьков;  почуяв  страдания  девушки,  один  из  них  уже  мчался  на  помощь;  она  обрадованно  ступила  ему  навстречу,  и...  тотчас  отшатнулась  -  перед  ней  тяжело  дышал  вожак  рубиновых  кадов.
"Сатурн,  прости!"  -  только  и  смогла  шепнуть  Луна,  отвернувшись  и  обреченно  зашагав  было  обратно,  вспомнив  о  том,  что  черепашка,  слонята,  мир  Сатурна  и  ее  нуждаются  в  ней,  надо  только  незаметно  юркнуть  к  себе  в  покои  большеухим  крохой  со  звездочкой  на  лбу,  чтобы  начать...
"Ты  вроде  давно  знаешь  кадов  и  так  и  не  поняла,  что  от  них  не  скрыться?"  -  раздался  в  тишине...  мужской  голос,  который  совсем  не  походил  на  тот,  что  был  у  Анубиса.
"Кто  здесь?"  -  встревоженно  осмотрелась  Луна,  понимая,  что  все  на  планетах  все  же  живет  и  будет  жить  своей  жизнью;  в  небе  не  было  никого,  по  сторонам  и  впереди  -  только  рубиновый  зверек  в  латах,  может,  послышалось,  или  то  еще  все  музыка  не  покидает  ее,  и  даже  не  она,  а  что-то  такое,  что  несомненно  было  и  есть,  но  что?..  Ощущая,  что  мысли  отказываются  работать,  девушка  собралась  с  духом,  погладила  вожака  кадов  по  макушке  и,  опустив  голову,  медленно  пошла  вперед,  искать  единорога.
"Останься,  прошу!"  -  внезапно  ее  несильно  схватили  за  руку,  тот  же  голос.
Чувствуя,  что  она  начинает  дрожать  от  непонятной  все  еще  ей  робости,  Луна,  приготовилась  оградиться  своими  потоками  сияния  и  тепла  от  преследующего  Анубиса,  что  тоже  мог  менять  обличье  и  голос;  или...возможно  -  чужака  (кроме  единорога  Сатурна,  которого  она  любила  больше  других  творений  всех  планет,  и  него  других  мужчин  просто  не  может  быть,  самцы  минозавров  и  кадов  не  в  счет;  неужто  опять  гость,  надо  разобраться).
Она  повернулась  и...  широко  раскрыв  глаза,  выдохнув  от  изумления,  без  сил,  качнувшись  едва  вперед,  чтобы  обернуться,  упала  на  руки  мужчине,  окруженного  ало-розовой  дымкой,  в  белом  убранстве  и  с  убранным  мечом,  на  голове  у  него  была  корона  из  золотых  перышек,  на  лоб  падала  цепочка  с  нежно-розовым  лепестком  посередине.
"Ты  -  Алый  Юноша,  брат  Алой  Девушки?"  -  едва  выговорила  она,  слабо  пробуя  высвободиться  (он  бережно  приближал  ее  к  себе,  обнимая).
"Я  -  Сатурн  -  тот,  которого  ты  любишь  и  который  любит  тебя,  тот,  кто  тоже  сотворил  эти  миры  и  подарил  их  тебе...  Нам...  Ты  не  ошибалась...  Поверь,  не  ошибалась  -  заключил  он,  глядя  в  ее  глаза,  -  Алая  Девушка  -  это  была  лишь  Моя  Тень"
"Не  может  быть,  я  видела  единорога"  -  Луна  побледнела  и  ее  сияние  задрожало  от  предчувствия,  догадки,  как  назвать  это  -  она  запуталась;  тяжелая  корона  клонила  ее  голову,  но  она  сделала  усилие  над  собой  и  подняла  ее  умоляюще,  обращая  к  мужчине.  -  "Я  устала,  помоги  мне,  если  ты  Сатурн,  то...  Прости  меня,  прости  за  все,  я  всегда  любила  тебя  больше  всех  планет...  Неужели  тогда..."
"  "Тогда"  уже  почти  не  имеет  значения,  у  нас  есть  настоящее  и  настанет  в  свое  время  будущее..".  -  тихо  кивнул  он  ей,  наклоняясь  к  ее  уху,  пробуя  расстегнуть  корону.
Сатурн,  дав  знак  вожаку  кадов  вернуться  к  своим,  повел  ее  в  светлый-светлый  лес,  вновь  укрытый  снегом,  но  вечно  цветущие  волшебные  деревца  не  уставали  ронять  белые,  красные,  нежно-розовые  лепестки,  ввыси  летает  белый  соловей,  поднимаясь  к  бесконечному  лучику,  белому,  мирка  Луны,  она  слушала  с  сожалением  его  вспоминания  и  хотела  отдать  свои,  но  не  могла  -  слишком  многого  она  не  смогла  понять  и  простить  себе,  потому  не  имея  сил  сказать,  ее  губы  замерли,  приоткрывшись,  глаза  вопрошающе  поминутно,  опускаясь  или  обводя  просторы  вокруг,  осторожно  касались  глаз  того,  кто  снова  был  рядом,  в  лучшем  месте  ее  планеты,  и,  видно,  от  осознания  этого  прощает  все,  и  хочет  услышать  ее  голос.
"Но  как  же?.."  -  наконец  нашлись  скупые  слова  и  отчаянно  бережно  поднялись  взглядом  Луны  в  его  душу  (как  и  раньше,  она  осторожно  погладила  его  рукой,  легонько  касаясь  теперь  его  руки).
"Я  понимаю,  ты  хочешь  услышать  все...  -  долго  молчав,  сказал  Сатурн.  -  Если  можно,  услышь  меня.  -  он  закрыл  глаза,  потом  снова  открыл  их,  (такого  взгляда  он  не  дарил  никому),  только  ей,  приготовившись  вырвать  из  сердца  самое  сокровенное  (для  нее,  Луны)  -  Зачем  все  это,  если  б  не  ты?  Если  б  я  не  осознал,  что  ты  вправду  любишь  меня?..  Я  честен  с  тобой,  как  ты  со  мной,  и  не  потерплю  какого-то  пустого  или  ненужного  надрыва,  даже  если  он  будет  жертвой  и  ради  меня  -  у  меня  тогда  разрывается  сердце  и  не  знаю,  как  помочь,  поддержать  и  защитить  тебя.  Да,  в  моих  силах  держать  свою  планету  и  не  одну  ее,  да  зачем  они  мне  одному?  Есть  у  меня  преданные  друзья  и  родня,  ты  их  знаешь  -  Анубис,  Вождь  Минозавров,  Белый  Соловей  -  можно  сказать,  это  моя  душа  отчасти:  я  бы  не  справился  без  них  и  потому  создал  вожака  кадов,  превращаюсь  в  единорога,  дабы  оставаться  с  ними  и  вместе  защитить  наши  хрупкие  мирки...  Но...  Разве  я  оставлю  тебя  одну  справляться  с  ними?..  и  ты  права,  Алая  Девушка  -  моя  Тень,  я  создал  ее  ради  тебя;  теперь  я  оставляю  ее  в  покое  и  с  тобой  полностью  открыт...  Знаешь,  я  признаюсь,  просто  не  видел  другого  выхода  сказать  тебе:  как  только  ты,  пожалев  меня,  оставила  меня  в  этом  лесу,  все  оставалось  со  мной,  было  тепло  и  хорошо,  как  это  видели  его  другие  обитатели,  я  же...  был  в  еще  большей  расстерянности,  чем  сейчас,  думал,  что  сойду  с  ума  -  мне  было  больно  до  того,  что  как  только  ты  увидела  мои  страдания  и  захотела  прийти  на  помощь,  я  нечаянно  ранил  тебя....  Раскаиваюсь,  ты  все  видишь...  -  (ало-розовый  туман  в  его  лице  и  фигуре  осел  и  стал  редким  -  все  забелело,  как  сияние  Луны)  -  Но  когда  ты  вернулась,  я....  Не  нахожу  слов,  что  творилось  в  моем  сердце  -  все  прекрасно...  пронзительно  осознавая,  я  полюбил  тебя  еще  больше...  Я  люблю  тебя!"  -  бессильно  чуть  повысил  голос  он  и  заговорил  после  паузы  снова,  тоже  задрожав  и  придвинувшись  ближе.
"  Я  люблю  тебя  тоже,  моя  луна!..  Мне  одиноко  и  пусто  без  тебя,  мне  не  верит  никто,  но  ты...  Вот  просто  когда  чувствую  или  представляю  тебя  рядом,  мне  больно  и  легче  одновременно,  я  начинаю  думать  о  том  добре,  что  ты  сделала  для  меня,  о  твоем  дивном  мире  и  тебе...  -  Сатурн  пронзительно  всмотрелся  в  глаза  девушки,  мягко  наклоняясь,  -  и  начинаю  вспоминать  тебя  всю,  разную,  когда  ты  урчишь  другим  кадам  в  небе,  гуляя  с  их  малышами,  ловлю  каждый  шелест  веток,  если  понимаю,  что  там  ты,  робким  и  пушистым  комочком  с  ушками  и  звездой  в  лобике,  чутко  дремлешь...  Но  более  я  люблю  не  твои  обличья  -  тебя,  принимаю,  жду,  и...  Луна,  я  увидел  тебя!..  Может,  ты  до  конца  меня  тогда  и  не  знала,  просто  мой  взгляд  остановился  на  тебе...  Вот  и  сейчас  не  могу  отвести  его  от  тебя,  твоих  зеленых  глаз  и  волос,  ресниц,  лба,  щек  и  губ,  от  твоей  шеи  и  плеч;  от  твоей  фигуры;  тебе  стоит  только  показаться,  как  меня  начинает  раздирать  тоска  и  желание  еще  раз  тебя  увидеть  и  услышать...  просто  почувствовать  твои  шаги  и  твое  прикосновение..."
Луна  чуть  хотела  отклониться,  но  он  не  дал  ей,  торопясь  высказать:  "И  когда  я  остался  после  первой  нашего  расставания  в  светлом-светлом  лесу  -  тебе  надо  было  вернутся,  ведь  твой  мирок  соскучился  по  тебе  и  это  чувство  передалось  тебе,  меня  пронзила  дрожь  -  ты  уходишь.  Охватил  страх  больше  никогда  тебя  не  увидеть  и  потому  я  стал  догонять  тебя  мыслено,  в  мечтах,  гладить,  обнимать  и  целовать,  без  памяти,  потеряв  контроль  над  собой...  Все,  все,  только  не  оставляй  меня  в  одиночестве  вновь...  Ты  же  любишь  меня,  я  чувствую,  почему  ты  убегаешь?  Не  бойся  ничего!..  Это  правда,  я  думал  и  кричал  без  слов  так,  и  сейчас  тоже...  У  меня  нет  сил  расстаться  с  тобой  вновь,  я  люблю  тебя!  Да,  может,  странно,  дико,  как  угодно,  но...  Люблю  тебя!..  И  как  только  ты  заблудилась  в  моих  джунглях,  я  бегал  как  не  свой,  лишь  бы  найти  тебя  и  освободить  тебя  от  пут  Царь-Дерева  (кругом  стоял  шелест  листьев  всех  тех  деревьев,  что  кружатся  в  его  пещере,  и  он  заглушал  мои  шаги,  навалившаяся  листва  скрывала  тебя  от  меня,  но...  Ты,  наверное,  не  забыла,  как..."
"Я  все  помню"  -  тихо  ответила  она.  Проводя  пассами  света,  вырывая  снова  потаенные  льдинки  сомнений  и  обид  из  воспоминаний,  запускала  сюжеты  из  светло-светящихся  очертаний,  один  за  другим:  вожак  кадов,  пытаясь  прорвать  живые  веревки  Царь-Дерева,  бил  мощным  хвостом,  махал  когтями,  пугая  и  точно  нападая,  что  совсем  не  походило  на  мирных  членов  его  стаи;  отчетливо  удар  за  ударом  от  длинных  лап  невольно  ранили  хрупкую  Луну  и  в  один  момент  она  почти  безжизненно  повисла  на  путах;  громкий  хруст  (они  упали,  но  рубиновый  зверек  в  латах,  жалобно  гулко  завыв,  дрожал  всем  тельцем,  ощетинясь,  как  бы  борясь  с  самим  собой  -  он  понимал,  что  его  хозяйка,  да  и  вообще...  слабая,  одинокая  девушка  вот-вот  может  умереть  без  его  помощи;  или  именно  это  пугало  его,  пронзало  огромные  переливающиеся  глаза  ужасом  стыда  перед  собой?  Так  или  иначе,  вожак  кадов,  терпеливо,  но  твердо  рыкнув,  скрылся  из  виду...
Луна  долго  не  понимала  тогда,  что  происходит,  как  теперь  относиться  к  своим  любимым  существам,  да,  немного  другим,  возможно,  теперь  совсем  другим,  но...  вопреки  логике,  обстоятельствам,  глазам,  с  невольным  страхом  цепко  ловящим  то  одну  рану,  то  другую,  то  чужие  джунгли  из  которых  возвращаться  в  родные  целую  вечность,  вопреки  всему  она  молила  себя  только  об  одном:  "Не  уходи,  любовь,  из  моей  души...  Кто  без  тебя  из  кадов  выживет,  если  я  перестану  тебя  испытывать  к  вожаку?  Это...  Не  он,  не  он!  Его  что-то  или  некто  принудил  быть  таким!..  Надо  подумать,  подождать,  осмотреться...".  Махоньким,  незаметным  зверьком  с  умилительными  большими  ушками  и  огромными  глазками,  со  звездочкой  на  лбу,  она  с  трудом  вернулась  в  свои  заснеженные  покои;  думая...  Вернуть  все,  как  было  -  чистое,  белое  сияние  почему-то  уже  не  то,  и  какой-то  алый,  розоватый  оттенок  появился  в  каждой  снежинке  или  штрихе  тени,  словно  поблизости  печально  томилась  чья-то  душа,  не  зная,  как  унять  боль...
С  трудом  выжившие  минозавры,  оправляясь  от  нее,  заплакали,  отказываясь  от  травинки  и  сна  -  ушел  единорог,  что-то  случилось  с  их  надеждой  и  мечтами,  и  теперь  они  почти  совсем  как  лошади,  просто  бегали  племенем  с  места  на  место,  чуть  что  -  наклоняя  голову,  выставляя  острые  рога  и  показывали  шипы,  спрятавшиеся  на  кистях  руки;  и  не  узнать  их  тоже,  некогда  радовавшиеся  распускавшимся  фиолетовым  розочкам  и  радужным  пещерам;  Значит,  они  не  причина,  они  ведут  себя  как  стражи  снежных  лесов  и  красочных  джунглей,  впрочем,  старающиеся  быть  такими  же  спокойными  и  занятыми  заботой  о  друг  друге  и  более  мелких  соседях,  урча  и  поводя  длинными  хвостами;  что  же  делать?  Девушка  снова  и  вновь  обходит  планеты,  свою  и  Сатурна,  впервые  ощущая  пронзительную  смену  света  и  тепла  на  них,  но  ловя  кожей  дрожь  -  полупрозрачный  малыш  ее  мирка  испуганно  забился  под  пенек  и  не  решается  оттуда  выйти  -  запертые  кошмары  вырвались  без  хозяйки  планеты  наружу,  такие,  что  даже  он  боится,  и  одной  ей  не  защитить  перепуганных,  смутившихся  жителей  своих  владений...
Первая  мысль  Луны  была  -  обратиться  к  единорогу,  ведь  они  были  лучшими  друзьями  столько  лет,  и...  нет,  она  любит  и  верит  ему,  неужто  он  больше  не  вернется,  и  покинул  даже  Светлый-светлый  лес,  созданный  для  него  и  оберегаемый  от  всех  бед?  Она  остановилась  и,  закрыв  глаза,  тяжело  выдохнула  -  нет,  это  вольное,  близкое  ей  существо,  вольное  (свободное)!  Он  не  игрушка,  она  его  любит...  Любит...  Что  ж,  надо  научиться  быть  без  него,  может,  он  еще  вспомнит  о  ней,  может...  Сейчас  другие  задачи,  столько  их  накопилось...  Пока  она  гуляла  вместе  с  Сатурном  по  чудесам  своей  планеты,  по  уголкам  его  мирка,  во  всем  видилась  лишь  сказка,  и  были  силы  и  выходы  спасти  любое  волшебное  творение,  а  теперь...  Ну,  что  ж,  теперь  так,  как  есть...
Луна,  как  можно  тверже,  пытаясь  скрыть  обреченность,  пошла  в  атаку  одна,  столкнувшись  лицом  к  лицу  с  одним  из  самых  страшных  существ,  что  отбросил  войска  Анубиса  и  Баст  даже,  Красным  Человеком;  черно-красное  лицо  его  озлобленно-холодно  подсвечивалось  маленькими  желтоватыми  глазками,  замок  его,  вечно  наполненный  гостями  и  трофеями,  готовил  свои  ловушки  для  храброй,  но  все  же  слабой  в  схватке  девушки,  силы  были  неравны  и  Луна...  Как  тогда,  отчаянно  выставила  руки,  показав  готовность  защищать  всех  своих  созданий  и  их  мир  -  все,  что  она  любит,  ни  смотря  ни  на  что,  до  конца  (противник  вот-вот  нанесет  свой  последний,  победоносный  удар)...
Упавшая,  она  ждала  своей  участи,  больше  не  превращаясь  в  зверька  и  в  белого  када  с  крыльями  (даже  того,  с  кем  сражаешься,  можно  уважать  и  потому  не  забывать  о  честности);  Красный  Человек  вплотную  подошел,  приготовив  алый  длинный  клинок  света;  но...  Вдруг  отступил  и  точно  исчез,  словно  и  духу  его  не  бывало;  последнее,  что  видела  Луна  в  наступившем  темно-бело-алом  тумане,  густом  и  неприятном,  вязком,  это  убежавшую  к  себе  в  замок  фигуру  Человека,  уносившего  на  своих  руках  еще  одну,  ранее  никогда  не  встречавшуюся  ни  на  одной  планете,  тонкую,  точно...  девушки  в  восточном,  легком  наряде,  от  которой  шел  чарующий  алый  свет!..
Вскорее  от  его  потока  Красный  Человек  ушел  и  больше  его  не  видели  ни  на  одной,  знакомой  Сатурну  и  Луне  планете,  Алая  Девушка...  Это  странное  творение  также  покинуло  владения  самого  жуткого  создания,  хотя  по  своей  красоте,  мягкому  нраву  вполне  могла  с  ним  ладить  и,  быть  может,  осчастливить;  но  вскоре  до  девушки  дошел  слух,  что  незнакомка  сбежала  от  ее  врага;  не  желая  ему  что-то  простить,  хотя  ничего  плохого  он  ей  не  желал  и  готов  был  разделить,  отдать  все  сокровища  и  трофеи,  всю  свою  силу  ради  того,  чтобы  быть  с  ней;  она  убежала,  не  оглядываясь,  вылетев  в  окно  замка  Красного  Человека,  и  только  ее  и  видели  крошечные  круглые  глазки,  спрятавшиеся  от  всего,  что  творится  за  бледно-сияющей  луной...
Огромная,  задумавшаяся  прекрасная  девушка,  носившее  это  имя,  с  мягкими  светло-сияющими  чертами  лица  изумилась,  что  пришедшее  существо  никамими  судьбами  не  хотело  объединиться  с  самыми  могущественными  богами  -  привратником  Анубисом  и  его  сестрой  Баст;  да  и  чего  греха  таить  -  Луна  отчетливо  увидела  теперь,  как  искала  дружбы  с  незнакомкой  умиротворенная  фигурка  с  длинными  косами  на  манер  короны  фараона,  поглядывая  снисходительно  зелеными  глазами  с  белой  каемочкой,  как  ее  брат  вздыхает  по  таинственной  Алой  Девушке,  воя  по  ночам,  уединившись  от  своего  войска...
Анубис  внезапно  скрестил  оба  меча,  убивая  собственное  порождение,  чтобы  только  избавить  от  страданий,  как  ему  казалось,  прекрасную  манящую  живую  загадку,  все  светившую  издали  алым  приятным  светом,  чем...  подорвал  ее  доверие  и  Алая  Девушка  сказала  ему:  "Подумай,  что  ты  делаешь?!"  (Мечи  вспыльчивого  бога  нанесли  новые  раны  одной  из  подопечных  его  собственной  сестры,  ни  в  чем  невиноватой,  тихонько  охранявшей  себе  неувядающие  розы  и  лучики  солнца,  облака,  что  росли  из  ее  сердца,  не  без  боли);  увидев  последствие,  Баст  отказалась  от  мысли  дружить  с  ней,  как  будто  это  все  -  ее  вина,  просто  стоявшей  между  ними  на  лестнице  эпох  и  мыслей,  чувств,  круговоротов  стрелок  звезд  и  туманностей...
Луна  всмотрелась  в  лицо  Девушки,  покидавшей  ступени  самых  главных  хранителей  планет:  что  было  на  нем  -  сожаление,  гордость,  радость,  тоска?  Сияющие  алые  искринки  вокруг  мешали  разглядеть  ей  до  конца,  полностью  увидеть  и  осознать,  вдуматься...  И  события,  невольно,  как  распутывающиеся  нити,  все  разворачивались  дальше,  вперед,  не  то  в  прошлое,  не  то  в  настоящее,  не  то  в  будущее;  и  она  с  трепетом,  затаив  дыхание,  вместе  с  мужчиной,  тихонько  и  незаметно  глядевшим  на  нее  и  на  них;  смотрела,  как...
Алая  Девушка  бродит  по  ее  владениям,  точно  ищет  кого-то,  ей  непривычно  после  теплого  и  яркого  мирка  оказаться  в  царстве  снега  и  сумерек,  но  в  глазах  ее  было  одно:  "Это  ее  мир,  таков  ее  мир,  Луны".  Девушка  с  упоением  и  каким-то  сожалением  ловила  розовые  и  алые  лепестки,  снежинки,  смотрела,  как  они  почти  не  тают  на  ее  маленькой  ладошке;  одинокий  лес,  светлый-светлый,  снова  под  снегами,  вдруг  что-то  мягкое,  вихрем,  капельками,  стало  падать  ей  на  плечи,  бережно  касаясь,  тихонько,  как  бы  боясь  потревожить  и  оставить  в  то  же  время,  это  были  как  крылья  незримого  ангела,  встревоженного  ее  печалью  и  спешившего  к  ней;  она  оглянулась  -  никого,  и  только  снегопадом,  теплым,  мягким,  точно  напоследок,  падали  белые  перышки...  Алая  Девушка  подняла  голову  вверх  -  там,  мелькая  среди  заснеженных  пушистых  и  высоких  веток,  бился...  в  свободном  полете  белый  соловей,  то  порываясь  навсегда  покинуть  лес,  то  возвращаясь  к  нему,  не  в  силах  оставить  тонкую,  чистую  красоту  тишины  его  тропинок,  шелеста  мороза  и  опадающих  лепестков,  то,  что  когда-то  воспели  его  сердечко  и  горлышко,  и  теперь  он,  как  в  беспамятьи,  все  пел  и  пел  песни,  искал  новые,  но  все  нотки  возвращались...  сюда,  в  светлый-светлый  лес,  в  котором  гуляли  единорог  и  прекрасная  девушка,  в  немного  синем  платье,  сияющая  и  точно  сотканая  из  белоснежного  света...
"Луна!"  -  ахнула  Девушка,  едва  не  ударившись,  упав  на  снег  и  ощутив  обжигающий  холод,  глядя  вслед  уносящемуся  дальше  в  лес  соловью,  как...  На  себя:  она  тоже  не  знала,  куда  идти,  вернуться,  может,  напрасно  она  покинула  свой  дом  на  планете  Сатурна?..  Стоп!  (дрожащая  Луна  внезапно  широко  взглянула,  всмотревшись  в  ее  взгляд  -  "Это  я  ошибаюсь,  откуда  я  знаю,  ее  ли  это  дом?  И  кто  она  вообще?  Он  -  (она  стыдливо-осторожно  опустила  глаза  в  сторону  мужчины,  испытующе  молча  смотревшего  на  нее)  -  говорит,  что  она  -  лишь  его  тень,  вызванная  ради  меня  и  что  он  -  Сатурн,  таков,  какой  есть...  Почему  я  просто  не  могу  это  принять,  ведь...  Я  вправду  никогда  не  помнила,  чтобы  жила  где-то  Алая  Девушка...  Но  и  Сатурна  я  таким  никогда  не  видела...  Ничего  не  понимаю,  отчего?  Если  это  ты  -  мой  любимый,  единственный  единорог  Светлого-светлого  леса...  -  Если  это  ты...  Помоги  мне,  я  буду  тебя  еще  больше  хранить!  Пожалуйста,  прошу..."  -  глаза  ее  снова  аккуратно  встретились  с  его  взглядом...
"Я  все  сказал,  да  и  нужны  ли  нам  теперь  слова,  чтобы  понять  друг  друга?.."  -  вздохнул  он,  явная  грусть  и  сожаление  чувствовались  в  его  голосе  (он,  очевидно,  желал  освободиться  и  освободить  Луну  от  тумана  всякого  рода,  оставить  только  сияние,  пусть  и  новое,  но...  Нечто  не  давало  ему  это  сделать,  что-то  мешало,  отвлекало,  не  отпускало...  И  он  снова  осторожно  придвинулся  вместе  с  ней  к  поплывшим  вновь  маленьким  миркам  не  то  прошлого,  не  то  будущего...
Где-то  там...  Алая  девушка  остановилась  и,  бесцельно  возвращаясь  к  себе,  пытаясь  образумить,  что  найдется,  чем  заниматься,  хоть  и  немного  лун  и  сменилось,  ничего  не  упустится  при  желании...  Она  стала  на  место  привычного  всем  правителя  мира  Сатурна  -  новая  роль,  новые  проблемы,  не  так  быстро  и  легко,  как  разделять  обязанности  привратников  той  Лестницы;  да  и  жители,  признаться,  что-то  не  в  восторге  от  нее,  а  если  и  было  облегчение  и  радость  -  то  быстро  сменились  тоской  по  старому  хозяину:  никогда  еще  ими  не  правила  девушка,  да  и  сам  мирок  не  предоставлял  таких  условий,  чтобы  она  правила  -  жара,  резкие  и  короткие  ночи,  суровые,  куда  более  суровые  кады  и  орда  минозавров,  с  которыми  шутки  плохи.  Ну,  что  поделать?  Надо  возвращаться  к  тому,  что  надо,  необходимо!  -  и  Алая  Девушка  одела  привычные  вожаку  кадов  зеленые  латы,  единорогом  поскакала  по  долинам  засушливым,  полным  кровожадных  и  несправедливых  к  более  маленьким  и  добрым  зверюшкам,  джунглей;  ("Так  это  все  правда!"  -  ахнула  Луна,  не  имея  силы  закрыть  глаза  -  она  понимала,  что  лучше  увидеть  все,  как  есть!)  -  острому  рогу  чудной  лошади  приходилось  ранить,  калечить,  отстаивая  порядок,  справедливость,  не  допуская  хаоса,  способного  разрушить  самый  стойкий  мирок...
Но  никто  не  видел  слез  Алой  Девушки,  как  она  бежала...  в  сторону  белоснежной  планетки  и  долго-долго  думала,  смотрела  на  нее,  тянула  руки,  без  слов  поздывая  тех,  беленьких  мирных  зверьков,  снежные  долины  и  голос  белого  соловья,  что  был  будто  стоном  ее  души;  "Луна,  зачем  мы  расстались?  Зачем  ты  покинула  меня?  Зачем?.."
И  потом  навязчиво-утомительно  рассудок  нашептывал:  "Никто  никого  не  покидал,  просто  так  получилось...  Да  не  ты  ли  оставил  ее,  чтобы  спасти  от  Красного  Человека?  Вспомни,  как  она  вынудила  тебя  бежать  из  Светлого-светлого  леса..."
"Не  помню"  -  тотчас  раздавалось  внутри  Алой  Девушки
"А  ты  вспомни!  Твой  мир  пошел  крахом,  ты  все  бросил,  чтобы  отвлечь  от  нее  того,  кого  она  сама  допустила  явиться  на  свою  планету;  и...  Ты  опять  за  старое?!"
"Что  ты  понимаешь  под  словом  "старое",  Сатурн?  Ничего  старого  нет,  как  нет  ничего  нового...  И  ты  сам  это  знаешь...  Ты  что,  сам  себя  перестал  слышать?!  Очнись!"
"Вот  именно,  очнись  и  забудь  о  Луне!  У  тебя  собственная  планета  есть,  и  ты  обязан  оставаться  на  ней...  Перед  ее  жителями  обязан,  твоими  помощниками,  твоими  творениями...  Ты  Сатурн  или  Алая  Девушка?!"
"Как  я  могу  забыть  ее  доброту  ко  мне,  и  смысл  это  забывать?  Такой  же  доброты  просто  нет,  потому,  что  другой  Луны  тоже  нет!  Да,  она  гигантская,  да,  ее  планета  покрыта  больше  снегами,  да  она  улетела,  но..."
"Но  что?"
"Прикажешь  мне  покрыть  туманом  забвения  тепло  ее,  ее  свет,  причем  целый  Светлый-светлый...  лес  мы  вместе  создавали  и  мне  всегда  там  были  рады,  забывая  дожди  и  незнакомцев,  она  просто  прогоняла  туман  и  чужое,  чтобы  сохранить  этот  лес  для  меня!.."
"Никто  не  заставляет  тебя  следовать  ее  примеру,  прежде  всего  она  сама...  Не  она  ли,  хоть  и  плакала,  но  говорила:  "Я  люблю  тебя,  мой  единственный  единорог,  и  без  тебя  целый  мой  Светлый-Светлый  лес,  что  живет  только  с  тобой,  будет  грустить,  как  и  я...  Но  ты  ведь  хозяин  в  нем,  и...  И  ты  волен  скакать,  куда  угодно...  Если  позволишь,  буду  тебя  лишь  ждать..."
"Выходит,  ты  не  слышал  этих  слов?  А  если  и  слышал,  какой-то  туман  не  пускает  в  твое  сердце  их  свет..."
"Да  нет  никакого  тумана,  Сатурн,  Луна  напустила  свой  на  тебя!"
"Что  ты  врешь?!  -  заорало  что-то  внутри  ее  ревом  разьяренного  рубинового  сурового  када.  -  От  нее  исходит  нежное,  белое  сияние,  я  чувствую  его  до  сих  пор  и  оно  зовет  меня,  вопреки  всему..."
"А  ты  не  иди!"  -  хмыкнуло  нечто,  умывая  точно  руки  с  шипами,  пытаясь  смыть  кровь  от  ран,  что  не  заживают.
"И  что  дальше?  Это  все,  что  ты  можешь  мне  предложить?!  "Не  думай  о  Луне,  займись  своей  планетой...  Да  я  и  так  ею  занимаюсь!  Одному  мне  не  справиться!  Я  не  справляюсь  один,  не  видишь  что  ли?!"
"Поищи  себе  помощниц...  А  она  не  оправдала  твои  надежды,  и  еще  скажи,  что  я  не  прав!"
"Луна  меня  ни  в  чем  не  винила,  и  я  ее  знаю  довольно  долго,  и  увидел  все  ее  черты,  так  что  же?  Она  все  мне  прощает  и  простит...  Другие  так  смогут,  чисто,  самоотверженно,  всегда?  Вот  тебе  вопрос,  заткнись  и  думай..."  -  и  невидимые  рога  как  минозавра  боднули  бешенного  дракона,  со  всей  скорости,  наскоком,  не  думая,  заступившись  за  невидимого  крошечного,  забившегося  в  угол  детеныша  када  (хотя  в  природе  эти  существа  сохраняли  паритет  и  ни  нападали,  ни  защищали  друг  друга)
"М-да..."
"Ты  поговори  мне  еще!  -  воинственный  нрав,  отдающий  эхом  взбешенного  ржания  заступника  малыша-када,  переходящий  в  сопящее  мычание,  как  отдувался  он,  после  разгоряченной  битвы.  -  Вот  и  думай!  Луна  была  права,  Сатурн  хозяин  своей  планеты  и  никто  ему  не  имеет  права  что-то  запретить...  Даже  ты,  как  ты  себя  ни  назови  -  разум,  совесть,  или  чувство...  Или  ты  и  есть  тот  самый  туман,  откуда  я  тебя,  впрочем,  могу  знать?..  Думай!  И  не  мешай  мне!  Я  и  Луна  разберемся  как-нибудь  сами,  что  мы  хотим  друг  от  друга...  Что  хочу  я...  О  чем  мечтает  она...  Как-нибудь...  Постараемся....  Без  тебя...  Сиди  себе  и  не  вякай,  а  то  получишь!!!..  Думай!..  Только  найдешь  ли  без  Луны  ответ?.."
И  Алая  Девушка,  подняв  голову  и  выбрав  путь,  пошла  дальше,  стараясь  унять  и  понять  рой  мыслей  и  наваждений,  что  еще  преследовали  ее,  как  и...
Гигантскую  девушку,  чьи  чуть  зеленоватые  волосы  развивались  от  неспокойного  ветерка,  ничто  не  предвещало  беды...  ночь  снежного  леса  казалась  привычно  спокойной  и  только  отчего-то  встревоженно  запрыгали  по  веткам  кады,  уводя  детенышей  и  самок  подальше,  предчувствуя  битву...  Привратник  Анубис  снова  скрестил  мечи,  его  сестра  Баст  натянула  волшебный  лук,  на  горизонте  слышался  точно  табун  лошадей  и  поднимались  клубы  пыли  приближения  чужаков...  обитатели  ночного  леса  забились  в  укромные  местечки,  ведь  по  сути  своей  были  добрыми  и  не  понимали,  зачем  воевать,  потому  были  беззащитными;  из  другого  конца  планеты  к  ним  спешил  еще  один,  тот  самый,  со  звездочкой  на  лбу...
Кады  с  урчанием  недоверия  выстроились  в  оборонительный  рядок,  на  высоких  ветках,  как  птички,  патрулировали  запасные  самцы,  самки  бросали  испуганно-предупредительные  взгляды,  крепко  прижимаясь  к  самцам  и  укрывая  лапами  своих  малышей,  выставив  на  всякий  случай  когти,  хвосты  их  колыхались,  как  при  урагане,  в  нерешительности,  по  строению  тела  и  так  неуклюжие,  они  неловко  топтались  на  месте,  -  без  своего  вожака  они  не  нападут,  -  но  отступать  некуда  -  мирок,  их  подруги  и  детки,  настоящие  и  будущие,  были  под  угрозой;  и  кад-самец  покрупнее  и  порассудительнее,  похрабрее,  поворчав  про  себя  и  про  дела,  подозвал  несколько  друзей-самцов  и  стал  на  место  вожака,  строй  сохранился  и  приготовился  к  сражению;  и  вот  -  свершилось...
Один  за  другим  останавливались,  не  отдышавшись,  едва  не  ломая  ноги,  существа,  напоминающие  скорее  рыжеволосую  миловидную  девушку  (или  парня  с  длинными  кудрями  такого  же  цвета;  или  зрелого  мужчину  и  даже  старика  с  почти  ребенком  на  такой  же  лад),  чем...  не  то  лошадь,  не  то  быка,  судя  по  острым  и  длинным  металлическим  рогам,  не  то  еще  кого  (с  одной  стороны  кисти  отчего-то  спрятаны  были  шипы);  у  некоторых  были  ярмо  или  хомут  на  шее,  на  вожаке  их...  Кады  застонали  от  шока,  как  если  б  уже  умирали  -  со  спины  главного  из  подобных  созданий,  решительно  слезла  та  самая  Алая  Девушка!  Та  самая,  что  так  недавно  угощала  их  фруктами,  гладила,  ласкала  их  малышей  и,  наблюдая  за  ними,  говорила,  какие  они  хорошие,  "я  вас  люблю  и  никогда  не  позволю  никому  обидеть";  выходит,  она  лгала,  или  забыла?  Зверьки,  не  зная,  как  сдержать  собственную  растерянность,  снова  закачали  хвостами,  отдавая  приказы  не  шевелиться  без  истинного  вожака  стаи...
Анубис  и  Баст  в  нерешительности  тоже  опустили  оружия  -  племя  минозавров  могло  вооружиться  только  подручными  средствами,  изначально  это  были  земледельцы,  стало  быть,  полноценным  воякам  им  уже  не  быть;  что  за  странная  атака?!  Не  убивать  же  детей,  женщин,  стариков,  да  и  просто  -  безоружных?!..  Но  вот,  сквозь  плотную  корону  фараона,  бог  подземного  мира  и  повелитель  собак,  а  также  их  родичей;  расслышал  какое-то  неясное  ворчание  и  тяжелые  шаги,  маршом  мчавшиеся  к  ним;  и,  не  успел  он  осмотреться,  сзади  войска  минозавров  выросло  еще  одно  -  рубиновых  кадов;  Алая  Девушка,  обернувшись  их  вожаком,  сама  собрала  боевую  линию.
Анубис  взбесился  и,  завизжав  от  ярости  черной  волчьей  оскалившейся  мордой,  на  размах  рванулся  в  бой,  зашипев,  выпустив  когти,  разьяренная  кошачья  мордочка  Баст  меткими  глазами  стала  искать  себе  все  новую  и  новую  мишень  для  стрел,  прикрывая  брата;  однако  мимо  таких  дел  не  мог  спокойно  пройти...  Вожак  рубиновых  кадов  -  огромный  самец  в  латах,  оставив  бой  с  белоснежными  собратьями  (впрочем,  стараясь  не  допустить  ни  ран,  ни  убийств);  прыгнул,  закрывая  их  собой  и  одним  ударом  мощной  лапы  сбил  богиню  с  ног,  она  выронила  лук,  обернулась,  царапаясь  и  вопя  диким  мяуканием  -  он  зарычал  в  ответ  и,  слегка  ударяя,  погнал  ее  было  на  свое  место  привратника,  но...
Злее  всех  волков  на  свете,  на  него  налетел  откуда  ни  возьмись,  Анубис,  прожигая  мечами  латы  и  стараясь  что-нибудь  отрубить;  в  слепой  ярости,  второй  привратник  Лестницы  эпох  вообще  рубил  насмерть  или  почти  на  смерть  и  своих  и  не  своих;  но  он  не  подозревал  с  кем  связался  -  кады,  если  их  разозлить,  могут  быть  хуже  Красного  Человека,  по  крайней  мере,  так  ощущал  себя  Анубис,  однако,  по  своей  натуре,  судорожно  грызущийся  и  щетинившийся,  -  он  не  трус,  он  -  один  из  самых  сильных  богов,  он  обязан  победить!  -  бредил  жаждой  победить  рубиного  зверя,  тем  более  латы  он  ему  прожег...
Но  вот  перед  ним  уже  единорог,  побежавший  прочь,  белый,  чуть  с  красным  сиянием,  приятный  и  мирный;  но  потерявший  голову  от  иллюзии  победы  бог  с  головой  волка  совсем  опьянел  от  запаха  крови  и  духа  сражений;  он  отшвырнул  сестру,  которую  миг  назад  защищал,  не  слушая  ее  предостережений,  и,  грубо  вырвав  у  нее  лук,  пустил  сразу  три  стрелы  подряд  в  сердце  блефовавшего  противника;  несчастный  чудесный  прекрасный  конь  упал  как  мертвый.  Минозавры  в  безумии  горя  вонзали  себе  в  спину  и  в  шею,  в  грудь  свои  шипы  и  тщетно  пробовали  сломать  рога  о  землю,  пропитанной  погибшими  кадами  и  павшими  товарищами;  зверьки,  рубиновые  и  белоснежные  спасительно  бросились  к  ним  навстречу  -  мириться,  объединяться,  от  армии  Анубиса  и  покорившихся  ему  спасу  нет!..  казалось,  все  было  обречено  и,  может,  целые  планеты  могли  погибнуть...
"Стой!!!"  -  заорал  вдруг  кто-то,  когда  глава  волков  прицелился  убить  нежного  небольшого  белого  када  с  крыльями,  храбро  вставшего  у  него  на  пути,  зажмурившего  огромные  глазки.
И  рог  единорога  на  миг  больно  кольнул  взвывшего  Анубиса,  последнее,  что  он  перед  этим  услышал:  "Ты  что,  рехнулся?!..  Знай  свое  место,  привратник!  Пес!!!".  Такого  оскорбления  бог  не  простит  никому,  будь  это  сама  Луна,  потому  яростно-резко  повернулся  к  голосу...
И  с  писком  брошенного  на  погибель  щенка...  отскочил,  снова  принимая  полностью  человеческий  облик,  от  стрел  Баст,  что  целила  в  упор  в  него...  Алая  Девушка!  Его  сестра  сжалась  в  комок,  умоляя  пощадить  себя  и  его  (минозавры  наклонили  рога  и  направили  в  нее  шипы,  окружив  ее,  с  веток  ситуацию  контролировали  смешавшиеся  виды  кадов,  настороженно  покачивая  хвостами).
"Вставайте!  Мы  пришли  не  к  вам,  а  к  Луне;  не  смейте  ее  и  пальцем  трогать!  Я  вас  уничтожу  тогда  и  не  пожалею  в  соратники  для  этого  никого,  будь  это  Красный  Человек,  что  был  изгнан  мною!  Вас  предупредили!"  -  заключила  с  неженской  твердостью  Девушка,  держа  натянутой  тетиву.
Анубис  и  Баст,  со  стыдом  оглядываясь  на  убитых  и  искалеченных,  пошли  под  стражей  собственного  лука,  мечей  (сопровождавшие  Девушку  два  юноши-минозавра  отняли  у  бога  с  головой  волка  его  мечи  и  скрестили  их  перед  ним  и  богиней-повелительницей  кошек),  кадов  -  рубиновых  и  белых,  и,  собственно,  Алой  незнакомки,  вернувшей  им  оружие  только  на  Лестнице  эпох.
"Надеюсь,  вы  больше  не  посмеете  воевать  ни  с  кем!  Охраняйте  и  слушайтесь  Вашу  хозяйку!  И  помните  -  нарушите  обещание  -  пощады  от  меня  больше  не  будет!  Все,  мир!.."  -  и  пришельцы  мирка  Луны  отошли  от  ступень  мистических  созвездий  и  стрелок,  по  концам  стояли  привратники,  Алая  Девушка...
Не  вернулась  к  ним  в  середину  Лестницы;  она,  распустив  свиту  хозяйки  планеты  и  собственную,  поблагодарив  их  и  попросив  прощения  за  потери  и  боль  от  вынужденного  боя,  пошла  в  глубь  снежного  леса,  заметив  краем  глаза,  что  именно  туда  направился  белый  небольшой  кад  с  крылышками,  самый  тоненький  и  красивый  из  всех...  Вдали  все  так  же  звучали  трели  белого  соловья  и  дождем  падали  приятные,  волнующие  лепестки,  все  не  уходила  ночь...
Тишина,  опять,  бодрящая,  умиротворяющая...  И  все  же  такая  одинокая  и  грустная,  тягостная.  Девушка,  не  видя  дороги,  старалась  не  потерять  направления  и  все  шла  по  следу  прелестного  зверька,  на  самом  деле  являвшегося  той,  ради  кого  она  вернулась,  Луной...
...Она  вновь  стыдливо  отвела  взгляд  от  мужчины,  ей  отчего-то  невозможно  было  ощущать  на  своих  глазах  его,  неотступный,  пронзительный,  в  каком-то  смысле  строгий  и  пронизывающий  насквозь;  вместе  с  этим  что-то  такое  было  в  этом  взгляде  и  голосе,  делающее  как  точно  неправдой  эту  суровость,  эту  суть...
"Теперь  мне  все  понятно"  -  тихо  ответила  девушка,  привычно  чуть  отодвигаясь  аккуратно  от  своего  молчаливого  собеседника,  от  внутреннего  голоса,  глаз  которого  ничто  не  могло  ускользнуть.
"Ты  уверена?  -  спросил  наконец  он.  -  Подумай,  все  ли  ты  поняла  правильно?  Все  ли  ты  заметила,  услышала?"
"Нет!  -  слабо  выдохнула  Луна,  опуская  голову,  стараясь  не  ударить  массивными  ушками-шариками  своей  короны,  осторожно  и  невольно  гладя  мужчину  легким  волшебным  ветерком,  приподнимающим  и  опускающим  ее  волосы.  -  Я,  наверное....  ничего  не  понимаю  или  не  уверена,  что  делаю  что-то  так,  как  надо...  Наверное,  я  уже  не  та  и  не  смогу  быть  прежней...  Как  жаль...  Значит,  из-за  меня  было  столько  боли...  пора  мне  покидать  свою  планету...  Что  была  на  твоей,  Сатурн,  прости...  Я  просто...  все  еще...  люблю  тебя..."
"Я...  Хочу  тебе  верить...  И  все  еще  верю,  моя  луна!..  -  голос  его  дрогнул  и  упал.  -  И  мне  сложно,  больно...  очень....  страшно  допустить  но...  что-то  внутри  меня,  неотсупно,  вот  уже  сколько  ночей  и  дней  без  какого-то  ни  было  покоя,  радости...  давит,  увлекает  в  себя,  приказывает,  нашептывает:  "Это  уже  прошлое  и  тебе  надо  забыть  Луну!.."  Я  не  хочу  слышать  этот  голос,  стараюсь  забыть  его  и  не  допускать,  оградится  от  него  своими  привычными  делами  и  выдумываю  себе  новые....  Луна,  он  же  грозится  забрать  вот-вот  навсегда  одно  то,  что  по-настоящему  ценно  для  меня..."
"Но  я  сама  виновата,  мне  нельзя  было  проникать  в  мир  твоей  планеты,  менять  его  на  свое  усмотрение,  оставлять  частицы  своего  в  нем;  я  не  имела  права  допускать  конфликт  между  тобой  и  Анубисом...оставлять  тебя...  Я  не  могу  себе  простить  этого,  не  могу!..  Меня  мучает  то,  что  я  все  еще  живу  и  не  смогу  в  полную  меру  исправить  то,  что  наделала...  Не  хотела,  не  хотела,  не  хотела!  Прости!..  Я  всегда  любила  тебя  больше  своего  мира  и  хотела  одного  -  чтобы  ты  был  счастлив!..  Наверное,  ты  прав  -  я  -  твое  прошлое,  как  бы  я  не  пыталась  себя  убедить  в  обратном...  Я  всегда  буду  тебя  помнить  и  любить..."  -  девушка  подняла  на  него  глаза,  устав  скрывать  слезы,  что  невидимо  текли  у  нее  так  часто,  с  тех  пор,  как  она  рассталась  с  единорогом  Сатурном  (то  есть  -  с  ним,  теперь  снова  вернувшимся  и  осторожно  наклонившимся  к  ней  таким,  какой  он  есть)
"Ты  так  часто  говорила  мне  эти  слова,  что  я  теперь  не  могу  их  спокойно  слышать,  хотя  и  хочу...  Уже  не  выходит...  Зачем  они  тогда?  Я...  Не  знаю...  Наверное,  я  вопреки  всему,  полюбил  тебя,  и  так,  что...  ты  не  представляешь,  как  мне  тяжело  далось  то  время,  когда  ты  оставила  меня  в  Светлом-Светлом  лесу,  да  и  то,  которое  сейчас...  И  не  знаю,  зачем  надо  было  такую  жертву  отдавать  мне,  если  это  была  жертва?..  Это  был  неверный  шаг,  Луна!.."
Девушка  заплакала,  настолько  сильно,  что  у  нее  разрывалось  сердце,  она  хотела  остановиться,  осознавая,  что  слезы  лишь  причиняют  еще  боль,  но  не  могла;  плакала,  закрыв  руками  лицо  и  тихонько  отстранившись,  но  точно  с  усилием,  как  если  б  она  отрывалась  от  себя  самой  или  даже  более  чего-то  ценного,  чем  ее  мир  и  она,  невнятный,  слабый,  грустный  шепот  был  сквозь  всхлипывания:  "Я  каюсь,  правда...  не  хотела...  Мне  бы  очень  не  хотелось  навсегда  лишиться  тебя,  мой  единственный,  любимый...  Ты  прав,  у  тебя  своя  жизнь,  я  только  погубила  твой  мир...  Я  никогда  себя  не  прощу  за  это!  Ты  не  виноват  ни  в  чем,  это  все  из-за  меня..."
"Я  тебя  простил...  -  с  тяжелым  вздохом  ответил  Сатурн,  вытирая  ей  слезы,  стараясь  не  смотреть,  как  еще  больше  слабеет  ее  и  его  сияние.  -  Анубис  и  Баст  вот  не  простят  больше,  так  что...  Не  знаю,  как  быть,  ведь  они  тоже  не  желали  зла;  они  защищали  тебя,  твой  мир;  но  и  мне,  моему  помогали,  как  могли,  преданнее  привратников,  заботливее,  самоотверженнее  их  найдем  ли?..  Право,  не  стоило  всего  этого  делать,  этой  войны,  что  ли,  не  стоило,  она  никому,  как  видишь,  добра  не  несет  и  не  принесет...  Да  что  теперь  вспоминать  об  этом?..  Теперь  надо  с  ними  ладить  еще  старательнее,  и  тебе  советую  -  они  за  жизнь  наших  планет  и  ради  помощи  нам  жизнь  готовы  отдать...  Но..."
Он  поднялся  с  колен  и  помог  подняться  ей,  как-то  нехотя  отпуская  от  своих  рук  ее;  поспешно  отошел,  опустив  голову,  чтобы  скрыть  слезы,  не  зная,  куда  идти  и  как  вернуться  к  своему  мирку,  мимо  привратников  теперь  ходить  стыдно,  неловко  ("Ты  же  защищал  ее,  Луну,  от  верной  гибели?  Или  себя?"  -  снова  поднялись  впивающиеся  ядом  в  самое  сердце,  противоречия.  -  И  что  ты  ищешь,  а?").
"Сам  пойму,  и  она  поймет,  что  мы  друг  у  друга  ищем!"  -  твердо  сказал  он  этим  выссасывающим  тепло  и  свет  души  шепоткам;  отбежал  еще  вперед,  но  остановился,  обернувшись  назад:  он  поймал  на  себе  взгляд  Луны,  кроткий,  светлый,  мягонький  взгляд  благодарности,  умиротворения,  хотя  ей  было  бесконечно  грустно,  почти,  от  того,  что  происходит;  и  какой-то  тоненький  мистический  хруст  пронзительно  постучался  в  сердце,  знакомый,  смешанный  с  урчанием,  попискиванием,  тоненькими  звуками...
Хоботов  четырех  слонят,  что  стоят  на  панцире  у  черепашки,  плавающей  где-то  в  лабиринте  созвездий...  "О  нет!  Моя  Луна,  как  же  так?!.."  -  вопль  его  сердца  оглушил  его,  среди  еще  явственно  прочувствовавшегося  сожаления,  тоски;  он  осторожно  подошел  к  ней  снова.
"Луна...  Я  хочу  к  тебе  вернуться!  Неужели  ты  не  поняла  этого;  неужели  есть  вторая  ты?  Та,  которой  я,  до  сих  пор  мечтаю  и  надеюсь  на  это,  подарить  все,  что  не  успел  подарить!  Та,  которой  я  мечтал  подарить  общий  крошечный  новый  мир...  Живой  и  маленький...  Он  уже  живет  во  мне,  как  и  в  тебе...  зовет  нас,  меня  зовет...  Я  слышу  его,  чувствую....  Так  же,  так  же  как  невольно  чувствую  тебя,  так  же,  как  и  ты  все  еще  вопреки  всему  зовешь  меня!...  Я  чувствую,  что  не  хочу  терять  тебя  и  эту  маленькую  новую  жизнь,  что  уже  зародилась...  Это  черепашка  и  слонята  на  спинке  ее,  они  где-то  вдали.....Пойдем  к  ним,  я  решу,  где  мы  будем  растить  их,  их  мирок,  ты  постараешься,  и  я....Я  хочу  любить  его,  как  тебя!...  верь  мне,  моя  луна!."
Он  взял  ее  за  руку,  но...  отчего-то  Луна  слабо  вновь  стала  сопротивляться;  но  он  не  отпускал  ее...  Не  слушал  ее,  смотрел  на  нее  вновь,  еще  более  пристально,  никогда  еще  она  не  замечала  такого  взгляда  у  него!..
"Откуда  ты  знаешь  о  них?"  -  ахнула  девушка,  едва  не  теряя  сознания.
"Я  настолько  полюбил  тебя,  что...  Наверное,  никогда  не  забуду  твой  танец  однажды,  и  пение,  твои  глаза  и  лицо  в  тот  миг,  ту  музыку....  После  этого....  У  меня  все  сильнее  и  сильнее  было  желание  быть  с  тобой,  почувствовать  твое  сияние,  твое  тепло...  Физически  тоже  -  тем  более,  как  вспомню,  как  вижу  твои  глаза,  твои  губы,  шею,  плечи,  у  меня  сам  собой  взгляд  опускается  еще  ниже,  и  не  могу  себя  остановить,  мои  глаза  забираются  к  тебе  под  платье,  под  самый  животик,  именно  из-под  него  и  было  то  сияние,  что  зажгло  сердечко  черепашки  и  слонят,  их  мирка....  Это  правда..
"Что  ты  делаешь?"  -  прошептала  девушка,  краем  глаза  слабо  видя,  как...  закрутилась  созвездия  и  мелодия,  та  самая,  что    снова  возвращала  ее  в  полет...Сатурн  осторожно  обнимал  ее,  целуя  и  гладя,  стараясь  не  смотреть  на  высоту,  хаотичность  звезд,  отдалявших  их  снова  от  родных  планет,  оставлявших  их  самим  собой,  как  тогда...
"Ничего  не  бойся,  Луна...  я  хочу  быть  с  тобой!"  -  прошептал  он,  еще  сильнее  обнимая  и  сильнее  целуя....
"Я  тоже"  -  прошептала  чуть  слышно  она....
И  Звездная  феерия  отнесла  их  туда,  где  на  крошечной-крошечной  спинке  черепашки  смотрели  в  туманности  Бесконечности  четыре  слоника,  а  на  спинке  слоников....  Зарождались  новые  снежные  Светлые-светлые  леса,,  появлялись  первые  розовые  кады,  мягкие,  светлые  и  хорошие,  рыбки  и  птички...  Днем  над  этим  мирком  всходил  Сатурн  и  его  жители,  а  главное,  сам  он,  вожаком  ли  зверьков,  единорогом  ли....  или  самим  собой  его  хозяин  -  Сатурн  и  ждал,  когда...
Под  покровом  ночи  он  сможет,  хоть  немного,  побыть  с  ними  и  с...  белым,  прекрасным  существом,  той,  что  называется  так  же,  как  и  нежный  шарик  над  звездами  и  махоньким  новым  мирок  -  Луна...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=665020
рубрика: Проза, Лирика любви
дата поступления 10.05.2016

MМX

...  Тогда  из  ночного  окна  лился  мягкий,  бодрящий  белый  свет,  а  я,  маленький  и  снова  один  дома  и  немножко  в  грусти,  переключал  каналы  телевизора  в  поисках  мультиков...
Даже  не  знаю,  что  меня  привлекало  -  был  и  теплый  дом,  полный  сладостей,  игрушек,  но  ведь  они  меня  не  понимают,  не  двигаются  и  не  разговаривают;  часто  говорили:  "А  ты  представь,  что  твоя  плюшевая  собачка  с  тобой  гуляет,  перебирает  лапками  и  радуется...".  Но  я  ведь  видел  -  милая,  но  совершенно  неподвижная  мордочка  со  стеклярусами  глаз,  ее  пушистое  тельце  только  волочится  по  полу,  неинтересно...  По  телевизору  ж  все  кипело  движением,  красками,  сюжетами...
Вот  пестреет  травка,  светится  от  солнца,  и  так  приятно,  что  хочется  побывать  там  с  героями  мультика,  она  объемная,  дышащая  (видно  прорисовывали  тщательно)  и  ждешь,  что  же  будет  дальше...  Отчетливо  помню,  как  вздрогнул,  не  меньше  главного  героя,  услышав  приятный,  сказочный,  как  тихое  эхо,  голос;  вот-вот  он  обернется  -  и  я  увижу,  кто  это...  ни  одна  клеточка,  как  мне  казалось,  не  двигалась  в  этом  ожидании  и  в  то  же  время  неясная,  увлекающая  дрожь  так  и  пробирала  меня;  герой  обернулся  и  я  увидел...  До  сих  пор  не  могу  понять,  кто  она  была  (и  по  сюжету  мультика,  и  для  меня),  но  тогда,  совсем  маленьким,  первое,  что  на  ум  пришло:  "принцесса",  восхищающая  своей  необычностью  и  красотой.
Она  представилась  героям,  повела  их  за  собой,  спокойно  и  скромно  двигаясь  вперед  (я  следил  за  каждым  ее  шагом):  высокая,  выше  даже  самого  взрослого  из  героев,  с  переливающимися  белыми  волосами,  бровями  и  ресницами,  в  довольно  простеньком  и  открытом  фантастическом  платье,  явно  добрая;  часы  показывали  время  ужина,  с  кухни  звал  есть  вернувшийся  папа,  а  я  все  сидел  у  телевизора,  не  отрывая  глаз  от  "принцессы".  Ее  в  мультике  показали  очень  мало,  но  это  был  сериал  и  я  надеялся,  что  завтра  ее  увижу,  с  этой  мыслью  я  торопливо  ел  и  бежал  спать...
Мысль  была  одна:  "Как  бы  мне  снова  поскорее  хочется  увидеть  эту  девушку,  что  с  ней  будет?..  Может,  она  приснится  мне?".  Старательно  спешил  уснуть,  но  в  сон  попала  какая-то  скучная  ситуация,  вроде  как  я  спорю  с  товарищами  по  детскому  саду,  потом  мирюсь,  играю  с  ними,  а  они  уходят,  хотя  я  не  наигрался  с  ними,  сел  и  заплакал  (мне  было  грустно  без  той  девушки,  товарищей,  папы),  и  только  слышу  эхо  волшебного  ее  голоса...
А  тут  "дзинь"  -  пора  в  садик;  меня  одели,  отвели  и  поцеловали  с  обещанием  забрать;  но  этого  не  чувствовал,  ощущал  брезгливость  перед  холодными  манными  кашами,  нотациями  нянечки,  заставлявшей  учить  цифры  и  слова,  задирами-товарищами,  собственно,  друзей  не  было  там,  только  ожидание,  когда  меня  заберут,  я  смогу  увидеть  мультик  с  "принцессой"...  Едва  я  хотел  о  ней  подумать,  краем  уха  слышу,  воспитательница  отводит  нас  на  творческий  час  -  будем  рисовать,  раздали  карандаши  и  бумагу,  предложили  как  раз  изобразить  понравившегося  персонажа  мультика  -  я  со  всем  усердием  стал  водить  по  бумаге  штришками,  чтобы  передать  красоту  запомнившейся  девушки;  к  слову,  сериал  с  героями  и  с  ней  был  очень  популярен,  но  пару  раз  оторвал  взгляд  от  работы  -  мальчики  рисовали  роботов,  мечи,  главного  героя  и  его  друга,  девочки  -  его  подружку,  иногда,  в  сердечке,  тоже  главного  персонажа,  и  только  одна  нарисовала  ту  самую  девушку.  
Все  это  тоже  подсмотрели  и  подорвали  и  так  никакой  мой  авторитет,  дразня  девчонкой  и  толкая,  это  разозлило  до  слез,  что  меня  не  понимает  никто,  может,  только  девочка,  нарисовавшая  ее,  но...  На  похвале  ее  работы  мы  разошлись,  а  то  и  за  дружбу  с  этой  тихоней,  одинокой  в  группе  тоже,  мне  еще  больше  б  попало;  потому  я  быстро  отошел  за  полдничный  свой  компот,  ожидая  тихого  часа;  не  спалось,  бойкие  мальчуганы  перешептывались,  похихикивая  и  показывали  пальцем,  с  нетерпением  ждал,  когда  послеобеденный  отдых  закончится.  После  него  были  уроки  английского  для  малышей.  Тут  ко  мне  вернулся  энтузиазм,  поскольку  хороших  учеников  в  качестве  стимула  допускали  к  просмотру  мультиков,  и  не  просто  мультиков,  а  к...  Новым  сериям  того,  что  мне  так  полюбился  из-за  необычной  девушки.  Я,  собрав  из  картонок  правильно  довольно  сложное  слово  "принцесса"  (это  было  мое  первое  слово  на  английском),  попал  в  число  этих  счастливчиков  и,  как  вчера,  в  предвкушении  застыл  перед  экраном…
Девушка  привела  героев  к  одному  важному  старичку,  он  потом  устраивал  им  испытания  и  она  в  них  участвовала,  а  потом...  Спустя  несколько  ее  появлений  ее  убили.  Я  долго  от  шока  не  мог  прийти  в  себя,  впервые  видя  смерть...  Ее  смерть;  мысль,  что  я  больше  никогда  не  увижу  ее  прекрасных  добрых  и  тихих  глаз,  розоватового  оттенка,  загадочной  походки  и  мерно  качающихся  точно  от  не  видимого  ветра  роскошных  белых  волос,  как-то  не  по-детски  впервые  обожгла  мне  сердце,  я  переживал  за  нее,  втайне,  не  решаясь  признаться  себе  в  этом,  хотел  тоже  с  ней  пройтись,  да  ее  нет!..  Вернувшийся  меня  забрать  папа  застал  меня  зареванным,  он  никогда  не  видел  меня  таким  (даже  когда  ломалась  любимая  моя  игрушка  или  мне  не  давали  конфеты,  или  когда  меня  обижали),  он  тотчас  пустился  в  расспросы  ребят  и  воспитателей  -  те  схитрили,  чтоб  избежать  недовольств  и  жалоб,  что  дети  меня  не  обижали,  только  девочка,  что,  быть  может,  понимала  меня,  рассказала  все  одними  глазами,  но  папа  и  не  глядел  на  нее,  повел  домой,  взявшись  за  допрос  меня...
Узнав,  что  я  так  убиваюсь  по  "принцессе",  он  лишь  усмехнулся  и  посоветовал  ее  забыть,  наблюдать  за  главным  героем  и  его  друзьями,  а  потом  делиться  своими  впечатлениями  с  другими  детьми,  должно  быть,  у  меня  в  тот  миг  был  охолодевший,  даже  чуть  злой  от  возмущения  взгляд:  ну  как  он  может  так  говорить,  притворяться,  что  все  в  порядке,  если  ее  убили!  Да,  конечно,  для  него  мое  огорчение,  вероятно,  не  более,  чем  расстройство,  чем  если  б  я  ему  рассказал,  как  внутри  моей  любимой  игрушечной  собаки  села  батарейка  и  она  больше  не  ходит  и  не  лает  -  легкий  каприз,  детство,  пустяк,  почти  не  касающийся  его.  Но  то  -  игрушка,  она  не  ходит,  не  говорит,  не  мыслит,  не  помогает  другим...  У  нее  нет  такого  волшебного  голоса  и  красивых,  конечно  волшебных,  но  живых  глаз,  грустивших  или  радовавшихся!..  Погруженный  в  это  размышление,  я  еще  долго  обливался  слезами,  почти  не  поев  и  от  отчаянной  тоски  бухнувшись  быстро  спать.
И  снова  я  ожидал  увидеть  ее  во  сне,  но  увидел  лишь  на  горизонте,  среди  той  самой  блестящей  травы,  казалось,  она  ждала  меня,  но  как  только  я  стал  ее  догонять,  медленно  пошла  вдаль,  кроме  того...  Вновь  этот  мерзкий  будильник;  началось  лето  и  я  дома  теперь  днями,  можно  смотреть  мультики,  спать  и  играть  в  свое  удовольствие,  а  впервые  это  меня  не  радовало,  ведь  больше  нет  той  "принцессы",  со  вздохом  я  встал  с  кроватки  и  отправился  завтракать  (папа  уже  был  на  работе).
Переступив  порог  кухни,  я  стоял  ошеломленный  -  прямо  передо  мною  у  окна  сидела  та  самая  девушка!  Правда  в  натуральную  величину  она  представилась  еще  выше,  чем  показывали,  безмолвно  стояла  она,  глядя  тихими  глазами  и  словно  ожидая  реакции  на  свое  появление.  "Ты  снова  со  мной!  А  я  думал,  тебя  убили!  Не  уходи  больше,  пожалуйста!"  -  вытирая  слезинки  счастья,  метнулся  я  к  ней  на  колени.  Незаметно  вернувшийся  папа  с  изумлением  увидел,  как  я  обнимаю  стул  (ему  смекнулось,  что  я  играю,  не  стоит  мешать).
А  я  не  играл,  я  был  с  девушкой  (мне  нравилось  имя  Ксэрри,  и  она  согласилась,  чтобы  я  ее  так  называл,  кто  она,  так  и  не  узнал,  да  и  не  надо  мне  это  -  я  снова  видел  ее  очень  красивые  черты  и  мне  было  этого  достаточно,  иногда  она  оставалась  меня  ждать,  когда  я  уходил  по  делам  или  общаться  с  папой,  но  когда  я  возвращался,  я  забывал  обо  всем  с  ней  -  мы  могли  вместе  играть,  рисовать,  учиться,  гулять,  кушать  и  засыпать  (даже  во  сне  мы  были  неразлучны)...
Я  помню  каждую  нашу  игру  и  сон;  раз  она  придумала  мир,  в  котором  мне  можно  быть  тем  самым  главным  героем  мультика,  ту  самую  переливающуюся  травку,  замок,  в  который  она  меня  привела,  все  было  мне  незнакомо  и  спросил:  "Как  открывается  эта  воображаемая  дверь?";  что-то  в  первый  раз  мелькнуло  украдкой  у  нее  на  лице,  всегда  спокойном  и  милом,  может,  обида,  может,  осознание  того,  что  я  стал  вспоминать  и  вместе  с  этим  -  забывать,  где  реальность;  я  не  знаю,  одно  помню,  когда  я  с  Ксэрри  -  я  счастлив...
А  шли  времена,  незаметно,  от  садика  к  школе,  от  школы  к  институту,  я  все  сильнее  привязывался  к  этой  странной  девушке,  что  появлялась  только  мне,  и  понимал  ее  лишь  я;  конечно,  за  это  время  я  вырос,  но  все  равно  доходил  ей  до  немного  выше  пояса,  жил,  как  и  раньше,  только  чуть  иначе  -  вставал,  ходил  на  скучные  лекции  и  в  переменах  рассказывал  Ксэрри  о  том,  как  все  мне  надоели  (и  вправду,  без  нее  даже  подаренное  папой  окно  в  мир  в  виде  планшета  с  его  социальными  сетями,  фильмами,  музыкой,  играми  и  прочим  быстро  надоело);  все  от  меня  шарахались,  слыша  мои  увлеченные  беседы  с  пустотой,  девушки  смеялись  и  кокетничали  с  другими,  хотя  сама  "принцесса"  говорила:  "Тебе  б  уже  пора  завести  девушку...  Или  хотя  бы  друзей  или  питомца...  Зачем  ты  пропадаешь,  ведь  ты  славный  и  многое  можешь  достичь,  чего  захочешь?.."
Я  не  слушал  ее,  не  слушал  отца,  советовавшего  не  прозябать  в  лучшие  годы  жизни,  пока  она  у  меня  есть  (из-за  моего  знакомства  с  волшебной  девушкой,  вернувшейся  ко  мне  из  мультика,  я  совершенно  забыл  о  своей  неизлечимой  болезни;  без  нее  мне  казалась  скучна  природа,  даже  книги  и  фильмы,  хрупкую  росу  на  свежем  лепестке  я  считал  почти  искусственной  и  простой,  само  собой  разумеющимся  и  не  касающимся  меня,  встречавшихся  мне  бездомных  щенят  я  не  жалел,  может,  просыпалось  краем  крупица  желания  взять  себе  четвероного  друга,  но...  Я  же  понимал,  что  он  умрет,  или  я  -  раньше  него,  от  него  хлопоты  вместе  с  радостью,  и  я  не  хотел,  страстно  не  хотел  отдавать  внимание  кому-то,  кроме  того,  кто  был  мне  самым  близким  и  преданным  существом  -  я  любил  только  Ксэрри...
Потихоньку-потихоньку  я  принимал  осторожно  это  чувство,  оно  впилось  в  меня  в  один  миг  осколком  неведомого,  приятно  ранившего  стекла,  и  невольно  улыбался,  радовался  невидимым  каплям  моей  крови,  утекающей  жизни,  любуясь  в  постели  (я  с  годами  становился  только  слабее)  стоявшей  в  лунном  свете  ее  почти  совсем  белоснежной,  нежно  переливающейся  фигурой.  Чувствовал,  она  была  задумчива,  как  и  чаще  в  последнее  время.  "Ксэрри"  -  шепотом  позвал  я,  ожидая  ошеломляющей  минуты,  когда  смогу  закрыть  глаза,  обняв  ее  и  прижимаясь  щекой  где-то  к  концу  выреза  ее  платья,  не  так  далеко  от  пояса,  в  такие  минуты  мне  хочется  превратить  эти  мгновения  в  бесконечность,  впиться  в  Кэрри  с  головой,  перенестись  с  ней  в  удивительную  страну  волшебства  и  вечной  сказки;  она  не  подходила...
Я  испуганно  вскочил  с  постели  и  подбежал  к  ней:  "Ты  обиделась?..  Прости,  прости  меня,  что  я  иногда  вынужден  оставлять  тебя  на  эту  бессмысленную  учебу,  нравоучения  отца,  посещения  психиатров,  еду...".
"Это  -  жизнь...  И...  Похоже,  я  отнимаю  ее..."  -  донеслось  печальное  эхо  ее  мягкого  голоса,  она  опустила  взгляд  на  меня  и  наклонилась  ближе:  впервые  я  увидел  ее  слезы,  столько  лет  сдерживаемые.  "Я  пришла  к  тебе  еще  маленьким,  воскресла,  чтобы  утешить,  но  ты  воспринял  меня,  в  сути,  воображаемое  создание,  как  живое,  ты  не  хотел  меня  отпускать,  ведь  полюбил  еще  ребенком...  Я  помню  твои  слезы,  чувствовала,  как  переживал  по  мне,  пока  я  жила  в  мультике,  и  я  пришла  ради  твоей  улыбки,  она  тоже  пленила  меня...  Но  ради  этого  одного  и  краткого  счастья  ты  со  мной,  только  со  мной...  Мне  не  трудно  снова  создать  мирок,  где  вместе  кормим  райских  птичек  или  в  котором  летаем  на  Пегасе,  но..."
Пока  она  говорила,  я  с  дрожью  ужаса  замечал  перемену:  ее  изумительный  ослепляющий  блеск  стал  медленно  слабеть,  а  тело  становилось  призрачным,  чуть  заметно,  но  неумолимо,  я  слушал,  предчувствуя  недоброе,  судорожно  обняв  ее  так  осторожно-сильно,  как  мог,  перебивая:  "Не  говори  мне  этих  слов,  я  не  могу  потерять  тебя  во  второй  раз!!!  Взгляни  на  меня,  Ксэрри,  я  живу  тобой,  от  меня  почти  отказался  отец,  у  меня  никого  нет,  только  ты...  Вспомни,  как  весело  мы  наказывали  твоего  убийцу  в  игре,  как  смеялись  под  радужным  снегом  во  сне,  гладя  веселых  моржей,  как  танцевали  по  лунным  зеркалам,  только  ты  и  я...  Я  хочу  это  повторить,  слышишь,  хочу,  чтобы  так  было  всегда!  В  сути,  ты  мое  первое  желанное  слово,  первый  рисунок  -  я  твой  хозяин,  ты  смеешь  меня  ослушаться?!..".
Я  не  понимал,  что  говорил  и  творил,  в  какой-то  безумной  попытке  забрать  ее,  в  себя,  не  отдавать  никому,  ни  холодному  ветру,  ни  дождю,  капли  которого  она  любила  превращать  в  сценки,  где  я  играю  с  ребятами,  а  я  мог  повернуть  сюжет,  как  захочу,  я  бросился  целовать  ее  -  в  подбородок,  обведенный  обручем  небольшой  короны,  соединенной  с  большими  серьгами-кругляшками,  в  шею  (словно  желая  убежать,  она  встала,  но  я  не  отпускал,  продолжая  ласкать  чуть  выше  пояса,  докуда  доставал,  смачивая  слезами  (в  щелку  двери  папа  и  санитары  наблюдали,  как  я  судорожно  целую  подушку  у  окна).
Ксэрри  старалась  даже  сделать  над  собой  усилие,  чтобы  отвечать  мне  и  не  таять,  но  мистически  лунный  свет  набирал  сияние,  забирая  ее  собственное,  ее  мягкий  голос,  все  так  же  эхо,  слабел,  она  упала  мне  на  руки,  борясь  с  собой,  чтобы  не  потерять  сознание,  а  я  гадал,  как  ее  спасти,  чем  может  быть  вызван  полет  вихря  незримой  вечности,  что  вот-вот  унесет  ее?  Вот  бешено  закрутились  будто  часы,  посылая  его,  я  бросил  их  с  силой  на  пол  (в  запертую  комнату  обеспокоенно-усиленно-сурово  застучали);  хлопало  окно,  ветер  грозился  унести  рисунок  с  ней  (я  бешено  закрутил  наглухо  ручку  окна;  но  моя  "принцесса"  становилась  все  слабее.  Она  дотянулась  рукой  до  какой-то  тени  в  полумраке.
Хоть  бы  это  был  нож:  без  нее  я  покончу  с  собой!  -  запальчиво-навязчиво  резанула  меня  идея  и  я  с  надеждой  пригнулся  ухватить  поднятое  ею  (отец  закричал  открыть  дверь  санитарам:  "Они  могут  тебя  спасти,  не  ползи  на  раму!").
А  я  не  полз  -  я  положил  туда  бережно  едва  дыщащую  девушку,  все  умоляя  судьбу,  по-детски  наивно,  горячо,  как  тогда,  не  забирать  ее  у  меня,  едва  доносился  ее  голос  эха:  "Помнишь,  ты  забросил  эту  игрушечную  собачку  с  тех  самых  пор,  как  познакомился  со  мной  через  мультик,  а  когда-то  играл  только  с  ней?..  А  вот  твоя  так  и  не  съеденная  конфетка,  как,  то  гуляя  после  школы  со  мной,  ты  забросил  ее,  ею  угостили  ребята,  ты  пошел  от  них,  ко  мне...  А  эту  книжку,  что  задали  в  институте,  ты  забросил  на  пыльный  шкаф,  хотя  тебе  нужен  и  нравился  тот  предмет...  Еще  не  поздно  себя  спасти  и  сделать  эти  простые  вещи...  Открой  глаза  -  у  тебя  есть  только  я,  но  больше  ничего...  Ты  отказываешься  от  жизни  ради  меня...  Не  надо,  прошу,  не  надо!  Я,  должно  быть,  так  тебе  надоела..."
Неправда!  -  хотел  было  крикнуть  мысленно  я  ни,  но...  Не  мог  -  часами,  ради  компьютерной  новой  игры  или  диска  модного  диждея  я  мог  забывать  о  Ксэрри,  а  когда  мне  это  надоедало  и  она  появлялась,  бродя  с  ней  по  жемчужному  мосту  нового  чуда,  придуманного  ею  для  меня,  я  скучающе  украдкой  зевал  и  думал,  а  может,  ну  его,  пойти  поговорить  ни  о  чем  с  товарищами...  Хотя  мне  это  так  все  надоело...  Меня  взял  стыд,  не  помня  себя,  я  упал  на  колени  перед  угасающей  девушкой  и  стал  умолять:  "прости  меня,  ты  дала  мне  друзей,  сказку,  любовь,  счастье,  ты  -  моя  жизнь...  Забери  меня,  мне  страшно,  за  мной  идут...  Не  умирай,  не  умирай!!!"
И  я  крепко  прижал  ее  к  себе,  надеясь  хоть  навсегда  запомнить  ее  тонкое  тепло...  Наткнулся  на  что-то  холодное  и  потное,  грязно-красное  (я  сжимал  кулаки  в  объятиях  до  крови;  вокруг  никого,  даже  Ксэрри,  осознав  это  я  плакал  горько-горько,  гладя  забытую  игрушку  (а  ведь  сколько  раз,  совсем  малышом,  я  обещал  собачке,  что  буду  только  с  ней);  книжку  (то  был  любимый  предмет  в  институте),  конфетку  (крохотный  миг  детства);  я  вспомнил,  что  мог  б  еще  пожить,  как  и  сколько  смогу,  у  меня  есть  папа,  что  так  меня  любит  и  беспокоится,  могли  бы  быть  друзья,  любимая  девушка,  они  б  научили  меня  любить  природу,  общество,  искусство,  мир,  хоть  он  порою  так  прост  и  привычен...
Прислушавшись  к  себе  я  понял,  что  это  только  слабое  утешение  самоиллюзии,  или  разочарование,  или  еще  чего  -  все  это  было...  И  не  было...  Все  это…  исчезло  для  меня…  с  прекрасной  принцессой  с  белоснежными  волосами  и  тихим  голосом  эха;  я  засыпаю  в  надежде  поймать  хоть  на  миг  ее  эхо  или  тень  на  горизонте,  перед  тем,  как  меня  объявят  унесенным  бесконечным  невидимым  вихрем...
...  Тогда  из  ночного  окна  лился  мягкий,  бодрящий  белый  свет,  а  я  снова  один  и  немножко  в  в  радости  –  вижу  ее  на  горизонте:  она  уходила,  казалось,  все  еще  ожидая  меня,  спокойно  и  скромно  двигаясь  вперед  (я  следил  за  каждым  ее  шагом):  высокая,  выше  даже  самого  взрослого  из  героев,  с  переливающимися  белыми  волосами,  бровями  и  ресницами,  в  довольно  простеньком  и  открытом  фантастическом  платье…  добрая,  тихая  и  хрупкая,  как  дымка  луны…

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=589537
рубрика: Проза, Лирика любви
дата поступления 24.06.2015

Пони- Каждый-С- миг :)

...  Вы,  наверное,  слышали  о  сериале  "Мой  Маленький  Пони:  Дружба  это  Магия",  и,  может  быть,  Вам  нравятся  эти  милые  лошадки  сказочной  страны  со  значками  на  крупе,  веселыми  друзьями,  захватывающими  приключениями?
Если  да,  то...  Ну  не  стесняйтесь,  признайтесь,  Вы  наблюдаете,  какие  разнообразные  игрушки  и  картинки,  игры  делают  с  Вашими  любимицами;  наверняка,  хоть  один  киндер-сюрприз  да  захотите  купить,  чтобы  стояла  рядышком  фигурка  любимой  Луны  или  Флаттер-Шай,  или  скажем,  Рэйнбоу-Дэш  иль  Пинки-Пай,  и  можно  было  их  гладить,  создавать  с  ними  коллекции  и  радоваться...
Либо  Вам  придет  в  голову  завести  на  компьютере  или  смартфоне  интернет  в  комплекте  с  прилагающейся  Вами  папочкой  файлов  -  здесь  можно  хранить  какие  угодно  рисунки  с  Твайлайт,  Эппл-Джек,  Рэрити,  Селестией  и  другими;  смотреть  полюбившиеся  серии  снова  и  снова  онлайн  или  из  сохраненного  Вами  архива,  без  всякой  рекламы  пони  будут  вновь  гулять  на  свадьбе  у  Королевы  Каденс,  изгонять  злого  духа  Найтмер-Мун,  проучать  обожающего  злого  шуточки  дракона  Дискорда,  танцевать  под  хиты  Винил  Скретч,  Октавии  и  Лиры,  угощаться  яблочками,  морковкой  и  пирожными,  дружить  и  ссориться  и  снова  дружить  ;)  ...
Если  захотите,  чтобы  Ваши  любимицы  всегда  были  с  Вами,  можете  в  разных-разных  играх  их  завести,  кормить,  расчесывать,  одевать,  как  Вам  нравится,  вместе  с  ними  преодолевать  опасности  и  побеждать  врагов,  кормить  новорожденных  малышей,  менять  им  крылья,  копыта,  цвет  глаз...  Если  все  это  о  Вас,  то...  давайте  представим,  что  происходит,  когда,  утомленный  и  счастливый,  Вы  ложитесь  спать,  что  в  это  время  делают  эти  волшебные  лошадки?  ...
Жиденько,  фазой  за  фазой  капает  белоснежный  шарик  неба,  с  последним  лучиком  он  расцветает  в  полную  силу,  радуясь  неслышной  мелодией.  За  ее  нотами  не  слышно  тяжелых  выдыханий  его  повелительницы.
-  Уф,  устала!  -  едва  проговорила  Луна,  поправляя  корону,  -  Целый  день  сегодня  пришельцев  сбивала  с  лунных  плит.
И  полетела  дальше.  Но  ее  слова  как  будто  разбудили  миллиарды  пони,  что  стояли  статуэтками,  плюшевыми  игрушками,  ждали  владельцев  в  экране  мониторов  и  в  кадре  серий,  в  мирках  игр;  настолько  разных  и  необычных,  что  приводят  в  изумление  сами  лошадок.
-  Мама  моя  Лорен!  -  восклицает  Твайлайт,  в  обоих  передних  ножках  держащая  по  соске,  -  Вот  владелец,  а!  Детей  мне,  значит,  наделал,  а  я  ночью  с  ними  одна  не  спи,  пока  он  высыпается!  -  и  она  помчалась  за  шторку,  где  ее  ждало  семеро  дивных,  еще  совсем  крошечных  жеребят  разных  оттенков  и  символов  на  попках,  пищащих  в  ожидании  молока.
-  Ты-то  хоть  не  спишь,  а  нам  спать  надо,  чтобы  с  хозяином  встретиться  во  сне!  -  гаркнула  ей  Винил  Скретч,  путаясь  в  пластинках,  синтезаторах  и  диджейских  установках,  едва  отряхнувшись  от  щепок  лиры,  которой  запустила  в  нее  нервничающая  одноименная  лошадка,  перебирающая  одним  копытом  струны  у  арфы,  другой  помогавшая  переворачивать  ноты  Октавии,  возившейся  с  настраиванием  скрипки.
-  О,  видала?  -  возбужденно  протараторила  Скретч,  явно  спеша  вместе  с  подругами-музыкантшами,  -  А  нам  еще  концерт  во  сне  давать  с  новинкой,  а  музы,  знаешь  ли,  не  спят...  Так  что  -  махнула  она  ножкой...  на  середине  тирады  -  Нам  бы  твои  пеленки  да  соски!..  -  и  красноглазая  лошадка  снова  удрученно  заперебирала  кнопки  драм-машины.
-  А  нам...  Хорошо,  а  нам...  Хорошо!  -  напевала,  явно  дразнясь,  Флер  Де  Лис,  прогуливавшаяся  под  ручку  со  скромно  опустившей  глаза  Флаттер-Шай  и  старательно  выцокивающей  модными  подковками  Рэрити,  все  трое  щеголяли  подвесками,  шелковыми  накидками,  юбочками  с  кофточками  или  платьицами,  усыпанными  стразами  всех  цветов  радуги  -  Нам  хозяин  купил  новую  коллекцию  и  мы  устроим  показ...
Их  довольную  песенку  прервала  киндер-сюрприз  Пинки  Пай,  несущаяся  на  всех  парах,  куда  глаза  глядят  с  ором:  "Заберите  меня  от  этих  сумасшедших!".  Все  лошадки  испуганно  обернулись  и  прижались  к  безопасным  местам  на  мониторе  или  полке  -  за  кучерявой  хохотушкой  по  пятам  следовала...  орда  таких  же,  кривляющихся,  квакающих,  смеющихся,  галдящих,  развеселых  Пинки!  Пони  ахнули  и  спрятались  кто  куда,  лишь  прошло  эхо  несущегося  розового  табуна:  "И  что  она  во  мне  нашла,  зачем  меня  было  столько  покупать?!  Что,  других  пони  нету,  кроме  меня?..  Спасите!  За  Пинки  Пинки  гонятся!!!  Караул!.."...
-  Уф,  дайте  отдохнуть  от  вас  хоть  ночью!  -  недовольно  буркнула  обычно  на  экране  веселая  и  добродушная  Эппл  Джек,  терпя  соседство  в  виде  плюшевой  игрушки  с  Дискордом,  Найтмэр-Мун  и  Кризалис;  они  были,  на  самом  деле,  общительными  и  милыми  созданиями  -  дракон  умел  показывать  добрые  фокусы,  Королева  врагов  лошадок  вне  сериала  писала  светлые  сказки,  а  призрак,  мучивший  сестру  Селестию,  был  глубоким  и  разносторонний  философом;  и  все  равно,  это  не  радовало  много  натерпевшуюся  от  них  пони;  скучающе  подперевшую  копытцем  щеку  и  не  слушавшую  их,  глядевшей  в  окно,  где...
Медленно,  одна  за  другой,  еще  хилее,  чем  рождаясь,  обесвечивались  фазы  луны,  и  одноименная  принцесса  их  страны  мелькнула  темно-синим  крылом  за  горизонтом,  чтобы...
Вернутся  вместе  с  ее  друзьями  -  волшебными  лошадками  сказочной  страны,  к  Вам,  в...
Пони  -Каждом-С-  Миге  :)  ...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=587342
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 14.06.2015

Письма на конфетной обертке

Со  временем  они  забудутся,  как  и  вкус  сладкого,  вернее  станет  только  привычкой,  отдаленным  приятным  маревом  на  душе;  таким  разным  у  одних  дверей  (маленькая  группка  детей,  по  приглашению  ожидала  у  кондитерской  фабрики).
Кто-то  из  них  горел  энтузиазмом,  неотличимо  перемешанным  с  жадностью  (должна  быть  дегустация  разных  конфет,  пирожных,  печенья,  зефира);  а  кто-то  пошел  просто  от  скуки,  потому,  что  невольно  надоело  сидеть  за  компьютером  и  в  сотый  раз  отвечать  однообразным-новым  людям.  Один  мальчик,  напротив,  капризничал  и  часто  поворачивался  в  сторону  дома,  компьютера,  за  которым  так  весело  было  играть,  периодически  угощаясь  конфеткой...
Аромат  их,  вероятно,  таких  разных,  с  начинками,  шоколадных,  желейных,  леденцов...  Он  просился  в  носики  и  память,  возвращая  к  сказкам  о  сказочных  шоколадных  фабриках,  на  которых  послушным  детям  дают  приз,  и  это  немного  приободрило  ожидание,  кроме  тех,  которым  было  все  равно.  Наконец,  дверь  открылась;  вышел...  обыкновенный,  скромно  одетый  юноша  с  робкой  улыбкой.  Представившись,  он,  вместо  обещаний  чуда  и  призов,  кратенько  рассказал,  что  нужно  держаться  вместе  и  осторожно,  провел  перекличку  и  повел  за  собой...
Где-то  внутри  его,  наверное,  тоже  росло  разочарование  и,  быть  может,  стыд  -  все  так  банально  -  машины  неинтересно  гремели  искусственными  руками  и  пикали,  мигая  ненастоящими  глазами,  встречая  гостей  равнодушной  гигантской  шеренгой;  одни  цеха  сменялись  другими,  и  не  было  никакого  волшебства,  шоколад  не  лился  рекой  и  не  росли  на  ее  берегах  причудливые  сливочные  с  глазурью  деревья...
К  концу  экскурсии  дети  не  чувствовали  ничего,  кроме  раздражения  и  убеждения  в  том,  что  средства  на  пригласительные  билеты  потрачены  зря,  ничего  нет  интересного  и  нужного,  даже  в  сластях  (кто  уж  стал  возиться  с  мини-компьютером,  кто  высказывал  недовольство  родителю  и  тянул  его  к  выходу;  даже  не  подумав,  что  необходимые  на  лекарства,  пропитания  и  одежду  деньги  вложены  в  билет  для  них);  все  было  привычно...
Но  вот,  наконец,  юноша  сказал  о  награде,  в  глазах  посетителей  загорелся  алчно-радостный  огонек;  все  с  нетерпением  стали  искать  взглядом  золотых  конфет  на  память  или  лотереи,  или  бесплатных  пригласительных  на  другую,  поинтереснее,  фабрику,  наконец,  фокуса.  Юноша  же  только  подвел  к  большому  столу,  накрытому  тканью  и  отдернул  ее  -  вполне  скромно,  но  богато  лежали  на  нем  в  блюдцах  белый,  обыкновенный,  розоватый,  апельсинового  оттенка  шоколад,  в  голосочку  разных  цветов,  точно  как  шкурки  далматинца,  конфетками,  шариками  мороженного,  пирожными  и  кусочками  тортиков;  причудливой  начинки  и  формы  вафли,  печенье,  мармелад,  желе,  крема...Хозяин  фабрики,  галантно  склонившись,  пригласил  детей  и  взрослых  угощаться,  и  сам,  скромно  чуть  пробуя  ближайшую  шоколадку,  наблюдал  за  ними.
Многие  торопливо  запихивали  всевозможные  сладости  за  обе  щеки,  набирали  их  в  пакеты,  чтобы  унести  домой,  некоторые  безразлично  ходили,  прицениваясь  и  недовольно  морща  нос,  другие  фотографировали  и,  в  лучшем  случае,  съев  быстро  одну  несчастную  конфетку,  спешили  домой,  даже  не  обернувшись  на  юношу,  или  буркнув  на  бегу  "Спасибо"  (потом,  конечно,  и  вспоминание  о  фабрике  вытеснят  телевизор,  компьютер,  сплетни,  подсчет  денег  и  еды;  привычная  суета  и  редкое  наблюдение  за  прохожими  и  машинами  из  окна,  и  то,  чтобы  оценить  выгодно  ли  так  или  иначе  одеться)...
Юноша  остался  один,  с  машинами,  путем  математики  и  физики  рождающими  искусство,  которое  можно  потрогать  и  даже  съесть;  залы  опустели,  хотя  также  ярко,  как  и  при  толпе,  горели  сотни  ламп;  одинокие  шаги  его  стали  тонуть  вдали,  он  приготовился  закрыть  дверь,  как...
Услышал:
"Вы  настоящий  волшебник,  спасибо  огромное!"  -  произнес  позади  тихий  голос,  принадлежавший  невысокой,  едва  подросшей  девушке  с  внимательными  глазами  и  коротко  подстриженной.
Юноша  остановился  и  долго  не  мог  найти  слов  -  искренность  и  скромность,  простая  благодарность  коснулась  его  слуха,  точно  он  и  вправду  показывал  фокусы,  катал  на  лодке  по  шоколадной  реке  и  мастерил  жвачку  три  блюда,  ириски  для  волос,  нетающее  мороженное  и  другие  чудеса;  он  долго  смотрел  на  девушку  и  не  мог  поверить  своим  ушам  -  она  говорила:  "Спасибо,  Вы  нас  любите".
И  почувствовал,  что  стыд  и  разочарование  сменились  другим,  мягким  и  неповторимым,  он  старательно  хотел  удержать  мгновение  осознания  этого  как  можно  дольше,  ведь  тогда  оно  такое  же  чистое  и  волшебное,  как  и  то  простое  признание;  и  в  глубине  сердца  откликнулось  -  все  правда,  что  увидел  он  -  конфетку  не  полюбишь  просто  за  то,  что  она  есть,  банально  захочешь  ее  съесть,  и  знаешь,  что  ничего  не  теряешь,  ведь  есть  другие,  и  их  можно  попробовать...
Он  высказал  это  девушке,  тихо,  осторожно,  боясь  спугнуть  это  ощущение  сказки  среди  обыкновенного,  светлых  переливов  незримого  солнышка,  чувствуя,  как  умиротворенно  и  по-новому  точно  запускаются  в  воображении  машины,  порождая  новые  причудливые  сладости;  и  даже  не  из-за  денег,  он  вправду  любит  ее,  детей,  родителей...  Не  смотря  на  то,  что  они  и  не  вспомнят  о  нем  (немножечко  грустно)...  Юноша  с  тревогой  тронул  струну  грусти  к  себе,  преградой  ставшей  на  пути  к  тихому  и  невидимому  чувству  волшебства  внутри  себя...
"Я,  увы,  не  смогу  любить  тебя  так  сильно,  как  хотел  бы  -  едва  не  шепотом  сказал  он  девушке,  внимательно  смотревшей  и  тихо  слушавшей,  -  Мне  мешает  мое  "я".  Ему  подавай  и  внимание,  и  амбиции,  и  чувство  удовлетворенности  тем,  что  мне  в  сущности,  только  кажется...  Как  это  больно  и  стыдно,  но  я  жил,  совсем  не  замечая  этого...  Как  вот  многие  тут  ели  конфетку,  и  даже  не  подумали,  что  любят  ее  из-за  вкуса,  вкус  мешает  им  любить  ее  просто  так...  Прости  меня"  -  сказал  он,  тихонько  проведя  рукой  по  ее  щеке  и,  незаметно  положив  в  руки  вылитую  из  жемчуга  конфетку  с  крошечным,  сияющим  сердечком,  посоветовав  уходить  домой,  ведь...
Время  тогда  для  них  пролетело  быстро,  пока  они  просто  смотрели  друг  на  друга,  неторопливо  рассуждая  и  гуляя,  на  улице...  Была  та  же  толпа,  машин  и  людей,  только  подсвечиваемая  огнями,  зажженными  в  надвигающемся  полумраке;  девушка  смотрела  задумчиво  на  них  и  мысленно  не  расставалась  потом  с  вспоминанием  о  сказке  среди  обычного,  том  юноше  и  его  в  сущности  простой  и  вместе  с  тем  волшебной  кондитерской  фабрике,  о...
Блестинке,  что  закралась  в  сердечко,  сверкающее  в  ночных  огнях,  как...
Письма  на  конфетной  обертке...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=587341
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 14.06.2015

Спулька

...  Нежась,  он  все  ближе  и  ближе  тянет  к  своей  мордочке  одеяльце,  пока  с  головой  не  укрылся;  ведь  крылатый  и  мягкий,  как  подушка,  бог  всех  спулек,  он  знает,  будет  очень  не  рад  появления  солнышку...
Вот  уж  защелкали  утренние  цикады,  а  Вжик  от  наслаждения  топотал  лапками  по  кроватке  (ему  снилось,  как  он  скачет  по  лугам  и  лесочкам  на  белоснежном  восхитительном  кузнечике,  с  маленькой  коронкой  на  голове,  букетом  ягодок  к  любимой  Квинни)...  И  совсем  не  замечал,  как  на  лошадиный  маневр  что-то  цокотало  в  мастерской  Гаечки,  явно  готовившей  нечто  интересное...
Мушка  предвкушал  увлекательную  прогулку  с  обожаемой  пчелкой  по  медовым  садам,  мостикам  из  сот,  где  причудливыми  пушинками  в  воздухе  витает  пыльца;  носик  ее  ловил  восхитительный  сладкий  аромат,  усики  радостно  шевелились  (а  где-то  там,  за  пределами  радуг  сна  Рокфор  так  же  радостно  поправлял  ус,  помешивая  густую  подливку  из  сыра,  смешанного  с  кусочками  малины)...
Малыш  вместе  с  Квинни  все  гулял  и  гулял,  не  замечая  часов,  никогда  он  не  был  таким  счастливым,  и  представлял  себе,  что  этот  миг  будет  с  ним  всегда,  этот  восхитительный,  прекрасный  миг,  и  это  лучше,  чем  горделивые  улыбочки  Чипа  и  Дейла  (они  устроили  фотосессию  по  поводу  придуманного  юбилея  поимки  первого  бандита);  Вжик  все  спал  и  спал,  не  замечая  ничего...
И  тут...  Что-то  осторожно  потрепало  ему  щечку.  Зеленый  кроха  испугался,  что  вот-вот  он  проснется  и  навсегда  потеряет  мгновение  прогулки  с  любимой;  от  осознания  этого  он  усердно  уткнулся  пухлыми  щечками  в  подушку;  в  его  головке  была  лишь  одна  мысль:  "Никогда  больше  не  повторится  такого!  Спать!  Спать  хоть  целую  вечность,  но  быть  там,  с  Квинни  и  в  медовом  саду!"..
Он  страстно  сжал  крошечными  ручками  одеяло,  как  бы  умоляя  его  поглотить,  забрать  из  этой  скучной,  однообразной  реальности,  где  не  покататься  на  белом  кузнечике,  не  скушать  ягодок  с  половинкой  и  не  полюбоваться  вместе  с  ней  на  переливы  пыльцы  в  лунных  лучиках;  а  та  же  самая  ручка,  что  касалась  его  щечки,  теперь  стала  легонько  трясти  его,  все  чаще  и  сильнее...
Но  Вжик  не  сдавался  -  он  ворочался,  ползал  в  лабиринтах  одеяла,  старательно  зажмурив  глазки;  однако  вынужден  был  их  открыть,  услышав:
-  Спулька,  у  нас  сюрприз  для  тебя!
Малыш  нехотя  открыл  глаза:  перед  ним  стояли  бурундучки,  мыш  и  мышка;  со  счастливыми  мордочками;  ему  стало  даже  досадно  -  какой  там  "сюрприз",  если  он  больше  не  с  Квинни?!  И  все  же,  что  скрывать,  он  вынужден  был  себе  кисловато-с  надеждой  признаться,  что  слово  звучало  многообещающе.  Итак,  Вжик  откинул  одеялко  и  пошел  к  друзьям,  в  глубине  души  вспоминая  все  каждую  секунду  неповторимого  сна...
Все  ожило  из  него!  Мушка  терла  глазки  кулачками,  так  не  могла  она  им  поверить  -  в  мастерской  Гаечки  стоял  прекрасный  механический  кузнечик,  как  раз  для  него,  и  тоже  белый!..  Новинку  подкрепляли  вкусные  вареники  от  Рокфора  с  изумительной  сладкой  подливкой  и  просмотр  фотографий,  где  Чип  и  Дейл  изображали  фигурки  пчел-королей  (точно  такие  же  кроха  видел  в  медовых  садах!).  Вжик  никогда  не  был  так  счастлив:  все  снова  с  ним,  кроме  Квинни...
Малыш,  приняв  сие  горькое  знание  в  сердце,  опечаленно  опустился  и  всхлипнул;  да,  все  же  есть  вещи,  что  не  вернуть  -  тихонько  опять  зашептала  ему  душа,  маня  ко  сну,  может,  опять...  Конечно,  он  был  рад  и  искренне  поблагодарил  друзей,  но...  Без  милой  пчелки,  да-да,  это  было  совсем  не  то...  Чтобы  хоть  как-то  утешиться,  он  съел  пару  вареников,  покатался  на  кузнечике,  глянул  раз-другой  на  фото,  и...  зевнул  (когда  у  Вжика  тоска,  ему  всегда  хочется  уснуть  быстро  и  надолго)...
Вот  знакомое  море  одеяльца,  крупный  цветок  подушки,  и  предвкушение  возврата  к  сказке,  медовым  садам,  а  главное,  к  возлюбленной;  подстегиваемый  этими  мечтами,  малыш  вновь  закрыл  глаза  и  уж  стал  погружаться  в  сон,  как...
-  Спулька!  Пошли  гулять!
...И  этих  двух  слов  было  достаточно,  чтобы  Вжик  вылетел  пулей  из  кроватки  (голос  был  Квинни)...  И  вправду  они  пошли  гулять,  он,  пчелка,  Рокки,  мышка,  Чип  и  Дейл...  Любовались  переливами  медовых  лепестков,  мостика  и  из  сот,  статуями  и  легкой,  как  перышки,  пыльцой,  что  искрилась  так  же  чудно,  как  и  приснилось  это...
Спульке...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=586592
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 10.06.2015

Сцена удовольствий

С  наступлением  темноты  она  выглядела  причудливо,  до  сих  пор  такого  не  помнили,  теперь  в  том  театре  стоят  аромат  не  грима  и  костюмов,  не  декораций...
Мальчик  в  костюме  официанта  и  со  злющими  глазами  нервно  помешивал  соусы  в  кастрюле,  другой  рукой  он  перелистывал  поварную  книгу,  глаз  его  косился  на  часы  -  вот-вот  грядет  премьера...
Сидящий  неподалеку  юноша  (его  брат)  слишком  хорошо  знал  этот  взгляд,  чтобы  покинуть  то  состояние  дурного  предчувствия;  издали,  как  сквозь  туман,  проступали  гневные  оклики  "идти  готовиться,  а  не  валять  дурака";  интересно,  за  его  не  очень-то  и  долгую  жизнь  уже  думать  -  "валять  дурака"?  Что  ж...  Хоть  бы  он  проиграл  эту  выдумку  и  тем  самым  проучил  младшего,  с  ором  потребовавшим  от  него  подчинения...
Он  ушел  за  кулисы  сцены  и  снова  стал  думать,  там,  где  этого  никто  не  запретит:  несмотря  на  мелькающие  огни  современности,  неонов  города,  ощущалось  присутствие  древних  времен,  тех  самых,  где  прихоть  богачей  требовала  гибели  и  страданий  бедных,  и  все  ради  хлеба  и  зрелищ...  Какое  совпадение,  он  обязан  дарить  "зрелища"...
Он  приподнял  кулисы  -  потихоньку  заброшенный  театр  заполнялся  -  богатые  и  не  очень,  молодые  и  постарше,  все  заполоняли  женщины;  с  приветливой  улыбкой  скупца  у  дверей  каждую  встречал  мальчик,  принимал  верхнюю  одежду  и  приглашал  уютно  расположиться  в  кресле,  с  поклоном  протягивал  листик  с  меню.
Злющие  глаза  еще  раз  зыркнули,  как  бы  говоря:  "Или  ты  делаешь,  как  я  сказал,  или  я  сдам  тебя  полиции,  как  будто  тебе  не  подбросили,  а  ты  сам  хотел  реализовать  эту  контрабанду!";  выбора  не  было  (без  него  малой  останется  совсем  один  и,  вероятнее  всего,  ударится  в  преступность,  чем  загубит  свою  жизнь).
Пока  в  старом  магнитофоне  играла  музыка,  он  оглядывался,  как  бы  выступить  перед  публикой  в  первый  раз;  до  уха  доносился  сюсюкающий  голос  мальчика,  предлагающий  десерты  и  уверяющий  посетительниц,  что  это  место  они  полюбят;  ("Да  уж,  полюбят...  За  что  можно  любить  яд?  Только  за  то,  что  он  выглядит  интересно?"  -  в  это  время  проносилось  у  него  в  голове,  оценивающего,  не  слишком  ли  безвкусен  плащ  от  костюма).
Будто  сами  собой  включились  рампы,  разноцветные  крохотные  искусственные  звездочки,  и  захотелось  думать,  что  сейчас  начнется  сказка,  старая,  добрая,  где  нет  преследований,  долга,  позора  и  разочарований,  где  все,  как  в  детстве,  сквозь  щелку  свободно  колыхающегося  занавеса  он  смотрит  и  узнает  эти  частички  -  вот  мелькнула  пицца,  вот  любимый  еще  ребенком  салат  с  помидорами;  ныне  внезапно  изменилось  все...
И  как  бы  осталось,  как  прежде  -  он,  точно  маленький,  слушается…  младшего  брата,  из  любопытства,  хоть  и  сам  боялся  в  этом  себе  признаться,  погружается  в  непонятный  спектакль  с  миражами  в  главной  роли...  он  надвинул  шляпу-цилиндр  на  глаза;  опустив  взгляд  и  готовясь  выйти  на  сцену  (брат  фальшью  конферансье  объявил  его  выход  и  скользнул  к  магнитофону  -  включить  песню  погромче)...
Женщины  захлопали,  слепящий,  направленный  в  него  луч  света  превратил  зрительный  зал  в  океан  теней,  перешептываний,  и  только  мелкая  фигурка  в  костюме  официанта  моталась  из  стороны  в  сторону,  с  пустыми  и  вновь  заполненными  подносами,  напоминая  не  то  акулу,  не  то  фантом,  у  жемчуга  бывает  фантом?  Он  хотел  задуматься  об  этом,  но  вспомнил,  что  время  начинать...  
Двигался  он  медленно,  стараясь  спрятать  лицо,  сердце  было  переполнено  противоречивым  тем  же  чувством,  что  все  идет  как  надо,  и  ощущением,  что  реальности  пересекаются,  мешая  друг  другу...  Стараясь  ловить  такт  музыки,  он  следил  за  собой  очень  внимательно  и  замечал  каждую  ниточку  новую  дрожи...
Не  понимая,  почему,  он  стал  цепляться  за  каждую  нитку  музыки,  как  бы  забыться,  спрятаться  от  неотвязчиво  следующего  за  ним  луча,  он  желал,  жаждал,  чтобы  рисующиеся  мелодией  ночь  и  синие  мягкие  облака,  тот  туман  был  не  бутафорским,  чтобы  скрыл  его,  как  утопающий,  он  возвращался  к  мыслям  о  брате,  о  морском  хищнике,  каким  представлялась  его  куцый  силуэт  среди  рядов;  шелест  аплодисментов  все  усиливался,  как  накатывающая  волна...  
По  завершению  "номера"  юноша  упал  как  подкошенный  на  одно  колено,  уронив  голову  на  грудь  и  стараясь  не  глядеть,  как  на  сцену  летят  деньги,  украшения,  конфеты...  Занавес  опустился,  за  ним  оживленно,  под  впечатлением  переговаривались  дамы...  
После  их  ухода  и  закрытия  театра,  он  еще  долго  сидел  и  глядел  на  пустую  сцену,  она  казалась  мертвой,  без  музыки,  пронзающего,  как  меч,  луча,  движений,  костюма,  она  стала  безжизненной,  именно  когда  на  ней  появились  эти  награды,  украшения...  
Брат,  несмотря  на  то,  что  еще  был  маленьким,  выпивал  и  довольно  предлагал  оторваться  от  мытья  посуды  совместной  выпивкой,  подбадривал  и  хвалил,  сулил,  что  они  разбогатеют...  Юноша  не  слушал  его  и  продолжал  думать  -  что  это,  в  итоге,  принесет,  вернет  в  эпоху,  когда  богачи  убивали  бедных  ради  удовольствия,  или  это,  бессмысленное,  в  воздухе,  тут?..
С  лучами  солнца  младший,  примостившись  на  искусственном  троне,  сопел,  набираясь  сил  перед  готовкой  блюд,  он  все  не  спал,  обдумывая,  в  каком  образе  выступить  перед  публикой  сегодня...  Это  стало  его  усталостью,  ширмой,  за  которой  можно  спрятаться  от  чувства  собственного  рабства  перед  реальностью,  он  вспоминал  с  ужасом  аплодисменты  и  восторженные  крики  женщин,  и  ему  надо  какая-то  иллюзия,  чтобы  привыкнуть  к  нему,  ему  страстно  хотелось  иллюзии...
Он  подошел  к  зеркалу:  вроде  бы  ничего  особенного  -  светло-коричневые,  с  желтоватым  оттенком  глаза,  почти  белые  волосы,  шрам  на  губе  (брат  дал  по  лицу);  худая  фигура  и  чем-то  костлявая,  он  казался  себе  сказочным  существом,  уродливым  и  загадочным  одновременно;  скорее  закрыть  глаза,  не  видеть  треснутого  стекла,  этого  создания...
На  следующий  вечер,  когда  снежком  сыпались  сласти  из  кокосовых  крошек  и  белоснежные  крема,  мороженное  из  белого  шоколада,  и  музыка  побуждала  к  мысленной  прогулке  в  снежной  долине,  ветер  словно  перебирал  по  невидимым  струнам  пальцами  из  розовых  лепестков,  юноша  вдохновился  этим  и  ловил  их  руками,  как  будто  это  была  последняя  частичка  его  чистого,  безмятежного  сна  (где-то  в  его  лабиринтах  он  увидел,  как  снежинки  становится  перышками,  те  складываются  в  крылья,  он  хочет  улететь  к  светлому,  свободному  небу,  но  едва  его  рук  коснулись  снежные  перья,  он  упал,  оцепенев  от  холода,  взгляд  его  все  глядел  в  небо...)
Так  же  он  глядел  на  луч,  он  хотел,  чтобы  его  полупрозрачная  тропинка  вывела  его  из  надвигающихся  когтей  неведомого  кошмара,  не  то  алчности,  не  то  тщеславия,  все  перемешивалось  в  абсурд,  еще  большие  восторги,  аплодисменты  клиенток  (некоторые  из  них  приходили  во  второй  раз);  преодолевая  никуда  не  девшуюся  дрожь,  юноша  вышел  в  костюме  сказочного  героя  мрачной  сказки,  о  которой  любят  мечтать  женщины...
Они  бросали  еще  больше  денег,  срывали  с  себя  украшения  и  кидали  на  сцену,  давали  огромные  чаевые  брату,  при  ходили  каждый  вечер  и  до  самого  утра  сидели,  обсуждали  мои  выступления,  блюда,  театр  в  целом,  жизнь...
В  ней  тоже  меняли  они  декорации  (предметы  роскоши),  маски  (как  они  вели  себя  с  поклонниками,  симпатичными  женатыми  или  холостыми  начальниками),  блюда  (наряды,  драгоценности,  косметику);  и  он  поймал  себя  на  мысли,  что,  выходит,  он  проигрывает  борьбу,  потакает  этому  надвигающемуся  хаосу  перемешанных  страданий  одних  и  удовольствий  других;  стыд  на  мгновение  его  движений...  
Дамы  подумали,  что  это  сценическая  задумка  и  еще  громче  стали  выражать  благодарность  и  скрытую  жажду  продолжения  его  выступления;  юноша  за  все  время  поднял  на  них  глаза  -  вместо  красивых  и  причудливых  причесок,  макияжа,  одеяний,  ему  виднелись  только  искаженные  очертания  не  то  сирен,  не  то  фурий;  подсознание  подсказывало  ему,  что  если  он  не  повинуется  и  не  отпустит  поводья  своего  разочарования  и  бессилия,  они  заберут  его,  полностью,  в  черный,  затягивающий  туман...
И  он  больше  никогда  не  увидит  брата,  что  в  пьяном  угаре  принимался  материть  его  за  робость  в  качестве  шутки,  и  красивый  луч,  что  был  как  одеяльце  для  его  тревог  и  боли;  юноша  даже  не  понимал,  почему  он  так  полюбил  его,  иногда  меняющий  цвет,  в  котором  витали  отблески  тех  маленьких  звездочек,  искусственных...
Они  и  дальше  продолжали  гаснуть  днем,  чтобы  встречать  новые  образы  и  аплодисменты,  и  только  короткий  миг  сна  отделял  юношу  от  них...  И  никто  не  знал  его  настоящего,  даже  брат,  вечно  занятый  готовкой  и  мытьем  посуды,  приходившие  в  заброшенный  театр  женщины  видели  в  нем  только  оживавшие  грезы,  живую  игрушку  для  фантазий,  предмет  амбиций,  уходили  и  возвращались,  звали  к  себе,  предлагали  богатство;  но  он  не  слушал  никого...
Он  только  иногда  легко  касался  рукой  луча,  купавшего  его  в  своих  луноподобных  переливах,  он  закрыл  глаза  и  подставил  лицо,  руки  и  поддался  ему  (с  дрожью  неги  он  поддавался  каждой  капельке  его  мерцания,  подставляя  скулы  и  плечу;  то  замедляя,  то  ускоряя  движение  от  экстаза;  воображение  рисовало  ему  кроткое  объятие  с  девушкой,  как-то  раз  побывавшей  в  театре,  с  светло-зелеными  глазами,  почти  белой  кожей  и  светло-рыжими  волосами  с  розоватым  оттенком;  он  возвращался  к  ней  при  каждом  номере,  представляя  ее  рядом)...
Он  ждал  ее,  смущаясь  своей  мечты  и  давая  невольно  ей  волю,  брат  нахваливал  его  номера,  от  посетительниц  не  было  свободных  мест;  но  той  девушки  не  было,  она  промелькнула  словно  лучиком,  юноша  ждал  момента,  когда  он  зажжется  и  он  сможет  втайне  от  всех  закрыться  у  всех  на  виду  незримым  занавесом,  и  смотреть  в  ее  глаза  (и  в  тот  момент  он  ощущал,  как  чистое  светлое  облачко  сказочного  мирка  изумрудного  детства  возвращался,  лечил  раны)...
Его  бессонные  дни  возобновились,  как  во  сне  наяву  ему  грезилось,  как  он  тихонько  берет  ее  за  руку  и  вместе  играют  в  театре,  вспоминая  сказки,  баллады,  трагедии,  и  их  не  касалось  смешение  сегодняшнего  и  вчерашнего,  когда  богатые  получают  удовольствие,  а  бедные  страдают;  он  вдохновленее  стал  готовиться,  когда  младший  орал  "бежать  наряжаться",  уже  пришли...
Он  вышел,  предчувствуя,  что  его  сердце  приятно  учащенно  стучит  -  когда  в  лицо  ударил  луч  света,  он,  как  впервые  дрожа,  обвел  зал  глазами,  взволнованно  искал  своего  предчувствия...  Оно,  та  самая  девушка  со  светло-зелеными  глазами,  изумленно  узнавшая  его,  в  удивлении  приоткрыла  ротик;  их  глаза  встретились,  и  никто  этого  не  заметил  -  маленький  юркий  официант  психовано  перебирал  ногами,  унося  и  принося  блюда,  женщины  болтали,  ели  и  бросали  на  сцену  деньги  и  драгоценности,  приглашали  наперебой  к  себе,  но  юноша  не  видел  никого,  только  ту  девушку...
«Мне  так  хотелось  не  отпускать  от  себя  ни  на  миг,  кротко  все  брать  ее  на  руки,  будто  как  крошечную  бабочку,  с  надеждой  принявшую  на  легкие  крылышки  дождь  и  снег,  верив  всегда,  что  они  засверкают  мечтой  и  осветят  ей  путь  в  колючем  и  путанном  лабиринте...  самого  скользкого  и  тяжелого  шара;  и  для  меня...»  -  думал  он,  глядя  в  ее  глаза…
Никогда  его  движения  не  были  такими  робкими  и  смелыми  одновременно,  что  было  отмечено  просто  шквалом  аплодисментов  и  подарков;  по  окончанию  номера  все  посетители  ушли,  мальчик  ругался,  требуя  убрать  сцену;  юноша  ничего  не  слышал  -  он  думал  о  той  девушке  и  белом  лучике,  что  соединяет  их  вновь  и  вновь,  это  волшебство?..
Проходили  дни  и  ночи,  он  был  счастлив  выходить  под  луч  и  невидимо  танцевать  с  этой  девушкой,  видя  ее  изредка  в  зале  (она  работала  театральным  критикой  и  потому  периодически  заходила  в  заброшенный  театр,  посмотреть,  как  там  дела,  что  вдохновляло  его  ставить  целые  сценки  из  вечных  образов  в  своих  выступлениях,  придумывать  новые;  он  делал  это,  не  обращая  внимание  на  все  растущий  восторг  завсегдатаек  и  награды,  делал  только  для  нее)...
Так  продолжалось  до  тех  пор,  пока...  его  не  нашли  мертвым  на  сцене  (брат  убил  его  за  отказ  жениться  на  одной  из  богатых  посетительниц);  девушка  в  слезах  бродит  словно  и  сейчас  по  опустелой  сцене,  растворившись  в  крошечном,  тонком  белом  лучике  света,  уносившим  память  о  том,  что  удовольствие  богатых  убивает...
На  той  хаотичной  сцене  удовольствий...
С  наступлением  темноты  она  выглядела  жутковато-драмматично,  до  сих  пор  такого  не  помнили,  теперь  в  том  театре  стоят  аромат  не  блюд,  не  костюмов...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=584631
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 31.05.2015

Малыш-ка-Карл-сон

Пролетаю  над  крышами  домов,  как  и  раньше,  анализируя:  что-то  изменилось  -  радостный  и  живой  лай  Бимбо  сменился  на  ленивое  молчание  вечно  сонного  пса,  окна  уже  не  открыты,  не  пускают  свежий  воздух  и  сияние  маленьких  звезд,  среди  которых  я  когда-то  летал  под  мелодию  "Малютки-Привидения";  внизу  спешат  люди,  машины,  и  никто  не  удивляется  мне,  будто  я  не  существую...
Мой  друг  Малыш  давно  вырос,  его  папа  стал  успешным  бизнесменом,  я  его  не  видел  столько,  что  все  наши  детские  проказы,  обиды  и  споры,  веселые  шутки  над  домомучительницей  Бок  и  жуликами  начали  превращается  в  сон;  не  сплю  ли  я?  Часто  вижу  свое  одинокое  отражение  в  зеркале  -  и  я  вырос,  перестал  быть  тем  коротеньким  и  толстеньким  человечком,  о  приключениях  которого,  как  я  слышал,  написали  книгу.
Все  крыши  района  давно  изучены,  и  малюток,  что  скучали  б  и  которых  я  мог  бы  понянчить,  не  было  -  все,  как  успелось  мною  заметиться,  постоянно  возились  с  крохотными  штучками  на  ладошках  и,  очевидно,  не  скучали...  С  каждым  днем,  примостившись  на  тесном  теперь  диванчике,  смотрю  на  голые  стены  (картины  и  лисичке  и  петушке,  эти  крошечные  ниточки  моего  детства,  пришлось  сжечь,  чтобы  протопить  камин)...  И  думаю  -  вроде  б  и  не  так  много  лет  прошло,  а  ощущаю  себя  попавшим  в  иной  мир!..
"Может,  я  умер?"  -  с  усмешкой  иногда  заглядываю  в  тусклое  зеркальце  -  те  же  серые  глаза,  рыжие  волосы,  брови  и  несколько  веснушек,  только  я  вырос,  но  жив...  Осознание  этого,  как-никак  оптимистичного  факта  возвращает  бодрость  и  любопытство:  что  теперь  в  этих  новых  улицах?  Старательно  забираюсь  на  крылечко  и  смотрю:  прохожие,  от  мала  до  велика,  разговаривают,  смотрят,  что-то  делают  в  маленьких  прямоугольничках  разных  размеров...
Напрягаю  зрение  -  это  не  телевизор:  в  телевизоре  не  набирают  буковок  и  не  получают  их  в  ответ;  последнее,  как  помню,  меня  радостно  ошеломило  и,  поправив  штаны  с  перевязью  пропеллера,  я  бойко  отправился  искать  похожую  штучку  (так  ново,  интересно  попробовать  набрать  слово,  и  очень  не  терпелось  узнать,  что  мне  в  ответ  напишет  родич  телевизора?)...
Как  ни  странно,  нахожу  одну  такую  штучку  на  одном  из  излюбленных  чердаков  воришек,  изредка  являвшихся  моими  соседями,  видно,  она  не  была  им  нужна,  включаю  и...  с  той  поры  моя  жизнь  долго  разделялась  на  причудливые  периоды:  встаю,  покушаю  запасом  сухариков  и  кофе,  включаю  штучку  ("смартфон",  как  услышал  я  на  улице),  и  до  самой  темноты,  как  и  все,  вожусь  с  ней...
Вначале  было  чувство,  будто  я  исследую  для  себя  новый  мирок,  помаленечку  узнал,  что  есть  такая  вещь,  как  картинки,  музыка,  игры  (можно  и  без  товарища  играть!  -  напрашивалась  мысль,  толкающая  убедиться,  что  это  хорошая  вещь);  когда  садилось  солнышко  и  картинки  с  играми  были  нежелательны  для  глаз,  я  нажимал  кнопочку  и  выбирал  любую  песню,  от  чего,  наверное,  спать  стало  еще  крепче  и  слаще...
Потом  взыграл  восторг  -  я  теперь  не  одинок,  я  среди  людей  и  в  курсе  всего,  что  с  ними  случается,  пропеллер,  видно,  скучая  по  полетам  и  детским  проказам,  притихло  едва  покачивался  от  легкого  дуновения  ветерка;  но  мне  было  не  до  этого:  Север,  Египет,  Япония,  Джунгли...  
Тысячи  гор,  рек,  лесов,  восходы  и  заходы  луны,  даже  то,  о  чем  я  только  мечтал  -  созвездия  Космоса,  теперь  радовали  меня,  в  виде  картинок,  в  воображении  я  пролетал  мимо  важных,  припорошенных  снежком,  моржей  и  гладил  их  упитанные  головки  с  пышными  усами;  дотрагивался  до  жемчужинок,  затонувших  золотых  монет  и  бриллиантов  среди  словно  искусно  вырезанных  скульптором  рифов...
Время  идет,  согретое  в  котелке  кофе  стынет,  маленькие  звездочки  гаснут  и  зажигаются  вновь,  внизу  -  тот  же  гул,  который  перестал  быть  чужим  и  непонятным;  он  как  бы  исчезал,  растворялся  с  нажатием  на  кнопочку  запуска  смартфона  (но  не  прошло  и  нескольких  дней,  как  просто  картинки  и  игры  с  музыкой  мне  наскучили;  я  стал  загадывать,  предвкушать,  что  б  еще  такого  в  нем  можно  найти,  за  что  его  еще  так  любят?)...
Вечерами,  прогуливаясь  среди  мозаики  зажженных  окон,  отдыхая  от  своего  маленького  окошка  в  новый  мир,  отчего-то  раз  поймал  себя  на  мысли,  что  мне  опять  стало  не  хватать  моего  детства,  проведенного  в  безуспешной  борьбе  с  плюшечной  лихорадкой,  фантазий  о  перевернутом  кораблике  на  странице  газеты  за  кастрюлей  каши;  плюха  у  ног  неизвестного  господина  от  запущенного  пакетика  с  водой;  а  главное  -  Малыша,  даже  его  родителей,  что  сначала  крайне  не  любили  меня...
Опускаю,  как-то  устало-отчаянно  глаза  на  монитор  заждавшейся  игры  с  потешно  пляшущими  зелеными  человечками,  как  и  я,  обожающих  сласти  и  охотящихся  за  ними  -  это  лишь  шторка  от  истинного  солнышка  в  моей  душе,  я  понимал  это,  ее  отодвинешь  и  убедишься,  что  оно  все  так  же  ждет  тебя,  но...  
Внутренними  глазами  обвожу,  не  поднимая  взгляда,  город,  так  давно  знакомый  -  крошечный  домик,  в  котором  жил  мой  голубоглазый  друг  и  невольный  помощник-свидетель  моего  баловства,  снесли,  сам  он  далеко...
Неужели  дальше  тех  лиан  и  экзотических  ягодок,  что  по  моему  желанию  ели  мохнатые  доисторические  зверюшки  (чуть  позже  я  открыл  для  себя  новую  игрушку  -  можно,  как  и  в  телевизоре  смотреть  и  выбирать  фильмы,  большие  и  маленькие,  какие  нравятся,  даже  увидел  фильмы  и  мультики  с  собой;  поверить  долго  не  мог,  что  когда-нибудь  смогу  промотать  прошлое,  увидеть  себя  со  стороны!)?..  Неужели?..  Прислушиваюсь  к  себе:  не  все,  не  все  еще  для  меня  остановилось...
Я  читаю  это  в  стареньких  часах  с  кукушкой,  в  верстачке,  рубашке  на  вешалке...  в  шуме  машин,  неоновых  щитах,  увлеченно  возившихся  прохожих...  "Так  можно  вернуть  все  назад!"  -  едва  не  лишила  меня  разума  счастливая  мысль  однажды,  когда  я  внимательно-невольно  проследил,  как  одна  тетенька  зашла  на  яркое  окошко,  придумала  имя  и  циферки,  позволяющие  запомнить  ее  в  мирке  этого  окошка,  и  теперь  радостная,  отправляет  музыку,  картинки,  отправляет  буковки  и  получает  их  в  ответ  от  тех,  кто  где-то,  может,  и  далеко,  но  тоже  есть  в  окошке...
От  экстаза  этого  открытия  я  точно  заново  родился  и  зашагал  по  крошечной  комнатке  своего  дома,  как  если  б  попал  туда  по  ошибке  -  я  смогу  снова  общаться  с  Малышом,  увидеть  его  и  как  он  живет  (с  помощью  глазка  смартфона,  запоминающего  при  нажатии  кнопочки  все,  что  прикажешь  ему  запомнить,  можно  узнать,  как  выглядят  те,  кто  в  окошке,  что  они  любят);  придумывал,  как  буду  называться,  как  поделюсь  фотографией  и  всем,  что  приглянулось  за  дни  знакомства  с  новым  миром  с  Малышом,  как  только  его  найду...
Меня  зовут  Карлом,  а  люблю  я  очень  поспать,  может,  потому,  у  меня  и  фамилия  сочетает  эти  два  качества  (фамилию  мою  знают  многие  дети  и  взрослые,  благодаря  книге  и  мультикам  обо  мне  -  Карлсон);  а  вот  предыдущие  два  обстоятельства,  думаю,  мало  кому  известны,  потому,  напишу-ка  я...  Ну  вот,  теперь  лучше  (всего  в  несколько  минуток  я  создал  свой  мирок  в  том  же  окошке,  какое  наблюдал  у  тетеньки):
Карл-сон
(Да,  тот  самый  :)  )
Мое  фото  на  диванчике  с  подписью:  "Вернулся!"
Возраст  -  23
Интересы  -  Плюшки  ;)
Семейное  положение:  нет  никого,  даже  собаки  :(
Мировоззрение:  "Спокойствие,  только  спокойствие"
Адрес:  Живу  на  крыше
О  себе  -  Мужчина  в  полном  расцвете
Затем    я  незамедлительно  ввел  в  строку  поиска  Сванте  Свантесон  (так  зовут  Малыша)  -  окошко  было  пустым.  Огорчился  с  минуту,  но  потом  подумал,  что,  если  он  есть  в  этом  мирке,  то,  вероятнее  всего,  под  именем,  каким  звал  его  я  или  папа  с  мамой.
Прибодрившись  этой  мыслью,  я  быстро  набрал:  "Малыш".  Тех,  как  меня  в  первый  миг  удивило,  кто  носил  это  имя,  оказалось  немного,  но  все  равно,  это  был  не  один  Малыш;  я  стал  просматривать  их  странички,  одну  за  другой,  в  надежде  отыскать  моего  старого  друга:  на  фотографиях  были  кто  угодно,  но  не  он,  и  информация  о  себе  тоже  настоящему  Малышу  не  подошла  б  (к  примеру,  Малыш  никак  не  мог  не  любить  собак,  если  я  хорошо  помню,  как  он  плакал,  узнав,  что  Альберг  никогда  не  станет  его  псом)...
Я  хотел  потерять  надежду,  точнее,  выкинуть  ее  из  сердца,  как  сделаю  это  со  смартфоном  (его,  на  первый  взгляд,  широкие  и  яркие  развлечения,  насквозь  узки,  однообразны,  фальшивы  и  лишь  иллюзорно  шторкой  загораживают  от  скуки  и  одиночества);  но  тут  мой  взгляд  упал  на  пользователя  -  …
Малыш-ка
(  На  фото  был  Малыш!  Таким,  каким  я  его  запомнил  и  каким  он  был  в  мультике  и  на  обложке  книжке  о  нас  -  большие  голубые  глаза,  коротенькие  светлые  волосы,  округлые  щечки)
("А  мы  тут  плюшками  балуемся  :)")
Семейное  положение:  есть  друг
Интересы:  Собаки,  юмор
Я  посмотрел  еще  фотографии  этого  пользователя:  вот  этот  крохотный  домик,  вот  Фрекен  Бок,  вот  Бимбо...  Я  нашел  его!  От  неги  долгожданной  встречи,  пусть  и  лишь  пока  в  окошке  этого  мирка,  я  едва  не  уронил  теперь  бесценный  аппаратик  с  крыши  (ведь  благодаря  ему,  я  могу  вернуться  в  детство,  просто  пообщавшись  с  другом).
Забыв,  что  сейчас  время  спать,  я  устроился  удобно  на  крылечке  и  набрал:
"Привет,  Малыш!"
"Привет,  Карл-сон"  -  тотчас  ответили  мне,  а  я  долго  впитывал  каждую  буковку  глазами,  боясь  поверить  в  то,  что  мечты  сбылись,  и  времени  как  не  бывало...  
Даже  в  предложении  собеседника  я  почувствовал  ту  же  самую  робость  и  добрую,  детскую  смущенную  приветливость,  как  в  момент  нашей  первой  встречи;  это  чувство,  это  счастье  для  меня,  проникло  вмиг  так  прочно,  что  я  стал  печатать  и  копаться  в  мирке  смартфона,  как  впервые,  но  радостно,  увлеченно  (у  меня  снова  есть  друг!)...
Мы  стали  переписываться  каждый  день,  и  я  иногда  забывал  о  сне  и  еде,  даже  когда  били  часы,  напоминая  о  них,  когда  на  окошке  появлялось  заветное  личико  моего  друга;  Малыш  очень  был  удивлен  узнать,  что  я  живу  на  крыше  и  зарегистрировался  ради  него  (я  приписал  это  тому,  что  за  годы  разлуки  несмышленый  мальчик  мог  позабыть  меня,  увлекшись  новой  жизнью)...
Жизнь  у  него  действительно  была  интересная:  я  узнал,  что  переехав,  его  семья  стала  жить  лучше,  они  наняли  домработницу  по  фамилии  Бок,  и  вместе  с  Бок  Малыш  ездит  (как  он  сам  написал)  "совершать  шопинг",  чтобы  было  в  чем  "в  клуб  иногда  заглянуть  с  подружками",  Бимбо  лежит  дома  у  него  и  «гуляет  неохотно»...
Также  неохотно,  почему-то  Малыш  отзывался  на  мои  реплики  вроде:  "А  помнишь,  как  я  спас  твою  любимую  марку  с  Красной  Шапочкой?"  или:  "Признайся,  сейчас  по  крышам  гулять  так  хорошо  и  совсем  неопасно..."  (в  этом  его  будто  подменили,  он  сразу  менял  тему  разговора:  "Нам  вот  стипендию  дали!  Хочу  на  нее  сумочку  новую  купить,  как  ты  думаешь,  какой  цвет  подойдет  мне?").  
И  тогда  я  спрашивал  себя,  мысленно  глядя  на  себя  во  все  глаза:  "А  я  точно  Малышу  пишу?  Он  ли  это?  Так  изменился!.."  (и  вправду,  мой  друг,  повзрослев,  стал  любить  острые  соусы,  хотя  в  детстве  мы  вместе  роняли  слезы,  давясь  "Соусом  по  рецепту  Хильдур  Бок";  он  показал  мне  фото  своей  собачки,  что  спит  -  всегда  спит,  видно,  с  тех  пор,  как  мы  разлучились,  ему  некого  стало  догонять  в  веселой  погоне  его  хозяина  за  пугливыми  домработницами;  он  прислал  мне  и  свое  фото...)
Я  не  забуду  того  состояния,  которое  испытал,  когда  мои  глаза  впервые  встретились  с  этим  фото:  на  снимке  были  те  же  голубые  глаза,  тот  же  небольшой  вздернутый  носик,  светлая-светлая  челка;  но...  Черты  стали  какими-то  иными,  более  тонкими,  будто  то  не  Малыш...  Глядя  на  фото,  я  долго  молчал,  осторожно-вынужденно  впуская  саднящее  давно  ощущение:  я  ошибся...
"Ну  что  скажешь?"  -  написал  он,  тот,  кто  был  под  именем  Малыш-ка;  рефлекторно,  поглядывая  на  фотографию,  где  был  Малыш  из  мультика,  знакомый  мне,  я  стал  писать  какую-то  отвлеченную  чепуху;  мозг  мой  не  мог  привыкнуть  к  потаенной  новости:  да,  мир  действительно  больше  никогда  не  станет  для  меня  таким,  как  в  детстве....
В  тот  вечер,  дождавшись,  когда  моя  собеседница  выйдет  из  окошка,  я  продолжал  в  нем  быть,  суетливо  метаясь  по  картинкам,  фильмам,  музыке,  бесцельно,  как  запутавшись  в  лабиринте,  не  останавливаясь,  у  меня  текли  слезы  (я  потерял  Малыша  навсегда,  хотя  был  уверен  еще  так  недавно,  что  нашел  его,  еще  так  недавно  был  счастлив,  обсуждая  с  "ним"  вкусы  джемов  в  пакетиках);  я  не  мог  уснуть  -  в  голову  лезло  два  противоречивых  желания:  удалить  мирок  и  жить  воспоминаниями  о  моем  друге  детства,  а  Малыш-ку  забыть,  но  вместе  с  этим...
Мне  хотелось  остаться  с  ней,  в  окошке,  как  прежде,  скучать,  если  ее  там  нет,  щелкая  семечки  и  глядя  на  наскучившие  тротуары  переулков  снизу,  перелетать  крыши  на  крышу,  развлекая  себя  и  разминая  давно  отвыклый  от  полета  моторчик;  листать  в  ее  отсутствие  книжки  и  мультики,  а  когда  она  появится  -  дарить  ей  понравившиеся  картинки  и  музыку,  читать  и  вместе  с  ней  грустить  и  радоваться  (все-таки  у  меня  есть  друг);  надо  видеть  хорошее,  любить  настоящее  так  же,  даже  сильнее  прошлого  -  укреплял  я  себе  в  душе  мысли;  а  после,  внезапно...
Нашел  еще  одну  причину,  почему  я  решил  остаться  с  ней:  я  влюбился  в  нее,  не  помню,  когда  я  осознал  это,  но  в  сердце  дрогнуло  что-то  такое  маленькое,  воздушное  и  теплое,  как  мой  моторчик,  оно  застучало  сильнее  и  задумчивей,  чуть  я  увидел  ее  настоящее  фото,  голубые,  как  лепестки  неба,  глаза,  точно  хрупкие  солнечные  ниточки  волосы,  чуть  вздернутый  носик...  Я  снова  сел  за  рисование,  только  теперь  рисовал  не  петушков  и  лисичек,  а  ее  и  себя:  вот  мы  гуляем  по  крышам,  вот  мы  у  меня  дома...
Кстати,  почему  она  не  хочет  встретиться  со  мной?  Мы  даже  созванивались  пару  раз,  видели  друг  друга  в  программке-гляделке  (после  чего  мне  жутко  захотелось  увидеть  ее  еще  ближе,  маленькую,  хрупкую  Малыш-ку,  покатать  на  себе  и  полетать  среди  облачков)...  Я  опять  ударился  в...  мечты,  как  только  окошко  в  смартфоне  становилось  пустым  и  неинтересным  (хотя  там,  точно  как  на  улице,  сменяя  друг  друга,  мелькали  люди,  картинки...)...
Чем  больше  мы  общались,  тем  ярче  мною  осознавалось,  что  готов  сделать  себе  плюх  на  голову  пакетиком  с  водой  и  посадить  в  волосах  себе  рыжие  вишни,  только  б  она  улыбнулась,  и,  несмотря  на  нехорошесть  поступка  (я  только  сейчас  окончательно  это  понял)  красть  плюшки  и  конфетки,  лишь  бы  ей  было  приятно,  мечтал  о  совместном  фото  у  любимого  таганка,  которое  поставлю  в  рамочку,  как  сядем  рядышком  на  крылечке  вечером,  будем  пить  кофе  и  смотреть  на  звезды...
Мне  покажется  (я  уверен)  в  тот  миг,  что  звезды  становятся  лепестками,  они  будут  для  нас  танцевать,  ложась  пропеллером,  петушками,  плюшками  и  веселыми  рожицами,  переливаясь  и  обгоняя  друг  дружку,  как  в  детстве;  нарисуют  целые  страницы  новой  сказки,  обо  мне  и  ней,  и  одна  из  них  упадет  ей  на  щечку,  а  я  поцелую  и  заберу  ее...
Так  я  мечтал  и  ждал  момента,  когда  можно  будет  залететь  в  лучшее  окошко  на  свете  -  в  ее  окошко  (она  написала,  что  «подумает  о  наших  встречах,  пока  не  готова");  показалось  это  странным,  поскольку  я  узнал  ее  комнату,  шторки  у  окна  (я  живу  на  крыше  ее  дома,  прямо  над  ее  комнатой,  всего  шаг  -  и  я  у  нее  в  гостях,  как  представлю  -  аж  дух  захватывает);  но...
Детство  и  хлопки  выбивалкой  для  ковров  по  ногам  научили  меня  -  надо  быть  вежливым  и  не  приходить  без  разрешения;  потому  я  все  терпеливо  ждал,  немного  уж  скучающе  ставя  ей  смайлики  в  ответ  (что  такое  смайлики  по  сравнению  с  тем,  когда  обнимаешь  друга...  Нет,  любимого  человечка!);  на  ее  удивление  моими  рисунками;  тем  временем...  Часы  все  тикали,  отмеряя  день,  ночь,  неделю,  месяц,  год...  
Однажды,  не  помню  когда,  я,  не  вытерпев  более  такой  ничтожной  разлуки,  решил  подкрасться  к  ней  и  обнять  с  привычным:  "Привет,  Малыш!"  (окно  было  наконец  открыто),  но  остановился,  прочитав  то,  что  она  писала  какому-то  "Оскару":
"Привет,  любимый!  Я  так  соскучилась...  Приезжай,  я  закрою  окна  и  задвину  двери,  а  тому  малышке  Карлсону  напишу,  что  занята,  он  не  подождет!"...
Я  видел  свои  растерянные  глаза,  от  страха,  что  я  был  прав  -  я  ошибся,  больно  ошибся,  что  шторка  неизбежности  снова  открыла  то,  что  есть,  но  она  даже  не  взглянула  на  меня;  я  позвал  -  Малыш-ка  не  слышала,  присмотревшись,  увидел  вдетый  в  ушко  наушник;  как  же  так?  
"Друг"  -  не  я?  "Друг"  -  любимый?..  Стараюсь  постукивать  по  пропеллеру,  чтобы  не  упасть  замертво  (в  душе  я  как  будто  умер);  верно,  все  верно...  Я  бросаю  смартфон  вниз  и  улетаю,  пряча,  наполняющимися  слезами,  глаза,  в  сторону  чердачка...
Пролетаю  над  крышами  домов,  как  и  раньше,  анализируя:  ничто  не  изменилось…
Мне  снова  стало  не  хватать  мига,..  проведенного  в  безуспешной  борьбе  с  плюшечной  лихорадкой,..  ленивого  молчания  вечно  сонного  пса,  окон,  что  уже  не  открыты…
А  главное  –  Малыш…-ки...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=583365
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 24.05.2015

Сплин

По  воде  медленно  плывут  крошечные  бледные  цветы,  мерно  капает  дождь;  и  все  вроде  бы  обычно  в  жизни  молодого,  ничем  не  отличавшегося,  человека,  задумчиво  опустившего  взгляд  -  его  поразила  мелодия,  где-то  он  слышал  уже  ее...
Поразительная  волшебная  музыка  беспрестанно  рисовала  его  воображению,  как  он  на  искристо-белом,  воздушном  коне  сквозь  приятно-искристый  ночной  лес  в  замок,  да  куда  угодно,  лишь  бы  убежать  от  того  чувства,  в  псевдоним  которое  он  себе  поставил  -  Сплин,  поддаваясь  странному  чувству,  что  он  преследуем  мелодией,  возвращался  в  свое  укрытие...
Там  ждала  привычная  суета  -  есть,  переписка  по  электронной  почте  с  боссами,  ожидание  гонорара,  потом  сна  и  только  в  них  -  то,  к  чему,  как  ему  казалось,  он  идет,  и  укрывшая  неведомой  тканью  сознание  та  мелодия  в  точности  соответствовала  им  -  он  натягивал  лук  души,  терпя  боль  от  острых  иголок  конца  стрел  и  натянутой  тетивы,  с  силой,  чтобы  пустить,  отпустить  томившее  его  чувство...
Вновь  дождь,  и  капли,  подобно  сказочным  птичкам  летели  ввысь  перевернутой  незримой  страны,  быть  может  той,  где  луна  рассеивается  мягкими  лепестками,  поднимая  к  счастью...  Сплин  оглянулся  -  пора  б  перестать  заниматься  непонятно  чем,  туда-сюда  перелистывая  свой  электронный  дневник  и  просматривая  фотографии  к  нему;  запикали  часы  -  полночь...
Окажись  он  в  иной  жизни,  ином  теле,  иной  судьбе  и  веке,  очнись  он  в  другой,  какой  угодно  реальности,  он  бы  совершенно  спокойно  оглянулся  на  высвеченные  на  экране  часов  циферки  и,  откинув  по  привычке  черные  волосы  со  лба,  просто  начал  бы  устало-безразлично  блуждать  карими  глазами  по  мраку  комнаты  в  поисках  кровати;  но...
Все  было,  как  было  -  город  подсвечивался  во  тьме  огнями,  шелестел  дождь  сквозь  отражения  их  точек,  они  будто  плавали,  как  цветы,  и  громче,  до  страха-завороженного  любопытства  Сплин  поспешил  окунутся  в  то  чувство,  что  навевала  мелодия...
Она  доносилась  из  окна  дома,  куда  ему  следовало  отправиться,  чтобы  после  своего  дела  получить  деньги  (он  был  киллером);  и,  привычно  безошибочно  заряжаемый  пистолет  дрогнул:  "Я  не  могу  этого  сделать!"  -  отчетливо  поймал  себя  на  мысли  юноша,  не  в  силах  собраться  и  идти  дальше,  а  что  ему  стоило,  что  ему,  как  упорно  холодно  говорил  внутри  рассудок,  музыка?  Его  дело...
Представлялось  ему  капризной  и  пугливой,  ни  о  чем  не  думающей,  кроме  гламура,  девчушкой  (ему  заказали  дочку  крупного  магната);  сулило  оно  сумму  безбедного  существования,  и,  признаться,  узнав  об  этом,  Сплин  даже  втайне  подивился  -  насколько  люди  могут  ненавидеть,  завидовать,  что  готовы  отдать  состояние,  чтоб  остаться,  как  они  воображают,  без  конкурентов...
"Что  ж  ты  остановился?  Мало  ли,  что  она  слушает?"  -  зашептал  экстрим,  перемешанный  с  любопытством  (юноша,  собственно  говоря,  только  шел  на  первый  заказ).  А  сердце  дрожало,  как  если  б  он  шел  на  роковую  встречу  в  своей  жизни;  впереди  все  яснее  доносились  пленительные  аккорды,  на  горизонте  -  неприятно  выли  сирены  полицейских  -  надо  спешить  и  не  привлекать  к  себе  внимание...
Заставив  последнюю  установку  попрочнее  закрепиться  в  мозгу,  он  бесшумно  и  скорым  шагом  проник  в  особняк,  стал  подыматься  по  лестнице  на  звук  (в  окне  кроме  музыки  доносилось  всхлипывание  маленькой  женской  головы  с  густыми  черными  волосами,  отвернувшейся);  пробираясь  к  заветной  двери,  Сплин  обращал  внимание  на  обстановку  -  отделка  мраморных  темно-зеленых  стен  напоминала  переплетения  леса,  на  подставке  в  пустом  аквариуме  белели  чучелка  крупных  изумительных  рыбок  с  огромными  хвостами  и  черными  бусинками  глаз;  подсвечивающая  их  лампа  делала  их  нежно-розовыми,  они  точно  застыли  в  движении...
Юноша  открыл  незапертую  дверь  (точно  его  ждали!)  -  перед  его  глазами  была  девушка,  с  заплаканными  черными  глазами,  с  грустным  бледным  овалом  лица,  ее  взгляд  говорил:  "Спасибо,  что  пришел".
 Надломленная,  но  летит  душа  стрелой  из  лука  жажды  свободы...  Отчего?  -  спрашивал  он  себя,  для  формальности  показав  пистолет  (она  так  тихо  и...  преданно  смотрит  на  него,  может,  он  адресом  ошибся  и  заказывали  иную  девушку?);  соображал  юноша  медленно,  пытаясь  скрыть  замешательство  поспешным  надеванием  на  лицо  маски  коварства  и  наглой  злобы  (ничего  не  получалось,  все  путала  музыка,  что  звучала  незримо,  из  ее  глаз,  она  гипнотизировала)...
"Что  же  мне  делать?"  -  мысленно  прислушивался  он  к  крепнущему  ощущению  -  интуиция  не  ошиблась  и  он  вот-вот  окажется  в  необычной  ситуации,  возможно,  роковой,  как  та,  что  переносит  в  печальную  и  красивую,  задумчивую  сказку...
Сплин  еще  раз  оглянулся:  он  не  ослышался  -  бледная  девушка  едва  слышно  прошептала:  "Ну,  убей  же  меня".  Значит,  она  знала  его,  ждала.  Он  еще  раз  поглядел  в  ее  кроткое  лицо  -  тихое,  юное,  неиспорченное  никакими  тщеславными  и  глупыми  мечтами,  его  б  хрупкой  хозяйке  жить  бы  и  жить,  она...  Была  как  будто  одно  целое  с  ним  в  эту  минуту,  когда  все  капал  дождь,  на  зеленых  тенях  падали  розоватые  тени  чучелок  прелестных  рыбок,  и  из  проигрывателя  лилась  мелодия,  уносящая  за  грани  логики  (они  молчали  вместе,  без  страха,  и  лишь  некое  чувство  смятения,  объединяя,  создавало  между  ними  хрупкий  невидимый  занавес)...
Киллер  боковым  зрением  поймал  приближающиеся  тени  не  то  напарников,  не  то  боссов,  не  то  полиции  -  надо,  надо  вернуться  в  другую  иллюзию  под  названием  работа,  жизнь,  успех  и  убить  девушку,  заказавшую  его  для  себя;  как  странно...  Он  задвинул  шторы  и  приготовился  выстрелить  единственной  пулей,  повернулся  к  жертве  и...
Те,  кто  следил  за  ним,  удовлетворенно  повернули  назад  -  раздался  выстрел,  лилась  мелодия,  шел  дождь,  окно  погасло,  все  было  как  обычно,  можно  расслабиться  -  Сплин  отработал  деньги;  и  никто  не  догадывался,  что  та  музыка,  тени,  обрамляющие  ее  причудливой  игрой  на  окне,  надежным  лесом,  или  вернее,  одной,  магической,  переливающейся  стрелой,  уносила  куда  -то  за  капли  дождя...
Слова:
"Может,  стоит  поговорить  со  звуком  :)?"  
"Ты  плакала,  а  на  записке  смайлик...  Пиши,  я  не  хочу,  чтобы  мои  конкуренты  тебя  увидели..."
"Сплин,  это  же  смешно..."
"Откуда  ты  меня  знаешь?"
"Не  важно...  Включи  свет,  я  не  хочу  умереть,  прячась  от  всех"
"Тебе  повторить,  что  сказал?..  Я...  не...  убью  тебя!"
"Что?!.."
"Буду  откровенен,  раз  это  ничего  внешне  не  поменяет:  да,  ты  жертва,  я  киллер,  но...  Считай  меня  идиотом,  я  чувствую,  что  мы  сейчас  -  одно  целое...  А  где  ты  видела,  чтобы  одна  половинка  хотела  убить  вторую?..  Мы  -  две  половинки,  в  этой  комнате,  и  твоя  музыка...  Она  меня  поразила...".
"Ты  и  вправду  эстет,  как  мне  говорили...  Перед  тем  как  убить  меня,  говоришь  о  музыке...  Не  отвлекайся...  Или  тебя  надо  спровоцировать?"
"Я  не  убью  тебя!"
"Что  ж...  к  моим  разочарованиям  еще  одно...  Сама  все  сделаю...  Дай  пистолет..."
"Не...  Стой,  подожди,  каким  разочарованиям?"
"Повернись  и  увидишь..."
"А  ты  себя  в  это  время...  Не  позволю...  Лучше  сам  подумаю...  Постой,  так  это  ты  из-за  рыбок,  чучела  которых  я  видел  в  холле?..  Лишь  из-за  них?!.."
"Ты  не  поймешь  меня...  Да  и  не  к  чему..."
"Пиши...  Ведь  внешне  это  ничего  не  значит,  а  я  пойму,  с  кем  имею  дело  ;)  "...
Записка  за  запиской,  девушка  изливала  душу,  тому,  кто  обязан  был  вот-вот  лишить  ее  жизни  (и  отчего-то  медлил  с  этим),  как  бы  спеша  ее  освободить,  отпустить  все  стрелы,  что  терзали  ее,  отпустить  лететь  из  леса  усталости  и  не  оглядываться,  как  в  глубине  леса,  в  озере,  искрились  волшебные  рыбки,  похожие  на  тех,  что  были  у  нее...
С  детства  она,  раз  увидев  таких  в  аквариуме,  полюбила  навсегда  их,  каждый  оттенок  белоснежного  тельца,  блеск  черных  крошечных  глазок,  игру  колебаний  их  хвоста,  все  полюбила  настолько,  словно  это  были  единственные  рыбки  на  свете...
Когда  она  увидела  их  впервые,  витрины  подсвечивались  приятным  розовым  светом,  играла  мелодия  (та  самая),  что  уносила  к  волшебным  садам,  где  одним  движением  ветерка  и  лепестков  бледных  цветков  дождь  играет  как  на  струнах,  уносит  куда-то,  быть  может  туда,  где  нету...
Грусти,  что  закралась  в  ее  сердце  с  тех  пор  -  ей  не  быть  всегда  вместе  с  прелестными  белыми  птичками  моря,  что  радовали  ее  игрой  среди  жемчужинок  и  коралл:  темно-зеленые  двери  магазина  закрыты,  и  непонятные  колеса  времени,  расстояния  уносили  ее  дальше  от  маленьких  друзей,  что  часто  ей  снились...
Она  трогала  их  роскошные  белоснежные  хвосты  во  сне,  плавала  с  ними  среди  пышных  водорослей  и  представляла  себе,  как  будто  кружится  в  воздухе  среди  леса,  ловя  руками  лепестки  луны;  душа  ее  радостно  оживала  и  сливалась  с  музыкой,  что  звучала  в  тот  миг,  с  негой,  только  тогда,  когда  вспоминание...
Капельками  дождя  или  шелестом  опадающих  лепестков  рисовало  ее  воображению  рыбок,  всякий  раз  возвращалась  она  к  музыке  той,  что  укрепляла,  однако  чувство...
Сплина  (позже  у  нее  появились  те  самые  рыбки,  о  которых  она  мечтала;  как  она  любила  их  осторожно  гладить  пальчиком,  с  трепетом  ощущать  их  сердечко,  кормить,  любоваться  их  тихой,  вроде  простой,  но  своей,  увлекательной  для  них  жизнью,  это  все,  что  действительно  радовало  ее  (одноклассники  не  любили,  родители,  дабы  дочь  не  мешала  их  светской  жизни,  переехали;  и  крошечные  рыбки  поддерживали  ее,  ее  надежды  и  грусть)..
Дождь  все  не  переставал  капать,  подобно  ее  слезам  -  они  умерли,  так,  в  сущности,  и,  не  успев  дать  понять  ей  -  они  живые,  любимые,  они  живые!..  И  никакие  деньги  и  успех,  время  их  не  вернет,  быть  может,  только  взгляд  и  прикосновение  к  чучелкам,  тихое  и  задумчивое  поднимание  и  опускание  своих  шагов  по  лестнице,  что  у  темно-зеленых  стен,  только  мелодия...
Рисует,  как...  Девушка  тихо  улыбнулась,  бережно  погладив  двигающиеся  картинки  с  ее  любимцами  (она  была  одна  (незаметно  поцеловав  ее,  Сплин  скрылся  во  мраке  ночи);  и  не  слышала,  как  с  куколки  в  человеческий  рост  осыпались  осколки  (в  нее  выстрелили  из  пистолета);  она  гладила  игру  с  белыми  рыбками,  смотря  на  них  так  же  тихо,  затаив  дыхание,  как  в  детстве,  слушала  мелодию...ей  снова  захотелось  жить  и,  быть  может,  скоро  уснуть  и...
Видеть  во  сне,  как...
По  воде  медленно  плывут  крошечные  бледные  цветы,  мерно  капает  дождь;  и  все  вроде  бы  обычно  в  жизни  молодого,  ничем  не  отличавшегося,  человека,  задумчиво  опустившего  взгляд  -  его  поразила  мелодия,  где-то  он  слышал  уже  ее...
Поразительная  волшебная  музыка  беспрестанно  рисовала  его  воображению,  как  он  на  искристо-белом,  воздушном  коне  сквозь  приятно-искристый  ночной  лес  в  замок,  да  куда  угодно,  лишь  бы  убежать  от  того  чувства,  в  псевдоним  которое  он  себе  поставил  -  Сплин,  поддаваясь  странному  чувству,  что  он  преследуем  мелодией,  возвращался  в  свое  укрытие...
Сплин…

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=582334
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 19.05.2015

Белоснежное небо…

Мечтами  возносясь  к  нему,  тихонько...  шелестят  высокие  веточки  с  крупными  ягодками,  приятно  красными  с  сочными,  на  несколько  минут  они  озарились  алой  дымкой  заката  и  теперь  стали  тускло  бледнеть;  но  это  не  портило  их  для  взора...
Огромных  внимательных  светло-зеленых  глазок,  обрамленных  нежно-розовым  узорчатым  ободочком,  пушистыми  белыми  ресницами  и  бровками,  где-то  по  краям  и  в  середине  глазок  -  черные  штришки,  будто  то  блестели  темные  жемчужинки;  они  с  легкой  грустью  опустились  на  длинные-длинные  белоснежные  лапки  с  мощными  когтями  своей  хозяйки:  день  уже  закончился,  а  как  прекрасно  было  поймать  солнышко,  редко-долгожданно  заглянувшее  сквозь  густые  джунгли  леса,  объятого  льдом  и  снегом,  ловить  бледно-розовым  носиком  и  кажущимися  невидимыми  от  белизны  усиками  его  лучики,  искристые  блики  играли  с  ее  не  слишком  длинным  хвостом  с  розовой  пушистой  кисточкой,  как  у  льва;  припадая  на  передние  лапы  и  внимательно  придерживаясь  задними  коротенькими,  она  наблюдала  этот  день  сквозь...
Небольшое  озеро  в  глубине  леса,  прозрачное  и  притягивающее.  Она  изящно  коснулась  носиком  воды  -  пошли  круги,  подобно  причудливым  облакам  дальних  планет,  быть  может,  и  те,  что  опоясывали  родину  ее  и  маленьких,  больших-таких,  как  она:  существ,  огромных,  но  с  коротенький  телом,  с  гигантской  мордочкой  словно  морской  свинки  и  внушительными  хвостами  (кадов).  Мысли,  одна  за  другой,  шаловливыми  крошками-невидимками  снова  ли  между  ее  крохотных  круглых  ушек  и  тонкого  округло-изящного  лобика  (а  вдруг  и  в  озере  кто-то,  как  и  ее  родичи,  гуляют,  кушают,  дружат?..)
Она  присмотрелась  к  мерцающей  глади,  бликами  будто  гладившей  ее  черты,  высокой  и  легкой,  как  белоснежное  небо...  Казалось,  в  ней  тихонько  перешептывался  снег,  укрывавший  фрукты,  цветочки  и  ягодки  с  листиками  и  травинками,  капельки  росы  или  свежести  замирали  на  них  ледяными  алмазиками,  что  как  пятнистой  корочкой  отражались  в  воде...  Как  перышки,  мелькали  в  ней  белые  и  бледно-розовые,  нежно-апельсиновые  рыбки,  стройные,  с  большими  хвостиками,  полупрозрачными  и  кружевными,  пышными,  философствующие  о  чем-то  своем  открывающимся  и  закрывающимся  ротиком,  чуть  выпуклыми  глазками,  коротенькими  кружавчиками  плавничков  и  жабрами  (они  дышали,  разговаривали)...
Эти  светленькие  морские  крохи  как-то  растерянно  бродили  среди  оледеневших  травинок  водорослей,  не  смотрели  на  капельки  сияющих  жемчужинок,  на  масенькие  кораллы  и  затонувшие  следы  иных  цивилизаций  и  миров;  трогали  все  ротиками  и  скучающе  глядели  вдаль,  ввысь,  где-то  там  пестрели  цветы,  ягодки,  травинки...
Сердечко  в  ее  грудке  забилось  чаще:  "Малыши,  чем  же  вам  помочь?"  (плавающие  друзья  ее,  несомненно  были  хрупкими  капельками  волшебного  дождя  белого  неба,  что  больше  никогда  не  повторятся);  поблизости  не  было  ничего,  чтобы  быстро  накормить  их;  она  решительно  отбежала  на  поиски  травинок,  мысленно  пообещав  рыбкам  вернуться;  однако...  чем  дальше  в  джунгли,  тем  более  скупы  они  были  на  растительность;  да  и  ее  соседи  -  миролюбивые  халикотерии  и  гигантские  снежные  попугаи  лениво-жадно  отворачивались  и  проталкивали  лапами  за  щеки,  недовольно-предупредительно  урча  и  кося  миловидные  глаза;  кады  ее  крохотной  группки,  забравшись  на  великаны-папоротники,  друг  рядом  с  дружкой,  свив  для  малышей  люльки  из  лиан,  крепко  спали,  оставив  только  часовых  по  четырем  направлениям;  не  стоило  их  отвлекать;  синева  и  мерцающие  звездочки  опускались  на  долину  кадров;  и  только...
Где-то  вдалеке  от  нее  белоснежное  небо  озера  тосковало  от  того,  что  не  оживляют  его  игры  и  перегонки,  рой  пузырьков  рыбок  с  пышными  хвостами,  покрывавших  почти  всю  их  спинку  и  животик,  прелестных  кремовых  и  белых  своих  малюток,  что  испуганно  метались,  как  лепестки,  подхваченные  холодным  ветром  (они  все  еще  были  голодными);  с  каждым  шагом  она  понимала  это,  отчаянно  решившись  вернуться  и  постараться  освободить  когтями  водоросли  для  пищи  рыбкам;  пока  глубокая  ночь  не  обрекла  их  на  бессонницу  от  грусти  и  просящих  кушать  брюшек,  она  повернулась  бежать  назад,  но  вдруг...
Смущенно  отступила  назад:  перед  ней  был  кад  горазд  крупнее,  с  более  мощными  плечами  и  спиной,  более  длинными  когтями  и  хвостом,  белоснежный,  с  теми  же  розово-белыми  ободочками  черно-зеленых  бусинок  огромных  глаз  очень  крупной  по  отношении  к  коротенькому  телу  мордочкой,  почти  такой  же  как  она,  но...  Она  потупила  взгляд  и  не  решалась  сказать  ему  ни  слова:  он  положил  перед  ней  добротный  пучок  травинок  с  мелкими-мелкими  ягодками  (как  раз  пригодных  для  рыбок!);  ее  кончик  хвостика  взволнованно  дрожал  и,  если  б  мог  говорить,  наверняка  б,  как  и  она  спросил:  "Отчего  ты?"...
"Смотри...  Они  радостные!..  Они  снова  играют  друг  с  другом!.."  -  донёсся  тихий  голос  кого-то,  когда  она,  поблагодарив,  взяла  пучок  и  вернулась  к  белоснежным  и  бледных  тонов  бабочкам  воды,  аккуратно  кинув  корм  рыбкам,  она  с  радостью  наблюдала,  как  ловят  ротиками  травинки,  трясут  фигуркой,  облегаемой  роскошным  хвостиком,  из  стороны  в  сторону,  от  счастья,  наконец,  ощутить  вкус  травинки,  после  -  кружась  в  догонянии  друг  дружки  среди  жемчужинок,  рифов  и  водорослей;  она  смотрела  и  чувствовала,  как  гладит  их  хвостики  и  как  хорошо  -  просто  помочь  таким  милым  созданиям  и  наблюдать  за  ними;  голос...
Заставил  ее  встрепенутся  и  поднять  глаза  -  рядом  с  ней  примостился  у  кромки  озера  тот  самый  кад,  что  подарил  ей  травинки  для  ее  крошечных  друзей  белоснежного  неба  озера,  от  синевы  сгущающихся  сумерек  кажущееся  сотканным  из  сверкающего  чуть  синеватого  тумана;  он  долго  смотрел  в  ее  глаза,  ловя  в  них  все  -  ее  солнечную,  как  улыбка  малыша,  радость  от  осторожного  касания  лапкой  к  спинке  близпроплывавшей  рыбки,  ее  задумчивость  от  того,  что  наступает  такая  странная  пора,  клонившая  ко  сну,  но  таящая  в  себе  столько  лабиринтов  мгновений  и  красоты,  как  если  б  это  был  его  кроткий  взгляд,  отражены  в  магическом  небе,  любовался  незаметно  опустившимися  маленькими  снежинками  (тихий  дождь  смешался  со  снегом  в  том  словно  сказочном  лесу)...
"Ты  грустишь?"  -  придвинулся  он  ближе,  стараясь  дать  ей  все  тепло.
"Немножечко"  -  кротко  ответила  она,  не  жалея  пушистой  кисточки  на  хвосте,  смахнув  с  его  бровей,  более  густых  и  потому  словно,  больше  засыпанных  снежинками,  эти  частички  снега.
"О  чем  же?"  -  (с  трепетом  он  аккуратно  ловил  глазами,  затаив  дыхание,  как  легонький  ветерок,  сорвав  лепестки  с  лесной  алой  вишни  неподалеку,  купал  их  в  красных  лепестках)...
"Может,  о  том,  что  знаю:  сейчас  рыбки  будут  спать...  А  какие  сны  они  увидят  -  узнаю  ли?..  Какие  сны?.."  -  (она  невольно  приняла  лепесток,  что  не  отпускала  его  лапа,  коснувшись  его,  замершего  на  ее  нежных  белых  ворсинках  лапы)...
Они  долго  еще  разговаривали,  о  том  о  сем,  без  слов,  одними  глазами,  глядя,  как  в  синем  небе  среди  звезд  переливаются  снежинки,  капли  и  лепестки,  усыпанные  ими,  как  бриллиантами;  и  миг  слил  их  жизни  в  одно  мгновение  падающих  нитей  неба,  как  всю  жизни  знавшие  друг  друга,  он  и  она  аккуратно  передавали  друг  другу  эти  нити,  боясь  потерять  хоть  одну;  не  боясь  закрыть  глаза  или  снова  приопустить  взгляд,  рассматривая  как  внутри  себя  и  вокруг  них  разливается...
Теплое  белоснежное  небо,  щекочут  их  хвостиками  рыбки,  белые,  светло-апельсиновые,  нежно-розовые  и  они  смеются  вместе  с  ними,  одними  глазами,  с  замиранием  прислушиваясь  к  биению  сердца  друг  друга  (он...  в  один  миг,  желая  поймать  след  звездочки,  невольно  коснулся  носиком  ее  шеи,  более  тоненькой  и  длинной,  чем  у  него;  как  странно  -  хотел  он  стыдливо  сказать  себе,  но...  Она  только  приподняла  мордочку,  легонько  водя  своим  носиком  по  розовому  приплюснутому  треугольнообразному  прохладному  шарику  его,  закрыв  глаза  и  осторожно  касаясь  сердцем  будто  хвостика  рыбки,  скользящей  по...
Белоснежному  небу...
Мечтами  возносясь  к  нему,  тихонько...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=579863
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 08.05.2015

"Капут!" ;)

...  -  Словечко  летит,  подобно  маленьким  звездочкам,  сквозь  Космос,  разные  планеты-кометы,  так  весело,  легко,  смеясь  вместе  с  бесконечной  и  тихой  синевой,  будто  никогда  не...
Раздавались  глухие  раскаты  грома  над  секретной  лабораторией  Нимнула,  сыпающуюся  и  увязшую  в  болотоподобном  пепле  и  паутине  (он  сам  ее  как-то  сжег,  отчего-то  решив  распространить  в  ней  в  жару  торфу  и  поплясать  на  нем);  чего  уж  удивляться,  что,  как-то  раз...
Сумасшедший  изобретатель  скакал  и  хлопал  в  ладоши  от  счастья,  приговаривая:  "Наконец  я  избавлюсь  от  Спасателей  и  всех-всех-всех  бурундуков,  мышей,  мух,  всех-всех-всех  животных...  Запомни  -  они  -  зло!  Зло  -  надо  убирать!  Понял?"  -  и  трясущейся  от  безумия  рукой  включил  кнопку  запуска  того,  к  кому  он  обращался...
Тем  временем  Чип  и  Дейл,  привычно  переругиваясь  и  топоча  на  месте  от  азарта  лапками,  играли  в  настольный  хоккей,  Гаечка,  поправляя  очаровательную  челочку,  с  энтузиазмом  упражнялась  в  стрельбе  из  своего  лука,  заряжаемом  вантузами,  Вжик  пил  яблочный  сок  из  пакетика  на  солнышке,  напевая  песенки,  а  Рокфор  усердно  перебирал  лапками  по  клавиатуре  компьютера  и  щелкал  мышкой,  просматривая  ленту  новостей  и  общаясь  на  любимом  сайте  -  Форуме  поваров  и  любителей  сыра  "Сырки-дырки".  
На  небе  смотрелись  в  радугу  облачка,  что  прибавляло  досугу  друзей  хорошего  настроения,  вдохновения;  им  казалось,  что  так  будет  всегда...
Но  вдруг  грянул  гром  среди  ясного  неба  в  самом  прямом  смысле.  Все  в  Штабе,  как  один,  встрепенулись,  напряженно  глядя  в  окно  -  за  ним  все  так  же  зеленела  травка  и  порхали  бабочки,  никакой  опасности  не  мелькало  даже  на  горизонте!
-  Должно  быть,  показалось!  -  решил  Чип,  пользуясь  замешательством,  незаметно  подбрасывая  шайбу  в  ворота  Дейла,  хотя  выигрывал  красноносый  бурундучок  (что  сосредоточеннее  всех  смотрел  в  окно  со  смешной  рожицей,  прислушиваясь  и  стараясь  понять,  к  чему  бы  это?).  
-  До  чего  техника  дошла  -  телевизоры  уже  в  природу  монтируют!  -  философски  пробормотал  он,  потом  пожал  плечами  и  поспешно  вернулся  к  игре  и  выяснению  отношений  с  товарищем,  любившим  жульничать.
Рокки  подмигнул  малышам  и  стал  снова  печатать  сообщения  таким  же  поклонникам  сыра,  как  и  он,  делиться  рецептами  и  обсуждать  их,  мушка  удовлетворительно  прожужжала,  перевернувшись  на  бочок,  чтобы  насладиться  сытой  дремой,  а  Гаечка  пискнула  от  радости  (попав  в  лучшую  цель  тренировки),  словно  все  пошло  по-старому...
Но  вот  гром  грянул  снова,  и  Спасатели  поняли  -  им  это  не  показалось.  Они  бросились  друг  к  другу,  вернее  крохи  прижались  к  пузику  мыша,  что  принял  их  в  свои  добрые  лапки  и  стал  гладить,  успокаивая  и  уверяя,  что  все  будет  хорошо...  Неясный  раскат  в  этот  миг  усиливался,  как  будто  что-то  огромное  и  опасное  приближалось  по  воздуху  к  славным  Спасателям...  
Оно  проломило  крышу  и  зловеще  предстало  перед  ними  -  это  был  гигантский  робот,  с  кошачьей  головой,  ручищами-мухобойками  и  крыльями  из  ножей,  что  могли  вращаться,  как  пропеллер;  из  мухобойки  высовывались  по  одному  световому  мечу,  один  глаз  криво  был  лазерный,  другой  прозрачной,  такой  неприятной  и  толстющей  линзы,  что  можно  было  подумать,  это  Нимнул  отдал  на  него  монокль,  рожа  у  робота  была  устрашающей  и  с  зубами,  вытянутыми  и  ужасающими,  напоминающими  челюсти  инопланетного  монстра,  передвигался  он  на  слизких  клейких  шарнирах;  сложнее  было  придумать  безумнее,  пугающее,  огромней,  злее,  фантастичней  робота,  чем  этот!  
Он  стоял,  размахивая  своими  граблями  из  мухобоек,  клацая  кривыми,  разнокрупными  и  разнодлинными  клычищами,  численности  и  остроте,  страхотю  могла  б  и  акула  позавидовать,  шумел  и  выписывал  джигу  на  склизких  колесиках;  приводя  бедняжек  в  страх  почти  до  смерти...
-  Хих,  каааааккк-к-к-к  ллллюбезно-но-но  со  стороны  Нимнула  доставить  нам  пасту  "Колгейт"  роботом  на  дом!  -  пролепетал  нервно  Чип,  чтобы  хоть  как-то  развлечь  друзей,  дрожащих,  побледневших,  как  по  команде.
-  Ага,  и  возвести  кого-то  из  нас  в  джедаи...  "Звездные  войны"  решил  свои  снять,  что  ли?  ть-тьтттьть...  -  пикнул  шепотом  второй  бурундучок,  у  которого  даже  ушки  закосились  от  ужаса.
-  Вы  что,  решили,  как  и  Нимнул,  тронуться?!..  Вы  поглядите  на  эту  помесь  Крюгера  с  Терминатором  и  Чужим  -  он  явно  послан  им  и  ими,  чтобы  избавиться  от  нас!  -  Гаечка,  несмотря  на  хрупкую  женственность,  первая  пришла  в  себя  и  отважно  выступила  с  луком  и  воинственным  кличем  на  чудище.
Крошечная  мышка  самоотверженно  прыгала  по  всему  Штабу,  без  устали  стреляя  вантузами  в  робота,  куда  попадет,  чтобы  отвлечь  и  дать  возможность  спастись  другим,  опутать  веревочками,  незаметно  прикрепленным  к  "стрелам"  -  глупый  колос  разозлено  вертел  головой,  ручищами  и  колесиками,  но  не  успевал  за  прелестной  ловкой  Спасательницей;  тщетно  побегав  за  ней  по  кругу,  он  запутался  в  руках,  крыльях  -  вантузы  так  и  мелькали  с  разных  сторон,  метко-крепко  впиваясь  своими  кругляшками  то  в  спину,  то  в  глаз,  то  в  макушку  незадачливого  незваного  гостя.  Наконец,  он  грянулся  оземь,  и  закрыл  глаза,  как  убитый.
Окончив  бой,  мышка  еще  постояла  на  страже  с  натянутым  луком,  но  убедившись,  что  враг  без  сознания,  опустила  оружие,  повернулась  к  друзьям  -  мордочка  ее  была  недовольна  и  беспокойна  одновременно.
Вжик  подлетел  ее  обнять,  счастливый-счастливый,  Рокфор  стыдливо  опустил  глаза  и  закрутил  ус,  брундучки  наперегонки  кинулись  ее  целовать  с  воплями:  "Мы  тебя  обожаем!!!"
-  Разини!  -  с  достоинством  отстранила  она  восторженных  братцев,  приказав  им  перевести  робота  к  ней  в  мастерскую  на  демонтаж,  чтобы  можно  было  сделать  из  него  что-то  полезное.  
Зеленая  кроха  на  радостях  полетела  к  нему,  чтобы  хорошенько  обнюхать,  поиграть  с  мухобойками,  сфотографироваться  на  память  (вот  все  мушки  удивятся  и  будут  завидовать!);  словно  прочитав  его  мечты,  устремился  и  Рокфор,  утверждая,  что  мухобойки  сослужат  отличными  лопатками  и  формочками  для  новых  блюд,  также  он  хотел  оторвать  недругу  кошачью  голову,  чтобы  сбросить  с  вертолета  в  Марианскую  впадину  (надо  ж  отомстить  ей  за  то,  что  у  него  едва  носик  не  съежился  от  страха);  да  не  тут  то  было!..
Чуть  они  подошли,  злополучный  робот  закопошился...  Спасатели  ахнули  и  отбежали,  однако  теперь  они  не  собирались  прятаться  и  дрожать  в  углу:  храбрая  малышка  с  луком  и  стрелами-вантузами  вернула  им  мужество  и  готовность  отстаивать  свою  честь,  защищая  друзей,  понимая,  что  так  много  в  них  нуждаются...  Итак,  они  быстренько  придумали  план  и,  пока  робот  поднялся  (теперь  он  выглядел  еще  ужаснее,  злее),  приготовились  к  его  исполнению.
Вот  уже  Гаечка  стреляет  в  него  из  лука  иголками  и  камнями,  появляясь  повсюду,  еще  неожиданнее,  а  на  вертолете  кружит  вокруг  его  фигуры  мыш,  выполняя  самые  сложные  фигуры  высшего  пилотажа  и  от  веселья  происходящего  даже  придумывая  новые,  опутывая  цепями  и  резинками,  завязывая  на  узлы,  которые  и  Гордий  и  не  мог  бы  развязать;  Чип  и  Дейл  тем  временем  вытаскивали  из  его  ног  соединяющие  суставы  шарниры,  кололи  их  и  подпиливали,  отвлекая  и  толкая  в  яму,  преследуя  по  пятам;  Вжик  все  это  снимал  на  фотоаппарат  и  видео,  отправлял  это  Нимнулу  (такие  психи,  как  он,  не  выдерживают  обычно  издевательств  над  своим  творением  и  жалеют  его  больше  чем  замыслы,  ради  которых  создавали);  горячий  бой  грохочет...
Но  в  один  миг  неприятель  стряхнул  с  себя  бурундучков  так,  что  искренне  любившая  их  Гаечка  бросила  стрелять,  подбежав  к  ним  (они  отлетели  от  страшного  удара!);  лук  приняла  мушка,  но  нечаянно  иголкой  попала  не  во  врага,  а...  в  лопасть  вертолета  -  тот  забарахлил  и  путы  спали,  мышу  пришлось  уже  все  бросить,  лишь  бы  не  разбиться  и  не  погубить  друзей  (пике  было  в  их  направлении);  робот  же  -  гоготал,  как  никогда  за  свою  короткую  жизнь,  голосом  Нимнула.
-  Я  так  и  знал,  что  ты  стационарный,  мерзавец!  -  очнувшись,  выдохнул  изнеможенный  Чип.
-  Мы  тебе  все  равно  покажем,  очкарик  полоумный!  -  бодро  встал,  разъяренный  страданиями  друзей,  Дейл  и  изо  всех  сил  кинул  огромным  камнем  прямо  в  сердцевину  монстра;  тот  отшатнулся  и  даже  упал,  но,  судя  по  его  еще  более  озлобленному  рыку,  помирать  не  собирался  и  вот-вот  опять  ринется  нападать.  
-  Придумал!  -  воскликнул  он,  с  необычной,  для  его  пухлого,  от  арахиса,  тельца,  скоростью,  за  лапку  отводя  Чипа  и  Гаечку  подальше  от  камней,  которыми  в  ответ  начал  кидаться  железный  псих,  другой  лапкой  кидая  мышу  гаечный  ключ  для  починки  вертолета,  первой  задней  лапкой  подавая  Вжику  фотоаппарат,  второй  -  запуская  одеялом  в  противника,  чтобы  хоть  на  миг  привести  его  в  замешательство.
-  Братцы,  шубки  в  зубы,  теплое  перекусить  и...  за  мной!  Рокфор,  курс  на  Север!  -  на  самых  высоких  нотах  пропищал  он,  спеша  к  спасительной  дверце  вертолета...
Так  Спасатели  полетели  по  направлению  Северного  полюса,  надеясь,  что  царящий  там  лед  и  снег,  могучий  холод  навсегда  разрушат  творение  Нимнула,  которое  между  собой  не  упоминали  иначе,  как  "Капут";  превозмогая  километры,  ветер  и  облака,  крошечный  их  вертолет  летел,  петляя  из  стороны  в  сторону,  стараясь  играючи  проскользнуть  между  тоненькими  ветками  деревьев  и  узкими  проходами  между  колоннами  (ужасный  робот  погнался  за  ним).
Ни  молния,  ни  вьюга,  однако,  не  останавливали  крошечный  транспорт  друзей  -  во-первых,  за  любимейшие  и  огромнейшие  куски  самых  редких  и  собственных  сыров,  бравый  летчик  купил  чудо-топливо,  позволяющее  никогда  не  терять  скорость  и  не  заканчивающееся  многие-многие  столетия;  во-вторых,  он  очень  любил  путешествовать,  и  чем  острее  обстоятельства,  сотворившие  поездку,  тем  более  она  была  манящей  для  Рокки…  
Ну  и  в  третьих;  он  давно  не  бывал  в  белом-белом  краю  и  соскучился  по  нему,  где  ходят  важные  пингвины,  фыркают  умилительные  моржики  и  прыгают  по  снегу  белые  медвежата;  ветер  был  попутный,  так  что...
Долго  ли,  коротко  ли,  а  прибыли  наши  герои  на  Север,  к  счастью,  раньше  противного  робота;  что  дало  компании  поспешно  выпрыгнуть  из  салона  вертолета  подышать  свежим  (мягко  говоря)  воздухом.
-  "Я  заморожу  его"...  -  передразнивал  моментально  замерзший,  изнеженный  Чип  второго  бурундучка,  продолжая  высказывать  поток  ругательств,  впрочем,  не  иссякающий  весь  полет,  -  Идиот!!!..  
И,  ничем  не  мотивируя  последний  выкрик,  он  надулся  и  занялся  согреванием  драгоценных  лапок;  тем  временем  Вжик  смеялся  с  крошечным  моржонком,  с  которым  подружился,  над  масенькими  варежками,  надетыми  ему  на  черные  усики  на  его  зеленой  головке.
Рокфор  фотографировал,  как  купаются  лемминги  в  еще  не  замерзшей  лужице;  Гаечка  готовила  изголодавшимся  бурундучкам  еду  в  походной  электрической  печке...
Хрустящее  теплое  мышиное  печенье  подняло  настроение  и  развязало  язык  щекастым  малышам  с  хвостиками-пимпочками,  все  не  разговаривавших  друг  с  другом;  и  теперь,  умиротворенно  отхлебывая  мышиное  кофе,  Дейл  спросил:
-  А  чего  ты  назвал  меня  идиотом?
-  Ну  ты  ж  собрался  заморозить  робота...  -  смягченнее  отозвался  его  собеседник.  -  А  разве  его  холодом  возьмёшь?..  Только  зря  прилетели....
-  Неправда,  крохи!  –  ласково  возразил,  подмигивая  Рокфор,  выкладывая  щедрую  на  экземпляры  пачку  фотографий.  Друзья  уселись  рядышком  их  рассматривать,  не  замечая  времени  и  холода  от  радости…  
Вот  развеселые  белоснежные  щенки  песца  играют  в  волейбол  снежком,  вот  несмышленый  моржик  ловит  блики  Северного  сияния,  вот  пингвины  соревнуются  с  рыбками,  кто  выше  прыгнет  из  воды  к  макушке  айсберга,  делая  разные  причудливые  кульбиты  в  воздухе,  вот  от  холода  капли  от  брызга  застывают  тут  же  в  прекрасных  ледяных  цветах,  силуэтах,  фигурках  точно  животных,  а  вот  переливается  белоснежная  долина,  когда  показалось  солнце...
-  Ты  прав,  как  здорово  тут...  -  ахнула  в  восхищении  мышка,  забинтовывая  лапку  белому  медвежонку.
-  Вы  не  забывайте,  что  мы  не  просто  тут,  грядет  ж  Капут!..  -  устрашающе  взмахнул  лапками  Дейл,  рассеивая  корм  оленятам  карибу.
-  Ой,  не  вспоминай  эту  железяку!  -  страстно  умолял  второй  бурундучок,  с  мордочкой,  тихо  просящей  об  лимоне  и  виселице.
И...  как  только  он  это  сказал,  испуганно  метнулся  в  лапки  моржонку  Вжик  -  смолкли  веселый  смех  птичек  и  цоканье  пингвинов,  рев  снежных  мишек,  заунывно-гулко  и  жутко  стал  раздаваться  скрип  и  гадкий  шорох  одновременно,  наползала  громадная  тень...
Робот,  подуставший,  но  еще  злее,  страшнее,  все  еще  мечтающий  порадовать  своего  создателя  достигнутой  целью,  все  ж  догнал  их  даже  на  Севере  (видно  было,  что  холод  и  лед  его  совсем  не  беспокоили)!
-  Ну  вот!!!..  Идиот!..  -  он  и  есть!..  –  (как  бы  про  себя,  но  обращаясь  к  Дейлу,  буркнул  первый  бурундучок)  -  вместе  с  ним  вернулась  злоба  и  к  Чипу,  он  резко  и  с  видом  зазнайки  проконстатировал  Рокки  -  любое  железо  плавится...  На  юг  его  надо,  да  побыстрее...  Курс  на  Сахару!..
-  Да  ты  с  ума  сошел?!..  Капут-то  сыграет  в  ящик  от  жары,  но  где  гарантия,  что  раньше  нас?!  Мы  ж  заблудимся  и  пропадем  тааам!!!..  -  ужаснулся  было  Дейл,  но  его  друг  был  неумолим  ("На  Сахару,  я  сказал!")
Понимающий  мыш,  заверив,  что  «карта  есть,  друзья  найдутся  и  на  Севере,  и  в  пустыне,  что  они  вместе  не  пропадут  и  в  любом  случае  –  это  приключение»,  метнулся  к  месту,  где  они  оставили  вертолет,  но...  его  не  было,  точно  он  сквозь  землю  провалился!
Теперь  все  по-настоящему  испугались:  робот  вот-вот  настигнет  их,  а  все  оружие  и  путы  у  них  остались  в  багажнике  их  транспорта;  малыши,  как  при  первой  встрече  с  посланником  кошачьего  дья..  Эээ..то  есть  .-  ...  Нимнула,  обнялись  и  запищали,  заревев,  как  один,  дрожа  и  бледнея  пуще  прежнего;  мыш  их  обнял  и  закрыл  глаза...
Когда  он  открыл  их,  то...  Его  усы  изумленно-восхищенно  навострились  -  они  были  живы,  мушка  покатывалась  со  смеху,  Чип  и  Дейл  с  умилением  на  что-то  с  наслаждением  смотрели,  обнимая  Гаечку  с  двух  сторон,  поймав  момент.  Он  поспешил  за  направлением  их  взгляда  и...  
Ошеломился:  пару  крупный  моржей,  бивнями  и  тельцем  вытолкав  и  откопав  вертолет  из  глубокой  снежной  ямки,  припорошенной  целой  снежной  горкой,  усами  и  ластами  счищали  снег,  которым  замело  их  транспорт,  а  робот...  
Вдруг,  как  оказывается,  тихий,  радостный  и  милейший  в  мире,  симпатичный,  с  улыбкой,  светло-мигающими  разными  глазками,  только  без  какой-то  маленькой  антеннки  в  голове,  мурлыкающий,  играет  с  пингвинами,  медвежатами  и  мастерит  для  них  из  только  застывшего  льда  игрушки,  катал  в  небе  зверят,  готовил  им  мухобойками  лакомства!
Заметив  Спасателей,  поспешил  к  ним  -  они  съежились  еще  больше,  почувствовав  его  приближение,  опять  зажмурились,  приготовившись  вместе  погибнуть,  но…  
Открыли  вновь  глаза,  изумленно,  как  никогда  в  жизни,  как  если  б  в  первый  раз  открывали  для  себя  этот  мир,  от  того,  что...  он  гладил  их,  в  лапки  дал  по  снежной  игрушке  и  приготовленного  лакомства!
-  Ккак  это  могло  случится?!  -  заикался  Чип.
-  Нас  же  пятеро  и  не  смогли  ничего  сделать,  а  тут...  Вот  тебе  урок,  Нимнул  -  природа  сильнее  любого  робота!  Обломись,  чудик  рыжий!..  Капут  твоему  плану!  –  облегченно  с  тенью  легкого  злорадства  засмеялся  вместе  с  ним  Дейл,  внутренне  сгорая  от  стыда.
-  Да  уж,  и  все  же  мы  вместе  и  вместе  его  победили  не  раз,  хоть  и  не  полностью!  -  утешающе  поцеловала  в  еще  больше  покрасневшие  щечки  каждого  из  них  Гаечка.
И  никто  так  и  не  смог  понять,  почему  он  робот  изменился  к  лучшему,  в  чем  был  его  секрет:  запрограммировал  его  быть  нехорошим  маразматик-Нимнул,  одной  крохотной  антеннкой,  нечаянно  вынутой  пролетавшей  северной    чайкой  из  любопытства…
Но  достаточно  было  ему  доказать,  что  бурундучки,  их  друзья  -  совсем  не  зло,  как  он  станет  добрым  и  полезным,  так  и  случилось,  дело  в  том,  что…
Только  попав  на  Северный  полюс,  железное  творение  сумасшедшего  гения…  с  приятным  изумлением  притихло  почувствовало,  как  жмутся  к  нему  приветливо  мишки,  и  если  их  погладить  –  они  обрадуются  еще  больше;  и  с  тех  пор  он  и  сам  все  понял,  что  зверюшки-друзья  –  это  прекрасно,  что  надо  их  беречь  и  любить,  и  это  будет  взаимно…
А  его  изобретатель  все  это  увидел  и…  пошел  с  досады  есть  непонятно  для  чего  болотную  тину  и  обрывать  мох,  сгоняя  к  себе  на  плешь  противно  квакающих  лягушек;  повторяя  себе,  что  еще  проучит,  избавиться  от  Спасателей,  топая  по  кочке...  даже  кочка  была  против  -  и  злой  гений  по  пузо  провалился  в  едкую  трясину,  не  только  кушая  теперь  тину,  но  и  прихлебывая  болотной  жижей)...
Вжик  же…  вместе  с  мышем...  Сидели  и  ничего  не  могли  сказать,  они  только  смотрели,  как  их  друзья  играют  вместе  с  обрадованными  жителями  Севера;  "Сказка  просто!..  Капут  просто!"  -  только  и  подумал  Рокфор,  спеша  с  мышкой,  мушкой  и  бурундучками  к  новым  друзьям  -  роботу  и  малюткам  севера:  веселиться,  катать  моржиков  на  вертолете,  погладить  малыша  касатки,  катавшего  всех  на  своей  спинке,  смотреть  вместе,  как...
Капельки  застывали  и  уносились  легкими  снежинками,  рассыпались  в  сиянии,  
Брызги  летели...  Точно...
Маленькие  звездочки,  сквозь  Космос,  разные  планеты-кометы,  так  весело,  легко,  смеясь  вместе  с  бесконечной  и  тихой  синевой…

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=578932
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 04.05.2015

Жуликоватая темнота опустилась, когда…

…Немолодой  миллионер  Джейсон,  только  закончивший  услаждаться  перебиранием  своих  денег,  бриллиантов;  закурил  сигару  и  спустился  было  посмотреть  картину...  
Возможно,  покажется  банальным  такое  начало  совсем  небанальной  истории:  всякий  богач  имеет  любимые  игрушки,  вроде  машины,  предметов  искусства,  однако  что  это  была  за  картина  -  воображение  вряд  ли  б  могло  создать  совершеннее,  сказочнее  и  прекраснее  мирок,  заключенный  в  холст  -  тоненькие  ниточки  капель  дождя,  почти  белоснежного,  он,  кажется,  вот-вот  подарит  прохладу,  полетит  едва  уловимыми  пушинками  света  вниз,  как  только  коснешься  его;  где-то  из  мягкого,  нежного,  чуть  розового  тумана  выступают  две  крошечные  жемчужинки,  подхваченные  будто  легким  ветерком  не  то  сна,  не  то  таинственной  дремы  наяву,  хрупкие,  маленькие,  переливающиеся,  как  живые;  два  небольших,  но  прелестных  пушистых  и  тонких  перышка  кружились,  как  если  бы  притягивались  друг  к  другу,  складывая  своими  чертами  и  незримыми  ниточками  переплетения  светлые  и  легкие  крылья  ангела,  уносящегося  ввысь...  восторженный  взгляд  зрителя  застывшего  в  каждой  черточке  мгновения  волшебства  красоты,  ее  пленяющего  обаяния  отметил  бы  и  хрупкую  фигурку  девушки,  склонившей  голову,  скрестившей  руки  и  готовую  встать  (она  сидела)  убежать,  можно  было  разглядеть,  как  приопущен  ее  взгляд,  она  хотела  что-то  сказать,  но  не  смела;  мягкая  тень  паутинкой  подчеркивала  ее  маленький  силуэт,  волосы  стыдливо  ниспадали  на  плечи;  странное  одиночество  ее  не  нарушало  гармонии  окружавшей  ее  красоты,  несомненно,  она  была  ее  частью  и  только  подчеркивала  скользящий  мягкий  переливами  фон  бледной,  будто  дрожащей  кожей,  черными  волосами  и  синими,  как  ночь  глазами,  зоркий  глаз  отметит  и  румянец,  нежно-розовый,  как  лепестки,  рассыпанные  по  картине,  играющие  оттенкам  со  снежинками;  девушка  купалась  в  них  робко  и  как  бы  смотря  в  отражение  лунного  света  (над  ней,  среди  приятных  облачков,  как  из  крема  сотканных,  сиял  крошечный  месяц...  Махонький,  он  ослеплял  сиянием,  от  него  распускались  созвездиями  причудливых  форм,  которые  даже  богатой  фантазии  было  трудно  объяснить,  меняющих  лучи  от  направления  солнца,  падавшего  на  картину;  хотя  глазам  не  поверит  никто  -  там  магически  живо  смотрело  лицо  девушки,  увеличенное,  как  бы  призрачное  и  чуть  белое,  ее  шея  и  плечи,  волосы,  в  натуральную  величину,  впечатление,  что  маг  заточил  ее  живую  в  портрет,  и  даже  не  портрет,  а  мирок  сказки,  завораживающей,  зовущей  в  себя...
Теперь  ее  не  было  на  месте,  в  узорной  платиновой  рамочке  с  жемчугом,  на  любимой  стене  спальни  Джейсона;  рамочку  не  тронули  -  ее  украли!  Негодованию  миллионера  не  было  предела  (чего  греха  таить,  он...  влюбился  в  диковинную  картину  как  в  живую  девушку,  ведь  ее  героиня  была  очень  и  вечно  красива,  юна,  застенчива  и  хрупка;  страшно  гордился  эксклюзивностью:  ни  у  одного  мастера  и  искусного  ювелира  не  встречал  такой  тонкой  техники  и  реализма  в  изображении:  вся  картина  была  гладкой  на  ощупь  как  шелк,  выпуклой  каждым  мазком  и  поражающе  объемной;  натурально  переливались  жемчужинки,  сверкал  месяц  и  брызги  звезд,  дождя,  живо  отбрасывали  светлые  тени  каждые  ворсинки  перьев,  лепестков,  снежинок,  сияющих  мерно  цветом;  краски  не  тускнели  и  не  выгорали  на  солнце!  Он  был  в  ярости  -  за  нее  он  отдал  сумму  целой  лучшей  своей  фабрики,  тратил  время  и  деньги  на  самых  умелых  специалистов  по  уходу  за  редким  материалом  (никто  правда  не  мог  понять,  из  чего  создалась  картина),  охрану  и  вот  -  ее  нет!..
"Приказываю  ее  найти!"  -  ревел  он  в  трубку  командиру  полиции;  не  описывая  место  и  того,  у  кого  покупал  ("Еще  найдут  и  конфискуют  для  расследования"  -  думал  он,  с  неприятностью  теперь  вспоминая  одного  тихого  юношу-азиата,  имевшего  привычку  одеваться  так,  словно  он  был  сказочной  феей;  немногословный,  живущий  в  старомодном  замке,  по  крайней  мере,  он  помнил,  что  нашел  картину  там;  как  долго  не  соглашался  продавать  ее  юноша,  хлопотливо-отчаянно  прятавший  ее  до  этого;  в  мастерской  их  много-много  находилось  -  убегающая  фантастическая  лошадь  с  небольшими  крыльями  на  ресницах,  цвета  заката  и  сотканная  из  него,  на  мощных  ее  ногах  -  развевающиеся  ленточки,  что  свободно  подхватил  ветер,  мифическое  животное  бежало,  сбивая  в  грязь  лужи  и  пыль,  во  все  стороны  отлетали  осколки  чего-то  разбитого,  алого  цвета,  от  картины  веяло  болью,  стремлением  догнать  и  обогнать  нечто  непостижимое;  "Странный  он"  -  еще  тогда  подумалось  богачу,  но  картины,  мастерством,  объемностью  и  диковинностью  материала,  сочностью  красок,  загадочностью,  красотой  сковывали  язык  и  все  свои  нелицеприятные  мнения  об  их  авторе,  глаза  не  знали  на  какой  остановиться  -  вот  цветок,  распустившийся  из  ночных  облаков,  от  него  сквозит  блаженством,  полупрозрачные  радужные  бабочки  окружают  цветок,  веселясь  и  порхая  крылышками,  прыгая  с  веточки  на  веточку  на  тонких  лапках,  любуясь  ягодками,  высокими  пузырьками  солнца  (цвет  гроздьев  -  солнечно-апельсиновый);  паутинки  складывались  в  лесенки  и  струны,  ломанные  линии,  и  на  них  сияла  роса,  дрожащая,  готовая  упасть;  а  вот  маска,  соединенная  с  короной,  с  ниспадающими  алмазами,  запутавшая,  казалось,  в  крючковатых  ветвях  и  маленький  птенец  журавля  с  сердцем,  пронзенным  стрелой,  вылетает  из  нее,  в  небо,  где  дождь  напоминает  косыми  ручьями  клетку,  разбросаны  недописанные  и  порванные  стихи  (или  то  ноты),  миражи  человеческих  эмоций,  движений;..  было  их  много  -  мистических,  обворожительных,  не  похожих  одна  на  другую,  но  эта  нежная  картина  с  девушкой  в  мирке  лепестков,  перышек,  снежинок  и  луны  была  лучшей  и,  во  что  бы  то  ни  стало,  Джейсон  хотел  купить  ее;  с  тех  пор  он  не  видел  таинственного  автора  ее;  с  которым,  впрочем,  и  познакомился,  случайно  прогуливаясь  по  городу).
Теперь  картины  не  было,  и  его  жизнь  изменилась  не  только  тем,  что  не  в  радость  был  виски,  который  он  часто  пил,  глядя  на  сказку  ее  красок,  девушку  и  мечтая,  не  потому,  что  некого  было  погладить  перед  сном,  и  никто  не  встречал  внимательными,  полными  тихой  и  мягкой  души,  глазами,  без  слов  точно  понимая  тебя,  чтобы  ты  не  сказал,  подумал  или  сделал,  и  даже  не  потому,  что  друзья  и  коллеги  потеряли  главный  источник  своего  эстетического,  самолюбивого  и  иного  наслаждения,  обыкновенно  приходя  к  нему  в  гости,  фотографируя,  долго  рассматривая  и  также  трогая  ее  дивный  загадочный  материал;  а  из-за  того,  что  почувствовал  впервые  за  годы  своей  сытой,  мерной  и  почти  искусственной  жизни  заранее  узнанных  или  готовых  ощущений  беспокойство,  страх  больше  не  найти  любимую  девушку  на  картине  и  любимый  мирок  на  ней...
Расследование  длится,  отсчитывая  нетерпение  и  страх  с  каждым  тиком  стрелок  -  полицейские  сбиваются  с  ног,  но  даже  подозреваемых  и  место  продаж  картин  не  находят  ("неужели  замок  испарился?"  -  возможно,  подумаете  Вы,  глядя,  как  на  его  месте  раз  –  и  лесок;  нет  он  так  и  остался,  но...  Странно-мощно  и  молчаливо  стоит  стена  деревьев,  впрочем,  не  растущая,  хотя  и  искусственной  ее  не  назовешь,  соседи  и  друзья  богача  рядом  проходили  и  могут  подтвердить  -  ничего  подозрительного,  обычный  лес;  затосковав  по  картине,  как  не  скучал  за  родными  и  друзьями,  миллионер  подробно  описал  художника  и  то,  что  было  внутри  замка  ("Он  был,  говорю  вам!"  -  орал  он  в  участке,  хватая  за  грудки  командира);  в  итоге,  отряд  с  ним  во  главе  пошли  по  указанному  направлению...
Не  излишне  заметить,  что  с  каждым  шагом  внутри  миллионера  росло  нехорошее  предчувствие  (убранство  автора  картины,  шокированно-навязчиво  запомнившееся,  его  длинные  черные  волосы,  темные  глаза,  деланно-любезный  прищур  глаз  в  сочетании  с  затаившимся  где-то  в  глубине  зрачка  страхом,  и  даже  манией  к  чему-то,  прерываемую  без  его  воли,  веер,  которым  он  поспешно  прикрыл  небрежно  швырнутые  деньги  за  картину  -  все  в  мозгу  Джейсона  усиливало  одну  мысль,  что  возникла  при  первой  встрече:  "Он  странный...  Неспроста  все  это..."...
Подошли  к  лесу,  богач  коснулся  рукой  веток  ближайшего  дерева,  чтобы  отклонить  их  -  они  были  из  такого  же  материала,  как  и  картины  -  мягкого  и  твердого  одновременно,  приятного  на  ощупь!  "Не  может  быть!"  -  воскликнул  в  смятении  чувств  он  и  пошатнулся,  падая  на  ствол  дерева  -  подобно  пластинкам  домино,  одно  за  другим  стали  падать  деревья  (они  были  нарисованы!).  Как  обезумев,  грозясь  на  бегу  посадить  пожизненно  "мошенника  и  подлеца",  проклиная  автора,  сожалея  и  насмехаясь  над  своим  восхищением  его  работами  некогда,  миллионер  влетел  в  замок,  физически  трясясь  от  злобы  и,  попадись  ему  художник,  он  бы,  как  минимум  избил  его.  Читатель,  возможно,  ждет  поимку  поспешно  скрывавшегося  от  правосудия  юноши,  шелеста  защелкиваемых  наручников  под  довольный  взгляд  Джейсона,  торжествующего  приговора  "виновен"  автору  прелестной  злополучной  картины,  счастливые  объятия  богача  с  нею,  изъятой  у  преступника;  Поверите,  бывший  ее  хозяин...  жаждал  этого,  вломившийся  в  холодный  пустой  особняк,  наполненный  монотонный  шумом  падающих  капель,  мраком  и  неясным  гулом  шепотом,  точно  в  глубин  его  кто-нибудь  бродит;  а  лишь...
Обыскав  все,  в  потаенном  углу  замка  упал  на  колени,  дико  озираясь  и  не  смея  двинуться,  дышать  -  перед  ним  безжизненно  лежал  тот  самый  юноша,  судя  по  всему,  он  покончил  с  собой,  так  как  лицо  его  было  не  исполнено  страхом  неожиданной  смерти,  крепко  обнимая,  так  что  нельзя  вырвать,  какой-то  неясный  комок;  богач  присмотрелся  и  едва  не  потерял  сознание  -  это  был  не  комок,  а  смешанные,  вероятно,  сожженные  и  порванные  картины  -  вниз  было  все  смешано  с  грязью,  кровью,  обезображено;  лишь  одна  оставалась  неиспорченной,  та,  что  когда-то  была  прекрасной  девушкой  среди  лунного  света,  лепестков  и  светло-бело-сияюще-розового  мечтания  (теперь  это  был  лишь  крошечный  кусочек  жемчужинки,  щепотка  белого  перышка  и  крохотная  частичка  чего-то  мягонького  и  бледного);  какое-то  еще  сумасшедшее  смешение  света  и  черно-белых  красок  ударило  в  глаза  в  мгновение,  когда  Джеймсон  озирался,  и  он  вернулся  взглядом  туда:  там  догорала  рукопись,  скорее  всего,  художника...
"...  Я  с  детства  любил  картины  и  красоту  в  целом,  сам  рисовал  и  особенно  этим  стал  увлекаться  при  поступлении  на  хирурга;  и  все  же  одна  мысль  не  давала  мне  покоя:  "Что  есть  человек?  -  Не  венец  природы,  раз  кто-то  рисует  живописнее  его  картины  заката,  брызг  волн,  краски  перышка  каждого  птиц,  люди  же,  в  сущности  -  только  срисовывают,  и  даже  когда  пишут  картины  без  подсказки,  как  им  кажется,  категориями  мысли,  чувства  и  фантазии  не  могут  покинуть  границ,  скажем,  уже  когда-то  до  них  придуманных  и  прорисованных  контуров  неба  и  земли;  и  искусство  становится  игрой  в  сочетание  красок  и  форм,  позаимствованных  у  кого-то  более  могущественного  и  гениального,  хм...  а  еще  говорят,  что  человек  гений....  Раз  человек  такое  совершенство,  то,  пусть  послужит  мне  и  искусству  полностью  (это  забавно?)...  Над  моими  идеями  смеются!  Конечно,  они  готовы  раскошелиться  на  мастера,  на  новые  работы,  совсем  не  жалея  труда  художника,  брезгуя  им  только  потому,  что  какая-то  краска  стала  менее  сочной  из-за  солнца  или  только  потому,  что  есть  такая  вещь,  как  пыль  и  время?!  Я  исправлю  это,  клянусь!!!.."
Каждое  то  слово  дышит  разочарованием,  яростью,  сквозит  ураганом  событий,  возможно,  трагических  и  мистически  раскрывает  какую-то  тайну,  не  правда  ли?  Полицейские  и  богач  бросили  всю  свое  зрение  и  скорость  запоминания  на  мелькающие  под  переворачиванием  огнем  листочки,  рисующие  следующие  картины:  "...Итак,  я  все  решил,  затачиваю  нож  и  шлифую  полотно  (хоть  бы  не  подвел  клей,  приготовленный  по  тайному  рецепту  императорского  хирурга,  я  отдал  почти  все  мое  состояние  на  краски,  инструменты,  а  главное,  на  него,  хоть  и  оставили  мне  хорошее  наследство;  пора  за  дело:  так,  кажется,  мой  дражайший  профессор,  более  всех  критиковавший  меня,  любил  кататься  на  лошадке  -  а  поскачи  косточками,  как  она!..  еще  вот  помню,  был  в  гостях  и  у  Вас  стояла  такая  роскошная  стеклянная  ваза...  На!  (наслаждаюсь  визгом  рассыпающихся  осколков,  они  хорошо  будут  смотреться  на  фоне,  что-то  синенькое,  с  черным,  чтобы  было  загадочно...  И  Ваша  любимая  ленточка  -  м...  ну  не  знаю,  банально,  вот  прибавить  красок  в  кровь  и  подстудить  ее  -  это  уже  интересно..."
"Он  делал  картины  из  людей!"  -  листая  вместе  с  нашими  героями  рукопись,  вырвется  вопль  ужаса  у  Вас;  и  не  сколько  от  факта  такой  безумной  мести  и  жесткой  (мягко  скажем)  оригинальности  в  технике  выполнения,  сколько  от  представившегося  тотчас  Вашему  воображению  самодовольства  юноши,  продавшего  одну  такую  работу  (как  сейчас  слышится  признание,  аплодисменты,  бешенный  гонорар,  разжигающий  еще  более  бешенные  амбиции;  роскошная  жизнь,  море  друзей  и  возлюбленных,  деньги,  сокровища,  весь  комфорт  жизни,  который  можно  вообразить  за  картины,  что  никогда  не  утратят  своей  красоты  и  которые  можно  потрогать,  что  объемны  и  уникальны;  почувствуется  отвращение,  ненависть,  брезгливость  и  страх  перед  маньяком  ("очень  поздно  и  быстро  я  понял,  что  мне  понравилось  и  я  не  могу  остановиться,  бездумно,  яростно-играя  порою  заносил  нож  порою  над  совсем  незнакомыми  и  ни  в  чем  невинными  передо  мною  людьми,  травил  их,  топил,  вешал,  толкал  с  высоты,  сжигал,..  ради  фантастичного  реализма  фантазии  и  творчества");  но  не  прочтется  ли  в  этом  отчаяние,  одиночество,  боль  безумия?  Почувствуется  ли?..
"...  Что  я  наделал?!..  Я  продал  тебя,  моя  единственная  любовь...  Отдал  какому-то  Джеймсу  за  возможность  еще  раз  показать  за  его  деньги,  какой  я  талантливый  друзьям  и  критикам,  заплатить  им,  чтобы  они  молчали  и  не  сдали  меня  полиции?..  (Разговариваю  уже  мысленно  с  картиной...  Ничего  особенного  для  тех,  кто  подобен  мне...  Да  и  они  не  поймут,  я  сам  себя  не  понимаю,  как  я  мог  продать  тебя  (не  выходит  из  памяти,  как  с  новой  силой  после  разлуки  припадаю  к  тебе,  похитив  и  вырвав  из  той  дурацкой  платиновой  рамы:  какая  же  ты  прелесть,  как  в  первый  раз  любуюсь  твоим  личиком,  волосами,  фигуркой,  что  гладил;  твои  глаза,  в  которых  я  утопаю  и  сейчас,  смотрят  с  картины  на  меня  так  же  нежно  и  доверчиво  (чистый,  легкий,  как  лунный  лучик  взгляд);  твои  губы,  по  каким  так  любил  легонько  проводить  рукой,  же  мягко  алые,  и,  кажется-вот  вот  задрожат,  сверкают  теперь  снежинками,  одно  касание  к  твоим  щечкам  уносило  меня  в  облака,  так  же  как  и  перышки  из  них,  которые  вырезал  всю  ночь;  твоя  опьяняющая  шея,  кажется,  течет  по  моим  жилам  каждым  своим  контуром  (какое  блаженство  снова  коснутся  дождя  из  ее  частичек...);  обаяние  твоих  плеч,  которые  я  обнимал,  вновь  обволакивает  меня,  погружая  в  неведомый  туман  сна,  который  я  не  хочу  покидать  (пускай  хоть  на  картине  он  будет  вольный  и  никто  его  не  отнимет  у  нас);  когда  ласкал  тебе  грудь,  то  воображению  отчего-то  представлялись  две  жемчужинки  на  камне  морского  дна,  маленькие  такие  (я  сохранил  их,  днями  осторожно  отливая  покраской  на  манер  перла);    целуя  твой  животик,  чувствовал  себя  во  власти  лунного,  магического  круга,  живого,  пронзительно  сияющего  (теперь  он  так  далеко  от  меня,  точно  маленький  след  только  оставил  на  картине,  лишь  далекий  свет  следа)  )...  Что  за  рок  и  хмель  тогда  надели  мне  оковы  -  это  не  игрушка,  я  ощущаю  подобные  с  тех  пор,  как  встретил  тебя  -  складывающееся  в  мазок  на  полотно  краше  всякой  краски  сухожилие!  -  Не  в  том  дело,  что  я  оправдываюсь,  безумец!..  Я  продал  тебя,  и  теперь  не  могу  снова  поцеловать,  как  тогда,  в  завершающий  миг,  поправляя  твои  ниточки  из  щек,  обмазывая  из  блестками  и  белой  краской;  клялся  не  отдавать  тебя  никому  -  ты  моя  жизнь,  последнее,  что  делало  меня  хоть  каплю  собой  (никто  не  узнает,  как  я  хотел  побороть  в  себе  эту  идею,  говорил:  "Ты  что,  опомнись,  что  ты  творишь?!",  как  где-то  внутри  меня  томилась  крупинка  человека,  ты  ушла  -  и  она  уснула...  Ее  заменил  какой-то  бешенный  зверь,  ждущий  мрака  ночи,  чтобы  вернуть  тебя,  я  найду  твой  дом,  Джеймс,  слышишь,  а  после  она  никогда  не  будет  твоей!.."
(Миллионер  с  холодным  потом  вспомнил  темноту,  при  которой  он  шел  к  любимой  картине  и  не  обнаружил  ее,  он  с  еще  большей  скоростью,  чтобы  не  сойти  с  ума  и  оставаться  в  хоть  частично-относительном  сознании,  впился  в  бедственно-быстро  ускользающие  под  огнем  строчки)  "...  Теперь  только  память  мне  остается,  возвращаться  мыслями  и  сердцем  к  моментам,  в  которые  мы  встретились,  общались,  за  разговорами  точно  не  зная,  что  есть  такая  вещь  как  время,  вместе  читали,  гуляли,  смотрели  фильмы  и  играли  в  шахматы,  ты  помогала  мне  писать  картину,  умиляясь  грудке  птенца,  не  зная,  что  это  был  кусочек  лобика  сироты  (он  был  совсем  один  и  выброшен  приемными  родителями,  пока  он  не  осознал  всего  случившегося  и  грядущих  страданий,  я  взял  его  к  себе,  поиграл  с  ним,  накормил,  он  ловил  радужных  зайчиков  и  смеялся  так  счастливо,  потом  -  улыбался,  очевидно,  видя  это  во  сне  (пусть  он  спит  сладко,  я  не  помешаю  ему  спать  -  подушка,  поднесенная  к  лицу,  не  разбудила);  ты  водила  меня  к  себе  в  гости,  показывая  любимую  домашнюю  миниатюрную  сакуру,  с  тобой  я  мог  проводить  сутки  и  не  заметить,  что  они  прошли;..  пока  ты  жила,  ты  была  еще  прекраснее  и...  мне  остро  захотелось,  чтобы  ты  подарила  мне  ребенка,  а  неясное  даже  сейчас  в  мозгу  говорило:  "Так  и  будет,  и  станет  она  навсегда  твоей,  такой  же  юной  и  прекрасной  если..."...  Опять  кольнувший  и  смявший  мой  рассудок  приступ  безумия,  я  придумываю  как  убью,  нарисую  тебя.  Когти  тщеславия  и  неведомой  инерции  погони  за  бешенной  идеей  гениальности,  наркотический  экстаз  хищника-художника,  выследившего  музу  и  приготовившего  для  нее  надежную  клетку,  я...  дрожал  от  ужаса  и  ожидания  этого  момента  -  стал  предвкушать,  как  буду  аккуратно,  лаская,  раздевать  тебя,  потом  твое  тело,  когда  уснешь  и  больше  никогда  не  почувствуешь  боли;  как  буду,  как  морфинист,  с  удовольствием  забывать  о  сне,  пище  и  обществе,  предаваясь  лишь  тебе,  созданию  работы  из  тебя  и  с  тобой  (эдакое  трехгранное  отражения  тебя  -  ты  -  сама  картина,  ты  на  ней  полностью  и  ты  на  ней  по  плечи  -  сама  фантазия  эта  приводила  меня  в  экзальтацию  фанатика;  "Как  ты  будешь  прелестна,  вечно  и  никто  не  похитит  тебя!..  Пусть  все  картины  купят,  продадут  и  перепродадут  или  выкинут  сразу  после  покупки  -  мне  плевать  на  них;  но  тебя  я  сохраню!"  -  оглушал  меня  сиреноподобный  голос  внутри  меня  кого,  я  до  сих  пор  не  знаю);  никогда  я  так  не  был  одержим  идеей  создать  картину.  Дрожь.  Смятение  до  неги  и  нега  до  безумия.  Крик.  Но  его  не  услышат  -  я  сведу  с  собой  счеты  и  вернусь  к  тебе...  Мы  снова  будем  вместе..."...
"Как  в  те  дни,  когда  неведомый  инстинкт  художника  заставлял  меня  осторожно  так  или  иначе  поворачивать  голову,  просить  принять  ту  или  иную  позу,  любуясь,  как  красивее  ты  будешь  смотреться  в  том  или  ином  свете,  притом  или  другом  цвете,  я  водил  по  твоим  щекам  кисточкой,  пока  ты  дремала  и  фотографировал  фанатично  в  памяти  каждое  твое  движения  и  тень  новой  мысли  в  твоей  тихой  улыбки,  оттенок  румянца  и  твоего  чувства  в  твоих  глазах;  я  потратил  последние  деньги  на  добычу  смертельно-сильного  снотворного,  и,  покупая  его,  визжал  на  себя:  "Ведь  это  -  она!  Ты  же  любишь  ее,  можешь  быть  с  ней  счастлив,  иметь  с  ней  настоящего  ребенка,  даже  не  бросив  свое  нечистое  хобби;  не  тронь  ее!!!"...  Прости  меня  -  это  было  сильнее  меня  -  в  тот  вечер  я  долго  наблюдал,  как  ты  ешь  крем  со  снотворным;  еще  живая,  такая  красивая..."
"Отдай  хоть  это  мне!"  -  плакал  Джейсон,  не  осознавая,  что  он  творит,  бросаясь  в  огонь  за  последними  догорающими  строчками:  "Я...  Я...  хочу  убить  себя!!!  Пропади  пропадом  все  эти  картины;  сколько  я  из-за  них  заманил  и  погубил  душ,  ради  денег  от  них  и  их  самих!..  Как  я  мог  жить?!..  Почему  живу  до  сих  пор?!..  Будь  я  треклят!!!..  Возомнил,  что  гений...  Да  гнуснейший  из  преступников  я  -  предал  сам  себя  и  мир,  весь  невинный,  и  так  страдающий,  но  прекрасный  мир!..  Картины  еще  многие  целы  и  все  так  же  хороши...  Нет,  пусть  никто  их  не  видит  -  сожгу  их  вместе  с  этим  дневником,  пошлю  к  чертовой  матери!!!..  Не  горят,  а  спирт  и  сыворотка  на  клей  и  шприцы  для  них  ушли,  вот  черт!..  Прости  меня,  Господи,  прости,  помилуй,  помилуй,  помилуй,  Господи,  молю,  смилуйся,  милостливый  Бог,  лишименя  жизни!  (Я  каюсь,  если  Ты  меня  слышишь,  каюсь...  Мне  даже  стыдно  поднимать  глаза,  чтобы  увидеть,  где  пистолет...  Я  знаю,  я  снова  грешу  и  не  искуплю  этим  своих  грехов;  я  хотел  отомстить  и  подарить  хорошее  себе  и  другим  -  Но  Ты  прав  -  нельзя  так,  нельзя!  Я  не  имел  права  убивать,  оскорбляя  вечность;  жизнь...  Она  могла  бы  мне  дать  скромный  доход  хирурга  и  художника,  нормального,  у  которого  есть  тихая,  хорошая  жизнь,  друзья,  любимая;  я  же....  Подлец,  мошенник,  убийца!!!..  Как  я  мог?!..  Вернись  ко  мне,  молю!..  Я  не  могу  жить  без  тебя,  ты  лишила  меня  способности  писать  картины,  после  того,  как  увидел  тебя,  и  прекрасно...  Ты  неповторима,  я  проклинаю  свое  безумное  желание  запечатлеть  твою  красоту,  даже  для  других...  Никогда  никому  больше  не  отдам  тебя!..  Все,  черт  со  мной...  Пусть  и  из  меня  сделают  картину,  да  уродливую,  пусть  отдадут  ее  даром  на  растерзание  полоумным  -  это  еще  будет  рай  для  меня  за  то,  что  я  сделал  с  тобой,  мое  сердце!..  Если  Ты  позволишь....  Молю  напоследок  -  пусть  лишь  одна  мечта  мне  останется,  если  я  еще  когда-то  смогу  мечтать  (о,  если  б...)  -  хотя  б  смотреть  на  тебя  из  подземелья  темноты,  на  твой  мирок,  где  лепестки,  снежинки  и  ты,  твои  глаза  (твои  невидимые  крылья,  ангел)..."

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=578727
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 03.05.2015

Куськи! :)

...  Эти  маленькие  загадочные  существа  жили  внутри...
...  Обожаемого  домашнего  паучка  Вжика  -  Куси.  Это  был  самый  милый  многоножный  мохнатик  на  свете  -  светло-апельсинового  цвета,  мягонький,  как  подушка,  живой  резвый  комочек...
Его  подарили  мушке,  когда  он  был  совсем  маленьким,  и  два  малыша  долго  обнимали  друг  дружку  при  первой  встрече,  щекоча  друг  друга  ворсинками;  Вжик  днями  проводил  у  Куси  -  погладит,  поносит  на  ручках,  кормит...
И  так  мечталось,  что  его  питомец  так  же  закопошит  приятно  лапками  под  бочком,  как  однажды,  когда  незаметно  дни  сменились  ночами,  другими  днями,  а  зеленый  малыш  вырос  и  стал  почетным  Спасателем...
Его  друзья  -  мыш  Рокфор,  бурундучки  Чип  и  Дейл,  мышка  Гаечка  -  с  умилением  слушали  его  рассказы  о  любимце,  наблюдали,  как  часто,  празднуя  вместе  со  всеми  поимку  очередного  бандита,  мушка  уединялась  с  фотографией  Куси,  рассказывая  о  достижении  ей;  поглаживая  и  улыбаясь,  как  будто  он  рядом...
Но  однажды...  Мыш,  сквозь  шум  готовки  услышал  тихое  всхлипывание,  тоненькое  и  такое,  что  его  сердце  сразу  почувствовало  -  что-то  не  так.  Он  устремился  на  звук  и  застал  Вжика  безутешно  плачущим,  горько-горько.
-  Вжикки,  малыш...  -  наклонился  Рокфор  было  погладить  маленького  страдальца,  но  усики  того  отчаянно-безутешно  только  отодвинулась  от  ласковой  лапки  друга.
-  Что  с  тобой?  -  встрепенулся  голосок  незаметно  прибежавшей  встревоженной  Гаечки.
Вжик  только  и  мог,  что  указал  на  фото  Куси.
-  Он  заболел?  -  поинтересовался  живо  следовавший  за  мышкой  по  пятам  Чип.
-  Он  убежал?  -  вторил  Дейл.
Мушка  отрицательно  помотала  головкой,  потом  разразилась  рыданием  пуще  прежнего.
Все  Спасатели,  как  один,  бросились  гадать,  что  произошло:  бурундучки  позвонили  родителям  мушки  -  паучок  жив,  сыт  и  здоров;  Гаечка  спрашивала  всех  его  соседей  -  по  их  наблюдениям  любимец  Вжика  вел  себя  с  ними  нормально;  Рокфор...  отвез  игрушки  и  корм  Кусе;  по  его  словам,  уши  тик  очень  приветлив  и  радостен.  Что  же  стряслось?..
Ответ  таился  в  виде  записки,  смоченной  слезами  мушки,  капающими,  точно  грустный  дождик:  "Куся  -  ...  Все-таки  Куся  -  укусил!..  А  я  ж  ничего  для  него  не  жалел...  Неужели  он  меня  не  любит?..";  и...  Оглянувшись  на  хозяина  упомянутого  паучка,  первый  бурундучок  мельком  заметил  что-то  красное  на  лапке.
"Значит,  мне  не  показалось!"  -  поправил  он  шляпу  и...  Потрепал  по  щечке  Вжика  со  словами:  "Вжи,  но  он  тебя  все  равно  любит..."
Так  начиналась  задушевная  беседа,  приятно  и  мягко  утекающими  лучиками  секунд  забирающая  грусть  зеленой  крохи:  он  вспомнил,  как  Куся  прыгал  всеми  восьмью  лапками,  стараясь  достать  до  носика  хозяина  и  облизать  его,  как  старался  принести  ему  брошенную  шелуху  семечки,  как  весело  они  играли  в  прятки;  как  прыгали  на  паутинке  апельсинового  пушистика,  как  на  батуте  или  качались  на  ней,  словно  на  причудливой  качельке...
"Куууськи!"  -  восторженно  пропищал  Вжик,  завидев...  виноватые  глазки,  опущенные  в  пол  тихо  переминавшегося  с  лапки  на  лапку  питомца  (ему  было  очень  стыдно  за  совершенное,  он  точно  почувствовал  -  все-таки  он  тоже  так  любил  вместе  с  Вжиком  быть...
-  Жу!  -  (что  на  мушкином  означало:  "Спасибо,  друзья!  Вы  помогли  мне  понять,  что  мы  всегда  вместе  -  я,  вы  и  Куся!..")  только  и  успел  счастливо  выдохнуть  самый  крошечный  из  Спасателей,  плюхаясь  в  объятия  Куси,  запищавшего  как  тогда,  в  детстве,  когда...
…Он  был  совсем  маленьким,  и  два  малыша  долго  обнимали  друг  дружку  при  первой  встрече,  щекоча  друг  друга  ворсинками…  Вжик  днями  проводил  с  Кусей  –  сам  погладит,  поносит  на  ручках,  кормит  и  даст  своим  друзьями  –  бравым  Спасателям...
Куськи!  :)

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=577717
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 28.04.2015

Sleepy Fairy-Tale

...  Она  находилась  в  далеком-далеком  королевстве,  где  я  еще  не  был;  и  стрелки  времени  перенеслись  в  контуры  на  облаках,  когда-то,  веками  назад  небо  было  таким  же  прелестным,  чистой  тишины...
К  ним  поднимаются  облака  пыли  и  потревоженно  рвется  паутина  -  угораздило  попасть  на  странное  место,  на  глухой  поляне  раскинута  были  сломанные  игрушки,  мебель,  искристые  приборы,  музыкальные  инструменты.  На  миг  меня  это  смущало,  и  руки  мои  дрожали;  но  потом  я  собрался  с  духом  (надо  не  останавливаться  и  разгрести  кучу  сломанного  (меня  вызвали  в  это  место  тихие  умоляющие  просьбы  помочь)...
Поднимая  в  воздух  пассами  хлам,  стыдливо  прятал  глаза  от  критики:  какой  же  я  медленный  и  неумеха  (мой  говорящий  бурый  лис  с  любопытством  потру  сил  за  мной  невидимкой  сквозь  пространство)...
Я  в  изумлении  остановился  перед  тем,  что  вытащил  -  словно  безжизненно  в  воздухе  висела  девушка  в  белоснежном  платье  с  прикрытыми  тканью  глазами;  в  моей  душе  распустился  приятный  греющий  цветок  воспоминаний  о  легких  облаках  над  родным  замком,  и  как  звездочки  тонко  сияют  капли  дождя,  будто  осторожное  дыхание...
Оно  есть  у  незнакомки,  я  не  опоздал!  Торопливо  осторожно  опускаю  ее  на  землю,  хочу  сдернуть  ткань  от  глаз,  но...  С  трепетом  слушаю:  "Не  надо!.."  (голос  спасенной  звучал  как  бы  изнутри,  губы  спокойно  не  шевелились;  глаза  точно  невидимо  смотрели  на  меня  (долгий,  тихий,  завораживающий  взгляд);  опускаю  руку...
Она  заколдована  -  говорил  я  сам  себе,  бережно  перенеся  найденыша  в  замок  и  мужественно  выдерживая  подколки  лиса,  суетившегося  с  книгой  заклинаний  (сложное  зелье  булькало  в  котле,  капли  строго-мерно  отсчитывались,  руки  робко  подбирали  ингредиенты,  так  как  я  погружен  в  мысль  (кто  ее  заколдовал,  я  же  истребил  злых  волшебников?);  глаза  поминутно  останавливались  на  ее  лице...
Вопросы,  один  другого  мучительней  и  в  то  же  время  привлекательнее,  мучили  мое  сознание  -  как  она  оказалась  тут,  почему  не  помогает  отвар;  пробуждающий  заколдованных?..  Это  спящая  красавица?  Она  так  необычна  (я  слышу  ее  мысли,  могу  кормить,  только  рассказывая  о  еде,  мог  катать  ее  на  лошадке,  рисуя  ее  в  воздухе  и  покачивая  ее  лежащую  фигурку  в  воздухе,  если  б  ее  нес  конь;  она  видела  дождь,  слушая  его  и  мои  описания  его  капель;  была  как  маленький  ребенок)...
На  ощупь  она  принимала  от  меня  игрушки  и  книги,  завязанные  глаза  ее  смотрели  в  нее,  словно  видели;  гладила  лиса  по  макушке,  протягивая  к  ротику  корм,  и  немного  приопускала  голову,  как  будто  видела  мой  внимательный  взгляд;  и  тогда  ее  губы  дрожали,  желая  сказать  что-то;  однако  она  слабо  ходила,  точно  все  время  хотелось  спать,  как  младенец  с  помощью  пассов  перемещал  я  ее  ненадолго  гулять  у  стен  замка,  после  она  снова  ложилась  в  кровать...
Я  боялся  признаться  себе  в  этом  -  она  даже  не  укалывалась  о  веретено,  не  ела  отравленное  яблочко,  не  нюхала  усыпляющий  цветок  (а  все  закрыты  ее  глаза,  укрытые  занавесом  сна  (моих  ушей  касался  рой  волшебных  рассказов  ее  снов  -  ей  снилось,  как  доспехи  рыцарей  складывались  в  человечков  и  танцевали  так  чудно,  что  детишки  бросали  игрушки  и  крох-питомцев,  танцуя  с  человечками  до  самых  седин;  сброшенные  музыкальные  инструменты,  эхо  которых  похитил  паровозик  радужных  кубиков,  извивающийся  в  разных  комбинациях;  пушистые  улетевшие  листики,  превращенные  в  выдвигающиеся  и  закрывающиеся  сами  собой  ступеньки...
Мое  сердце  чувствовало  с  каждым  рассказом,  что  тихий  и  крепнущий  пут  боли  падает  на  него:  я  и  сам  все  это  видел  и  предчувствовал,  только  после  долгих  наблюдений,  во  все  глаза;  а  она...  лис  мой  пытался  сдернуть  с  нее  повязку,  но  она  тревожно  призывала  меня,  я  предотвращал  это,  хоть  меня  не  понимал  даже  он;  теперь  его  дружеские  догадки  и  причитания  не  казались  милыми  -  холодно  и  раздраженно  отмахивался  от  его  (как  я  называл)  "предрассудков  -  мне  только  кажется,  кажется,  что  все  дело  в  повязке!)...
И,  невольно  надев  незримую,  ее  на  себя  еще  плотнее,  я  плакал,  когда  лис  и  она  спали,  в  полутемном  углу,  чтобы  никто  не  видел  -  я  пробовал  самые  сложные  заклятья,  возвращающие  зрение,  читал  самые  надежные  рецепты,  но  она  продолжала  быть  с  повязкой  и  без  сил  едва  ступать  и  трогать  воздух  (а  у  нее  наверняка  были  изумительные  глаза,  подобные  небу  (я  никогда  не  ошибался  в  этом);  неужели  не  было  способа  открыть  их  и  посмотреть  в  их  красивый  бездонный  мир?..
Я  чувствовал  с  каждым  новым  лучом  луны  и  снежным  крадущимся  следом,  что  готов  отдать  свое  бессмертие  и  вечную  молодость,  все  могущество  за  то,  чтобы  прочитать,  что  таит  в  себе  ее  взгляд  (боль,  радость,  страх?);  готов  принести  любую  жертву,  чтобы  она  ощутила  радость  от  пробуждения,  чтобы  счастье  коснулось  ее  нежной  улыбки  от  секунды  тени,  оттенка  блика;  и  писать  это  в  дневник,  записывая  тревогу  на  сумеречном  тумане;  на  который  так  часто  философски-задумчиво  смотрел;  вспоминания...
Спящая  незнакомка,  видно,  чувствуя  мои  мечты,  в  испуге  прижала  к  своим  глазам  повязку  (ее  сны  стали  чуткими,  он  отказывалась  даже  слушать  о  еде  или  развлечениях,  вроде  привычно  любимых  книжек  и  музыки;  рассеянно  оглядывалась  сквозь  ткань  на  мерцающие  лепестки,  что  запускал  синевою  вечеров  для  нее;  лис  не  пускал  к  ней  (сговор,  но  я  стерплю,  клянусь,  лишь  бы  облегчить  ей  боль);  она,  казалось,  хотела  убежать  в  сны  и  вырваться  из  них  одновременно!..
Я  не  выдержал  -  увеличил  лиса  и,  оседлав,  предварительно  заколдовав  замок  на  защиту  дремлющей  девушки,  соткав  паутинные  ворота  из  тканей,  стекло  дождя  и  темный  туман;  уехал  на  поиски  знаменитого  нынешнего  волшебника,  надеюсь,  я  не  буду  последним...  Время,  которое  я  тратил  на  поиски,  напоминает  мне  абсурд  времени,  звука  и  света,  точно  такое  же,  когда  я  падал  в  этот  мир  и  встретил  ее  (кубики  перебивали  друг  друга  ритмом  и  неоном,  искусственное  тепло  погружало  в  черное  безволие,  пестрые  меняющие  друг  друга  картинки  едва  ли  не  реалистичней  моего  колдовства  путали  и  манили;  заключали  в  такие  же  оковы,  как...
"Ожидание  сна...  Я  жду  сна,  но  его  нет  рядом...  Он  меня  любит,  любит,  а  я  не  могу  открыть  глаза  (ведь  это  просто,  чего  же  я  жду)!..  Прости  меня..."  -  читаю  я  в  ее  дневнике,  бросившись  на  звук  ее  с  трудом  убегающих  шагов;  лис  спал  с  дороги,  устав,  мой  спутник,  представившийся  волшебником  со  странным  названием  "окулист",  вооружившийся  светящейся  лазерной  соломинкой,  смеющийся  и  немного  отходивший  от  меня  на  протяжении  всей  дороги  (понятное  дело,  я  странен  даже  сам  себе)...
Он  тоже  побежал  за  ней,  но  провалился  (даже  не  успел  ничего  сделать,  им  занялся  лис);  я  же,  как  очарованный,  ничего  не  видя,  спешил  отклонять  путы  из  тканей,  немного  порванные  (она  хотела  убежать);  скорее...
Как  в  первый  раз  поднимаю  ее  пассами  в  воздух,  удержав  при  падении  с  лестницы,  опускаю  себе  на  руки  и...  С  затаившимся  дыханием  оглядываюсь  -  повязка  болталась  на  канделябре,  и  в  зеркале  отразились  две  крошечные  луны,  неужто  это  правда?..
Опускаю  взгляд  -  она  слабо  пыталась  дотянулся  до  глаз,  чтобы  прикрыть  их,  волшебные,  мягко-лунные,  почти  белоснежные  чудные  глаза...  Я  видел  их  и  совсем  забыл,  что  ошибся,  что  ворчун-лис  прогнал  окулиста,  замок  осыпается  и  нарастает  паутина,  а  иногда  грохочет  эхо  и  топот  выпущенных  на  волю  огоньков-стражей  без  меня;  забыл  все...  Целый  мир  утонул  для  меня  в  этих  белых  жемчужинах  ее  глаз;  она  попыталась  опустить  голову,  чтобы  скрыть  их,  но  я  не  дал  -  тихонько  приподнял  ей  лицо  и  смотрел,  не  дыша  в  живую  крошечную  луну,  спустившуюся  ко  мне  на  колени  в  отражении,  и...
Я  открыл  глаза  -  у  меня  на  ладони  трепыхался  масенький  сияющий  мотылек,  рядом  лежала  девушка,  ее  глаза  были  закрыты  (и  теперь  они  были  будто  обычными);  испуганно  наклоняюсь  к  ней  -  она  дышит,  спит...
Тени-  буки  грозились  поглотить  мотылька;  я  взмахнул  рукой  -  и  они  рассеялись,  кроха  полетел  в  ночь,  загадочно  шелестевшую  дождем  и  лунный  переливами...
Sleepy  Fairy-Tale
...  Там  навк  в  моем  сердце  миг,  где  в  далеком-далеком  королевстве,  где  я  еще  не  был;  стрелки  времени  перенеслись  в…  ее  глаза,  лунные,  прелестные,  чистой  тишины...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=576118
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 21.04.2015

Гремлин

...  Перила  лестниц  подернуты  занавесом  мрачного  молчания  мирка  замка,  молчаливые  струны  их  молчаливы  и  глядят  в  темноту,  как  будто  стараясь  скрыть...
Скользящие  мутно-светящиеся  чуть  прозрачные  тени  пальцев,  перебирающих  по  привычке  мелодии,  что  теперь  без  слушателя;  или  тишина  гулом  заглушает  тихое,  отдаленное  эхо  капель,  алых  и  крохотных,  беспрестанно  падающих  в  полумраке...
"...Тут  он  такой  густой,  скучновато,  вернее,  привычно..."  -  мысль  крошечной  малютки  с  пушистыми  лапками  и  огромными  ушками,  глазками,  крошечными  клыками  и  голоском  самых  тонких  и  волшебных  ноток,  кажется,  до  сих  пор  бродит  по  лабиринту  замка,  ища  мгновение...
Оно  спряталось  за  топотом  маленьких  ее  ножек  -  малышка  увидела  перила  лестницы;  кроха  потянулась  лапками  к  стройным  выкованным  рядкам,  поддерживающий  ручку  с  витками  -  и  они  заиграли!  Подобно  арфе,  нежные,  воздушные  переливы  заполнили  едва  освещенные  коридоры,  причудливо  мерцающие  зеркалами;  крошка  с  бусинками  глаз  тоненько  восхищенно  пропела:  "Тут  будет  мое  королевство!"...
Она  забиралась  на  люстру  и,  раскачиваясь,  одним  движением  лапок  превращала  в  сказочную  флейту,  перебирала  пухленькими  пальчиками  с  когтями  по  ступенькам  лестницы  -  и  мирок  нот  задумчивого  рояля  воцарялся  в  молчаливых  столько  веков  покоях;  постукивая  по  зеркалам,  она  вызывала  веселый  ритм  барабанчиков;  мелкими  статуэтками  и  деталями  доспехов  малышка  щелкала,  подобно  кастаньетам...
Порою  ее  просто  вдохновляла  уловимая  только  ею  музыка  ветра,  ритм  снега,  радуга  дыхания  дождя  -  и,  закрыв  огромные  глазки,  смешно-умилительно  напрягая  ротик  и  щечки,  запевала,  так  красиво,  что  можно  было  заслушаться...
"Как  прекрасно...  Может,  я  могу  подружиться  с  этим  дивным  композитором?"  -  сказал  сам  себе  Фрэнк  и  свернул  с  намеченного  пути  в  скучную  консерваторию  -  дух  магии  звуков  замка,  наблюдаемым  им  во  время  тоскливых  иногда  занятий  из  окна,  так  и  манил;  юноша  храбро-весело  поспешил  при  воспоминаниях,  какое  вдохновение  и  наслаждение  доставляла  ему  музыка  того  странного,  казалось  бы  давно  покинутого  здания;  он  открыл  дверь...
Однако  ни  музыкальных  инструментов,  ни  шелеста  нотных  листов,  ни  голоса  человеческого  не  было  слышно,  только  тихая  мысль  арфы  и  гул;  темнота,  слабо  мерцающие  свечи,  слабые  контуры...  Он  присмотрелся  -  пушистый  комочек  с  большими  ушками  и  глазками  перебирал  лапками  по...  перилам  лестницы!
"Какая  ты  волшебница!"  -  невольно  прошептал  Фрэнк  с  замиранием  сердца,  осознавая  с  приятным  страхом,  что  не  может  оторвать  глаз  от  черных  жемчужинок,  ловких  лапок  и  умилительных  ушек  (как  они  напоминают  его  любимую  игрушку  детства,  что  была  первым  слушателем  его  проб  в  музыке,  первым  и  самым  преданным  другом;  остро  захотелось  вернуться  в  тот  неповторимый  миг,  обнять  мягкую  сказочную  незнакомку.  В  нерешительности  он  чуть  наклонился  и  посмотрел  ей  в  глаза  пристальнее...
"Я  тебе  нравлюсь?"  -  говорила  их  изумленная  застенчивость,  плохо  скрываемая  краснеющими  пушинками  щечек;  лапки  ее  сами  доверчиво  потянулись,  чтобы  обнять,  для  нее  эти  слова  звучали,  как  слияние  с  ее  миром,  ее  музыки,  ее  сердцем,  эта  мысль  незаметно  врезалась  в  нее,  как  тень  в  холод  железных  оков...
Она  слепо  вновь  посмотрела  на  них    -  когти  были  открыты,  в  них  застряли  комочки  крыльев  и  шерсти  (она  дралась  со  своими  подданными  самцами);  судорожно  капала  кровь  -  бешенность  нахлынула  на  нее,  желая  перечеркнуть  все,  все  труды,  все  ласковые  движения:  ее  предал  Фрэнк,  отчетливо  слышала  она  его  ответ:  "Ты  никогда  не  станешь  моей  половинкой,  монстр!";  ее  лучистый  голосок  в  тот  момент  рычал  самым  страшным  рокотом;  тихие  блестинки  глаз  запалились  жгучими  огнями;  не  было  ничего,  кроме...
"Я  чувствую  безумие!..  Гремлины  напали  на  мою  единственную  любовь  (да  не  думай  ты  о  проломанной  лире,  тоже  мне  "любовь"  -  просто  проводка  для  развлечения...  И  мой  крючок  -  музыка  прокляла  меня,  убила  в  самое  сердце  за  то,  что  не  захотел  быть  рабом  их  королевы...  Пушистая  малышка...  Ха!  Твои  робкие  глаза  скрывали  безумие,  и  теперь  оно  показалось  -  твои  когти  раздирали  мне  грудь,  твоя  орава  кусала  и  душила  меня,  хотела  испить  всю  мою  кровь...  Будет  от  моей  смерти  тебе  покой  и  новое  новое  вдохновение,  что  ж,  пусть..."  -  утихают  конвульсии  едва  различимых  звуков...
Она  привычно  играла  на  перилах,  откинув  паутину,  точно  перебирая  струны  арфы,  крылатые  самцы,  превращающие  копья  и  мечи  в  трубы,  густо  ревущие,  окна  в  пронзительный  синт-инструмент,  решетки  в  громоподобные  по  звучанию  гитары,  привычно  клацали  клыками  и  когтями,  нестройно  и  разноголосо  свистели  якобы  в  такт  своим  мелодиям;  за  окном  был  дождь  и  туман;  на  душе  ее  было  приятно,  но  тревожно,  как  будто  нечто  сломало  ее  прежний  мир,  а  она  по  инерции  продолжала  искать  и  жадно  впитывать  в  себя  каждую  его  частичку:  юноша  перестал  быть  для  нее  просто  слушателем,  соавтором,  ее  ушки  необычно-взволнованно  стали  дрожать  при  каждом  звуке  его  голоса  или  шагов,  могла  быть  с  ним  бесконечно  и  ради  его  защиты  встала  под  воду,  чтобы  от  ее  тела  отделились  самцы-вояки;  она,  касаясь  лапками  предмета  и  превращая  в  музыкальный  инструмент,  представляла  себе,  что  играет  вместе  с  Фрэнком;  со  страхом  любопытства  в  своих  снах  подходила  к  нему  все  ближе  и  ближе,  и  с  замиранием  в  сердечке  смотрела  на  его  карие,  завораживающие  глаза,  на  его  черные  волосы,  руки,  все  ближе  поднимающие  к  ее  груди...
Постепенно  это  стало  ее  жаждой,  той  музыкой,  что,  подобно  пению  гремлина,  увлекала  в  себя,  в  свою  страсть;  она  стала  безразличен  управлять  самцами,  суровее  требовать  от  них  выполнения  приказов  для  исполнения  его  просьб,  следить  за  ним,  не  спать,  ее  лапки  нашли  для  себя  надоевшим  играть  музыку;  они  вспомнили,  что  мягонькие  и  могут  обнимать,  гладить...  "Я  твоя  половинка,  не  бойся!"  -  хотела  с  трудом  выговорить  их  хозяйка  (гремлины  понимают,  но  не  знают  человеческий  язык)  перед  мигом,  в  котором  она  полностью  откроется  Фрэнку,  своей  мечте...
"Моя  мечта,  моя  радость..."  -  с  трудом  вырываются  болью  вспоминания,  причиняющие  боль  рассудку  юноше,  когда  глаза  не  хотели  видеть  сломанную  шею,  застывшие  от  ужаса  глаза  Нелли  (то  была  девушка,  журналистка,  ей  поручили  узнать  про  музыку  в  заброшенном  доме;  он  не  может  забыть  ее  робких  серых  глаз,  светлых  локонов,  маленькой  фигурки  и  бледного  румянца  на  щечке  (она  изумленно  увидела  пушистых  существ,  некоторые  были  с  крыльями,  самое  крупненькое  просто  касалось  лапками  ветхих  перил  лестницы  -  и  играла  арфа)...
"Я  не  слышал  ее,  когда  ты  была  со  мной,  мне  перестала  интересовать  музыка,  я  желал  только  одного  -  утопать  в  твоих  глазах,  Нелли;  не  бойся  меня,  ты...  Моя  половинка!"  -  играла  в  душе  юноши  усыпляющая  мелодия,  затягивающая  в  свою  эйфорию,  когда  он  только  слышал  шаги  девушки  или  слышал  ее  смех  (гремлины  смешно  чихают);  и  внутри  его  крепло  чувство  -  он  мечтает  открыться  ей,  обнять  ее  и  погладить  ее  светлые  локоны,  и...
Она  упала  на  перила,  глухие  и  поддетые  паутиной,  не  веря,  что  пушистые  создания,  игравшие  так  мирно  и  красиво,  которых  она  гладила  и  кормила,  набросятся  на  нее,  заманив  в  один  час  полночи  в  отдаленный  уголок  замка,  притворившись  оглушенными  и  испуганными;  сквозь  их  скрежет  она  слышала  последние  отрывки,  уже  становившейся  призрачной,  погружающейся  во  мрак,    реальности:  "Ты  не  заберешь  мою  половинку!!!  Я  дарила  ему  свою  душу,  а  ты  просто  хлопала  смазливо  глазками!..  Исчезни!!!"...
Визжала  она,  некогда  приветливо  улыбавшаяся  ей,  осмотревшаяся:  с  ее  когтей  капали  слезы  и  кровь  Фрэнка  (это  были  точно  ее  боль,  и  дрожаще-алыми  осколками  сметались  они  в  хаос  тишины);  остатки  перьев,  сбежавших  самцов  -  она  осталась  одна,  в  своем  царстве  музыки  и  темного  замка,  его...
...  Перила  лестниц  подернуты  занавесом  мрачного  молчания  мирка,  молчаливые  струны  их  молчаливы  и  глядят  в  темноту,  как  будто  стараясь  скрыть  скользящие  мутно-светящиеся  чуть  прозрачные  тени  пальцев  удаляющегося…  
…Гремлина...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=574684
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 15.04.2015

Лунный карнавал

В  предвкушении  чуда  стоят  деревца,  они  ожидают,  пока  последние  лучи  заката  сонно  скроются  в  кудрях  травинок;  осторожно  выглядывают  из  синевы  первые  звездочки...
Радужное  сияние  мягко  купает  в  себе  ягодки,  щекоча  лучиками  крошечные  взгляды  маленьких  существ  -  феи  расправляют  крылышки  и  стремительно  вылетают  из  домиков  -  впереди  лунный  карнавал...
Крошечный  жемчужинками  рассыпаются  капельки  лесного  источника,  пробуждая  причудливые  узоры  (посмотришь  -  видишь  распускающийся  цветок,  сине-фиолетовый,  усыпанный  бриллиантами;  миг  -  и  он  танцует  в  ночном  воздухе  -  это  фея  надела  платьице  и  танцует  под  музыку  прохладного  ветерка;  но  торжество  еще  ждет  своего  начала  -  следует  дождаться  Королевы  фей.
Суровые  стражи-деревянные  колоссы  важно  берут  в  руки  оружие  и  строгим  взором  обводят  оживающий  сказочный  лес  (в  каменном  кустике  мелькнет  эльф;  в  карете  из  переливающихся  лошадок  подъезжают  знатные  малышки-волшебницы;  резвятся  магические  мвлышки-птички,  бусинки)...
Свет  и  тени,  словно  поддаваясь  очарованию  звуков,  играют  друг  с  другом,  кажется,  вот-вот  найдет  одна  блестинка  притаившееся  пятнышко  грибка,  вот-вот  обгонит  один  блик  другой  в  спешке  тронуть  шаловливо  носик  спящего  волчонка;  все  быстрее,  прекраснее  блестит  все  кругом;  и  вот...
Одна  за  другой  выплывают  рыбки-лилии,  причудливым  хороводом  шепчутся  о  чем-то;  все  замерли  в  ожидании;  луна  укрыла  лучом  гладь  лесного  источника;  и...  Аккуратная  девушка  на  тонкой  витой  качельке  поднимается  ввысь,  улыбаясь  и  радостно  гладя  всех;  на  голове  ее  сверкает  корона,  крошечная,  как...
Спрятавшаяся  тень  задумчивости,  бледная  розоватая  тень  на  ее  щеке  (ее  рука  поспешно  спрятала  маленькую  розу,  подаренную  накануне  возлюбленным;  Королева  тихонько  вздохнула,  так,  чтобы  не  смутить  поэтический  мир  музыки  разыгравшегося  карнавала  -  она  ждет  его)...  Эльфы  и  феи  счастливо  прыгают  по  лестнице  пушинок,  играют  на  струнках  паутинок  и  передразнивают  бабочек;  радуясь  от  души,  что  их  прелестная  правительница  с  ними;  конечно  же,  не  догадываясь,  отчего  она  грустить;  но  вот...
Качелька  Королевы  вдохновлено  закачалась,  точно  она  тоже  танцевала,  растворяясь  в  чувстве  полета,  луны  и  неги  (крошечный  лунный  дождь  целовал  ее  лицо,  она  вспоминала  о  любимом,  мысленно  он  был  с  ней,  девушка  с  благодарностью  ловила  дыханием  капельки  ночи  (они  подарили  ей  вспоминание)...
Лунный  карнавал  шел  своим  чередом;  выдумывая  невесомые  алмазные  замки  и  скульптуры,  волны  облаков  и  синевы,  пронизанной  разноцветными  блесточками  и  нежным  роем  лепестков;  а  она  смотрела  ввысь,  закрыв  глаза  и  с  замиранием  чувствуя,  как  кружится  в  танце  любви  и  дождя...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=572501
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 06.04.2015

Into Me

Я  хочу  все  забыть,  как  будто  не  было  моих  слез;  хочу  вернуть  цепь,  спаявшую  мои  вспоминания  о  прошлом,  о  тебе...  Когда-то  ты  была  моей,  теперь...  Лишь  об  одном  жажду  -  хоть  пусть  иллюзия  будет,  что  все  вернулось...
Несмотря  на  пожарища,  охватившее  долину  минозавров,  во  мне  не  чувствовалось  растерянности,  последнего  представителя,  вместо  этого  крепло  чувство  гордости,  приятной  ответственности  -  я  один  буду  охранять  волшебные  земли  (там,  где  распускались  стеклянные  деревья,  вместо  лепестков  у  них  был  дождь  из  синих  лучей;  где  в  траве  зрели  солнечные  ягодки;  облачка  текли  мягкой  бело-розовой  рекой)...
Каждое  утро,  пока  не  слышал  ничего,  кроме  собственных  шагов  и  перезвона  сказочных  существ,  оттачивал  шипы  на  кисти,  поправлял  пряди  волос  и  вставал  на  ноги,  принимался  обходить  территорию;  смотрел  в  холодную  гладь  озера  (необычный  минозавр,  как  на  смех,  не  стареющий  и  не  умирающий  естественной  гибелью,  металлические  бледные  рога,  в  бедной  одежде  -  внутри  отвращение  к  самому  себе)...
Стараюсь  забыться  работой  по  вырезке  из  камней  шипами  рук  живых  цветков,  по  ночам  сеющие  лунные  лучи;  защитой  крошечных  зверюшек,  посадкой  магических  трав;  мой  крохотный  мирок  процветал,  но  ощущалась  острая  нехватка  чего-то;  без  чего  переливы  пушинок  воздушных  дверей  не  будут  казаться  темницей;  и  тогда  же  во  мне  проснулись  два  существа.
"Уйди  к  людям,  смотри,  какой  ты  необычный,  они  тебя  полюбят,  когда  узнают,  какие  магические  у  тебя  шипы..."  -  шептало  заманчиво  одно  существо.  
"Тебя  погубят,  сиди  тут  и  утоляй  свою  жажду  власти  на  жителях  долины"  -  рыкнуло  другое,  перечеркивая  все  мечты  светлого  толка  и  оттенка  практично-невеселым  штрихом.
С  тех  пор  так  они  во  мне  и  говорили,  отмечая  каждый  мой  шаг,  если  бы  я  мог  наблюдать  за  собой,  то  отшатнулся  б  -  каждый  поступок  веял  безумием,  необдуманностью  поступков;  но  меня  любили  зверюшки  и  так;  и  помогали  мне  забыть  страдания  за  редкой  улыбкой  и  играми  с  ними;  так  было  до  момента;  когда  я  встретил  тебя...
Твои  маленькие  изумленные  темные  глаза  как  шипами  мне  сердце  пронзили  -  захотелось  со  стыдом  и  со  скоростью  вырвать  от  себя  рога,  если  б  мог,  изучить  получше  ее  язык  (издали  только  слышал  разговоры  далекого  королевства),  а  не  только  ржать  и  мычать;  смущенно  ловлю  взглядом  отражение  в  лужице  -  светящиеся  от  сильных  эмоций  глаза,  бледное  лицо,  огненные  кудри  -  я  просто  урод;  мне  стало  еще  больше  стыдно  за  внешность).
"Ты  же  для  нее  куколка,  она  восхищается,  что  ты  похож  на  девочку"  -  тотчас  загадочно  загудело  первое  существо,  рисуя  воображению  картины,  как  я  катаю  ее  на  себе,  для  безопасности  спрятав  за  спину  руки  шипами  к  себе,  терпя  уколы;  мчусь  наперегонки  с  ветром,  упоительно  слушая  ее  смех,  чувствуя,  как  она  ловит  солнечные  бабочки;  а  после  -  немного  наклоняюсь  к  ней,  вытягивая  шею,  чтобы  не  поранить  рогами,  а  она  обнимает,  целует  в  щеку,  смотрит  (и  мне  передается  счастье)...
"Но  почему  ты  не  хочешь  видеть,  что  она  -  не  ты?  Не  ты!"  -  воет  другое  существо,  скрежет  его  когтей  пронзает  мне  сознание  (я  вижу,  как  она  с  боязнью  принимает  мои  подарки  и  недоверчиво  гладит  радующихся  новой  соседке  зверюшек;  как  уходит  далеко  и  потом  приходит  редко,  с  неловко-боязливым,  как  что-то  незнакомое  мне,  нехорошее  скрывается  за  ее  умилением,  когда  берет  из  моих  рук  редкие  самоцветы  и  ослепительные  синий  жемчуг,  оставшийся  на  развалинах  поселений  минозавров...
Без  тебя  хожу  тяжело,  безразлично  перебирая  приевшиеся  направления  и  отуманено  слушая  цокот  своих  ног;  мне  понравилось  быть  с  тобой,  и  чем  чаще  ты  приходишь,  тем  больше  жалею  об  одном  -  я  не  родился  рядом  с  тобой,  человеком;  выбившись  из  сил,  рассеянно  кормлю  своих  подданных,  с  трепетом  вспоминая,  что  их  касалась  твоя  рука;  цепляюсь  за  перед  тое  за  день,  всегда  кажущееся  жизнью,  отдельной  вселенной,  как  близка  мне  мелодия  труб,  беготни  и  цокота  копыт  моих  отдаленных  родичей,  говор  и  пестрые  тени  ее  жителей  -  люди...  Неужели  они  все  так  прекрасны,  хрупки  и  кротки,  как  ты?..
Ночи  и  дни,  проведенные  без  тебя,  все  мои  мысли  возвращали  только  к  этим  мыслям,  я  рисовал  твой  портрет,  представлял  себе,  как  вдали  от  меня  перебираешь  мои  подарки,  грустишь,  что  ушла,  цветешь  и  взрослеешь;  неожиданно  и  внутри  меня  окрепло  ощущение  -  я  готов  перенести  все  лишения,  только  бы  быть  с  тобой,  среди  твоего  народа...
Вооруженная  конница,  охотники,  кровь,  грязь,  перепуганное  бегство  зверюшек  -  внезапно  это  пришло,  темным  ножом  перерезало  мою  веру...  Во  что  -  затрудняюсь  сказать,  хочется  верить,  что  в  восхищение  сказкой  полян  синего  дождя  и  солнечных  травинок,  людям  это  не  надо,  они  стопчут  красоту  из-за  оставшихся  сокровищ  моего  племени.  Это  не  иллюзия  -  стрелы  жадным  роем  оставляли  порезы  на  дверцы  поляны,  перепуганные  существа  умирали  один  за  другим...
Смерть  -  ее  шаги  забирались  ко  мне  в  глаза,  зажигая  в  них  коричнево-огненное  сияние,  я  пожелал  бы  ослепнуть,  чем  ощущать  его  прилив  (шок,  ярость,  я  падаю  в  безумие).  Бросаюсь  в  атаку,  бодая  и  кусая  клыками  воинов,  лягаю,  мычу  и  бешено  ржу,  пробуя  выговорить:  "Убирайтесь!".  Но  одна  фигура  меня  не  слышала  -  это  был  седой  старик  в  короне,  пинком  откинувший  умирающего  олененка  (до  тебя  он  был  моим  лучшим  другом;  я  не  прощу  этого!)...
С  размаху  даю  шипами  по  лицу  королю;  отскакиваю;  воины  завизжали  и,  подхватив  его,  умчались;  утомленный,  прислушиваюсь  к  чувству  гордости  -  выжившие  зверюшки  радостно  прыгают  на  руки  и  обнимают,  -  но,  чего  жду  не  происходит,  мне  грустно  -  с  каждым  прикосновением  существ,  по  коже  вновь  и  вновь  приятной  дрожью  пробегали  твои  объятия,  как  ты  меня  гладила;  одиноко,  мучительно  снова  одиноко,  как  никогда,  точно  я  все  потерял,  навсегда...
Боль  от  ссадин  укрылась  страданием  от  этих  мыслей;  ночи  и  дни  не  радовали  опять  светлыми  росточками,  заново  распускавшимися,  и  лишь  вспоминания  грели,  и  сладкая  мечта  увидеть  тебя  вводила  в  сон  наяву,  немного  утишающий  мое  состояние;  прохожу,  радуюсь,  что  все  сокровища  минозавров  увели,  следовательно,  им  незачем  нападать  на  долину;  тишина  медленно  возрождающихся  синих  дождей  рисовали  в  ней  твое  лицо...
Я  боялся  поверить  в  реальность,  одним  закатом  разбудившую  меня  твоей  рукою  -  ты  вернулась,  как  сказка,  стала  старше,  прекрасные  черные  глаза  смотрели  на  меня  как  раньше  -  с  тихим  любопытством,  осторожно  касаясь  моих  незаживших  ран,  бледные  щеки  в  мягко-розовых  облаках  уходившего  дня  казались  жемчужными;  тёмно-красные  волосы  падали  длинными  прядями  на  плечи;  как  очарованный,  я  шагнул  вперед  и,  предательски-устало,  споткнувшись  о  камень,  спрятал  лицо...
Ты  поднимаешь  мне  его  -  и  забываются  дни  и  ночи  одиночества,  страха  перед  тишиной,  скуки;  и  только  тихо,  незаметно  во  мне  зашевелились  существа.
"  Она  к  тебе  не  просто  так  пришла,  берегись  ее!"
"Она  с  тобой,  посмотри,  как  прелестно  ее  рука  ловит  пушинки  твоих  цветов,  как  тогда...  Ты  же  мечтал  об  этом!.."  -  нежаще  шепнуло  более  светлое,  трепещущее  сердце  внутри  меня,  и  я  отдался  его  голосу  беспамятно,  не  думая  о  том,  что  будет,  только  одним  мигом  жила  моя  душа  -  ты  рядом;  и  я  готов  быть  с  тобой  хоть  миг,  как  в  мгновение,  пока  ты  была  маленькой,  осторожно  беру  тебя  на  руки  и  сажаю  на  спину,  терпя  уколы  шипов,  чтобы  покатать  на  себе,  потягиваюсь,  чтобы  обнять  тебя,  угощаю  редкими  ягодами  и  вместе  с  тобой  глажу  зверюшек;  утомленно  засыпаю  рядом  с  ней;  опьяненный  негой  быть  с  тобой...
Наутро  просыпаюсь  от  дикой  боли  в  спине,  пробую  подняться  -  не  могу,  валюсь  на  спину  и  не  своим  голосом  воюще  мычу  от  рези  в  спине  (точно  кто  воткнул  мои  же  шипы  в  спину);  пробую  вывернуть  руки,  оторвать  от  спины  -  не  могу  -  мне  спаяли  железные  путы;  каленное  железо  обжигало  прохудевшую  темную  рубашку;  рывком  поднимаюсь,  падаю  вперед  с  непривычки,  больно  ударяюсь  рогами  о  камень,  на  котором...
Сидела  со  мной  ты;  неужели  это  ты?!  Не  может  быть!  -  пробую  оглушить  себя,  чтобы  понимать  только  иллюзию,  только  ее;  что  я  все  тебе  прощу,  только  вернись;  кто  угодно,  но  это  не  ты!!!  Твои  чистые,  нежные  объятия,  они  еще  во  мне,  как  миг  назад,  дарящие  мне  счастье,  не  могли  быть  маской  предательства;  твои  черты  вижу  во  сне,  мягкие,  хрупкие;  не  может  быть,  чтобы  они  причинили  мне  боль!..  Я  держал  тебя  на  руках  еще  маленькой,  грезил  о  тебе,  точно  в  сердце  между  нами  были  нити  летящих  друг  к  другу  перышек;  неужто  обманывал  себя?  Или  то  мой  враг  внутри  меня  толкнул  тебя  на  это?  Как?..  За  этими  вопросами  ничего  не  замечаю,  все  перевернулось...
"Я  ненавижу  тебя!"  -  крикнул  я  с  силой  этому  существу  и  побежал  прочь  от  долины,  куда  глаза  глядят,  их  снова  жег  огонь;  столкнулся  с  холодным,  скользким  дождем  -  у  меня  никогда  не  было  такого;  грязь,  холод  и  серые  тона;  суета  и  город  просили  окунуться  в  себя,  рой  красок,  зрелищ,  мнений,  поможет  отвлечь  от  себя;  прохожу  по  улицам,  встречаю  пустые  испуганно-изумленные  взгляды  и  разговоры;  скучно...
"Уходи  отсюда!"  -  первое  создание  поворачивало  ноги  назад,  в  долину  синего  дождя,  поцарапанной,  но  выжившей  красоты  и  волшебства;  вспоминаю...
"Ты  узнаешь  правду  и  уйдешь;  это  не  она,  может!"  -  пискнуло  светлое  во  мне,  и  надежда  понесла  меня  на  голос,  до  боли  знакомый  -  это  ты!..
Спешу,  стараясь  не  обращать  внимания  на  толпу  и  саднящие  раны  от  шипов  в  спине;  между  колоннами  замка  мелькала  твоя  фигура  -  ты  выглядела  еще  более  ослепительной,  в  белоснежном  платье,  в  короне,  украшенной...  синими  жемчужинами;  подарок  от  меня!..  Смотрю,  как  завороженный,  ступаю  к  тебе  ближе  и  отшатываюсь  -  ее  обнимал  седой  старик,  которого  я  царапал.
"Ты  поступила  так  со  мной  ради  короны?!"  -  простонал  я  ржанием,  силясь  порвать  путы,  чтобы  задушить  или  короля,  или  тебя  или  себя;  я  побежал  за  тобой,  как  дикий;  ты  услышала  мой  цокот  -  обернулась  с  испугом  и  еще  скорее  ушла  вглубь  покоев  к  королю  (я  не  ошибся!)...
Я  бессознательно  кинулся  обратно  на  поляну,  без  сил  упал  на  камень  и  стал  рычать,  дергая  за  путы  и  терпя  текущую  кровь;  боль,  стала  глухим  и  темным  круговоротом  моих  дней;  но  в  синем  дожде  до  сих  пор  рисовалось  твое  лицо;  ночами  снилось,  как  катаю  на  себе  и  утопаю  в  своей  улыбке...
И  постепенно...  Как  в  сказке,  я  стал  ощущать...  Тоску;  приятную,  томящую  тоску,  мне  хотелось  нарисовать  тебя,  поискать  драгоценности,  ягоды  и  подержать  их  в  ладонях;  представить,  что  даю  тебе;  просто  потянулся  погладить  жмущихся  зверушек,  верных,  маленьких  друзей,  никогда  не  делавших  мне  больно;  а  я  так  редко  обращал  внимание  на  них,  любуясь  твоим  танцем  в  лунном  свете;  жгут  слезы  совести  -  у  меня  связаны  руки...
Брожу  одиноким  и  ощущаю  себя  предателем  самой  своей  души,  медленно  иду  вдаль  до  изнеможения,  не  ем,  не  пью,  пробую  упиться  и  забыть  в  то  же  время  чувство  ран  внутри  и  незаживающие  уколы  шипов;  безразлично  встречаю  закат  усталости...
Вновь  засыпаю  и  умоляю  себя  не  видеть  сны  -  в  них  ты;  как  больно,  притягательно-миражно  вижу  твою  прошлую  улыбку,  прелестной  девушки,  аккуратно  гладящей  мои  кудри;  и  они  приходят,  затягивают  в  себя;  ты  со  мною  (неконтролируемо  шевелю  путами,  обнимая  тебя  и  перебираю  ногами,  упоенный  твоими  песенками);  просыпаюсь  от  звуков  цокота  по  камню  -  я  один;  вскакиваю,  только  спрашивая  себя  снова:  "Это  ты?  Не  может  быть!..".
"Ты  от  горя  спятил!  Хочешь  унизиться  перед  той,  которая  отняла  твою  силу!.."
"Да,  это  не  иллюзия;  ты  хочешь  быть  с  ней,  во  что  бы  то  ни  стало;  Одно  ее  прикосновение  вылечит  твои  раны;  Ты...  Правда..."  -  шепнул  робко  светлое  существо  и  во  мне...
Пробился  голос  в  тишине:  "Вернись  ко  мне,  я  прощаю  тебя!";  протянул  руки  и...  Не  могу  поверить  -  они  слабо,  хаотично,  но  вольно  откинулись  назад,  касание  по  травкам,  камня,  листьев;  у  меня  снова  свободны  руки!..
Торопливо  вскакиваю  на  ноги,  срываю  ягоды,  кормлю  ими  зверушек,  с  радостью  обнимаю;  старая  жизнь  зачеркнута  путами,  упавшими  к  моим  глазам;  оглядываюсь  -  бежит  к  городу  маленькая  фигурка;  неужели  ты?!..  Бегу  и  останавливаю,  откидываю  капюшон  плаща  -  бледное  лицо,  на  щеках  слезы,  прижатые  к  нему  руки,  на  них  -  следы  ожога,  путов,  дрожащие  бледные  губы;  так  же,  как  в  день,  когда  бежала  от  меня  к  королю,  растрепанные  волосы,  без  короны,  и  только  остатки  цепочки  с  синими  жемчужинами...
"Это  усыпление!  -  темный  голос  точно  как  по  команде  зазвучал  во  мне,-  Убей  ее,  пока  она  не  вернулась  к  королю!"
"Это  твой  шанс,  скажи  ей  все!  Не  отпускай  ее,  она  погибнет!"  -  отчаянно  возражало  ему  тихое  существо;  как  никогда  остро  они  не  боролись  во  мне;  одно,  как  на  грех,  ярко  рисовало  мое  изгнание,  усыпление,  дикую  боль,  когда  она  мне  спутала  руки;  другое  -  как  я  и  раньше  терпел  боль  от  шипов,  чтобы  быть  с  ней,  покатать  ее  на  себе;  рука  у  меня  поднялась,  чтобы  нанести  яростный  удар;  оттолкнул  ее  к  дереву,  прицелился;  лицо  мое  исказилось,  глаза  жег  огонь;  миг  и...
Я  опомнился  -  дрожаще  я  осмотрелся  -  готовлюсь  нападать  на  нее,  ту,  что  освободила  меня,  не  боясь  ничего;  я...  Не  могу...  Убираю  руки  к  спине,  сильно  прижав  стороной  шипов;  наклоняюсь  к  ней  как  в  детстве.  закрываю  глаза,  чтобы  усмирить  их  сияние;  все  ближе  она...
В  тот  миг  внутри  меня  существа  слились  в  один  усыпляющий  дождь,  шелест  которого  где-то  издали  до  сих  пор  отдается  во  мне  поцелуем,  мои  локоны  касаются  твоих  плеч,  обнимаю  тебя  шеей,  осторожно  приклоняя  свою  грудь  к  твоей,  мое  сердце  стучит,  как  никогда...
...Ошеломленно...  стою,  не  желая  отпускать  этот  миг,  знаю,  что...  вновь...  один...  
Into  Me
Я  хочу  все  забыть,  как  будто  не  было  твоих  страхов;  хочу  вернуть  цепь,  спаявшую  мои  вспоминания  о  прошлом,  о  тебе...  Рассеивается  ночным  туманом  сиявшая  иллюзия,  во  мне  теперь  лишь  одно  чувство  -  ты  моя...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=570415
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 29.03.2015

Бабочка на губах

...  Ночами  ее  замечали  -  крупную,  легкомысленную,  с  мягко-узорными  крыльями,  точно  бархатными.  В  ночном  небе  пряталась  луна  за  тучи,  блеснула  молния;  бабочка  смело  летала,  будто  острые  косые  ножи  ночной  стихии  забавляли  ее...
Через  стекло  окна  замка  ее  силуэт  вырисовывался  сказочным,  увлекающим  маячком  обещающей  необычное  ночи;  и,  словно  подчиняясь  этому  влиянию,  девушка  оставила  игру  на  ксилофоне,  чтобы  понаблюдать  маленькую  гостью,  подлетавшую  ближе  к  ее  комнате.
Дождь  шелестит,  шепча  холод  и  состояние  неприятного  испуга;  она  стряхнула  с  себя  нити  и  малейшего  этого  чувства:  следовало  пусть  погреться  бабочку.  Девушка  решительно  открыла  окно,  оглядываясь  на  суетливо  тикающие  часы  (била  полночь).  Крошечная  незнакомка  торопливо  села  поближе  к  канделябру  у  инструмента  -  непогода  вдохновляла  на  грустные,  задумчивые  нотки,  будто  крошечная  птичка,  ксилофон  зачирикал  капельки  ноток  тонкие...
Невидимыми  солнечными  пушинками  аккорды  касались  усиков,  ножек,  миниатюрного  сердечка  бабочки  (она  опустила  глазки,  как-то  стыдливо  и  пугливо,  как  точно  что-то  вспоминая);  девушка  прекратила  играть  и  обратила  к  ней  глаза  (их  спокойно-серый  оттенок  изумленно  блеснул  в  канделябре  -  у  необычной  ночной  малышки  бусинки  взгляда  были...  изумительно-белого,  переливающегося  цвета!).
Он  завораживал...  Девушка  скромно  поправила  черный  локон,  упавший  на  бледную  щеку,  протянула  руку,  мягко  ее  пальцы  коснулись  крылышек;  бабочка  дрогнула,  на  миг  она  хотела  присесть  на  них,  но,  оглянувшись  на  часы  и,  видно,  опасаясь  быть  пойманной  неведомым  врагом,  вспорхнула  в  темноту  ночи...
Для  хозяйки  замка,  оставшейся  в  приятной  задумчивости,  она  пронеслась  одним  дуновением  тумана;  на  следующий  день  девушка  решила  прогуляться,  втайне  надеясь  увидеть  волшебную  бабочку;  вновь  погладить  ее  (неспешно  шагала  по  старой  дорожке,  по  бокам  росли  заброшенные  кедры,  в  тумане  казавшимися  ожившими  воображением  творениями  ночи;  отовсюду  слышался  шелест;  с  замиранием  сердца  девушка  ускорила  шаг,  мечтая,  как  ее  глаза  утонут  в  белоснежном  сиянии...
Оно  ускользало  в  рое  черных,  словно  выточенных  тенями,  бабочек,  это  было  некое  фантастическое  существо,  торопившееся  уйти...  Она  ускорила  шаг,  боясь  упустить  его  из  виду;  хотела  крикнуть:  "Постой!";  создание  почувствовало  ее  робкий,  дрожащий  от  любопытства  внутренний  вскрик  и  обернулось  -  это  был  юноша,  бледный,  с  черными  волосами  и  с...  будто  лунными  глазами,  причудливыми  узорами  на  плаще;  как  у...  Бабочки!..
Не  успела  девушка  ахнуть,  как  незнакомец  рассеялся  в  тумане,  черные  бабочки  исчезли;  внутри  ее  отчего-то  отчетливо  пронеслись  события  вчерашнего  -  звуки  ксилофона,  кроткие  крылышки  бабочки;  (это  он?)...  Погруженная  в  эти  мысли,  она  шла  дальше,  присматриваясь  к  каждому  повороту  раскидистых  веток,  красноватые  капельки  необычно  украшали  их...
Они  смешались  со  звуками  тихой  музыки,  гулом  вечерка,  полусветом,  от  бликов  лунного  странно-тонкого  луча,  быстро  скрывшегося  за  тучами  (девушка  не  заметила  -  она  читала  книгу,  мыслями  возвращаясь  к  своим  открытиям,  немного  боясь  их  и  в  то  же  время  мечтая  вернуться  в  них);  тут  она  почувствовала,  как...
Легкое  касание  бабочки  пронеслось  у  ее  губ,  осторожно,  как  на  прощание,  как  поцелуй;  она  встрепенулась  (за  окном  выстрелили;  рефлекторно  захотелось  узнать  -  что  случилось).  Девушка  выбежала  на  улицу,  встречая  как-то  страшно-знакомый  рой  черных  бабочек,  убегающий  вдаль...
Мгновение  -  и  их  не  стало,  как  темный  туман,  они  рассеялись  в  дожде,  открывая...  фигуру  застреленного  юноши,  по  бледным  щекам  его  теки  алые  капельки,  он  становился  призрачным,  возвращавшимся  в  мир  вечной  ночи;  и  только  бабочка  с  лунными  глазками  с  усилием  коснулась  утешающе  шеи  девушки  и  села  ему  хорошо  на  губы,  закрывая  бело-магические  глаза,  ее  крылышки  остановились...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=569859
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 27.03.2015

Маска ворона

В  темноте  кажется,  что  она  снова  оживает  -  череп  птицы  приподнимается  в  воображении  и  ищет  крылья,  жадно,  мечась  из  одного  участка  пролитой  небрежным  художником  грязи  в  другой;  часы  замирают,  и  только  ветер  напоминает,  что  тут  было  когда-то  движение  мысли  или  предполагалось  (заброшенное  место  было  библиотекой)...
Крючковатыми  пальцами  паутина  тянется  в  тщетной  попытке  найти  сокровища,  вот-вот  ловит  ладонью...  -  звук  упавшей  капли,  больше  походивший  на  клацанье  клюва.  Если  присмотреться  к  этой  покинутой  тишине,  то  можно  увидеть,  как  в  маску  вернулся  ворон,  он  осматривает  свое  странное  жилище,  представленное  грязно-белым  черепом,  пронизанного  трещинами;  от  каждого  изгиба,  ломаного,  нервного  веет  вскриками  неслышными  ни  для  кого...
Ворон  внимательно  провел  призрачным  ногтем  по  маске  -  следы  слез,  застывшем  кусочком  стекла  так  и  непонятого  хрупкого  чувства;  обошел  ее  кругом  (веет  отчаянным  броском  оземь,  значит,  он  не  ошибался  -  ее  разбили);  аккуратно  примостившись  рядышком,  он  сложил  крылья  и  стал  ждать  сна...
Словно  сон  он  увидел  свое  прошлое  -  на  склоне  реальностей  он  был  тихим,  пожилым  существом,  что  могло  говорить;  и  читать,  жило  в  этом  месте;  не  знал  почти  ничего  кроме  одной  мысли:  "Жизнь  так  банальна,  есть  ли  где-то  она  другая?".  И  внутри  этого  создания  он  летал,  не  жалея  крыльев,  натыкался  на  острые  камни  разочарований,  что  сначала  сверкали  приятными  алмазами  жемчужин,  терялся  в  ветре  мнений,  хотел  влечься  им  далеко-далеко...
Изредка  пожилое  творение  откладывало  книги  и  смотрело  в  окно  (библиотека  была  скупа  на  посетителей,  и  он  находился  один)  -  на  стекле  рисовали  черты  жизни  капли  дождя  -  созидались  горы,  волны,  города,  огни  оживали  мокрыми,  дрожащими  цветами  -  и  это  только  на  миг.  ("Я  устал"  -  будто  снова  слышит  ворон  свой  прежний  голос.  -  "Мне  надо  в  мир,  так  мало  видал  людей...").
Для  общества,  балов  оно  вырезало  эту  маску  -  увесистую,  немного  жуткую  конструкцию,  напоминающую  череп  птицы.  Музыка,  краски,  смех,  танец  -  с  начало  все  было  таким  интересным,  казалось  сказкой;  но  потом  гости  разошлись,  и  оно  осознало  -  в  сущности,  это  было  просто  дождем,  капли  которого  быстро  упадут  и  зачеркнут  все  красивые  рисунки,  ими  же  созданными...
Однако  маска  была  тогда  еще  цела  -  ее  хозяин  часто  брал  ее  в  руки,  гладил,  как  будто  это  было  воплощением  чего-то  важного  и  прекрасного  для  него;  ворон  всмотрелся  -  где-то  в  тенях  ее  хранятся  и  сейчас  черты  другого  существа,  моложе,  грациознее,  совсем  иного);  однажды  оно  встретилось  существу,  они  разговаривали,  улыбались  друг  другу,  угощались  сластями,  танцевали...  Вокруг  них  незримо  образовывались  переливающиеся  нити  счастья;  они  не  знали  друг  друга,  но  творение  знало  одно  -  в  его  сердце  пришла  любовь.
Оно  понимало,  что  только  если  безумная  мечта  его  сжалится  над  ним  -  они  встретятся  вновь,  но  он  обожал  ее,  уходил  во  вспоминания  о  ней,  звал  в  душе  образ  ее  глаз,  улыбки,  танца,  голоса,  дерзновенно  грезил  о  поцелуе  в  ее  щечку  как  о  высшем  блаженстве,  стыдливо  вспоминал,  как  она  побаивалась  этой  маски,  сулящей  что-то  трагичное…
Тик  часов  перемотал  это  тонкое  дуновение,  скрывающейся  сквозь  дни  и  ночи,  скучно-сладостные  вспоминания  в  одну  паутину,  штрихами  в  память  проносились  ее  смешки  из  углов,  зевки  украдкой,  и  улыбка,  танец,  затягивающий,  не  дающий  опомниться,  задуматься…
Мгновение  –  и…  он  потерял  голову,  увидев  ее  в  библиотеке,  ворон  видел,  как  дрожали  его  руки  и  прерывалось  дыхание,  как  он  целовал  ее  щеку;  потом…
Последнее,  что  он  помнил,  это  вскрик,  как  молния  озарила  ее  взгляд,  направленный  на  маску,  как  падали  книги  от  хаотичного  мечущегося  движения,  точно  кто-то  убегал  (крушился  мир)…
Теперь  тишина…  Маска  ворона…
В  темноте  снова  оживает  -  череп  птицы  приподнимается  в  воображении  и  ищет  крылья,  жадно,  бросаясь  из  одного  участка  пролитой  небрежным  художником  грязи  в  другой;  часы  замирают,  и  только  ветер  напоминает,  что  тут  было  когда-то  движение  мысли  или  предполагалось  (заброшенное  место  было  библиотекой)...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=568598
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 22.03.2015

Invisible Kiss…

Крылья,  становившиеся  опять  прозрачными,  коснулись  спины  девушки,  маленькой,  тонкой,  укрывая  ее;  беззащитное,  чуть  дрожащие  замершее  движение  (казалось  оно  вопрошало  -  почему  этот  миг  не  может  быть  вечен,  и  скоро  снова  мелкими  перышками  заиграет  холодный  ветер,  напоминая,  как  одиноко)...
Нежные  перышки  обнимали  на  прощание  фигуру,  где-то  в  тени  мелькнула  слеза  -  истекало  время  свидания  (девушки  осторожно  касались  пролетающие  крохотные  их  сердечки,  живые,  пульсирующие,  боящихся  улететь  в  неведомую  даль;  туда  же  удалялись  довольные  шаги  дровосека  (дерево  их  родного  существа  было  срублено)...
Создание  осторожнее  и  отчаяннее  свело  слабеющие  крылья  у  ее  спины;  оно  больше  не  смутилось  того,  что  не  похож  на  других  -  юноша,  покрытый  зелено-синими,  сверкающими  перьями,  в  крошечной  звездой  росы  в  центре  лба;  все  гаснуло  -  близилась  ночь...
Синяя  вуаль  от  ее  лунного  дуновения  отщипывала  незримой  рукой  лепестки  у  рассеивающейся  навек  огромной  белоснежной  розы  (капельки  мягко-алого  следа  виднелись  на  ее  лепестках)  -  девушка  лишилась  дома,  с  тех  пор  как  злые  ведьмы  разметали  розу  на  эликсиры  красоты...  
Мягкая,  воздушная  мелодия  ее  коснулась  шелеста  дерева,  скучающе-терпеливо  вбиравшего  интересность  и  магичность  каждого  нового  круга  спирали  жизни  бескрайних  страниц  воспоминаний,  дел  сказочного  леса,  его  хранитель  оглянулся  и  с  трепетом  отодвинул  кисею  переплетенных  листьев  разных  оттенков  зелено-синего  блеска;  и...
Теплые  щекочущие  бусинки  неги  рассыпались  внутри,  сама  собою  вторая  пара  крыльев  расправилась,  поддалась  вперед,  бережно  будто  невидимо  целуя  девушку,  кротко  прижавшуюся  устало  к  дереву,  прошептав:  "Прости"...
Она  закрыла  глаза  и  погладила  надрубленное  дерево,  стыдливо  опустив  глаза,  сожаление,  как  больно  за  это  чувство  -  аромат  ее  розы  питал  ствол  магического  царя  леса,  теперь  лишь  почти  прозрачные  лепестки  пролетали  в  холодном  ветре,  смешанные  с  усталыми  опавшими  листиками,  одно...
Лишь  перышко  пролетело  ближе  всех  к  ее  щеке,  как  бы  умоляя  ее  поднять  глаза,  как  только  взгляд  ее  скользнул  по  раскалывающейся  кроне,  по  ее  сердцу  пробежала  дрожь  -  у  сердца  обнимавшего  ее  юноши  тоже,  как  будто  ножом,  образовывались  глубокие  порезы;  она  ловила  каждый  его  учащенный  стук...
Он  благодарил  ее  за  каждое  кокетливо-капризное  дыхание  на  рассвете  белоснежной  красавицы,  запечатленное  в  ней,  ее  глазах,  она  была  как  одна  частичка  розы;  пленительная,  с  легкой  тенью  бликов,  игравших  на  ее  фигуре;  она  была  прекрасна,  бесконечно,  так  недолго  (скоро  дерево  рассеется  в  ночи  совсем)...
Юноша  хотел  было  сказать  ей...  душа  сама  терялась,  что  выбрать  в  словах,  по-детски  робко,  старательно  выточив  было  слова;  невольно  он  наклонился  к  ней,  чтобы  прошептать  их,  так  несложно  и  волнующе  было  б  это  сделать;  но...  Его  крылья  только  больше  укрыли  ее  спину,  тише,  мягче...
Белая  гладь  тишины  прозрачного  тумана  шествовала  по  лесу,  задумчиво  оглянувшись  лишь  на  секунду  в  сторону...  крошечного  белого  лепестка,  что  был  в  центре  сине-зеленого  переливающегося  листика  -  их  невидимые,  ничего  не  заметившие  сердца  уносились  в  объятиях,  как  в  крыльях...
Invisible  Kiss...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=567387
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 17.03.2015

Forest of Illusions

...  Капают  слезы,  тихо  превращаясь  в  звезды,  уносясь  лепестками  розового  заката  ввысь...
Когда-то  не  знал  их  хозяин  (дракон)  печали  и  свободно,  играючи  перебирал  лапами  едва  уловимые  струны  воздуха  -  и  нежная  мелодия  рассыпалась  дождем  из  белоснежного  жемчуга  дождя,  поднимая  его  еще  выше;  в  полет,  прекрасный,  не  оглядывающийся  назад  полет  счастья...
Его  глаза  с  трепетом  и  робостью  касались  каждого  перышка  облачков,  рисовались  его  воображению  белые  сады,  волны,  замки  (их  формы  непоседливо  прятали  свое  настоящее  тельце  в  сотни  образах,  это  было  так  увлекательно,  весело);  и  стремился  все  выше  он,  все  быстрее,  чтобы  успеть  увидеть  все  сказки  неба...
Оно  переливалось  снежным  дождем,  искрилось  лунными  пушинками,  розовыми  штрихами  мечты,  обещающей  бесконечность  этого  полета;  высота  и  музыка  неги  переплетались  в  одно,  дракон  ловил  осторожно  каждый  миг  и  боялся  потерять  хоть  самую  маленькую  частичку  того  волшебного  дождя...
Он  любил  его,  видел,  как  порою  колко  и  холодно  касались  его  светлой  шерсти  капли,  но  уверял  себе,  что  это  ему  лишь  казалось,  они  ведь  такие  красивые,  так  ласково  купается  в  каждой  из  них  лучик  луны,  распускаясь  бликами  роем  самых  дивных  лепестков,  он  точно  слышал  их  аромат  -  дуновение  точно  сна  наяву...
Но  вдруг...  Дракон  ощутил  -  его  лапы  устают,  медленно,  но  неуловимо  он  спускается  вниз,  падает;  и,  словно  от  него,  бегут  по-прежнему  к  облакам,  в  светло-розовую  даль  невидимые  шаги  прекрасного  живого,  так  и  неузнанного  существа,  что  было  смыслом  его  жизни  и  имело  такое  странное  имя  -  Небо...  Он  с  тоской  и  отчаянно  хватал,  теряя  высоту,  тоненькие  лепестки,  и  не  мог  поймать  -  теперь  они  превращались  в  дуновение  луны  (то  -лишь  облачка,  тающие  в  выси)...
И,  увидя  черные  силуэты  деревьев,  что  тоже  когда-нибудь  покроются  дрожащими  цветами,  дракон...  отвернулся  с  чувством  одиночества  и  страха  -  они  не  такие,  не  воздушные  и  переливающиеся,  как  в  розово-белоснежных  покоях  дождя,  вянут,  и  их  не  вернуть;  он  внимательно  прислушался  к  мгновению  -  падает,  значит,  он  не  посмотрит  больше  на  тоненькие  ослепительные  веточки,  которые  рисовало  ему  в  облаках  лунное  сияние?..
"Так  где  же  я  жил?  Где  буду  теперь?"  -  тревожно  стучало  его  сердце,  словно  желая  вернуться  в  небо,  улететь  с  белоснежным  жемчугом  дождя  куда  угодно,  все  еще  лететь  и,  быть  может,  снова  аккуратно  принять  в  себя  хрупкое  и  крошечное  перышко  счастья...
Он  закрыл  глаза,  чтобы  не  видеть,  как  упадет,  и  только  воспоминаниями  сможет  возвращаться  к  облакам...  Четыре  прозрачно-розовые,  искристые  бабочки  полетели  в  небо...  Он  оглянулся  -  больше  нет  у  него  лап-крыльев...  Его  голова  печально  опустилась,  не  боясь  взглянуть  на  продолжающееся  падение...
Бабочки  торопились  погладить  в  последний  раз  любимые  мягкие  пушинки  облаков,  но  не  могли  найти  их  -  их  слепил,  путал  белый,  сверкающий  с  новой  силой  холодный  и  ранящий  дождь;  гонимые  им  в  равнодушно-некончающуюся  вышину,  они  с  грустью  смотрели  на  кротко  тянущиеся  веточки,  черные,  но  живые,  как  падал  их  хозяин  и...
Капают  его  слезы,  укрывая  звездочками  робкие  лепестки  распускавшихся  на  рассвете  лепестков,  бледно-розовых,  тонких,  как  мечта,  словно  полет...
Forest  of  Illusions...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=566367
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 13.03.2015

Boom! :D

...  Таким  развеселым  звуком  огласился  однажды  мирок,  в  котором...  на  четыре  тоненьких  ножках  стола  вполне  могут  стоять  сыр  и  игрушки,  занавески  старательно  укрывают  шаловливые  солнечные  зайчики,  щекочущие...  пол;  кажется,  смешки  его  отдают  эхом  сквозь  скрип...
Сабли  Дона  Карнажа,  бесстрашно  рассекающей  воздух  в  упражнениях...  "Стоп!"  -  сказал  сам  себе  ее  владелец,  с  ошеломленно  приподнятыми  бровями  и  ушами;  пират  прошелся  по  месту,  в  котором  царили  аромат  древесины  и...  орешки;  собираясь  с  духом  и  спрашивая  себя,  что  он  тут  делает.
"Ну,  Балу,  вот  упрятал!..  А  я  еще  помириться  с  тобою  хотел!.."  -  с  оттенком  злости  сконфуженно  шепнул  он  в  мыслях,  приподнимая  разбросанные  фантики,  повязанные  и  украшенные  бочками,  очевидно  там  порох  для  казни.  Смешно,  ему,  грозе  небесных  пиратов  не  пришло  бы  в  голову  пытать  фольгу  от  конфет;  так  в  чем  же  дело?
Не  успел  бравый  Дон  и  хвостом  шевельнуть,  как...  Невольно,  абсолютно  невольно  он  стоял  в  середине  перевернутого  стола,  с  бравой  осанкой,  выкрикивая:  "На  абордаж!"  ("Обо  что  я  ударился?!  -  со  страхом  судорожно  вспоминал  он  в  это  время.  -  Может,  мне  Рашпиль  дал  бутылкой  по  голове?").  
Его  рассуждениям  не  удалось  выстроиться  в  ряд,  поскольку  он,  сам  от  себя  такого  не  ожидая,  принялся...  скакать,  методично  размахивая  шляпой  капитана  и  так  усердно,  что  стол  простонал:  "Бум!",  повалился.
Однако  вместо  того,  чтобы  стыдливо  опустить  глаза  и  искать  выход  из  этого  странного  места  (что  Карнаж  страстно  умолял  себя  сделать),  он  с  счастливым  видом  сорвал  занавески  и  стал  играть  ими,  расскачивая,  окунаясь  в  них  и  плавая...
"Какой  ужас!"  -  внутри  себя  лис  бледнел  и  дрожал,  смотрясь  в  собственное  радостное  лицо,  столь  любезно  отражаемое  гладью  ткани)  -  Я  спятил!  Заберите  меня  кто-нибудь!".
Но  неведомое  существо,  похитившее  и  управлявшее  им,  смеялось  и  готовило  ему  новые  муки;  Дон  Карнаж  не  ошибался,  предполагая  это  -  он,  давясь  холодным  потом,  наблюдал,  как  с  наслаждением  кушает  сыр,  закусывая  арахисом  и  конфетами;  потом  снова  прыгал  на  перевернутом  столе,  прохаживался  с  умным  видом  вокруг  связанных  фантиков...
Не  было  в  жизни  бесстрашного  разбойника  более  ужасных  минут:  незримая  сила  заставляла  его  то  разговаривать  с  Луи,  обнимать  его,  а  тот  пачкал  ему  костюм  и  лез  целоваться;  то  драться  с  ним  же  и  охать  про  себя  от  полученных  от  его  длинных  ручищ  синяков;  то  фехтовать  по  стене,  то  ползать  по  хрупкому  стеклу,  обвязавшись  ленточкой,  то...
Облегченно  выдохнуть,  услышав  голос,  распахнувшего  с  грохотом  дверь...  недовольного  бурундучка  Дейла,  смешно  сморщившего  красный  нос  и  нервно  вилавшего  хвостиком:  "Чип,  какой  ерундой  ты  страдаешь  на  этот  раз?".
"Играю  в  Дона  Карнажа...  -  пролепетал  в  ответ  его  хозяин,  с  поистине  пиратским  задором  махнув  галантной  шляпкой  и  пошевелив  задорно  усиками,  -  давай  со  мной!".
"Не,  скоро  мои  любимые  "Чудеса  на  Виражах  начинаются,  приглашаю!  -  шаркнул  лапкой  его  собеседник  и,  поглядев  вокруг,  заметил.  -  Но  не  возьму,  если  не  приберешься!".
"Ура,  я  вернусь  домой!"  -  Дон  Карнаж  готов  был  петь  и  плясать  от  радости;  он  расплылся  в  мечтах,  как  его  "Стальной  гриф"  устроит  неплохой  бум,  встретившись  с  кораблем  Балу,  как  похвастается  о  выполненной  операции  Шер-Хану,  а  тот  наградит  его  золотыми  погонами,  он  будет  любоваться  ими,  как  переливаются  они  в  лучах  заката,  как  звезды...
"Куда?"  -  будто  остановил  его  красноносый  друг  Чипа,  подняв  вперед  пухлую,  холеную  арахисом  и  негой  диванчика  лапку.  -  "Сначала  убраться!".
"Давай!  -  шепнул  с  надеждой  Дон  Карнаж  второму  бурундучку,  хотевшему  было  шмыгнуть  мимо  беспорядка  к  телевизору.  -  Это  спруты,  загоним  их  в  океан?  На  абордаж!"  -  подмигнул  он  черному  его  носику,  и  тут...
"Йо-хо-хо!"  -  радостно  запищал  Чип  и,  подхватив  Дейла,  от  изумления  раскрывшего  рот,  помчался  делать  уборку...
Но  это  для  них  была  не  уборка  -  под  командовпнием  Дона  Карнажа  отважные  пирвты  -бурундучки,  вооружившись  саблями-вениками,  отчаянно  боролись  со  спрутами  бума  -  жадными,  огромными  чудрвищами,  поглощавшими  время  и  порядок;  они  зловеще  шуршали...
В  перевернутом  столе,  фольге  от  шоколадок,  разбросанном  арахисе,  сдернутых  занавесках,  в  пыли  и  паутине;  морем  штормила  пыль  и  грохот  шуршащих  тараканчиков  вот-вот  хотел  ворваться  в  тихую  чистюлю-Штаб!
Но  Чип  и  Дейл,  свято  памятуя  о  долге  Спасателей,  не  жалели  лапок  и  спинок,  чтобы  отодвинуть  тяжелые  шкафы,  дать  по  спинкам  паучкам,  засидевшихся  там;  подпрыгнуть  высоко-высоко,  забраться  по  лесенке  и  повесить  свежевыстиранные  занавески  на  место,  в  складках  их  ткани  приятно  летают  пузырьки,  а  бурундучки  все  не  отдыхают,  все  стол  натирают...
И  вот...  Дон  Карнаж  машет  приветливо  рукой  им  с  экрана,  в  душе  благодаря  их  за  знакомство  с  веселым  и  аккуратным  Штабом,  удаляясь  на  встречу  приключениям,  поправив  мундир  и  подмигнув:  еще  будет  большой...
Boom!..

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=566364
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 13.03.2015

Taboo

...Планета  казалась  замком  из  каменных  уступов;  бардовый  их  оттенок  зеркально  отражался  в  покоившихся  там  кристаллах;  вместо  растений  светились  паутины,  роса  на  них  была  острая,  ледяная  (притворно-равнодушно  слушала  шаги  оставшегося  своего  гостя)…
Ириа  оглянулся,  с  презрением  он  оторвал  от  себя  провод  с  аппаратом  мини-компьютера,  экран  которого  тотчас  погас  -  прекрасная,  синево-бардовая  атмосфера  была  прекрасна,  юноша  хотел  проститься  взглядом  с  ней...  там  была  вся  его  настоящая  жизнь;  как  миг  сна  пронеслась  перед  ним  она...
Космический  вихрь  из  туманности  покрыл  монитор  радара,  он  заблудился;  незнакомая  планета  приятно  поразила  наличием  приемлемой  для  его  легких  атмосферы:  черно-металически-вязкое  тело  ожидало  смерти  в  незнакомом  пространстве,  но  еще  можно  жить.  Ириа  с  удовольствием  тихонько  прошелся  по  мостикам  их  стеклянно-светившихся  цветков;  протянутых  над  пропастями,  веяло  покоем...
Юноша  вздохнул  воздух  глубже  и  ощутил  на  черных,  с  белыми  полосками,  волосах  приятные  щекотливые  теплые  розовые  пылинки,  светящиеся  и  ароматно  пахнущие  незнакомыми  существами;  неужели  это  единственные  жители  этого  дивного  места?  Он  прошел  еще  дальше,  думая  о  том,  что  не  хочет  возвращаться;  все  будет  по-новому,  он,  наконец,  ощутит  счастье...
Он  шел  вперед,  удивляясь  неприятно  внутри  себя,  что  быстро  улетучился  восторг  и  радость,  предвкушение  приключений,  наступало  знакомое  состояние  разочарованности,  терпения,  жизнь  должна  продолжаться,  хоть  все  будет  как  раньше...  Ириа  почувствовал  тоску  по  дому,  где  есть  яркие  эмоции  от  перебранок  с  соседями  (его  дразнили  из-за  непокрытого  черным  бледного  лица)...
Погруженный  во  вспоминания,  он  присел  на  каменно-зеркальный  выступ,  не  замечая,  как  к  нему  подошли.  Оглянулся  -  это  была  девушка  в  черном  платье,  со  шлейфом,  узорами  черного  камня,  точно  из  такого  же  были  выточены  ее  шесть  глаз  (два  напоминавших  его,  расположенных  обычно,  и  четыре  -  полукругом  на  высоком  лбу,  кожа  ее  была  светло-апельсиновой,  в  черных  узорах)...
Он  понял  -  местная.  Странно-доверчиво  присев  рядом,  девушка  представилась  (ее  звали  Ини).  Юноша  назвал  свое,  упомянул,  что  оказался  здесь  случайно,  похвалил  неискренно  поднадоевший  вид...
Ини  придвинулась  еще  ближе,  ее  черные  бусинки  глаз,  причудливого  разреза  говорили:  "Ты  такой  грустный.  Скучаешь?".  Ириа  невольно  впитывал  своим  взглядом  ее  голос,  тихий,  певучий,  хотя,  как  он  понял,  ее  сородичи  немы;  через  планету  проходила  белоснежное  светило,  дальняя  луна...  Тона  сумерек  тут  изумительны,  склоняющие  к  приятным  раздумьям.  Теперь  не  хотелось  возвращаться  -  есть  девушка,  тихая  и  прелестная,  наверняка  знающая  много  историй,  приключений...
Постепенно  ночь  сменила  день,  и  так  монотонно  менялись  переливы  сине-бардового  и  бликов,  Ини  рядышком  сидела  возле  юноши  молча;  и  ей  были  привычны  пейзажи,  она  знала,  как  пройдет  еще  время  и  они  станут  привычными,  превратятся  в  соседствующих  существ,  иногда  интересующихся,  все  ли  безопасно,  где  есть  что  употребить  в  еду...
Девушка  старалась  нарисовать  пылинками  рисунки,  найти  оставшиеся  после  других  цивилизаций  книги,  музыкальные  инструменты;  ее  собеседник  скучающе  трогал  струны,  перелистывал  страницы,  потом  со  вздохом  откидывал  -  чужие  приключения,  уж  понятные  мысли  и  чувства,  тусклые  и  прохладные;  ждал  своих...
Чтобы  поймать  их  нить,  нащупать  ее,  он  смотрел  на  незнакомку,  любовался  ее  платьем  (гипноз,  затягивающее  состояние  удовольствия,  оно  было  так  неизведанно;  приятно...  Он  жадно  вбирал  в  себя  его,  уверяя  себя,  что  это  навсегда,  и  перерастет  оно  в  тонкое,  сильное  чувство,  но  все  оставалось,  как  прежде...  "Я  же  должен  получить  что-то  новое  на  новом  месте!"  -  навязчиво  звучало  в  его  рассудке...
Ини  смущалась,  ее  сердце  пугалось  волны  этой  обыденности,  представлялось,  как  синева  и  бардовые  света,  блестки  и  звезды  затягиваются  в  черные  щупальца,  подобные  тем,  что  были  в  ее  прическе,  железными  ножами  прорывались  ощущения  боли  и  разбитости;  она  хотела  сказать  себе:  "Я  его  хочу  любить,  но..."...
Этих  "но"  появлялось  очень  много:  в  глазах  юноши  рисовалось  одно  -  ожидание  новых  ощущений  и  приключений,  ему  наскучили  ее  глаза  и  красота,  ее  мечта  становилась  хрупкой  и  прозрачной,  как  цветы;  девушка  тихонько  всплакивала,  вздыхала,  крепче  обнимала  его,  с  осторожным  трепетом  засыпала  в  одиночестве  (он  уходил  от  скуки  бродить),  видела  его  во  сне  и  со  страхом  сквозь  дрему  чувствовала,  как  ее  рука  обнимала  паутины,  представляя  на  месте  паутинок  его  плечо...
Ириа  вздрогнул,  точно  ее  рука  снова  коснулась  его;  он  оглянулся  -  кругом  пустота,  скрашивалась  она  лишь  синевой,  бардовыми  листиками  туманностей  с  переливающимися  звездами,  паутинкой,  и  нежно-апельсиновыми  пылинками,  тоненько  мерцавшими  (юноша  не  мог  поверить:  когда-то  их  рой  был  Ини,  девушка  таяла  на  глазах,  но  он  не  замечал;  его  внимание  поглотил  мини-компьютер,  работающий  от  жизненных  сил,  в  мониторе  было  нового  столько  -  картины,  фильмы,  игры,  можно  было  писать  своим  сородичам,  столько  разных  портретов  миллион  рас,  миллиарда  девушек,  в  тот  момент  они  были  интереснее)...
Он  ужаснулся,  как  можно  было  слепо  оглядываться  на  Ини,  лежащую  неподалеку,  ее  черные  узоры  постепенно  становились  паутинообразными,  сияющими,  в  тон  ее  коже,  сама  она  становилась  прозрачной,  но  ей  было  хорошо  -  она  спала,  во  сне  видела  юношу,  они  молчали,  смотрели  друг  на  друга,  тихо  ее  фигура  была  совсем  рядом  с  ним,  она  была  в  неге,  позабыв,  что  сон  забирает  стук  ее  реальности;  несмотря  на  краски,  все  пропадало  в  серости,  она  бежала  от  нее,  туда,  где  они  вместе,  не  мешая  ему,  но  в  тишине  грезя,  как  он  однажды...
Вытрет  ей  слезинку,  поцелует,  и  еще  крепче  обнимет;  но  теперь...  Она  далека,  кажется,  пылинки  от  нее  улетели  в  луну,  белое  пятнышко,  далекую  от  его  родины  -  Ириа  со  отчаянием  отвернулся  от  светила:  он  без  нее,  нового  ничего,  лишь  синева  и  бардовые  каменные  листья;  юноша  поднялся  и  тяжело  пошел  искать  обломки  своего  космического  корабля  -  пусть  будут  унижения,  насмешки,  он  стерпит  все,  лишь  бы  ощутить  все  страдание,  испытанное  бедной  девушкой,  искренне  любившей  его...
Ириа  прислушался  к  себе  и  почувствовал  -  он  тоже  мечтал  полюбить  ее,  это  был  не  обман,  не  каприз  его  пропитанной  кислотой  тоски  души,  но  что  помешало?  Красота,  чистой,  тихой  планеты,  живой,  дышащей,  ее  душа  -  все  просилось  к  нему;  он  же...  Закрыл  дверь,  протянув  провода  далеко  от  них,  за  разнообразие...  Разнообразие  ли?
Пестрые  картинки  и  портреты,  слова,  сюжеты,  звуки  теперь  звучали  глухим,  равнодушным,  враждебным  гулом  в  тревожно  мечущихся  осколках  чего-то  светлого,  настоящего  (то  не  пучки  светящихся  пылинок  -  то  его  настоящая  жизнь!);  юноша  взял  их  в  руки  -  это  все,  что  осталось  от  Ини  и...
Taboo...
...Планета  казалась  замком  из  каменных  уступов;  бардовый  их  оттенок  зеркально  отражался  в  покоившихся  там  кристаллах;  вместо  растений  светились  паутины,  роса  на  них  была  острая,  ледяная  (притворно-равнодушно  слушала  шаги  оставшегося  своего  гостя)…

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=564740
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 06.03.2015

Кларисса, которая… не любит ириски :)

Маленькую  девочку-бурундучка  Клариссу  постоянно  дразнили,  что  она  любит  ириски.
Ее  друзья  Чип  и  Дейл,  вместо  букетов  и  орешков,  тоже  дарили  ей  эти  конфетки;  Гаечка  дулась  на  них,  ревнуя  и  тоже  мечтая  о  мягком,  сладком  вкусе  ирисок.
Старина  Рокфор  летел  к  Клариссе  в  гости  и  сначала  едва  не  потерял  голову  -  так  ему  эти  сласти  напоминали  сыр,  и,  только  прислушавшись,  он  от  удивления  встопорщил  усы  -  столько  их!
Вжик  покрывался  родинками  в  виде  бабочек,  разноцветными,  блестящими,  от  желания  попробовать  ириски;  но,  казалось,  от  них  веяло:  "Кларисска  любит  ириски".
Эхо  голосов  принадлежало  бурундучкам,  мушка  вообразила  себе,  как  Дейл  усердно  дергал  носиком  и  Чип  размахивал  шляпой  и  курточкой,  приговаривая  это.  Потом,  как  в  сказочном  тумане,  показалась  картина,  как  Кларисса  плачет,  поджав  под  себя  пухлые  ножки.
Вжик  представил  себе  это  так  ярко,  что  ахнул,  а  потом...
Прихватив  карамельку,  помчался  к  ней.
Она  улыбнулась,  погладив  мушку,  прошептав:  "Ты  прав,  я  ведь  не  только  ириски  люблю"  ;)

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=564250
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 04.03.2015

Властелин паутины…

...-  Замок,  стоял,  утопая  в  темном  тумане,  подернутом  шелестящим  дождем,  издали  можно  было  подумать,  что  и  снаружи  его  проступила  паутина;  все  предметы  были  словно  сотканы  из  нее,  несколько  фамильных  портретов,  столы,  стулья,  лестницы,  доспехи,  канделябры  -  все  то  было  мутно-белым,  прочным  занавесом;  за  ним  просилась  только  тишина  и  покой...
Осторожная  походка  девушки  исследовала  это  царство,  живое  любопытство  ее  не  радовало  замок  -  стены  загудели,  на  верхних  этажах  торопливо  заплескали  аплодисменты  раздраженной  суеты  -  спускались.  "Кто  посмел?"  -  явно  слышала  она  голос  из  сказок  недалёкого  детства,  воображению  рисовался  дракон  или  чародей,  никто  другой...
Но  это  оказался  человек,  мужчина  средних  лет  в  бедном  костюме,  с  несколько  суровым  лицом,  хотя  общее  впечатление  было  благоприятным;  увидев  незнакомку,  он  отшатнулся  едва  заметно,  но  так,  точно  перед  ним  стоял  призрак.
-  Добрый  вечер,  сэр...
Неспешно,  с  такой  кроткой  нотки  девушки  порывался  завязаться  разговор  с  ним,  в  канву  которого  просились  и  любезный  интерес  к  обстановке,  и  предложение  помощи,  и  многое  другое.
-  Поступай,  как  хочешь!  
Эта  интонация  царапнула  беседу,  скомкала,  на  этом  немногословный  хозяин,  бросивший  ее,  удалился  назад,  с  тем  же  шорохом  эха,  как  если  бы  предметы  в  замке  перешептывались  о  причинах  этого  загадочного  поведения...
Тем  временем  новая  жительница  выбрала  укромную  комнатку  поближе  к  хозяйской,  она  уже  оставила  залог  и,  еще  погуляв  по  замку,  приготовилась  ко  сну  -  часы  показывали  позднее  время.  В  этот  час  дом  не  спал  -  рокот,  едва  различимый  гул  с  дальних  колоколен  проникал  в  окна  и  двери,  пробирался  по  лестницам  смешиваясь  с  шелестом...
Пера,  продолжавшего  спор  с  тишиной,  тревожась,  выводя  на  бумаге  происходящее,  вместе  с  рукой  мужчины:
"Столько  лет  я  жил  один  и  не  беседовал  ни  с  кем,  кроме  тебя,  ты  не  проболтаешь  и  примешь;  а  первое  мое  слово  было  грубостью...  Зачем  я  отрезал  этим  предложением,  ведь  моя  новая  соседка  так  вежливо  спрашивала  обо  мне,  надо  б  помириться...  Стоп!  Я...  Ты  не  ослышишься,  я  боюсь  это  делать  -  это  создание  говорит  как  я,  в  целом,  сложено  так  же,  а  производит  впечатление  беспокоящее;  не  знаю,  как  мне  с  ним  быть...  Изучить,  потом  побороть  логически  поступком?..  Как?"...
Вопрос,  капнувший  в  конце  дрожащих  строк,  остался,  мистически  похитив  сон  и  хоть  самую  малую  радость  от  наступившего  утра  -  мужчина  проснулся,  тяжело  глядя  на  пейзаж  за  окном,  точно  он  по-прежнему  по-ночному  глух  и  мрачен;  до  слуха  доносится  разминка  старенького  фарфора  и  протирание  его  полотенцем,  спустя  столько  лет  его  готовят  к  завтраку.  Надо  спуститься...
Хозяин  с  боязливой  бесшумностью  спускается,  стараясь  глядеть  мысленно  только  на  самого  себя  -  важность,  степенность  и  невозмутимость  все  скроют;  на  вопросы  отвечал  более  вежливо,  но  так  же  холодно;  еда  быстро  и  незаметно  поглощалась;  что-то  отвлекало  и  уводило  от  впечатлений  о  ней,  о  разговоре,  о  дне  вообще.  Внимательно  проследив  за  своими  мыслями,  он  встретил  вместо  страха  успокаивающееся  поддающееся  чувство  -  перед  мысленными  глазами  была  девушка...
"Она  осталась  жить  у  меня,  спасаясь  от  немилости  родни,  трудится  скромной  швеей,  каждый  день  у  нее  хватает  бодрости  и  хорошего  настроя  приготовить  мне  что-нибудь,  любит  читать  книжки  о  рыцарях...  -  впоследствии  снова  ожила  бумага  под  его  почерком.  -  Нахожу  это  милым...  Эй,  а  ведь  она  не  прочтет,  так  что  стоит  ли  стесняться?..  Хочется  послушать  еще  и  еще  ее,  воскресить  в  памяти  или  узнать  о  приключениях  Айвенго;  да  вот  чувствую,  что  не  получится  -  меня  опять  будет  увлекать  это  состояние...  И  передать  сложно...  Попробую...  Не  надо,  не  надо!.."
Запись  полетела  в  камин  -  огонь,  не  ощущая  стыда  и  злости  автора,  безразлично-прожорливо  бросился  на  листки;  с  той  секунды  мужчина  оглянулся  на  себя  под  новым  углом,  и,  обнаружив  в  нем  что-то  действительно  страшное,  шепотом  признался  себе  в  этом;  как  бы  напомнив  себе,  что  невидимая  эта  паутина  есть,  стоит  остерегаться...
Девушка  с  той  поры  находила  его  поведение  очень  странным:  он  не  обедал  с  ней,  потом  она  встречала  его  ненароком  у  угла  коридора,  и,  едва  встретившись  глазами,  он  снова  отходил,  как  тогда,  при  первой  встрече,  долго  смотрел,  непростым,  невольным  как  бы  даже  для  него  взглядом  (ниточки  страха,  ошеломления,  судорожного  и,  по  всей  видимости,  безуспешного  анализа,  муки  выкладывались  в  нем  одним  узором;  как  тот,  что  по-прежнему  покрывал  все  кругом  в  замке)...
"Надо  прямо  объяснить  себе,  порвать  все  старое,  нет  к  нему  возврата!  -  со  скорым  отчаянием  выносились  новые  строки,  пропитанные  затворничеством  в  другом  полумраке  дождя,  только  теперь  куцые  и  угрюмые  снежинки  скучно  поводили  бархатом  холода  в  его  сторону.  -  Это  должно  отпустить  меня.  Глупо  предполагать,  что  и  мое  поведение  не  доставляет  ей  смущение,  страха,  быть  может...  Маленькая,  худая  фигурка  в  простеньком  платье,  с  этим  капюшончиком  в  рюшах  на  головке...  Ты  спрашиваешь  меня  без  слов,  глядя  прямо  серыми  глазами,  едва  заметно  проводя  губами,  ты  как  ребенок...  Я  виноват  и  глуп  перед  тобою...".
Страница  перевернулась,  также  сменились  дни  и  ночи  на  другие;  только  паутина  осталась  прежней,  но  соседствующие  перестали  ее  замечать:  они  проводили  вечера  в  беседах,  совместных  увлечениях  вроде  чтения  или  игр  на  инструментах  или  в  шахматы,  делились  хобби  друг  с  другом,  на  душе  у  каждого  было  светло  и  тише,  дверца  к  каждому  потаенному  у  них  была  прикрыта,  не  тронута,  и  так  было  приятнее;  девушка  обрадовалась,  что  хозяин  перестал  ее  дичиться  и  стал  радостнее;  но  знала  бы  она,  что  это  было  лишь  плетение  внутри  него  новой  туманной  кисеей...
Сначала  тоненькая  и  ласковая,  она  становилась  острой,  всасывающейся,  добирающейся  до  крови  и  цепко  остающейся  там;  доброжелательность,  ум,  терпение  -  она  только  посмеивалась  над  этими  маленькими  бабочками,  пытавшимися  сдернуть  ее  с  сердца  мужчины  хрупкими  крылышками,  он  не  хотел  видеть,  как  они  приносятся  в  жертву;  цвела  и  танцующе  вилась  глубже,  крепче,  душаще...
"Я  не  могу  дышать,  обман  душит  меня:  стоит  мне  открыть  глаза  и  все  -  покой  -  иллюзия...  Это  настоящее  страдание  -  мне  стоит  только  взглянуть  на  нее  и  глаза  не  могут  остановиться,  словно  в  эйфории  торопятся  и  как  будто  начинают  жить  отдельно,  я  со  страхом,  не  в  силах  их  остановить,  наблюдаю,  как  они  ласкают  ее  волосы,  лоб,  щеки,  глаза,  шею...  безнаказанно,  питая  эту  непонятную  паутину  во  мне;  я  теряюсь,  как  будто  меня  подменяют,  а  потом  заставляют  играть  себя,  эти  отчитывания  потом  себя,  клятвы  не  отходить  от  представления  о  ней  как  о  ребенке,  ведь,  в  самом  деле,  есть  в  ней  все  это  детское,  кроткое,  но...  Не  знаю  и  что-то  иное...  Нет.  Это  все  я...  больше  не  могу,  едва  не  хочу  покончить  с  собой..."
Но  совесть  не  давала  воплотить  в  жизнь  этот  крик  души;  как  запутавшийся  в  паутине  светлячок,  она  загрустила,  что  свет  ее  гаснет  от  тяжелой  борьбы;  сталкиваясь  с  девушкой,  он  оживал  и  сиял  вновь,  не  замечая,  как  больно  сжимает  огонек  белые,  неотвязные  нити;  грусть  в  итоге  сквозь  ее  призму  тоже  начала  казаться  фальшью  на  себя;  ступеньки  попытки  вырваться  из  прошлого  сорвались  и  посыпались  назад  -  во  немногословие,  тихие  вечера  с  книгой  или  виски;  одиночные  пассы  на  инструменте;  и  только  замок  не  заметил,  как  не  исчезала  и  крепла  эта  задумчивость  растерянности  сожаления...
Оно  превратилось  в  привычку;  вроде  ритуала  поприветствовать,  посмотреть  на  мир  через  окно;  в  маленьком  ином,  ее  мирке  слышались  шаги,  иногда  пение,  через  закрытую  дверь  и  замочную  скважину  хозяин  ловил  ее  улыбку  и  взгляд;  стараясь  как  можно  тише  и  осторожней  унести  их  лепестки  внутрь  себя,  в  память,  на  рисунок;  звук,  слово;  и  с  закрытыми  глазами  он  делал  наброски,  потом...  вскрикивал  -  не  гадал  -  и  себя  находил  с  нею;  обдумывал;  торопливо,  как  в  тяжкий  сон,  набрасывая  на  рассуждения  паутину  вопросов,  искал  ответы...
"Я  не  могу  найти  их...  -  едва  ложились  строки,  смоченные  каплей  росы  (малютка-роза,  так  бережно  взращенная  теплом  солнышка,  скучала  по  рукам  девушки,  ее  лейке,  уж  столько  месяцев  не  заходит  к  ней  ее  подруга,  туман  вернулся,  стал  тяжелее,  скучнее).  -  я  пробовал  быть  строгим,  старался  стать  непосредственным  и  наивным  -  и  ничем  не  снять  это  оцепенение  паутиной!..  Вот  сейчас  время,  когда  мы  вместе  играли,  а  сижу  тут,  уверяя  себя,  что  так  спасаю  ее  от  нее  и  себя;  внутри  что-то  просит:  "Спустись,  или  хотя  бы  загляни  в  скважину,  вдруг  пройдет  она»...  Я  живу  надеждой,  что  у  двери  послышатся  ее  шаги;  услышу  ее  голос...  Воображение  -  весь  мой  мир  без  нее  -  и  там  вижу  ее  глаза,  как  она  прячет  смешок,  как  склоняет  голову  набок  в  поклоне...  Меня  все  это  так  очаровывало;  я  не  могу...  Не  хочу  стряхивать  с  себя  это!.."...
Перечитав  эти  строки,  он  почувствовал...  приятную  боль,  подобную  звучащей  мелодии  ностальгии;  роса  показалась  ее  слезой,  крохотной,  вот-вот  падающей  жемчужинкой,  одинокой,  хрупкой;  прежде  чем  часы  толкнули  ее  падать,  его  пальцы  аккуратно  сняли  ее  с  лепестка  розы  и  поднеслись  к  его  губам;  потек  по  руке  тоненький  и  неровный  ручеек  (мужчина  заплакал)...
...Потом  стрелок  часов  не  стало  слышно,  точно  и  они  покрылись  паутиной  -  хозяин  спал  и  видел  сон,  в  котором  они  гуляют  вместе,  скрестив  ладони  и  принимая  в  них  одну  росинку...  Точно  из  дремы  она  проникла  в  реальность,  шаловливо-сказочно  пройдя  по  лицу  -  оно  помолодело,  стало  светлее,  лишь  глаза  выдавали  неуснувшую  тревогу...
Замок  стоял  не  один  год,  все  был  без  наследника;  нельзя  сказать,  что  душе  его  он  был  угоден  и  не  приелся,  но  странную  благодарность  испытывал  он  перед  этими  стенами,  предметами,  полумраку  властелина  паутины;  оглянувшись  одним  вечером  вокруг,  мысленно  -  на  себя,  осознал  -  это  потому,  что  в  доме  он  был  с  ней,  несмотря  на  все  еще  закрытую  дверь;  в  эту  секунду  все  решилось  для  него.
Сев  за  стол,  мужчина  набросал  несколько  строк:
"Я  оставляю  замок  тебе.  Сам  уезжаю.  Не  вернусь.  Прости  меня".  
Окинув  взглядом  написанное,  побледнел:  откуда  вырвались  эти  слова?  Прислушался  к  себе  -  коварная  паутина,  так  до  конца  не  изведанная  им,  злорадно  зашевелила  щупальцами,  точно  приговаривая:  "Правильно,  не  будет  ее  -  станет  больше  меня!".  
"Это  ложь!"  -  вдруг  возразил  он  сам  себе  и,  представив,  как  подаст  ей  эту  записку,  схватил  голову  руками  и  сполз  по  стене:  она  будет  плакать,  будет  скучать  еще  больше  чем  сейчас,  когда  он  хоть  иногда  невольно  выходит  к  ней,  хоть  и  без  слов,  она  чувствует  и  тепло  привыкла  к  этому  чувству  -  он  рядом;  "какое  блаженство  быть  с  ней  рядом,  неважно,  зачем  и  как…  это  сильнее  меня!"  -  страстно  отозвалось  у  него  внутри,  и  рука  готова  была  сжечь  нелепые  слова;  но  тут...
"Что  написано  пером  -  то...  уж  во  мне!  -  объявилось  всегда  такое  жиденькое,  но  сводящее  с  ума  клацанье  паутины  в  нем  вновь  -  Я  буду  мучить  тебя  этим,  буду  еще  чаще  рисовать  тебе  мечты  о  ней,  не  они  ли  тебя  терзают?  Признайся  -  это  выход!"  (и  эхом  пошло  от  нее  дурманом  -  будет  покой,  новый  замок,  новый  виски,  книги,  ты  ее  забудешь)...
Гонимый  им,  мужчина,  не  выпуская  из  рук  записку,  как  марионетка,  направился  к  ней;  как  ни  в  чем  не  бывало,  девушка,  просто  поправив  капюшон  с  рюшами,  с  радостью  тихонько  шагнула  ему  на  встречу...
"Давай  записку!"  -  приказала  ему  паутина,  забираясь  точно  в  самое,  сильно  стучащее  в  висках,  сердце;  он  сделал  шаг  ближе;  они  посмотрели  друг  другу  в  глаза;  "Давай,  я  сказала!"  -  прорычала  монстром  она  вновь  (записка  не  шелохнулась);  мужчина  подошел  еще  ближе;  вспоминая  все,  что  передумал  и  перечувствовал,  вернее,  силясь  вспоминать  -  ничего  не  было,  кроме  девушки...
"Забирай  вместо  нее  меня!"  -  смело  мысленно  бросил  он  паутине,  бросая  ей  в  нити  разорванные  клочки;  впервые  он  стеснительно  тоже  чуть  улыбнулся  вместе  с  молчаливой  его  маленькой  собеседницей;  он  незаметно  и  бережно  заключил  ее  в  объятиях;  чтобы  принять  на  себя  больше  поднявшихся  и  зашелестевших  ручищ  рассерженной  бело-туманной  кисеей,  заслонить  от  нее;  наклонил  голову,  закрывая  глаза  и...
Ощутил...  утишение  боли,  тихое,  волнующее,  уволакивающее  в  себя  -  это  дрожь  -  нестрашно,  туман  внутри  перестал  быть  холодным  и  пугающим;  лишь  легонько  и  пронзительно  чувствовалось  им,  как  нечаянно,  наклоняясь  к  ней,  его  губы  отодвинули  рюшу  и  касались  ее  шеи;  а  руки  еще  больше  привлекали  к  себе,  мимолетно  гладя;  и  дрожь,  живой,  маленькой  ленточкой  укрывало  это  состояние  их  двоих  от...
Потемневшей  и  все  крепнувшей  кисеей  плотных  бело-призрачных  силуэтов  мебели,  картин,  лестниц...  замок  погружался  тем  временем  в  привычные  шелесты  дождя  и  полумрака,  неслышными  шагами  удалялись  часы  в  том  властелине  паутины...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=563486
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 01.03.2015

"Придумка?"

...Я  не  пойму,  почему  ты  молчишь,  мои  письма  превращаются  в  дневник,  каждый  раз,  хоть  те  же  стены  с  решетчатым  забором  перед  серо-шумным  миром  -  рождаются  новые  мысли,  стараются  жить,  рвутся  туда,  как  кроткие  птенцы,  едва  обнаружив,  что  имеют  крылья...
Мне  сказали,  что  все  это  -  придумка,  и  пропись  на  листе,  печать  говорят  об  этом,  но...  Если  это  так,  скажи,  зачем  я  живу?  Забываю,  когда  у  меня  перерывы  на  реальность,  хочешь  сказать?  И  правильная  догадка,  иного  нет  ничего,  мне  давно  перестало  что-то  интересовать  после  того,  как  раз...
Я  подумал  о  тебе,  несомненно,  ты  есть,  никто  не  интересуется  мною,  кроме  тебя  -  лицо  твое  проникло  через  решетку  тюрьмы,  где  обещают  мне  вечное  существование;  вдалеке  у  смотрителя  звонит  телефон,  он  болтает;  какое  счастье  с  кем-нибудь  переговорить!
Не  появилась  ли  эта  мысль  одновременно  с  той,  что  позвала  тебя?  Даже  если  так,  покажи,  как  я  буду  без  тебя,  моя  "придумка"!  Угадываю  в  этой  картине  тишину,  пугающую  до  того,  что  жужжание  мухи  становится  рокотом  монстра;  темноту  и  сырые  потолки,  одиночная  камера;  мир  закрыт  в  ней  и  стал  ею;  в  отдалении  видятся  облака...
Я  не  о  поэзии  -  усталость  не  дает  радоваться,  находить  красивым  привычное;  но  даже  они  имеют  друзей  -  группками  проносятся  они,  не  обращая  внимание  на  дым  и  тяжелый  оттенок  заката,  видимо,  им  хорошо  вместе;  а  где  мои  друзья?  Неужели  это  только  ручка  и  бумага;  давно  исписанные  мелко,  но  безответные...
Мы  же  общались,  и  подолгу  я  был  счастлив,  что  ты  рядом;  внимательные  глаза,  бледно-розовый  ротик;  бледная,  с  робкими  каштановыми  локонами,  низенькая  и  худая,  с  осторожной  улыбкой,  пришла  незаметно...  И  молчишь,  хотя  я  никому  еще  не  доверял  тайны  своей  души;  ее  оставшиеся  тревожные  росточки  просятся  в  твои,  казалось,  ласковые  и  родные  руки;  но...
Ты  не  поднимаешь  глаз,  скучающе  осматривая  вместе  со  мной  стены  и  решетку,  говорили,  о  том  о  сем,  тоскливо  и  говорить,  хуже  молчать;  физически  невозможно;  поймешь  ли  ты,  что  я  молчу  для  всех,  только  ты  можешь  слышать  мои  слова,  что  стук  твоего  сердца  для  меня  напоминание  о  собственном,  я  существую,  пока  слышу  твое  дыхание?
Они  осторожно  коснутся  твоих  ушей,  не  требуя  ни  участия,  ни  мнения,  только  слушай  меня,  молю  о  такой  малости;  я  больше  не  вижу  иного  смысла  в  жизни,  кроме  как  видеть  тебя  и  общаться  с  тобой;  сутки  тогда  терпимее,  а  решетки  менее  болезненны;  знаешь  ты...
Так  красива,  хоть  я  вижу  лишь  твой  образ,  мне  приятен  он,  и  закрываются  глаза  на  твою  холодность,  на  легкомысленный  полет  точно  бабочки  из  мыслей  в  момент,  когда  нуждаюсь  в  тебе;  мне  хочется  быть  с  тобой  во  сне  и  наяву  и  говорить,  говорить...
Необязательно  словами,  просто  молчать  и  с  тихой  благодарностью  открывать  для  себя  маленькую  игру  в  жизнь;  такую,  где  можно  выбрать  новый  мир;  и  вправду,  ты  так  добра,  что  даришь  мне  его,  однажды  в  нем...
Ты  была  заботливой,  угощавшей  меня  вишенкой  в  осыпающихся  садах  такой  страны,  где  никогда  не  бывал;  взглядом  целовал  тебя  и  страстно  хотел,  чтобы  ты  не  уходила  никогда...
Никогда  ничего  не  повторяется,  даже  в  игре,  даже  шаги  твои  потом  были  другими,  среди  воинственных  колонн  смотрела  ты  кокетливой  и  равнодушной  королевой,  а  я  стеснительно  придвигал  добычу;  быть  может,  добытую  после  долгих  путешествий  и  чудес...
Точно,  их  было  удивительно  много,  и  не  успевал  их  обдумывать,  привязывался  к  ним  и  к  тебе,  зачеркнув  эту  тишину,  увидев  в  ней  другую,  готовый  быть  кем  угодно,  хоть  нищим,  хоть  графом,  но  чтобы  спасти  наше  маленькое  волшебство  разговора,  что  никто  не  слышит,  кроме  нас;  где...
Как  в  машине  времени  я  исправлял  ошибки  прошлого,  брал  тебя  в  жены  и  растил  с  тобой  детей;  или  грустил  по  нему,  упиваясь  твоим  всегда  таким  печальным  и  молчаливым  взглядом;  только  в  нем  одном  ты  так  нежна!..
Только  что-то  мешает  мне  все  простить,  пребывать  в  неге,  одна  маленькая  мелочь,  незаметно  на  цыпочках  тени  вырезающаяся  в  контурах  писем,  решетки  и  тех  дальних  облаков;  оглядываюсь;  поражает  как  ножом  ее  улыбка.
"Ты  придумка"  -  гордо  бросила  она  и  побежала  дальше,  со  всех  ног,  пока  не  вернулась;  ведь  я,  ты  и  она  были  в  одном  круге;  хаотично  и  безуспешно  пытаюсь  заглянуть  сквозь  него,  на  его  конец  -  миражи  того  же  мира,  от  которого  отказался  из-за  его  отравляющего  пестрого  яда;  тюрьма  и  одиночная  камера...
Одиночная...  Не  хочу  в  это  верить;  жду  тебя  вновь,  с  тобой  мне  хорошо,  даже  если  я  молчу  и  отворачиваюсь  в  усталую  темноту,  пряча  слезы;  не  уходи,  давай  поговорим,  мне  столько  хочется  тебе  сказать...
С  трепетом  смотрю  тебе  в  глаза,  и  это  правда;  кто  бы  ты  ни  была,  отчего  б  не  появилась;  я...  люблю  тебя...  Не  молчи,  прошу,  не  сердись,  останься!..
Посидим  тихонько  вместе  еще,  поглядим  сквозь  решетку...  Мне  кажется,  это  наши  сердца  проплывают  над  нами  облаками,  вне  тюрьмы,  мы  убежали  от  ее  мира,  прости  за  все,  что  было  в  нем  не  так...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=561914
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 23.02.2015

Шарики за… глазики

...  Запрыгнули,  золотые,  попрыгунчики,  один  за  другим,  заскакивая  в  голову...  
Змея,  что  до  этого  просто  лежал  себе,  гигантский,  во  фруктовой  пещере  далекой  страны;  ловил  пастью  капающие  с  потолка  ягодки  малины,  черешни,  черники  (и  он  считал,  что  это  -  лучшее,  что  может  быть).
Но  в  один  день...  он  сказал  сам  себе:  "Ох,  что-то  мне  скучно!..  Что-то  не  радостно..."  -  Змей  уставился  тупо  на  свое  склизкое  ледянисто-жидкое  тело;  подумал  так  и  выполз;  вдохновлено,  торопясь  поймать  легкий  и  капризный  ветерок  приключений...
Перемешались  они  с...  визгами  и  топотом  маленьких  ножек  -  крохотные  волшебные  лошадки,  жившие  по  соседству,  никак  не  ожидали,  что  нагрянет  такой  страшный  гость  (а  посетитель  был  глуп  и  безобиден,  но  показывать  этого  не  хотел;  очень  желал  бы,  чтобы  осознали,  как  он  весел  и  учтив).
Чтобы  доказать  это,  он  с  громогласным  радостным:  "Ау,  привет!"  отрывал  крыши  домиков,  недоуменно-счастливо  наблюдая  убегавших  оттуда  пони;  больших  и  маленьких,  разных  цветов,  формочек  грив  и  символов  на  попках.  "У  меня  столько  друзей!"  -  радостно  вздохнул  пришелец,  проползая,  неуклюже  задевая  лавки  с  пирожными,  украшениями...
Но  жительницы  сказочной  страны,  что  находилась  неподалеку  от  его  пещеры,  не  разделяли  его  мыслей,  в  ужасе  старательно  покидая  улицы,  где  они  так  весело  играли,  кушали,  болтали;  призывая  на  подмогу  хоть  кого-нибудь...
"Я  уже  спешу  на  помощь!"  -  раз  веселый  голосок  раздался  из-за  высокого  кривоватого  забора  -  и  резвая  серая  пони  с  весело-желтой  гривкой,  с  символом  мыльных  пузырей,  с  ошалелой  улыбочкой  и  глазками  в  разные  стороны  (Змей  с  интересом  придвинулся  -  ура,  ему  рады!)...
"Бедный  бандит!"  -  только  и  успел  шепнуть  дракончик  Спайк,  забившись  под  пенек,  провожая  глазками  серый,  бесшабашно  скачущий  к  незнакомцу,  силуэт.
"Ау,  я  Дэрпи!"  -  воскликнула  сердечно  его  хозяйка,  да  так,  что  у  Змея  невольно  закралась  мысль:  "А  может,  ну  их,  эти  шарики  золотые?"  -  мысленно  смотрел  он,  как  таяли  его  мечты  о  том,  как  он  играет  с  украденным  добром,  подсмотренным  им  когда-то  из  тихой,  теперь  далекой,  пещеры;  он  попятился,  думая  уже  убежать,  как...
"Родной  мой!"  -  пони  с  меткой  пузырьков  с  размаху  обняла  его  и  заглянула  в  глаза  (он  побледнел  -  словно  два  зорких  ее  черных  шарика  вращались  в  противоположных  направлениях;  нечто  огненно-нехорошее  блеснуло  в  них)...
"Я  пойду,  не  вовремя  я  тут,  шарики  и  у  себя  найду..."  -  почти  про  себя  пробормотал  ледяной  колосс;  поворачиваясь...
"Шарики...  Чип  поможет,  он  принесет!  -  оглушительно  хохотнула  Дэрпи,  застучав  зубами,  подобно  бурундучку;  крутя  коротким  хвостом  как  он,  напевая:  "Чип  и  Дейл  уже  спешааат...".
Не  знал  Змей,  что  упомянутый  мультик  -  самый  обожаемый  этой  лошадкой,  она  все  дни  и  ночи  может  его  смотреть,  еще  очень  тщательно  наблюдая  то  за  первым  бурундучком,  то  за  вторым,  глазки  бегали  за  ними  так  усердно,  что  забыли,  как  правильно  смотреть;  насмотревшись,  рассудок  Дэрпи...
Все  никак  не  мог  расстаться  с  любимыми  Спасателями  и  она,  напиваясь  клубничного  сока  и  горланя  песенки  из  этого  сериала,  принималась  играть  в  них,  привлекая  всех  лошадок,  каких  только  могла  поймать  -  ее  жертву  ждали  суточные  пересказы  серий,  щедро  приправленные  восторгами  или  критикой,  расспросами  о  мнении  насчет  них;  а  потом...
Игра  -  неугомонная  лошадка  вживалась  в  роль  Дейла  или  его  друга,  остальных  заставляла  изображать  или  мышку  Гаечку,  в  которую  влюблялись  бурундучки,  и  смущенным  пони  приходилось  терпеть,  дрожа  и  краснея,  заикаясь,  как  серая  отпетая  подружка  их  тискала,  крепко  целовала;  лошадки  с  крылышками,  что  не  спаслись  от  ее  цепкого  разнонаправленного  взора,  были  обречены  играть  в  мушку  Вжика  иль  летчика-мыша  Рокфора  (они  жужжали  иль  изображали  гул  вертолета,  летали,  затейница  их  ловила  с  несколько  помешанным  хохотом,  носилась  за  ними)...
У  других  малышек  с  копытами  и  картинками  на  спинке  голова  днями  болела  от  разгадывания  и  безуспешных  судорожных  попыток  угнаться  за  полетом  ее  фантазии;  выдумывающей  детективные  и  приключенческие  сюжеты  для  бурундучков  и  их  друзей  -  Фокси,  Тамми,  Квинни...
Иные  пони  и  в  страшном  сне  потом  видели,  обливаясь  холодным  потом  и  белея  полотном,  как  желтогривая  кроха  с  гиканьем  и  носящимися  на  разные  объекты  глазами  преследовала  их  по  пятам,  видя  вместо  них  Бада  или  Толстопуза,  иль  иного  врага  славных  Спасателей  из  историй,  снившихся  ей  ночами,  о  которых  мечталось  ей  днями;  и  снова,  и  опять  играла,  не  уставая,  смотрела  новые  серии,  пересматривала  старые,  воображение  ее  изобретало  свежие...
Дэрпи  и  сейчас,  едва  завидев  Змея,  вмиг  составила  головокружительную  игру,  только  хотел  ли  он  быть  приятелем  "Чипа"  с  кривой  шляпой,  наспех  вырезанной  "им"  из  картона,  в  передних  ножках  у  "него"  в  самом  деле  была  груда  шариков,  но  не  простых,  и  не  золотых,  а...
Огненных!  "Батюшки!"  -  встрепенулся  он,  понесся  обратно  к  себе;  дрожа  и  еще  быстрее  стараясь  уползти,  слыша  вдогонку:  "Эй,  Дейл,  не  отлынивай  от  работы,  змею  надо  шарики  отдать  золотые...  Ловии!.."  (в  него  полетели  жаркие,  болючие  и  опасные  огонечки  в  виде  кругляшек,  он  едва  уворачивался  -  шарики  летели  криво,  сумасшедше-азартно,  в  разные  стороны,  хотя,  казалось,  хотели  попасть  в  него).
"Лови,  лови,  мы  же  одна  команда!  -  Чип  и  Дейл...  Спеши  на  помощь  со  мной!.."  -  орала  серая  пони,  заряжая  рогатку  и  с  наслаждением  пуляя  из  нее  огненными  шариками,  что  озаряли  перепуганных,  еще  больше  ее  появлением,  лошадок,  спрятавшихся  под  лавками,  кустиками,  неразрушенными  лестницами;  их  глазки  с  сочувствием  глядели  на  Змея,  навевая  ему  правильную  мысль:  "Что-то  мне  с  ней  совсем  не  скучно,  Совсем!!!"  -  и  чешуя  его  замелькала  на  горизонте,  за  ним...
Он  с  огромным  наслаждением  лег  в  пещеру,  ловил  пастью  ягодки,  любуясь  ими  -  розовыми,  фиолетовыми,  красными,  ароматными,  с  росинками,  живыми,  они  куда  красивее  и  полезнее  золотых,  куда  тише  и  милее  огненных  и  лучше,  чем  те...
Шарики...  за  глазиками...  что...
Словно  все  еще  развесело  мелькали  в  разные  стороны,  эхом  Дэрпи,  вдали  от  волшебной  фруктовой  пещеры  Змея...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=561095
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 20.02.2015

Ванилька

...Осторожно  приоткрыла  маленькие  глазки  и  с  урчанием  поправила  юбочку  из  кремовых  складочек;  это  необычная  ванилька;  солнечная  россыпь  играла  на  ее  крошечном  тельце;  она  была  внутри  двигающегося  сказочного  мира,  что...
Ходил,  говорил,  любил  иногда  сладкое,  тоже  познавал  мир  и  пути,  в  них  не  было  пушинки  древесных  ростинок,  как  там,  внутри  него,  где  образовывались  и  падали  сиреневые  капельки;  ванилька  с  интересом  приоткрыла  ротик  потрогать  их  язычком  -  кислые,  чужие;  крошка  поморщилась:  она  родилась...
Среди  золотых  мягких  подушечек-сердечек,  хрупких,  приятных,  как  сахар;  перезвоном  раздавались  шепотки  между  белоснежно-алыми  цветочками,  они  питались  отражениями  облачков  (их  родина...  тоже  хотела  полетать  в  светлом  небе,  но  могла  только  ходить,  говорить  на  непонятном  им  языке,  смотреть  на  них  и  скучать)...
Вновь  идти  по  пути,  проходящим  через  пыльный  асфальт  и  ряды  зданий,  в  жизнь;  путаный  и  меняющийся  рой  осколков  дней  и  ночей;  оттуда  все  выглядело  вначале  интересным  и  новым...  но  теперь  кусочек  этой  волшебной  страны  растерянно  забегал,  топоча  складками  крема,  нарастало  в  нем  беспокойство:  "Одиночество?"...
Отголосок  этого  слова  передался  каждой  ниточке  сложного  и  непонятного  края,  все,  и  без  того  строгих  оттенков,  теперь  потеряло  всякие  краски,  трещинки  как  морщинки  покрыли  лед,  сковывающий  тягучий  и  бесшабашный  некогда  источник  (хозяин  мирка  ошеломленно  опустился  и  спрятал  голову).
"Что  со  мной  случилось?  До  одного  дня  я  жил,  как  приходится  и  был  счастлив,  ни  в  чем  не  нуждался;  теперь...  Нуждаюсь  -  найдись  средство  вывести  из  меня  что-то  маленькое,  непонятное...  -  и  прислушивался  к  себе  -  сердце,  подобно  вафлям,  как-то  по-новому...  захрустело  -  по  нему  осторожно  пробовалась  пройтись...
Ванилька;  ей  взгрустнулось  -  место  чужое,  скрупулезно  выбирала  она  в  себя  все,  что  хоть  как-то  могло  вызвать  у  нее  новые  ощущения  -  тихонько  поурчала;  тотчас  пронесся  гул  по  сердцу,  образовалась  согревающая  корочка,  какая  бывает  у  мармелада;  оно  заходило  в  такт  ее  робким  шажкам...  "Теперь  тут  почти  как  дома"  -  подумала  путешественница,  наверное,  про  себя  и,  еще  полюбовавшись  на  возвращающиеся  цвета,  нарисовала  себя  на  нем,  крошечными  брызгами-ручками;  выводя  старательно  ротик,  пышную  юбочку,  глазки...
Это  были  голубые,  как  у  хозяйки,  с  отпечатком  задумчивости  на  ресницах,  чистые,  как  маленькое  небо;  выведя  свой  портрет,  малышка  тяжело  вздохнула  -  когда-то  она  видела  его  из  этих  глаз...
Встретившись  с  глазами  незнакомца,  карими,  непоседливыми  от  жажды  перемен,  экстрима,  они  чуть  смутились,  будто  предчувствуя,  что  пытливый  и  аккуратно  проникающий  словно  вовнутрь,  взгляд  их...  заберет,  закружит  незримым  ветерком  в  себя,  сам  того  желая  или  нет  (кто  может  ответить?)  частичку-блестинку  из  которой  родилось  существо,  о  юбочке  из  кремовых  складочек,  с  огромными  глазками  и  маленьким  ротиком;  и  сейчас  оно  опять  пошло  вглубь  нового  странного  места,  спрашивая  себя  -  что  это  было,  или  то  была  пушкинка  ресниц,  или  луч  солнца  на  щеке,  или...
"Или  я  не  могу  ее  забыть?"  -  новый  носитель  открыл,  заглянув  в  себя,  что  он  уже  видел  это  маленькое  небо  в  глазах,  так  украшало  оно  мгновение,  мелькнувшее  в  сознании;  все  было  обычно  -  спешил  по  делам,  втайне  упрашивая  себя  этой  спешкой  скрыть  от  мысли  скуку;  вдруг  -  голубые  глаза  девушки,  кроткая  улыбка  и  мелькнувший  солнечный  зайчик  на  ее  щеке;  формы  такой  милой,  непосредственной,  как  комочек  ванильки...
Она  все  ходила  в  нем,  осторожно  изучая  его  мир  -  то  заглянет  в  зеркало  шоколадного  свойства;  беспрерывно  меняются  мордочки  –  «грустно»,  «задумчиво»,  «страшно»,  «интересно»...  "Не  так  уж  тут  и  скучно»  -  с  теплотой  подумалось  этому  творению  и  белоснежные  капельки,  потешно  торчащие  из  юбочки,  ткнули  в  мордочку  "радостно"  -  он  улыбнулся;  то  покачается  на  розовых  цепочках  бубликов  в  середине  длинного  тоннеля  в  три,  временами  выпрямляющихся  фантастично,  изгиба  с  пятью  развилками  на  конце  -  он  нарисует  розочку,  как  умеет,  но  с  вниманием,  как  настоящий  цветок,  питая  ее  красками,  какие  видел  у  девушки  (бледно-розовые  губы,  нежно-рыжие,  как  крем  волосы,  светло-зеленый  костюмчик),  штришками  дополнил  разливы  солнца  и  неба,  просачивалось  в  картину  облачко,  такого  тона,  что...
У  ванильки  покраснели  махонькие  щечки  -  то  же  вылитый  ее  цвет  -  тающе-притягательный,  мягкий-мягкий,  бежево-белый  с  розовым  оттенком,  поникший  в  едва-желтый;  в  приподнятом  настроении  она  резво  запрыгала  в  сторону  лица,  пирамидкой  из  леденцов  возвышались  беспрестанно  шевелившиеся  капельки,  собранные  в  пучки,  ловили  все  в  сок,  посылали  изображения  оттуда,  что  уловили  или  о  чем  догадываются;  она  тронула  капелькой-ручкой  один  из  них  -  перемотка  изображений  -  "Необычный  день  тогда  был,  стояли  так  рядом  и  даже  не  хватило  ума  угостить  ее  пирожным,  а  ведь  она  тоже  их  любит,  у  нее  аромат  ванили..."
От  этого  настала  тишина,  прерываемая  дальним  рокотом,  маленькая  его  исследовательница  задрожала  кремовым  тельцем  -  "домой  тянет"  -  всплакнулось  ванильке,  внутри  зашевелились  вспоминания,  как  изумительно  расти,  играть  с  другими,  такими  как  она,  большими  и  маленькими,  разных  оттенков  (она  была  на  них  непохожа);  было  тихо  и  спокойно...
"Я  хочу  к  ней!"  -  как  будто  услышал  ее  просьбу  новый  владелец  и,  наспех  собравшись,  пошел  быстро  к  месту  здания,  где  они  впервые  встретились,  в  надежде  опять  увидеть  ту,  чей  отголосок  был  в  малышке,  пригнувшейся,  втянувшейся  в  юбочку  и  выглядывающей  оттуда  на  источник  рокота  -  он  приближался,  что  будет?..
Она  не  слышала  слов,  какими  они  обменивались,  не  следила  больше,  как  летит  и  играет  токами  шоколада  его  настроение,  как  смотрят  они  друг  на  друга,  как  вдохновлено  руки  его  подносят  ей  цветок,  вместе  они  ловят  бабочку,  гуляют,  это  было  отдельной  Вселенной  -  из  недр  новой  сказки  рокот  переходил  во  что-то  огромное,  что  не  остановить,  опасное,  быть  может;  "хочу  д...  нет,  надо  сначала  остановить  это  рокочущее...  Смогу  ли  я,  я  только  одна,  маленькая,  и...  смогла  натворить  такое?!"  -  мигнула  глазками  ванилька  и  помчалась  навстречу  источнику  шума;  вниз,  краски  края  стали  отдавать  блестящим,  как  если  бы  родился  новый  неизведанный  источник...
"Я  же  такой  как  вчера,  а  совсем  новый!»  -  обдумывал  он,  глядя  ей  вслед,  сам  не  ожидая,  что  внутри  поднимется  рокот;  он  боялся,  что  больше  никогда  не  сможет  вспомнить  о  ней  так  же,  что  нечто,  вызвавшее  его,  отнимет  у  его  рук  способность  посвящать  ей  рисунки  с  розочкой,  хранить  и  бережно  прижимать  к  сердцу  простой  лучик,  что  касался  ее  щеки;  все  это  заменится  на  другое,  в  нем  не  будет  уже  такого  умиления,  ему  стало  совестно  до  боли  и  одновременного  судорожного  желания  смириться  с  этой  переменой,  беспамятно  отдаться  ей,  быть  таким,  каким  суждено...
"Не  хочу  тебя  винить  -  обратился  он  к  ванильке,  ощущая,  как  она  с  риском  обходит  шипучки-болотца,  очень  раздражающиеся  на  все,  что  не  тронет  их,  -  Ты  -  ее  частичка,  во  мне,  маленькая,  хоть  и  не  знаю,  отчего  ты  тут,  для  чего…  но...  Что  же  ты  наделала?!  -  Вернись  в  нее  или  не  шали,  не  губи  наш  покой,  не  броди!.."  (он  закрыл  глаза,  чтобы  не  видеть,  как  отчаяние  растет  рокотом)...
Рой,  издающий  его,  с  дюжину  орешков  с  кривыми  рожицами,  точно  стая  хулиганов,  бесшабашно  вырвался  на  волю,  грозя  подойти  на  опасное  расстояние  к  хрупким  синеватым  озерцам,  что  над  лицом  укрывают  мысли  и  поступки,  вид  у  них  был,  что  и  они  не  ожидали  проснуться;  потому  спешно,  небрежно,  даже  сердито  спешили  пронестись,  покрушить  все  на  свой  лад  и  утомиться,  уснуть  снова  до  следующего  раза.  Их  банда  четко  летела,  пересмеиваясь  и  галдя,  ритмично  стучали  твердые  их  тельца...
Ванилька  храбро  выступила  вперед,  отлично  понимая  что,  если  свяжется  хоть  с  одним  из  орешков,  не  примут  ее  больше  свободные  и  далекие  теперь  сестрицы,  не  гулять  на  полях  золотистых  сердечек,  навсегда  остаться  тут,  жить  внутри,  новой,  несколько  другой...  Помнется  ее  пышная  юбочка,  а  она  так  ей  гордилась,  чистой,  пружинистой...
Но  оглянулась  она  назад  -  сбоку  тревожно  билось  сердце  с  такими  же  голубыми  глазами,  как  у  нее  и  ее  хозяйки,  так  скоро,  что  орешки  разобьют  его!..  Он,  давший  ей  приют,  никогда  больше  не  вспомнит  солнечного  зайчика  на  щеке  той  девушки,  не  нарисует  цветка  и  не  будет  от  этого  счастлив;  она  без  сердца  не  сможет  ему  напомнить  о  них...
Взвесив  все,  она  зажмурилась  и  шлепнулась  вперед,  на  свору  несущихся,  как  орда,  орешков;  миг  -  и  рокот  утих,  все...  рассеялось  -  орешки  лопнули,  кроме  одного  -  он  был  как  шапочка  на  ванильке,  тяжелая,  чуть  покачивающаяся,  тщетно  пытаясь  освободиться  (немного  провалившаяся  в  себя,  но  не  потерявшая  втягивающей  силы,  которой  бесполезно  сопротивляться,  юбочка  ее  цепко  держала  коричневого  круглого  разбойника);  появилась...
Луна,  озарявшая  спящее  лицо  юноши  -  ему  снилась  девушка;  было  странно,  но  он  теперь  не  боялся  мечтать  ее  встретить  снова;  сквозь  дрему  он  слышал,  как  тихими  капельками  стучит  дождь,  в,  мерцающих  в  синеве,  звездах,  они  напоминали  ему  брызги-ручки  крошечного  существа,  необычного  мягкого  света,  снова  оно  тает  дымкой  и  соединяет  и  погружает  в  себя  их,  как  притяжением  в  светлом  тумане,  легкого  сладкого  аромата  и  вкуса  ванили;  немного  робко,  но  он  смотрит  сквозь  этот  туман  и  видит  ее  лицо,  тоненький  лунный  лучик  затаился  на  ее  щеке;  и  он  касается  его,  осторожно,  с  изумлением  как  будто  зримо  обнаруживая...
Ванильку,  что  внутри...
Снова  краснела  щечками,  опуская  в  юбочку  глаза,  не  обращая  внимание  на  капризы,  впрочем  утихающего  в  ней,  орешка  -  это...  ее  дрема,  на  самом  деле  словно  все  еще  мальчик  тихонько  целовал  ее  хозяйку,  едва  касаясь  ее  губами,  точно  боясь  спугнуть  спрятанное  на  ее  коже  и  внутри  ее  магическое  действие  неведомого  раньше  чувства,  некой  сладости;  вместе  глядя  на  игру  розовых,  от  рассвета  солнечных  зайчиков,  как  в  сказке  о...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=560834
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 19.02.2015

Пробуждение Амура

...Тогда  в  мире  было  смешение  заката  и  синевы  ночи;  в  бесконечных  их  переливах  мелькали  россыпи  других  цветов,  что  боги  называли  звездами;  и  смешивали  их  круг  и  узоры  путей;  думая,  как  придумать  будущее  земле...
"В  нем  она  родилась;  я  приметил  ее,  будучи  еще  простой  звездочкой,  она  привлекала  меня;  хотя  не  было  в  ней  ничего  особенного,  ни  блеска,  ни  красоты,  но  необычное  и  тихое  сияние  было  у  нее  для  меня"  -  словами  точно  проносится  в  созвездиях  признание  Амура...
Он  не  понимал,  зачем  более  сильные  краски  синевы  заглушают  тоненькие  линии  рассвета,  наблюдал  рой  звезд,  и  увидел  ее;  одну  из  них,  но  отчего-то,  она  показалась  единственной...
Психея,  как  только  он  коснулся  ее  рукой,  превратилась  в  девушку;  было  у  нее  кроткое  и  маленькое  личико,  небольшой  рост;  светло-розовые  локоны  и  мягко-синяя  туника;  была  она  проста  и  задумчива;  и  кажется,  от  того  еще  сильнее  любил  ее  Амур...
Боги  прочили  ему  самых  красивых  богинь  в  невесты;  он  и  не  смотрел  на  них;  во  сне  он  видел  только  одно  -  как  по  его  спящим  глазам  пробегает  мягкий  лучик  от  звездочки,  непохожий  на  миллион  других;  он  открывает  глаза,  с  любопытством  приоткрывая  полог  сна  ради  минуты,  казалось  бы  давно  знакомой  -  сотни  глубин  синевы  и  розового,  блестки  звездопада  смешиваются,  в  поисках  пути;  но  открыл  для  себя  новый  мир,  где  это  осталось,  а...  виделась  только  тихая  звездочка...
Психея  рисковала  затеряться  в  бесконечности,  во  втягивающем  в  себя  все,  а  потом  резко  опустошаемом  светом,  и  снова  втягивающем,  мраке;  осторожно  он  подлетел  к  ней  и  протянул  руку,  взяв  мерцающую  крошечную  звездочку  в  ладонь;  позади  рокотом  поднимался  ветер,  грозивший  все  перемешать  и  вернуть  в  хаос...
Амур  летел,  старательно  закрывая  руками  найденыша,  что  был  ему  дороже  всего  Олимпа  и  бессмертия;  не  боясь  наказания  и  темноты,  летел  через  перекрестки  красок,  хлеставшие  по  крупким  его  крыльям,  не  пускавшим;  смело,  затаив  дыхание...
Он  не  помнил,  как  очутился  в  своем  мирке  -  в  белоснежном  воздушном  саду,  где  грозный  рассвет  отдавался  только  приятными  розовыми  лепестками;  и,  собрав  силы,  зачерпнул  горсть  их,  построив  подушку;  на  нее  положил  звездочку  и,  обессиленный,  уснул  снова,  бессознательно  обняв  ее  рукой...
Открыв  глаза,  он  словно  стал  опять  совсем  мальчиком  –  как  ребенок  радостно  предвкушал,  что  сон  сбудется  (Амуру  снилось,  что  от  его  касания  звездочка  превратится  в  переливающийся  прекрасный  цветок  или  бабочку;  он  будет  с  ней  летать  по  самым  волшебным  местам  своего  края,  непонятый  иными  богами,  под  смешок  и  недоумение  красавиц-богинь;  но  будет  счастлив  и  легок,  мир  будет  освещаться  одним  мановением  ее  крыльев)...
Но  проснувшись,  юноша...  опечалился  -  ни  звездочки,  ни  цветка,  ни  бабочки  не  было  -  лепестки,  встревоженные  движением,  кружились,  утешающе  гладя  своего  хозяина  по  щекам,  касаясь  слез  ("Как  счастье  недолго!  Быть  может,  я  глуп  и  был  обманут?").  Он  печально  побрел  спускаться  из  покоев  к  беспорядочно  у  далекому  смешению  звезд,  синевы  и  рассвета,  чтобы  хоть  еще  раз  посмотреть  на  место,  в  котором  родилась  изумительное  крошечное  ее  сияние;  может,  она  там  и  ждет  его?..
Эта  мысль  придала  сил  Амуру,  он  торопливее  полетел  навстречу  той  буре  теней,  как...  остановился  -  перед  ним  мирно  сидела  и  играла  на  свирели  девушка;  маленькая,  простая,  но  что-то  невыразимо  красивое  и  родное  было  в  ее  чертах  для  Амура;  он  опустился  рядом  с  ней  и...  ошеломился  -  от  девушки  исходило  незаметное  сияние,  пульсирующее,  мягкое,  каждое  перышко  его  крыльев  само  тянулось    к  нему  и  впитывало,  от  этого  наливалось  красотой,  теплом  и  силой;  он  не  мог  поверить  в  это,  ведь...
Только  та  крошечная,  простая,  мерцающая  звездочка  вызывала  у  него  такие  ощущения,  и  только  от  нее  так  же  он  невольно  едва  дышал  и  незаметно  наполнял  я  чувством  полета  и  счастья,  неужели  то...
Она?  И  точно  -  присмотревшись,  Амур  увидел  такое  же,  как  у  себя,  мягко-синее  одеяние;  заглянул  ей  осторожно  в  глаза  и...  не  мог  отвести  взгляд  -  мягкое  синее  облачко  той  звезды  хранилось  в  ее  глазах;  кротко  и  с  пониманием  смотрели  они  на  него;  их  хозяйка  снова  заиграла...
Это  была  самая  светлая,  воздушная  мелодия,  как  если  бы  Амур  окунулся  в  мир  той  крошечной  звездочки;  и,  повинуясь  впечатлению,  он  и  вправду  закрыл  глаза  -  пронзительно-сказочно  перед  ним  пронесся...  его  сон:  юноша  осторожно  смотрит  в  звезду  и  воображение  его  окунает  в  нее;  там...  светлые  сады  из  белоснежных  тоненьких  ветвей  ростков,  розовые  лепестки  отдают  живительным,  мягким  закатом!..
"Я  хочу  быть  с  тобой  хоть  в  мелодии!  Надеюсь,  ты  меня  простишь  за  это!"  -  сказала  тихо  девушка,  закончив  играть;  потупив  глаза,  в  которых  читалось:  Спасибо  за  все,  мой  хранитель!"  (шепот  звездочки  отдавался  в  каждой  нотке  ее  голоса;  а  сердце  Амура  от  этого  разливало  на  все  вокруг  его  магический  сильный  и  непобедимый  свет,  от  него  возрождались  отсиявшие  звезды,  синева  меняла  кошмар  и  холод  на  тихий  сон  и  тепло,  мягкость)
"Это  ты!  -  не  мог  сдержать  себя  больше  Амур.  -  Ты  вернулась,  Психея,  единственная  звезда  моего  мира...  Ни  о  чем  другом  я  и  не  мечтал!..".
Сказав  это,  он  осторожно  обнял  ее  и  поцеловал,  и  тут...
Амур  открыл  глаза,  словно  пробудившись  от  эха  прекрасной  мелодии;  осмотрелся  и  не  смел  дышать  от  счастья  -  незримый,  отчетливо  чувствовавший,  что  обнимает  невидимую  эту  девушку,  они  были  внутри  той  звезды,  крошечной,  мерцавшей,  что...
Отливала  бело-розовым  светом,  озаряя  весь,  продолжавший  крутиться,  хаос  и  возрождая  его...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=559429
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 13.02.2015

Ожидая невидимку :)

...  Это  приключение,  то  под  маской  обмена  смешками  в  адрес  друг  друга,  то  в  ярком  костюмчике  лести  или  хитрости,  в  подобных  реверансах  часто  бывало...  
Гостем  в  отношениях  Кэрррот-Топ  и  Эппл-Джек;  что  были  соседками  на  рынке;  но  однажды  оно  предстало  меж  ними  в  полной  красе...
Красивыми,  тонкими  лучиками  в  то  утро  поднималось  солнышко  над  лугами  и  горами  страны  веселых  и  волшебных  пони,  облака  пушистыми  веселыми  барашками  спешили  поприветствовать  с  новым  днем  каждого  жителя,  спешившего  к  друзьям,  к  правительницам,  на  прогулку  или...
На  работу;  последнее  слово  отчего-то  как  никогда  кисло,  отдавалось  в  душе  скрипом  у  маленькой  лошадки,  мягко-желтого  цвета,  с  кудрявой  гривой  и  хвостом  в  тон  ее  обожаемому  продукту  питания  -  морковке,  махонький  этот  рыжий  овощ  с  густым  пучком  листьев  украшал  и  круп  ее.  Оранжевые  кудряшки  суетливо  всколыхнулись  -  следовало  не  опаздывать,  у  прилавка,  наверняка  уже  столпились  пони,  жаждущие  хрустящей  и  острой,  питательной  ее  продукции  (любимая  мечта  или  сон,  в  реальности  же  прилавок  ее  был  бедственно  скуп  на  клиентов);  однако...
В  очередной  раз  Кэррот-Топ  решила  собрать  надежду  в  пучок  и,  прихватив  мешок  с  морковками,  поспешила  на  базар;  стараясь  не  думать  о  том,  что  там  встретит,  отлично  зная,  как  глаз  невольно-  завистливо-унывая  коснется  роскошно  обставленной  палатки  Эппл-Джек:  вот  опять  объявляют  я  мысленному  взору  лошадки  ее  пирамиды  едва  не  до  небес  из  яблочек,  больших  и  малых,  всех  сортов  и  цветов,  булочки,  пирожные  с  ними,  пакетики  с  соком,  украшения,  компоты,  варения  -  и  все-все  из  этой  штучки,  что  была  нарисована  на  боку  ее  соперницы...
Увы,  дорога  кончается,  самая  длинная,  и  представляемое  стало  реальностью,  за  милю  отдающую  яблочным  ароматом;  рыжая  пони  принялась  ра  складывать  свой  товар,  буркнув  быстро  ответ  на  энергичное  и  искренне-радостное  приветствие  соседки;  с  энтузиазмом  поправлявшей  любовно  горки  яблок.  День  все  набирал  оборот,  радостно  играл  солнечными  зайчиками,  свежий  воздух  звал  гулять,  и  от  этого  обе  продавщицы  стояли,  нетерпеливо  стуча  копытцами  в  ожидании  клиента  -  еще  никого  не  было,  какая  досада!..
Хотя  это  для  кого  как,  к  примеру,  Кэррот  быстренько  приняла  сердцем  живительную  витаминку  утешающего  злорадства  (наконец,  и  у  Эппл-Джек  никто  не  покупает,  хотя  она  всегда  купалась  в  прибыли);  она  едва  сдерживала  счастливый  блеск  в  глазах,  кривоватую  иронию  в  ротике,  и  чтобы  наполнить  чашу  своей  неги  через  край,  косо  поглядывала  на  палатку  соперницы  в  торговле,  рисуясь  и  перебирая  морковку,  напевая  и  поправляя  пышную  челку.
Так  тешилась  она  и  закрывала  от  экстаза  глазки  -  сразу  воображалось  ей,  как  на  морковной  дымке  она  поднимается  все  выше  и  выше,  туда,  где  полно  рыжего  и  питательного  овоща,  он  всюду,  на  деревьях,  падает  дождем,  морковинки  снежинки  кружатся  и  складываются  в  пирог,  мороженное  с  соком,  статуи;  что,  несомненно,  было  эффектнее  и  вкуснее,  чем  всякие  там  банальные  булочки  с  яблоком;  и  толпа  пони,  начиная  от  богинь  и  богов,  Королев  и  Королей,  их  и  соседних,  заморских,  всех  возрастов  и  видов,  с  восторгом  прибегали  в  морковный  рай,  покупали  и  славили,  славили  и  покупали...
"Бум!"  -  раздалось  внезапно;  Рыжегривая  лошадка  с  превеликим  неудовольствием  спустилась  с  морковных  облачков,  столь  скрупулезно  и  нежно  ею  творимых,  холенных  и  самых  святых  для  нее;  оглянулась,  раз  прав  в  ушки  -  словно  мистика,  все...
Преспокойно  оставалось  как  прежде  -  оптимистично  выглядывала  клиентов  Эппл-Джек,  раз-в-раз  падали  неподалеку  яблоки,  тотчас  подхватываемые  ею,  над  морковками  ее  не  кружило  и  мухи.
"Вот  не  везет!"  -  воскликнула  внутри  оранжевый  противник  любительницы  яблочек,  уж  упрашивая  тщательно  себя  пойти  домой;  но  тотчас  одергивала  себя  -  когда  еще  она  сможет  насладиться  беспокупщиной,  так  ненавистной  тихо  и  долго  ею  за  ее  успешность,  сестры  Эппл-Бум?!  Да  и  греза  успеть  продать  за  весь  день  хоть  одну,  самую  чахлую  морковку,  кому-либо,  диктовала  Кэррот-Топ  бодбаривающе  укладывать  с  места  на  место  овощ...
Сначала  она  делала  это  с  энтузиазмом,  как  ее  оппонент,  потом  от  скуки,  а  после  это  нехитрое  дело...  прямо  поглотило  ее;  впервые  она  осознала,  как  можно  разнообразно  и  оригинально  разложить  морковку  -  по  оттенкам  зеленого,  по  цветам  оранжевого;  по  толщине  пучка,  по  упитанности  корешка;  по  количеству  пушинок-листиков  в  вершке,  по  узору  рубцов  на  морковке;  по  выражению  мордочки  или  смешного  личика  на  них,  по  напоминанию  того  или  иного  цветка  или  травинки  в  сплетениях  ее  листьев...
А  тем  временем,  солнце  потихоньку  садилось  за  горизонт,  бедняжки  уж  отчаялись  продать  свое  добро,  только  слушая  с  тоской,  как  иные  лошадки  веселятся,  кушают,  бегают,  отдыхают  на  травке;  они  ж  и  не  час,  и  не  семь,  и  не  девять...  все  за  прилавками  стоят  да  друг  на  друга  глядят!  И  вдруг  морковной  пони...
Стало  жаль  ее,  эту  малышку  со  светлыми  хвостиками  мягкой  гривы,  светло-рыжую,  в  шляпе  ковбоя,  круп  которой  был  украшен  эмблемой  яблока;  что  все  терпеливо-преданно  смотрела  вдаль,  придерживая  яблоки  и  пополняя  их,  своими  заботами,  почти  бездонный  запас;  у  нее  дома  семья,  ее  ждут  и  волнуются,  что  она  не  кушала,  что  приходится  ей  так  тяжко  трудиться;  а  она...
С  увлечением,  хоть  и  усталыми,  но  сильными,  ножками  сбивала  яблоки,  ловила  их,  относила  на  прилавок,  и  даже  не  ради  славы  и  прибыли  -  ей  нравилось  дарить  подружкам-лошадкам  радость  от  того,  что  можно  скушать  яблочко  или  подкрепиться  его  соком...
"Мы  такие  разные...  А  дело  у  нас  одно,  мы  как  сестрички  же  в  нем,  подумай  об  этом!.."  -  с  теплом  сказала  себе  Кэррот-Топ.
Она  взяла  лучшую  морковку  и  поспешила  к  яблочной  пони.
-  Поешь,  мне  не  жалко!  Ты  действительно  лучше  меня  продаешь,  молодец!  -  с  облегчением  протянула  она  овощ,  впервые  впустила  в  себя  нотку  дружбы  с  Эппл-Джек.
-  А  как  же  ты?  Это  ведь  твоя  лучшая...  -  живо  отозвалась  добрая  ее  собеседница.
-  У  меня  еще  много!  -  заверила  ее,  обняв,  Кэррот-Топ  и,  подмигнув,  прибавила  -  И  невидимке,  которого  мы  ждем,  ведь,  думаю,  все  равно,  какую  кушать  (он  же  невидимка!).
Они  вместе  засмеялись  и,  увлеченно  болтая  обо  всем  на  свете,  помогая  друг  другу  собрать  товар,  пошли  потом  вместе  домой...
Не  заметив,  как  одна  серо-мутная  пони  направлялась  прямо  к  ним,  выбирая,  что  купить  -  яблоко  или  морковку,  так  и  не  решив,  она  свернула  к  бутику  Рарити;  и  внезапно...  растаяла,  ведь...  Это  и  был  невидимка-туман,  мягко  опускающийся  на  вечерние  тропинки...
Он  был  не  в  обиде,  что  его  не  дождались;  неслышно  последовал  он  за  Эппл-Джек  и  Кэррот-Топ,  крадучись  по  лунным  пушинкам,  осторожно  спускавшимся  на  травинки  и  облака,  ловя  их  улыбки  счастья,  в  нем...
Распускаются  в  глубине  приключения,  радужные  и  светлые,  в  них  не  будет  и  гостем  лесть  или  насмешка,  иная  маска  или  костюмчик  его-тумана...
...  -(  Они  -  друзья)...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=559428
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 13.02.2015

Dreams

...  Вижу  в  них  вновь  сад  и  осторожный  занавес  луны;  как  будто  явь  стала  сном  и  вернула  меня  в  прошлое...
Еще  тогда  не  знал  я,  что  может  отцвести  самое  хрупкое  деревце  -  чувство;  точно  вижу  его  сейчас  -  такое  белоснежное,  переливающееся  и  тонкое,  старательно  тянется  оно  к  розовой  дымке,  что  еще  не  рассеялась  после  заката  и  к  низким-низким  мерцающим  разными  оттенками  звездам...
Подхожу  к  нему,  осторожно  наклоняясь  и  пробуя  разглядеть,  отчего  мне  не  показался  призрачным,  хотя  кругом  туман,  его  грустный  свет?
Почувствовав  шаги,  деревце  испуганно  отклонилось,  не  щадя  красивых  изгибов  веточек;  это  снова  ты  -  наверное,  подумало  оно  каждой  ниточкой  гладкой  и  хрупкой  коры;  в  красивом  платье  с  огромным,  высоким  бантом  на  спине  была  похожа  на  бабочку;  так  же  беспечно  бегала  в  саду;  не  обращая  внимания  ни  на  время,  ни  на...
Него,  что  доверчиво,  распускало  аккуратно  каждый  лепесток,  выпрямляя  и  подбирая  ему  приятный  наклон,  аромат,  чтобы  мягко  падала  тень  и  украшала  бликами  твое  платье  в  лунном  луче  -  оно  так  надеялось,  что  ты  погладишь  его,  уставшего  стоять  в  просторном  и  холодном  саду,  где  на  скучила  волшебной  расцветки  трава  и  ее  блеск...
Но  ярче  и  интереснее  для  тебя  был  цветок;  большой,  что  походил  на  шляпку  или  корону;  розовый,  казалось,  с  диамантом  в  тон  ему  внутри  (так  чудно  переливалась  роса  на  его  линиях).  Поспешно  ты  сорвала  его,  закрепив  на  длинных  черных  волосах,  долго  любовалась  собой  в  отражении  кроны  одинокого  деревца  сказочного  сада,  а  после...
Убежала,  так  же  легко,  как  и  появилась,  и  словно  незаметно,  и  так  же  розовая  дымка  переплетается  с  туманом  под  тихий  шепоток  легкого  ветерка;  звезды  дышат  мерцанием  и  смотрят  внимательными  глазками  вдаль,  на  приближающийся  мутный  желтый  покачивающийся  огонек...
Он  стал  ближе:  я  приблизил  к  деревцу  фонарь  (в  нем  огонек,  живой  малыш,  что-то  в  нем  есть  от  твоей  улыбки),  чтобы  мягкие  лучики  укрывали  его  будто  дрожащие  от  темноты  листики;  хотел  понять,  поймать  это  мгновение,  когда  оно  стало  таким,  чтобы  исправить  и  оживить  его;  наклоняю  голову,  задумываясь,  вдруг  подобно  каплям  дождя...
Закапали  на  щеки  мне  затеплившиеся  крохотные  перышки!  Мягкие,  ласковые,  радостным,  осторожным  касанием  они  отрывались  от...  веток  и  смело  поднимались  вверх,  как  будто  искали  кого-то...
Они  кружились,  наливаясь  светом,  как  бы  заново  распускалось  деревце;  миг  -  и  вместо  него  вспорхнула  бабочка,  легким  перезвоном  машущая  крылышками,  сияющая,  нежно-розовая;  она  скрылась,  улетая  в  небо,  в  луну...
Я  смотрел  ей  вслед  и  невольно  тихо  ахнул  (лишь  вспомнил  тебя,  только  пару  секунд);  подобно  снегу  сад  укрывали  белоснежные,  теплые,  мягкие,  воздушные  лепестки,  так  напоминавшие  твои  глаза...
Знаю  -  ты  счастлива  и  красива,  бежишь  вперед,  за  новыми  волшебными  цветами,  быть  может,  совсем  позабыв  о  маленьком  белом  деревце  в  том  саду;  что  проснулось  для  тебя;  но  оно  помнит  о  тебе  -  и  с  новой  силой  распускается  тихо,  переливаясь  в  белой  выси  звездами...
Там,  где...  Dreams...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=558444
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 09.02.2015

Лес эльфов

...  Малышу-эльфу  Кузе  не  спалось:  в  эту  ночь  будет  что-то  необычное;  листочки  и  ягодки  у  его  домика  задрожали...
Они  точно  слышали,  как  с  каждой  падающей  капелькой  дождя  опускается  звездочка  -  игривая,  маленькая  непоседа  ночного  неба;  она  то  притаится  в  травинке,  то  прыг-прыг  по  дорожке,  поправляя  юбочку  и  отпуская  от  нее  лучики...
Обрадованные  возможностью  поиграть,  они  с  охотой  стали  исследовать  лес  -  один  тронет  паутинку,  другой  искупается  в  маленьком  озере,  третий  водит  с  братиками-лучиками  прятки  в  густой  кроне  и  ветвях  деревьев,  а  один  из  них...
Тихонько  щипнул  за  носик  Кузю,  как  бы  говоря:  "Не  грусти,  ты  не  один!";  внимательная  кроха-эльф  проводила  его  глазками  до...  таинственного  сияния  на  опушке  леса  (что-то  впереди).
Любопытный  малыш  вскочил,  поправив  колпачок-шапочку,  носочки  и  курточку,  торопясь,  как  только  мог  -  не  пропустить  бы,  не  упустить!..  Пришпориваемый  такими  мыслями,  Кузя  резво  прыгал  через  пеньки  с  приятно-мягкими  шляпками  грибочков,  стараясь  не  спугнуть  светлячков,  что  дремали  на  травке,  расправив  переливающиеся  всеми  цветами  крылышки...
Отодвинув  их  изумрудный  высокий  занавес,  он  восхищенно  стоял  на  месте,  не  решаясь  дышать  -  в  лунном  свете  ласково,  как  диаманты,  сыпались,  переливались  звезды,  теплым,  шелестящим  колыбельную  дождем;  а  среди  них  танцевали,  кружились...
Крошечные  юноши  и  девушки  с  остренький  носиками,  ушками  и  подбородками,  в  костюмах  или  платьицах  из  лепестков  или  крошечных  целых  цветочков,  с  мерцающими  крылышками  -  то  были  эльфы!..
Их  пестрый  и  быстрый  хоровод  плавно  парил  в  воздухе,  они  смеялись  и  подпевали  ветерку  тихим  гулом  крыльев,  колдуя  всем  малышам  сладких  и  спокойных  добрых  снов  и  сказок...
Один  из  них  с  интересом  опустился  возле  Кузи,  осторожно  наклонив  к  его  лицу  голову;  мгновение  спустя  он  улыбнулся  и  взлетел  к  луне,  где  продолжали  кружить  его  друзья  и  падать  звезды  (кроха-эльф  уснул,  забавно  подпирая  кулачком  пухлую  щечку  и  приподняв  бровки)...
Звездопад  играл  красками  и,  казалось,  спорил  с  каплями  дождя  и  лунный  лучиками  -  кто  красивее,  кто  искуснее  выточет  очертания  деревьев  и  травинок,  укроет  их  своими  блестинками,  украсит  их  в  эту  волшебную  ночь...
В...  лесу  эльфов...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=557983
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 07.02.2015

Лилия на подушке

...  Капельки  на  ней  катились,  тихо,  медленно,  они  были  словно  слезы...
Грусти...  -  Флер  Де  Лис  лежала  на  перине  и  подушке  шикарной  кроватки  и  смотрела  в  одну  точку,  устав  плакать;  распускались  цветы  и  тянулись  к  солнцу  травинки,  маленькие  и  взрослые  волшебные  пони  сказочной  страны,  в  которой  она  жила,  радовались  этому  и  весело  болтали,  щипля  ростки,  бегая  и  смеясь...
Она  не  хотела  всего  этого  и  знать,  безнадежно  обняла  рукой  подушку,  безразлично  оглядываясь  на  трюмо,  окруженное  пудрами-помадами,  попонами  и  бусиками  (Флер  была  самой  красивой  лошадкой);  но  и  это  ее  не  утешало,  а  когда-то  она  так  любила  встать,  поправить  изящную  нежно-розовую  челочку,  взбить  густой  локон  гривы,  подвести  длинные  реснички  хорошенькой  мордочки,  похожей  на  лисью...
"Я  лиса,  я  дура!  -  жгучая,  терзающая  душу,  капающая  слезинка  снова  подсказывала  девушке-пони  этот  монолог,  -  Я  не  хочу  жить..."...  У  нее  было  много  подруг,  в  числе  которых  числились  и  принцессы,  и  болтушка-Пинки-Пай,  которой  стоило  угостить  приятельницу  мороженым  с  коктейлем  -  и  грусть  ее  рассеивалась;  сейчас...
Флер  Де  Лис  постаралась  вычеркнуть  из  памяти,  что  у  нее  есть  все  это,  все  ее  сердце  было  полно  переживания  одного  и  того  же  момента  -  как  она  пришла  раз  домой,  отлучившись  за  пирожными,  а  любимого  уж  не  было;  что  сделалось  с  ее  душой!..
"Он  меня  разлюбил!  -  мелькнуло  у  нее  в  голове  моментально.  -  Я  -  просто  манекен,  для  всех!"  -  после  этого  непродолжительного  мелодраматично-трагического  внутреннего  рассуждения  она  бросилась  на  кровать  и  заплакала...
Пирожные  остались  нетронутыми,  потом  их  стащили  шалунишки-белочки  Флаттер-Шай,  что  чутко  подбежали  к  пони,  рыдающей  в  подушку,  пушистые  рыжие  малышки  старательно  тыкались  носиками  и  лобиками  в  щечки,  плечи,  гриву  Флер,  принимая  на  себя  ее  боль;  но  она  плакала-плакала,  даже  не  оглянулась...
Вдруг...  Все  картины,  смущающие  и  опечаливающие  ее  чувства,  рассеяла...  лилия;  этот  тонкий,  белоснежный  цветок  сверкал,  как  звездочка  крохотными  капельками  росы;  точно  так  же  блестели  ее  глаза,  когда  она  впервые  увидела  своего  возлюбленного...  Аромат  лилии  осторожно  одеяльцем  укрывал  утомленный  лобик  лошадки,  казалось,  его  листиками  вновь...  распускается  надежда  и  мечты,  воздушные,  тонкие,  как  дождь  лепестков  волшебного  цветка  сна...
Осторожно  на  цыпочках  он  проник  в  ножки  Флер,  они  сонно  уложил  хозяйку  спать,  она  счастливо  вздохнула  от  этой  мысли:  "Что-то  зря  я,  только  цвет  мордочки  испортился...  Какая  же  я  глупая!  Ведь...  Я  его  люблю,  он  вернется!"  -  шелестом  дождя,  розового,  сладкого,  как  пирожные,  шептало  эхо  дремы  (она  танцевала  в  нем  под  белыми  снежинками,  теплыми,  легкими,  как  облачка;  с  ним,  с  ее  любимым)...
Лилия  на  подушке  точно  ожила,  крошечной  крылатой  пони-феей  она  аккуратно  поправила  крылышками-лепестками  челку  спящей,  гладила  ее,  обнимая  коротким  стебельком;  не  замечая,  как  мягко  опустилась  синева  и  зажглись  ее  небесные  сестрички  -  звездочки...
Они  приглашали  цветок  покружиться  в  их  сияющем  хороводе,  полетать,  помечтать  с  белой,  как  он,  луной;  и  словно  лилия  внимательно  смотрела  на  месяц,  почти  круглый,  мягко  рассыпающий  тоненькие  искринки  на  грудку,  мордочку  тихо  улыбнувшейся  пони,  она  протянула  одну  ножку  и  наклонила  грациозно,  смущаясь,  головку  -  во  сне  ее  взял  за  ножку  ее  жених;  подаривший  перед  этим  букет  лилий...
На  подушке  такое  же  диво  природы,  сосредоточенно  держащееся  одним  краешком  за  приятно-розовый  локон  Флер;  думало  о  том,  что  она  -  ее  частичка,  такая  же  белая  и  красивая,  радовалась,  что  могла  облегчить  ее  страдания;  она  подмигнула  звездочкам,  что  с  интересом  смотрели  на  нее  с  неба,  "все  будет  хорошо"  -  говорил  ее  взгляд...
Лилия  поправила  юбочку  из  лепестков,  приготовившись  счастливо  встретить  ее  изумленную  улыбку  -  перед  девушкой-пони  стоял  ее  парень,  смущенный,  ему  стало  грустно,  стыдно  -  интуитивно  он  приподнял  полог  ее  сердца  и  нащупал  там  тревогу,  слезы...
"Флер,  красавица  моя,  прости,  что  так  долго"  -  прошептал  он,  наклонившись  к  ее  мордочке,  спросонья  поводившей  ресничками;  и  поцеловал...
Цветок  был  в  мгновение  чуть  смят  -  они  обнялись;  вместе  потом  долго  говоря,  долго  глядя  друг  на  друга,  с  улыбкой  краснея  щечками,  что  снова  настал  день,  а  пирожных  уж  нет,  услышав  разговоры  Пинки-Пай,  щелканье  белочек  Флаттер-Шай,  мах  крыльев  принцесс,  отправляющихся  осматривать  свои  земли...
На  них  веселились,  щипали  травку  веселые  пони,  радовались  солнышку;  Флер  Де  Лис  снова  радовалась  вместе  с  ними...
Она  была  счастлива,  что  любимый  вернулся,  а...
На  подушке  сверкала  росой  белая,  изящная  лилия,  она  как  будто  зная  -  это  любовь...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=557443
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 05.02.2015

"Сыр или жизнь?"…

Такую  фразу  славный,  упитанный  любитель  этого  лакомства  Рокфор  услышал  не  в  темном  переулке,  где  обитают  по  углам  личности,  жаждущие  отобрать  еду.
Она  прогремела  ему,  когда...  мирно  себе  тикали  часы  поздний  час,  за  окошком  было  темно,  и  Штаб  был  погружен  в  сопение  и  почесывание  ушек  и  лапок  во  сне...
Мыш  в  нем  шел,  радуясь  каждому  шагу,  ведь  он  находился  среди  друзей  -  вот  мушка  Вжик  играет  с  бусинкой  на  полу,  вот  Дейл  валяется  на  диванчике,  катаясь  от  смеха  при  просмотре  комедии;  вот  Чип  и  Гаечка  стоят  и  в  полголоса  шепчутся  о  чем-то  своем,  поминутно  краснея  носиками  и  щечками...
Мягкие  и  легкие  лучики  солнца  проникали  через  стекло,  окошка,  делая  еще  более  явственной  укрывающую  одеяльцем  все  вокруг  воцарившуюся  атмосферу  уюта  и  радости,  где  можно  быть  самим  собой,  рассказывать  байки  и  кушать  сыр,  делясь  им  с  мышкой,  мушкой  и  бурундучками...
Но  вдруг...  Гаечка  испуганно  ахнула,  Вжик  забился  под  диванчик,  Дейл  спросонок  ойкнул  и  свалился  оттуда;  Чип  попятился  -  нежданно  неприятно-зловеще  окунулись  во  что-то  холодное  и  черное  пушинки  белых  облачков,  голубое  небо  обезобразилось  молниями,  темнота  надвигалась...
Смелый  Рокки  выступил  вперед,  даже  с  любопытством  покручивая  ус  и  поправляя  свитер  на  безмерно  добром  и  мягко-большом  пузике;  похоже,  к  ним  гость;  сказочный  или  преступный...  надо  разобраться  и  не  пугаться  (тем  более  он  самый  взрослый  из  Спасателей,  ему  подобает  мудро  и  самоотверженно  постоять  за  друзей).
Вдохновленный  подобными  мыслями,  Рокфор  подошел  ближе  к  окну,  в  котором  скреблось  и  стучало  что-то  слизкое  и  мутное;  заглянув  туда,  у  него  чуть  не  подпрыгнул  от  удивления  шлем  летчика  -  перед  ним  на  хиленьких  ручках  висел  на  раме  окна  Сырный  Огурец.
-  Хочешь  море-море  сыра?  -  пискляво-жутко  хихикнул  Огурец,  как  только  тот  впустил  его,  подтянув  за  ручки  из  окна;  он  проворно  заходил  по  комнате,  как  будто  что-то  задумав.
-  А  что  за  это  мне  надо  сделать?  -  глупо  и  одновременно  умно  спросил  мыш,  стараясь  глазами  не  упускать  подозрительное  существо  из  вида.
-  Заплатить  -  пикнул  незнакомец,  все  еще  более  деловито,  смело  расхаживая,  с  удовольствием  поглядывая  на  испуганные  лица  друзей  Рокки:  мушка  от  страха  и  дрожи  покрылась  рябыми  пятнышками,  усики  ее  истончились,  а  лапки  отнялись;  первый  бурундучок  стоял  не  шевелясь,  не  замечая,  как  шляпа  отчего-то  сползает  на  глаза,  хотя,  аккуратный  и  кокетливый,  он  бы  всегда  ее  поправил;  второй  прижал  к  себе  самое  святое  -  пульт  от  телевизора,  поспешно  придвигая  чужаку  арахис,  краснея  носом  от  ужаса;  мышка  дрожала,  лепетала,  бледнела,  и  ресничками,  казалось,  тоже.
Почесав  свой,  как  он  выражался,  котелок,  Рокфор  быстро  достал  из  глубин  Штаба  все,  что  можно  было  взять  за  оплату  -  деньги,  кусочки  деликатесов,  сувениры  из  путешествий...  Огурец  не  брал  ничего  из  этого,  хитро  щуря  глаза  и  похихикивая.  Отчаявшийся  мыш  даже  предложил  блокнотик  со  своими  рецептами,  хотя  слышал  протест  со  стороны  маленьких  своих  товарищей;  но  ничего  ему  было  не  жаль,  и  сыра  не  надо,  только  бы  кошмарный  гость  ушел  и  не  пугал  их.
-  Это  не  то.  -  важно  хмыкнул  наглый  Огурец.  -  Ты  получишь  видимо-невидимо  сыра...  Только  за  это  отдашь  мне  друзей.
-  Нет!  -  гремнул  Рокфор.
-  Подумай  только,  от  скольких  хлопот  ты  избавишься!  -  тоном  искусителя  запел  тот  и  взмахнул  жиденькими  ручками  -  перед  мышей  открылись  картины  как...
Гаечка  хныкала,  выпрашивая  у  Рокфора  слетать  к  знакомому  мастеру,  который  до  этого  делал  всю  жизнь  только  мечи...  изготовить  для  нее  многофункциональный  гаечный  ключ;  как  опустевает  враз  кухня,  как  только  туда  нагрянет  Дейл,  всегда  жующий,  капризничающий  и  требующий  добавки  арахиса  или  конфеток,  и  только  их!  Как  Чип  спорит  с  ним  до  момента,  пока  котелок  не  заходит  ходуном,  как  лучше  разыграть  неприятеля  или  позировать  перед  камерой  и  журналистами;  как  Вжик  летает  порою  так,  что  все  сметает,  мешает,  балуясь  и  играя,  а  поймать  его  категорически  нельзя!..
-  Что  тебе  стоит!  -  прибавлял  Огурец.  -  И  день,  и  ночь  тогда  будешь  кушать  сыр,  какой  захочешь,  сколько  угодно!..
Взмах  его  хлипкими  ручонками  -  и  дождем-фонтаном,  закружились  разные  кусочки,  складываясь  мишками-цветочками;  проплывая  облачками,  лепесточками-капельками,  треугольнички,  кругляшки,  квадратики...  Сыр,  разный-разный  предлагал  я  Рокки...
-  Нет!  -  твердо  сказал  Рокфор,  отлично  понимая,  что  всякого  лакомства  друзья  дороже,  -  Они  -  моя  жизнь,  и  ни  за  какой  сыр  на  свете  я  с  ними  не  расстанусь!
Как  только  он  это  сказал  -  с  жутковатым  эхо  Огурец  пропал,  сыр  исчез,  но  небо  опять  стало  чистым,  по  ступенькам  Штаба  заиграло  солнце...
Оно  тихонько  щекотало  носик  Рокфору,  намекая  на  то,  что  пора  вставать.  Он  послушался  и,  зевнув,  зажмурив  глазки,  потянулся  и  поправил  свитер  на  пузике;  оно  шепнуло  заманчиво:  "Поспал  -  теперь  -  за  сыр!".
Рокки  отмахнулся  от  этого  желания,  поспешив  обнять  своих  друзей  -  мышку,  мушку,  бурундучков;  что  б  они  не  делали  порой  -  ему  всегда  было  радостно  видеть  их,  делать  им  приятное;  а  за  это  он  готов  прогнать  не  одного  Сырного  Огурца,  что  исчез...  навсегда,  зловеще  лишь  скрипнув:
"Сыр  или  жизнь?"...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=557404
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 05.02.2015

Театр грязи…

...Он  нервно  колышется  кулисами  из  дождя,  косые  иголки  его  блестят,  казалось,  мягкие,  но  они  холодны...
Быстрые  и  не  обращающие  внимание,  забавляются  они  с  тропками,  превращая  радостную  твердую  дорожку  в  вязь,  глубокую  и  ледяную;  жадно  тонут  силы,  светлое  или  белое  пятнышко  там...
Где,  давным-давно,  выдумали,  что  на  свете  есть  чистота  и  порядок,  послушные  капризу  и  развлекающие;  как  грустно  -  даже  когда  на  сером  небе  нет  грозовых  туч,  угрожающих  этим  придуманным  вещам,  чувствуется,  что  вот-вот  настанет  черно-жидкое,  царящее  море...
Из  него  выглядывают  такие  же,  как  я  -  усталые  от  иллюзий  и  от  реальности,  от  сна  и  дня,  неухоженные,  немного  с  придурью,  хотя...  Быть  может,  они  не  актеры  в  этом  театре  грязи  -  живут  в  ней,  привыкнув  к  состоянию  растерянности...
 Когда  что-то  путается  с  другим,  мешает,  толкается,  пробивая  себе  пространство  в  сухожилиях  мутного  химического  хаоса;  смотришь,  не  можешь  отвести  взгляда,  представляешь  себя  на  месте  выбранной  разбитой  куклы  или  бумажного  кораблика,  рисуешь  в  воображении,  как  она  приплывет  к  маленькому  человечку,  которому  понравится,  что  будет  любить  ее,  купать,  кормить,  водить  к  другим  куколкам...
Но  она  все  плывет,  и  никто  не  обернется,  не  подумает,  что  она  хорошая,  быть  может,  красивая,  тихая,  добрая...  нет,  она  грязная,  разбитая,  старая,  брошенная,  ненужная,  ее  вид  внушает  утихающим  вдали  шагам  лишь  брезгование  ею,  отчего  так?..
Вопросы,  размышления  -  один  бедственно-скупой  на  радостные  оттенки  ком,  в  нем  вязнем,  как  наши  ноги,  задевающиеся  не  то  об  разнесенный  станок,  не  то  об  проломленные  лестничные  перила,  что  ж,  в  прочем,  надо  смириться,  рассеяться,  ведь  я  до  сих  пор  передвигаю  ноги,  по  куцей  навырост  кофте  чуть  не  по  колена  пробегает  ветер,  дело  снова  к  дождю,  надо  познакомиться  с  соседями...
Они  представляли  собою  группку  красноносых  с  припухлыми  и  в  то  же  время  истощенными  лицами,  с  неряшливыми  кудрями,  усами,  наспех  выбритые  и  потому  с  порезами,  забавно  дерущиеся  из-за  нескольких  вышвырнутых  одним  эксцентричным  господином  монет,  он  сказал,  что  не  чает  в  нас  души...
Ее  мы  могли  наблюдать,  познавать  каждым  вечерком,  собираясь  в  пыльной  зале,  слушая  музыку,  наблюдая  его  монологи  и  посматривая  миниатюрные,  вырезанные  из  картона  скульптуры,  старые  картины  (это  все  отдавалось  в  душе  осторожным,  многозвучащим  словом  -  "Театр")...
Иногда  и  нас  приглашал  играть  -  мне  доставалась  роль  королевы,  в  простеньком  платье  и  с  куцей  диадемой;  что  судила  средневековых  героев;  нимфы,  стерегущей  статуэтку,  дегустирующей  редкое  вино  под  руководством  севилье  аристократки...
Последнее  перевоплощение  было  наиболее  приятно  и  мне,  и  товарищам,  как  и  я,  употребляющим  до  этого  вместо  воды  (да  и  еды)  какую-то  едко-спирто-сладковатую  розовую  сивуху;  от  нее  язык  разучивался  соображать,  что  надо  говорить,  руки  и  ноги  едва  держались  с  головой,  да  и  нос  становился  красным,  как  у  них...
Все  было  привычным,  одним  и  тем  же  -  мы  напитывались  высокой  культурой,  успокаивали  душу  ее  игрой,  налицо  же  галдели  после  удачной  реплики,  дергали,  как  дети  малые,  то  одну,  то  другую  кнопку  машиной  звукозаписи  для  постановок;  за  что  нас  били,  и  называли  не  иначе,  как  "пьяный  сброд";  телу  было  обидно,  возмущалась  каждая  частичка  его,  но  оно  смеялось  и  улыбалось,  продолжало  тихо  плыть  по  течению  перетекающих  друг  в  друга  сценок...
А  небо  было  все  таким  же  серым  и,  казалось,  тоже  состоящим  из  грязи,  методично,  искусным  кулинаром,  помешивая  ее,  делая  еще  гуще  и  острее,  соусом-дождем,  здание  потихоньку  проваливалось,  в  один  момент...  оно  упало;  хотя  и  побитые  стекла  и  потертые  паутиной  залы  целехонькими  смотрели  на  нас  пустыми  тенями;  однако  оно  умерло  -  господин,  дававший  нам  денег  и  приют,  кормивший,  хоть  и  руками  своего  помощника  бивший  нас,  игравший  для  нас  и  даривший  крошечные  жизни  на  сцене,  покинул  театр...
Чтобы  не  плакать,  заглядываю  в  грань  бутылки,  которую,  если  и  не  пью,  то  всегда  ношу  с  собой,  как  память-тростинку,  вытаскивающую  пусть  на  миг  из  плотного  болота  абсурда;  отходно-черное  месиво  ожило  с  новой  силой,  оно,  как  жизнь,  или  точнее,  как  отражение  ее  -  не  стоит  на  месте;  сожители-оставшиеся  выли  и,  не  в  силах  стоять,  падали  в  потоки  грязи,  обпиваясь  сивухой  и,  водя  аффектно  черными  от  земли  руками  в  ее  ручье,  испуганно  лаяли,  как  брошенные  щенята  (кто  увидит  -  только  посмеется,  а  им  больно!)...
Их  так  много,  изумительных,  почти  безмолвных  и  по-детски  грустящих;  восхитительно,  у  меня  не  было  столько  щенков,  красноносых  взрослых  малышей,  в  попранных  костюмах  и  с  сединой,  или  только  выросших,  а  все  одних  -  одиноких,  запутавшихся  в  этом  театре  грязи  крох...  Попробую  их  приободрить...
Подбегаю  к  каждому,  периодически  тоже  падая  в  черно-тошный  ручей,  вытираю  рукавом  лицо,  не  сдерживая  эмоции,  с  улыбкой,  точно  опять  маленькая,  тискаю  за  обвисшие  щеки,  обнимаю  и  покачиваю  в  объятиях;  пробую  петь  песенку  и  даю  розовой  нашей  общей  мамки-напитка;  конечно,  и  они  понимают,  что  это  только  думают;  что  делать?  -  совсем  одни,  надо  как-то  продолжать  жить,  то  есть  передвигаться,  обмениваться  взглядами  и  шагами,  с  любопытством  пробуя  притронутся  к  ускользающей  красоте  (статуэтку  мы  спасли)...
Глядя  на  нее,  я  внутренне  примеряла  к  себе  сотни  состояний,  как  актер,  ныне  опустевшего  без  него  театра,  менял  парики  и  грим  с  костюмами  -  удобно  ли  сейчас  находиться  в  смятении,  стоит  ли  жаждать  еще...  не  то  игры  в  миниатюрную  сказку,  не  то  сивухи;  следует  ли  предаваться  щемяще  звонкой  в  тиши,  умиляющей  взор  ностальгии?  Кругом  -  грязь,  темнота,  паутина...  Оглядываюсь...
Замечаю  в  ней  бабочку  -  настоящую,  нежно-красочную,  с  трепетом  подграгивающую  всем  тельцем,  чуя  неподалеку,  вроде  бы  безобидного,  но  хищного  паучка,  пробовавшего  обмануть  чутье  медово-ласковой  расцветкой  и  крошечным  размером;  он  близко...  Движения  его  тихи,  на  первый  взгляд  -  замечаемы  и  медленный,  но  миг  -  и  он  уж  тут;  как  действие  психотропной  малиновой  жижи,  так  обожаемой  мною  и  моими  товарищами,  сама  не  знаю  за  что...
И  так  же  от  одного  ее  вида  мы  делаем  вид,  что  радуемся,  тянемся  к  ней,  а  в  глубине  души  признаемся  себе,  что  это  тяга  к  яду,  противоестественная  и  ничего  более;  что  на  самом  деле  мы  хотим  выбраться  из  этого  театра,  где  на  нас  орут  и  бьют,  где  теряемся  и  выставляем  себя  посмешищем  в  бутафорских  зарослях  сценок;  а  желали  бы  убежать,  улететь...
Как  та  бабочка  из  паутины;  ей  напомнили  ее  блестящие  росинки  мягкий  и  душистый  цветок,  его  стебелек  дышит  теплом,  воздушными  лучиками,  хорошего,  живого;  что  дарит  радость,  счастье;  живительный  нектар;  но  то  -  паутина,  безжалостно  клейкая  и  завидующая  ее  крылышкам...
Осторожно  беру  их  очаровательную  хозяйку  в  руки,  вытащив  из  бело-слизких  ниточек;  подношу  к  лицу  -  краски  ее  хрупкой  спинки,  казалось,  изумленно-тоскливо  покрываются  бледно-тусклой  поволокой  (и  снова,  и  опять  дождь);  надо  под  занавес,  вглубь  здания...
Там  пьют  и  громко  смеются  или  перебраниваются  в  драке,  засыпая,  приставая  один  к  другому  с  предложениями  скучной  игры  или  сообща  посмотреть  туда-сюда,  вздохнуть  в  ту  сторону  или  иную,  послоняться;  другое  на  свете  так  ранило  или  надоело,  что  забыто,  как  сон  с  похмелья...
Осмотрев  комнатку,  где  они  были,  привычно  скромно  устраиваюсь  на  свое  место  и  пробую  играть  с  бабочкой,  как  делала  это  с  пьяными  обрюзгшими  товарищами-будто  щенками:  оттираю  ей  грязь  с  лепестков  крылышек,  стараясь  не  сломать;  тихонько  целую  и  глажу,  другой  рукой  предоставляя  моей  новой  подружке  ползать  по  ладони,  все  трясущейся  чуть  от  сивухи...
Видно,  ее  цвет  и  запах  пугал  бабочку,  и  она  тревожно  шевелила  усиками,  когда  парочка  мужичков  с  блаженными  полузакрытыми  глазами  и  розовыми  щеками  предложили  жестом  (говорить  они  почти  разучились)  искупать  в  ней  или  напоить  ею  крылатую  малышку;  обдумываю,  внимательно  оглядывая  ее,  как  будто  ища  в  ее  утонченной  фигурке-цветке  правильный  ответ...
Была  бабочка  розово-кремового  цвета,  небольшая,  простая;  но  такая  изумительная,  новая,  красивая  для  меня  и  для  тех  немногих,  кто  тоже  сообразили  -  непросто  насекомое;  что-то  надо  дать  хорошее,  радующее  этому  чистому  малышу  воздуха;  кто  знает,  быть  может,  она  полетит  в  небо,  высоко-высоко,  подарит  нам  лучик  солнца...
Его  так  не  хватало  нам,  замерзшим,  задурманенным  душной  атмосферой  театра  грязи;  беспрерывно  поглощающих  искусство  когда-то  ради  спасения;  после  -  из-за  забавы,  после  -  для  количества,  бездумно-устало,  не  видя  в  нем  ничего,  кроме  круга  памяти,  в  котором  унижали,  любили  только  для  себя  (чтобы  было  кому  слушать  и  была  полная  сцена)...
И  теперь  не  было  будто  для  меня  ничего,  кроме  этой  бабочки  -  на  минуты  она  стала  для  меня  всем,  чего  я  на  самом  деле  хотела,  покорно  одевая  куцее  платье  королевы  или  аристократки  -  ближайшей  подругой,  даже  половинкой,..  дочерью!  Я  смотрела,  как  она  аккуратно  умывается  лапками  -  и  мне  не  надо  было  ничего  больше,  было  хорошо,  как  никогда,  свободно,  покойно;  умывала  ее  и  поила  дождевой  водой,  вытирала  и  прижимала  к  груди;  не  заметила,  как...
Бабочка  встрепенулась  и  улетела;  как  оглушили;  внутри  беспокойство  и  тоска,  какой  еще  не  поднималось  -  чистое,  прекрасное  создание,  забери  меня  с  собой!  -  с  затаенным  дыханием;  в  безмолвном  крике  открыв  рот,  бегу  за  ней,  не  обращая  внимание  на  то,  что  после  дождя  еще  больше  грязи  и  он  обещал  вновь  разразиться...
Падаю  и...  со  вздохом  давлюсь  розовой  ложью,  инстинктивно  захваченной  с  собой  -  нужно  вернуться,  чтобы  подобие  щенков  не  осталось  в  одиночестве,  как  я,  да  и  кстати,  надо  им  дать  сивухи  глотнуть  (ломка  настает  так  скоро);  кап-кап...
Дождь,  зашелестела  грязь;  разбито  иду  под  занавес  здания,  не  оглядываясь,  иногда  рефлекторно  косясь  на  бутылку;  шатаюсь,  вязну  и  тяжело  поднимаюсь,  надо  как-то  продолжать  жить;  быть  может,  хотя  бы  ради  памяти  о  часах  блаженства,  когда  еще  не  были  пресыщены  ни  жизнью,  ни  искусством,  ни  напитком,  ни  сном,  ни  разочарованием,  ни  усталостью;  в  секунды;  в  которые  незримо  было  солнце  на  ладонях...
Тихо  улыбаюсь  -  несомненно,  точно  все  еще  со  мной  ты,  бабочка,  что  так  странно  сделала  в  миг  спасительным  лучиком,  навек  закравшимся  в  душу,  косой  и  хмурый  дождь...
Театра  грязи,  в  нем...
Как  твои  крылышки,  шелестит  для  меня,  для  нас  украдкой  где-то  в  глубине  своей,  тайной  чистого,  прекрасного,  живого  косой  шепот  падающих  капель...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=557229
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 04.02.2015

Stratospheric

"Что  есть  дружба?  Совместная  улыбка  и  победа...  Она  как  облака  пролетает  перед  бесстрашным  пилотом,  и  если  он  неумело  взглянет  на  нее,  как  на  них,  обернутся  тропинки  из  приятных  белых  пушинок  грозовыми  лабиринтами,  серыми  и  тяжелыми...
Что  есть  любовь?  Одно  признание  себе  и  о  друг  друге  и  тишина...  Она  словно  луна  в  вышине  над  самолетом,  и  в  случае  торопливости  его  командира,  как  и  она,  торопливо  укроет  свою  сказку  от  глаз,  за  синей  паутинной,  а  там  -  туманности  звезд...
Что  есть  они?  Быть  может  -  их  конфликт,  помнится,  он  был  и  со  мной;  втайне  от  всех;  я  поклялся  быть  образцовым  капитаном;  но  идеальность  так  хрупка,  точно  спирали  бесконечности  в  небе...
В  легком,  поднимающем  в  себя  все  выше,  как  и  мысли,  так  и  мое  сердце;  мне  стало  легче,  никогда  еще  не  было  передо  мной  такой  тишины  (даже  мотор  почти  не  слышен)  -  я  свободен..."
Дон  Карнаж  положил  перо  и  заглянул  в  окно  своего  кабинета  -  стояла  мягкая,  тихая  синева,  чуть  мерцающая  звездами;  "Стальной  гриф"  вошел  в  зону  стратосферы,  оторвавшись  от  флота;  зачем  -  никто  не  знал,  молчаливый  его  хозяин  держал  это  в  тайне;  лишь  ушел  в  кабинет,  обдумывая  плод  долгих  размышлений...
Теперь  он  отразился  в  его  этой  записи,  покойно  и  гармонично  буквы  переплетались  в  слова,  поток  слов  -  в  предложения;  и  волшебным  образом  в  каждом  штрихе  почерка  Карнажа...  явственно,  тоненько  блестит  звездочка!  Самая  настоящая,  крошечная,  частичка,  затерявшаяся  в  этой  бездонной  синеве,  воздушной,  успокаивающей...
Так  и  исчезла  его  грусть  (он  тихо  улыбнулся  и  отошел  вглубь  кабинета,  чтобы  глаза  охватили  больше  вдаль,  в  пленительную,  сказочную  даль);  больше  он  не  враг  Балу  -  для  Ребекки  он  отпустил  Кита,  наказал  своим  пиратам  отдать  обратно  припасы  Баламуту  (мечтательный  пилот  и  так  их  теряет;  впрочем,  и  тогда  был  уверен,  что  потерял);  Луи  он  пожал  руку,  без  высокомерия,  угостил  беконом  и  отпустил  их  всех  на  свой  корабль;  потом  опустил  глаза  -  в  них  еще  изумленное  лицо  Ребекки...
Миг  -  и  вот  он  в  стратосфере,  не  помня,  как  ему  в  голову  пришел  этот  приказ,  отчего?  В  душе  бродило  беспокойное  чувство,  что  нечто  упущено,  и  только  тропинки  ума  помогут  вернуть  это...  Чтобы  не  потерять  их  след,  Дон  сел  за  перо,  и...  Как-то  сами  собой  написались  эти  строки;  он  ощутил  покой...
Карнаж  вновь  посмотрел  в  окно  -  мелькали  зарницы  крошечных  комет,  ранивших  блеском  тихую  гладь  облаков,  так  и  не  понимали  своего  значения  сияния  и  отворачивались,  рассыпались  мимо  одеяльца  синевы  вниз,  происходило  еще  много  печального  и  интересного,  странного  в  этом  новом,  ранее  невиданной  мирке  за  облаками;  синева...
Оставалась  ласковой,  искрящейся  чуть  оттенками,  будто...  Все  прощала;  благодушно  забирая  тревогу  и  ошибки  в  свою  глубокую,  бескрайнюю  высь...  Он  задумчиво  наклонил  голову,  признавшись  себе:  "Это  все  было  со  мной!  Я  простил!  И  отдал  приказ  уйти,  как  можно  дальше,  выше...  Отчего?..".
Карнаж  взглянул  в  окно  -  в  игре  звездочек  сквозь  кисею  ослепительного  синего  стратосферы  мелькнули  черты  то  шалуна  Кита,  то  кроткой  улыбки  Балу,  то  личико  Реббеки;  и  вновь,  и  вновь,  с  каждым  стуком  сердца  нашептывающие  ему:
"Что  есть  они?  Быть  может,  высота  синевы  стратосферы  словно,  как  она  мирит  небо  и  землю,  так  и  мою  душа  принимает  вас  -  дружба  и  любовь  под  блеском  одной  крошечной  звездочки  -  прощение?.."

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=555868
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 30.01.2015

Операция "Я"

...  Перешептывание  родителей  за  дверью  не  предвещало  ничего  хорошего;  с  чего  бы  это?  Кусок  сыра  был  всегда,  теплая  квартирка  со  всеми  удобствами;  чего  же,  казалось  бы,  еще?
-  Гаечка!  -  позвал  отец,  поправляя  лапкой  усы,  рядом  с  заискивающе-приветливой  улыбкой  -  мама  -  они  явно  что-то  задумали!
-  Да?  -  говорю,  с  интересом  присаживаясь,  быть  может,  мне  показалось  и  они  известят  о  новой  преступной  шайке;  родители  не  против  были  развивать  мой  талант  изобретательницы  и  наказывающей  разных  преступников.
-  Мы  с  мамой  сейчас  уйдем,  а  к  тебе  кое-кто  придет!  -  подмигнул  отец  глазиком.  
-  Ура!  -  с  трудом  сдерживаю  радость,  краснея  носиком  и  ушками,  от  одной  только  мысли:  "Это  Чип!".
-  Ой,  как  хорошо,  что  ты  рада...  -  со  странно-суетливой  речью  мой  собеседник  и  вправду  собрал  вещи  и  ушел  с  мамой.
Я  осталась,  долго  возясь  с  зеркалом,  пудрой  и  бусиками  -  что  бы  такое  новое  и  красивое  надеть  для  этого  галантного  и  загадочного  бурундучка?  Мы  познакомились  давно,  вместе  учились  у  моего  папиного  друга  Рокфора  на  курсах  Спасателей,  вместе  с  его  ближайшим  приятелем  Дейлом  -  потешным  недотепой  и  любителем  телевизора  -  и  с  мушкой  Вжиком.
Но  только  сейчас  во  мне  проснулось  какое-то  чувство,  что...  Мне  бы  хотелось  с  Чипом,  лапкой  об  лапку,  проходить  самые  страшные  и  запутанные  истории,  выручать  его  друзей  из  беды  на  радость  ему;  и,  может,  в  будущем,  он  за  это  подарит  мне  колечко,  а  я  отвечу  "да"...  Ой,  точно!  Я  его  люблю!..
Часы  суетливо  тикали,  как  бы  говоря,  что  с  минуты  на  минуту  будет  гость,  надо  б  разлить  чай  с  арахисным  тортиком  -  друг  Дейла  так  любит  эти  тортики;  но  прежде  надо  привести  себя  в  порядок...  Пчхи!  -  да,  пудры  достаточно,  красота  не  должна  терять  естественность!  
Перебираю  бусы  -  желтые,  к...  К  моим  волосам...  Безвкусно  ли?  Белые...  Но  и  так  пудра  есть,  розовые...  О!  То,  что  надо  -  ничто  так  не  подчеркивает  женственность,  как  этот  цвет,  тем  более,  у  меня  припасен  новый  однотонный  комбинезончик  для  них!..
Звонок  в  дверь  -  это  он!  Торопливо  застегиваю  костюм,  поправляю  челочку,  открываю  и...  Жалею,  что  это  сделала  -  в  дверях  стоял  высокий  пожилой  мыш,  с  какими-то  рябыми  подпалинами  в  плешивой  шерсти;  в  кричащем  костюмчике  и  с  сильно  вытянутой  мордочкой,  не  очень-то  похож  на  здешнего;  подозрительно...
-  Вам  кого?  -  тихо  говорю,  пересиливая  себя,  чтобы  брезгливо  отвернуться  -  незнакомец  был  слеповат  на  один  глаз,  и  невидящее  око  белесо  и  жидко  смотрело  на  меня;  живое  же  как-то...  неприятно  заблестело;  мои  дурные  предчувствия  усилились.
Он  не  отвечал,  только  смотрел  на  меня  и  постепенно  рот  его  с  частоколом  редких  зубов  расплылся  в  хлипкой  улыбке;  фу,  гадкий!  Скажи  хоть  что,  может,  голос  у  тебя  приемлемый....
-  Вам  кого?  -  повторяю  громче,  чтобы  получить  любой  звук  в  ответ  (еще  не  хватало,  если  этот  тип  глухой!);  присматриваюсь  к  его  фигуре  еще  раз  -  сюртук  из  красной  материи,  булавка...  А  словечки  на  ней...  Не  то  греческие,  не  то  римские....  Это  иностранец.
Осознав  это,  повторяю  слова  на  общемышкином  английском,  чуть  стыдливо  прикрывая  глаза  ресницами  -  не  очень-то  я  им  владею.
-  Тебя,  Гаечка!  -  вдруг  оживился  гость,  аж  хвостик  его  дрогнул  от  эмоции,  и  голос  был  противно-слизкий,  как  будто  пиявка  скрипит;  о,  несчастье!
-  Зачем  я  Вам?  -  изумляюсь,  округляя  глаза;  видно  на  мыша  это  произвело  положительное  впечатление,  он  приосанился  и  гордо  произнес:  
-  Я  твой  жених!  Приехал  за  тобой  из  Греции;  папа  с  мамой  твои  непротив;  а  мне  давно  хотелось  такую  красавицу...
"Что,  не  может  быть!"  -  едва  не  теряю  сознание;  и  как-то  назойливо-кстати  вспоминаются  причитания  родителей  темными  вечерами  на  кухне:  что  ж  мы  так  бедны,  вот  если  б  у  меня  была  богатая  партия...  Но  они  же  знали,  что  у  меня  отношения  с  Чипом!  Как  они  могли,  не  предупредив,  не  спросив,  согласна  ли  я?..
Но  некогда  причитать,  надо  действовать,  спасать  свое  счастье,  бежать,  сопротивляться,  вернуться  к  любимому,  как  и  подобает  храброй  Спасательнице;  и  вот  делаю  эти  шаги  -  быстро-быстро...  Добираюсь  до  диванчика  и  сажусь,  разбито-невидяще  глядя  вперед  себя;  ощущение,  что  я  схожу  с  ума  и  в  растерянности...
Но  голос  внутри  же  вопит,  как...  мышка:  "Гаечка,  Гаечка!  Гони  этого  деда  в...  мышеловку,  или  еще  куда  подальше!  Ты  любишь  Чипа  или...  Тебе  это  только  казалось?".
Пока  наглый  гость  шамкает  что-то  на  кухне,  угощаясь  бесстыдно  тортиком,  анализирую  себя,  пока,  кажется,  в  состоянии  это  делать:  мне  с  бурундучком...  Вот  просто  хорошо,  хорошо,  как  ни  с  кем,  даже  если  мы  не  сидим  в  кафе,  если  не  получаю  от  него  записок  и  букетов  с  сырным  шоколадом;  все  равно  -  мне  с  ним  хорошо!
Как  вспомню  его  глаза,  маленький  носик,  ушки,  грудку,  всегда  украшенную  деловитой  курточкой  с  опушкой,  его  голос,  как  он  дрыгает  хвостиком  и  лапкой,  когда  волнуется,  как  пальчиком  водит  по  страничкам  книги,  когда  читает...  И  все  в  нем...  Нет,  не  то,  что  бы  совершенство,  но...  Другого  мне  и  не  надо,  право,  не  надо!
Чип  для  меня  -  самый  лучший  бурундучок  на  свете,  самый  умный  и  смелый  Спасатель,  а  как  бы  мне  хотелось  в  будущем  маленьких  пупсиков  вместе  с  ним  растить...
Ой!  Нет,  я  не  обманывала  себя  -  я  люблю  его!  И  никакой  дед  меня  у  него  не  украдет!..
Вытягиваю  шею  в  сторону  этого  старикашки  -  он  все  жеманился  перед  зеркалом,  понимая,  что  я  в  доме,  и  потому  в  полную...  Слизь  голоса  рассказывал  об  дивных  колоннах  дворцов,  о  сливах  и  апельсинах,  экзотическом  сыре,  а  главное  -  там  есть  море,  жемчужины  и  кораллы,  и  затонувшие  сокровища;  и  все  это  он  мне  подарит,  мы  будем  жить,  припеваючи...
Не  будем!  До  слез  больно  слушать,  как  он  силой  втягивает  меня  в  свою  жизнь,  пусть  и  словами;  вот  он  рисует,  как  сядет  со  мной  на  закате  у  моря,  как  целует...  
Не  смей!  Даже  не  мечтай!  Я,  пользуясь  тем,  что  он  меня  не  догонит  и  расплылся  в  мечтах,  незаметно  запираю  его  в  ванной,  где  он  укладывал  свои  бедственно-скупые  пряди  волос;  как  в  беспамятстве,  хватаю  мобильный  телефон  и  выбегаю  из  дома...
Я  больше  не  вернусь  туда,  пусть  не  ищут;  я  не  простушка-кокетка,  которой  льстит  толпа  поклонников  и  возможность  за  ласки  кушать  апельсины;  и  не  нужно  мне  богатство  иностранное,  чтобы  потешить  самолюбие  родителей;  лучше  я  буду  жить  у  Рокфора,  в  бедноватом,  простом  Штабе...
Конечно,  мне  не  поверят,  назовут  глупой,  трусишкой;  но  все  серьезно  -  я  твердо  иду  от  дома  и  от  людной  дороги,  от  вокзала  и  участков,  где  могут  меня  искать;  тихо  и  быстро,  прячась  по  деревьям  и  прикрываясь  выброшенными  предметами  и  газетами;  иду,  и  знаю  -  я  делаю  правильно,  спасаю  свое  "я";  будто  бы  оно  -  безделица?  Там  хранятся  принципы,  мораль,  мысли  и  чувства,  и  все  для  одного  -  чтобы  Чип  был  счастлив  со  мной...
Осторожно  выскальзываю  от  города  на  большое  расстояние  и  только  тогда,  когда  никто  не  увидит  и  не  услышит,  не  узнает,  опускаюсь  без  сил  на  траву  и  смотрю  в  пушинки  одуванчика,  которыми  она  игралась  -  они  складывались  в  глазки  и  щечки,  в  лапки  и  хвостик...  Моего  бурундучка!  Как  я  по  нему  соскучилась,  без  него  грустно  так,  что  хочется  плакать...
-  Чип,  малыш,  я  люблю  тебя!  -  выдыхаю  в  трубку  и,  уронив  мобильный,  хныкаю  в  травинку;..  
Сама  не  знаю  как,  успокаиваюсь,  засыпаю  (может,  под  влиянием  вновь  показавшегося  солнышка),  перед  дремой  счастливо  вздыхаю  -  неподалеку  виднелось  деревцо  Штаба  -  я  победила!
Мы  будем  вместе!  И  точно  облачка  подмигнули  мне,  незаметно  проплывая  в  небе  (они  знают  -  Операция  "Я"  прошла  успешно!)...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=555866
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 30.01.2015

Vincent…

Поздний  вечер.  В  последнее  время  не  спится,  может  потому,  что  я  не  могу  поверить  -  прошел,  казалось,  целый  век  -  а  я  еще  живу;  как  незаметно  одна  эпоха  сменилась  другой,  а  в  контрактах  не  замечаешь...
Стабильные  и  не  очень,  многостраничные  формальности  с  подписями;  обязывающие  встречать  много  месяцев  лица;  которые  потом  или  хочешь  забыть  или  вынужденно  вспомнишь,  услышав  о  премьере  нового  фильма...
Как  волшебно  -  я  проживаю  в  них:  историями,  что  после  меня  останутся,  они  перенесут  воображением  и  сопереживанием  за  героя  в  себя  на  всей  планете  мальчика  или  девочку,  взрослого  или  юношу,  быть  может,  вернут  молодость  моим  ровесникам;  как  мне  когда-то...
Готической  расцветки  пленка  или  черно-белые  ленты  (что  наиболее  классически)  -  в  один  момент  я  думал  найти  в  них  свою  мечту;  интересно,  право,  увлекающе-интересно  ведь  почувствовать  себя  среди  канделябров  и  средневековых  стен  замка,  в  их  потемках  скрывается  камера  и  съемочная  группа;  так  давно  к  ней  привык,  что  только  оклики  и  команды  режиссера  приводят  в  робость...
Никто  и  не  догадается  о  ней,  скрытой  за  отвернувшимся  по  сценарию  персонажем  ("Уверен,  он  читает  про  себя  свой  текст"  -  мелькнет  в  голове  зрителя).  Почти  так  -  я  задумался  о  дивной  природе  слов  -  через  них  вживаюсь  в  роль,  они  подсказывают,  как  посмотреть  и  взять  за  руку  партнера  по  фильму,  простые,  отпечатанные  на  машинке  буквы  -  цепочкой  этих  процессов  перенесут  нас  и  наблюдающего  за  нами  в  маленькую  жизнь...
Она  пронесется  отголоском  одной  великой  мелодии  под  названием  искусство  и  не  исчезнет,  порадует,  я  уверен;  надо  постараться,  "Винсент,  ну  привычно  ж  для  тебя  -  стараться,  соберись!"  -  и  возвращаюсь  на  сцену;  что  перед  оператором,  что  перед  залом  театра  -  одна  сказка,  так  давно,  оставшаяся  ею  только  для  зрителя...
Я  же  переговорю  с  режиссером,  когда  прийти  вновь  и,  устало  сняв  костюм  и  смыв  грим,  одену  простенький  плащ,  шляпу,  пойду  домой;  по  темной  улице,  освещенной  изредка  фонарями  -  годы  они  стоят,  рисуясь  выкованными  узорами,  не  хотят,  чтобы  мимо  них  равнодушно  проходили,  надеются,  что  человек  полюбуется  его  мягким  светом  и  капельками  дождя  на  его  стекле;  но  он  торопливо  станет  рассматривать  афишу  нового  модной  премьеры,  лозунги,  плакаты  кино,  что  фонарь  освещает...
"Быть  может,  и  я  так  же?"  -  тревожно  осеняет  догадка.  Я  запомнюсь  как  имя  в  титрах,  исполнитель  с  характерными  чертами  и  манерой,  а  более  всего  -  ролями  -  кому-то  буду  неприятен,  для  кого-то  стану  родственным  характером,  живым  и  оставшимся  сквозь  века  воплощением  его  собственного  или  того,  чего  ему  делалось  испытать;  а  никто,  наверное,  не  вспомнит,  как  продумывал  я  свой  стиль,  что  ощущал  вместе  с  героем,  как  советовался  с  друзьями,  кого  любил...
Хотя,  быть  может,  и  нет  в  этом  особенности,  и  нет  в  этом  поэзии,  как  нет  загадочности  в  воспетой  поэтами  луне  (смотрю  на  нее  в  окно)  –  думаешь  -  она  нежная,  мягкая,  белоснежная,  воздушная  жемчужина,  а  вспомнишь,  что  она  такое  -  холодный  серостью  камень,  отраженный  свет,  каких  в  Космосе  тысячи;  ну  и  представителей  моей  профессии  -  тоже  тысячи,  и  все  они  стараются  жить  и  выживать,  не  терять  лица  и  благовидной  улыбки;  все  они,  как  и  я,  жалеют,  что  успели  так  мало  оглянуться  на  простые  лестницы  и  двери  своего  дома,  в  глаза  друзей  и  любимых;  время  гонит  их  вперед,  забывать  себя,  накладывать  пудру  и  подводить  взгляд  для  эффектности  вида  на  экране...
И,  как  и  мои,  их  глаза  постепенно  устают  и  болят  от  косметики,  резких  вспышек  камер  и  мелкого  шрифта  договоров  и  сценариев,  от  бессонных  ночей  и  от  невидимых,  тревожных  слез  -  незаметно  под  тем  же  фонарем  луны  мчится  эпоха  вперед,  меняя  местами  вкусы,  жанры,  имена,  новые,  более  эпатажные...  Мы  все  стареем  и,  тем  более,  когда  устаем  от  собственного  антуража,  теряем  половину,  а  то  и  больше,  поклонников,  конкуренция  больше  подчеркивает  наши  седины  одиночества,  что  искренне  мы  мало  понимаем,  зачем  мы  здесь...
Знаю  нескольких  ребят,  немного  старше  меня  или  младше;  разных  темпераментов,  целей,  манер  персонажей  -  все  они  приходили  к  одному  -  сожалению  (очень  бы  хотелось  остановить  всем  нам  время;  где  мы  молоды,  еще  счастливы,  имеем  успех,  а  главное  -  веру,  что  нас  любят  и  впереди  столько  интересных  для  нас  и  публики  ролей)...
Иллюзия  ли  это?  Еще  с  первых  лент  я  замечал,  как  бесконечно-бесконечно  тянется,  вроде  бы,  рабочий  день  -  попил  кофе,  поболтал  в  перерыв  с  тем,  с  кем  наиболее  сблизился,  вспомнил  что  дальше,  ждешь,  когда  следующий  акт  -  при  хорошем  настроении  -  чтобы  еще  успеть  поиграть  в  жизнь,  что  выбрал  из  миллиона  существующих  в  реальности  и  снах,  фантазиях  сценаристов;  в  плохом  -  чтобы  поскорее  закончилась  эта  суета  с  репетициями-примерками,  долгами-зарплатами...
Бесконечно  крутится-крутится  пленка,  мелькают  кадры,  вспышки,  пикает  записывающая  звук  аппаратура,  меняются  блики  и  тени,  декорации,  лица,  эпохи...  бесконечно  ли?  Не  успею  оглянуться  -  в  трюмо  гримерки  мне  уже  не  двадцать...  вот  уж  и  не  тридцать...  и  даже  не  сорок...  Время  все  летит,  хотя  крутится  в  мозгу  тот  же  текст:  "Играй.  Тебя  все  еще  помнят!"....
После  любви  -  добрая  память  -  вот  что  может  согреть  нашу  теперь  редкую  и  тесную  семью,  ждущую  предложений  не  из  романтики  уже,  с  практичным  взглядом  осторожно  беря  в  руки  хрустальный  бокал  из  реквизита  (он  более  не  кажется  бардовым  морем  тайны;  просто  дорогой);  как  грустно  это  осознавать  -  Тони,  Бела,  Рони,  Бад,  Лу...  -  что  приключилось  с  нами?..
Помнится,  прихожу  робким  двадцатисемилетним  мальчишкой  и  робко  смотрю  на  вас,  восхищаюсь  -  вы,  несомненно,  благороднее,  мудрее,  смелее;  от  вашего  мастерства,  уверен,  еще  тогда  не  чувствовали  зрители  расстоянии  между  вашими  героями  и  пленкой,  они  словно  вместе  с  вами  переживали,  боролись,  совершали  внутреннюю  драму;  ощущали  от  вашего  взгляда  и  голоса  холодок  страха  или  напротив  -  легкость  на  душе,  как  среди  добрых  и  старых  друзей,  улыбались  вместе  с  вами...
Теперь  вы  улыбаетесь  так  редко,  вне  экрана  ваши  добрые  глаза  спешат  скрыться  за  очками  или  закрытыми  дверями  (то,  что  полюбили,  быть  может,  только  ваши  образы  -  какой  актер  не  простит  этого  зрителю,  но  вам  лгут...).  Обида  тихонько  впитывается  в  ваши  руки  и  походку,  теперь  разбитые,  медленные  (неужели  и  вправду  вы  чувствуете  себя  теперь  просто  все  еще  живыми,  но  никому  не  интересными,  застывшими  в  лице  известных  монстров;  и  они  вас  больше  не  поддерживают...)....
Как  странно,  это  были  точно  ваши  дети  -  и  они  покидают,  вырастают  за  гранью  миллениума,  портятся  их  характеры,  их  избаловали  вниманием,  отдают  поиграться  ими  другим,  невидящим  того,  что  взрастили  вы!  Сейчас  мало  кто  оценит  трагедию  Франкенштейна  или  Мумии,  безумие  Дракулы,  Невидимки,  хаос  Мухи...  Режиссеры,  как  неразумные  приемные  родители,  или  даже  скорее  -  хозяева  питомцев  -  разберут  их  по  принципу:  "Да  это  ж  было  классикой;  а  им  можно  напугать  и  здорово  заработать"  -  и  зрителям,  точно  детям,  покачают  потом  почти  бесконечно-серийно-фильмовой  игрушкой;  по  такая  потом  эпатажу,  цепляя  и  заманивая...
Разве  вы  это  предчувствовали;  долгими  часами  знакомясь  с  романами  и  рассказами,  откуда  взяты  наши  герои;  репетируя  перед  зеркалом,  предлагая  режиссеру  свое  видение  характера  его,  споря  с  ним,  рискуя  остаться  без  получки  и  обеда,  и  все  же  отстаивали  это,  самозабвенно,  до  абсолютной  физической  усталости  играя  на  площадке,  стараясь  изо  всех  сил  вложить  свою  душу,  сберечь  ее  видение  и  уроки  через  персонажа  для  потомков;  жертвуя  здоровьем,  личным  покоем,  счастьем?  
Так  ли  работали,  пренебрегали  своим  детищем  и  забывали  свою  ответственность  перед  тем,  кто  к  нам  приходит,  занимая  уютное  место  в  зале  во  времяпрепровождении  и  в  кино-  и  просто  театре;  перед  тем,  кто  нам  верит,  следит  за  движениями  наших  героев,  как  за  шагом  своих  близких  друзей  или  своими?  Осознания  этой  трагедии  не  стоит,  не  стоит  делать  более  острым,  калеча  ваши  судьбы;  но...  
Вы  ушли,  мои  тихие,  верные  друзья  (мы  были  как  братья  –  часто…  втроем  просились  на  один  фильм,  чуть  перемывали  кости  коллегам  и  режиссерам  за  рюмочкой  в  кафе,  шутили,  делились  друг  с  дружкой  новостями  своей  индустрии  и  личными  делами,  гуляли  по  нашим  сероватым  и  дождливым  улицам,  раскрашенных  только  разве  плакатами,  иногда…  ссорились,  порою  замыкались  в  себе  или  проблемах,  иль  на  личной  жизни,  и  не  разговаривали,  иногда  ревновали  к  интересам  один  одного  или  к  дружбе  друг  с  другом,  случалось,  цеплялись  к  словам,  характеру  или  поступку  один  одного,  из  скуки-вредности-шалости  строили  пакости,  точно  дети,  но  потом…  мирились  внутри  себя  и  внешне,  радовались,  что  есть  друг  у  друга,  знали  -  мы  были  одной  семьей)...  
Что  кинопленкой  ускоренно-щемяще  невозвратно  бегут  лишь  вспоминания...  -    передо  мной  фотокарточка  на  пробу  фильма,  где  мы  все  втроем:  слева  Бела,  кокетливо  держащий  провод  от  реквизита  (ему  нравилось  позировать).  В  халате  доктора-гения,  с  привлекательно-хитроватым  прищуром,  но  таким  искренним  и  добродушным;  посередине  Тони,  больше  известный  как  Борис,  в  с  извечными,  искусно  вырезанными  скульптором-гримером,  шрамами  на  руках.  В  специально  узком,  на  два  размера  меньше  пиджаке,  чтобы  подчеркнуть  гигантский  рост  его  героя,  со  знакомыми  каждому  электродами  на  шее  и  швами  на  парике,  тихий  и  спокойный,  вот-вот  грозящий  проснуться  от  молнии  и  навести  ужас  на  зрителя;  справа  я  примостился,  право,  не  очень  тогда  был  готов  к  фото,  едва  успел  переодеться  в  простенький  костюм  героя,  потому  и  ерзал,  хотел  спросить  -  "А  что,  банкет  и  праздник  в  честь  чего?"  Ну  и  вышел  оттого  -  с  непосредственным  вопросом  в  лице,  с  приоткрытым  чуть  ртом,  с  немного  приподнятой  одной  бровью  (к  лицу  это  было  моему  персонажу  тоже  -  доброму  и  кроткому  Кровелю)...  
Одно  из  редких  фото,  где  мы  все  еще  молодые  и  в  душе  и  на  лицо  еще  ничего,  вместе)...  Сейчас  же...  Мне  грустно...  еще  тоскливей  подумать  в  глубине  души,  что,  как  страшно,  быть  может,  кто-то  и  не  знал  вас,  не  вспомнит…  -  без  вас  мой  мир  осиротел…
Да  и  он  уже  не  тот,  что  был  тридцать  или  уже  сорок  лет  назад,  мистически  не  замечаю  уже  времени,  как  если  б  смотрел  с  ним  кино,  или  строку  титров  и  не  обратил  на  оттенок  его  собственно  присутствия  внимание  -  машины  все  быстрее,  фонари  все  неоновей,  а  в  сути  что-то  ушло,  может,  мне  так  кажется  из-за  оценки  мною  современных  сюжетов?  Раньше  упор  был  на  нас,  актеров,  сейчас...  Актеров  можно  придумать  и  без  людей,  нарисовать  на  компьютере,  заменить  спецэффектами,  а  правильно  ли  это?  
Мы  ведь  были  скромнее  и  цветогаммой,  и  техникой,  а  не  одно  поколение  смотрело  пленки  с  нашими  героями  и  пересматривало  (теперь  иногда  посмотришь  -  и  через  полчаса  уже  забудешь  и  вспоминать  не  захочешь)...  Быть  может,  вопрос  в  реальности  -  кино  уж  не  реальность  -  ему  все  меньше  нужны  люди,  все  больше  тот  свет  и  узоры  (м-да,  сбылась  мечта  фонаря  на  моей  улице  -  теперь  ему  внимание...)...
Стыдливо  задумчиво  опускаю  голову  -  завидую  ли  я  ему  и  нынешнему  веку?  Жалею,  из-за  пережитого,  прошлое?  Отчего?  Луна  все  так  же  светит  в  окно  моего  старенького  дома,  освещая  шоссе;  слышится  гул  машин,  огни  проспектов  и  рекламных  щитов,  прохожих,  едва  различимых  в  ночном  шумном  городе;  а  я  по  привычке  беру  наугад  сценарий  мыслей  и  читаю,  обдумываю...
Поздний  вечер.  В  последнее  время  не  спится,  может  потому,  что  я  не  могу  поверить  -  прошел,  казалось,  целый  век  -  а  я  все  еще  есть;  как  незаметно  одна  эпоха  сменилась  другой,  а  в  игре  ощущений  не  замечаешь...
Как…  все  идет  вперед,  будет  идти,  иногда  переплетая  эпохи  со  вкусом  или  не  очень,  в  неоново-цифровом  потоке,  отображая  черно-белое,  цветное,  объемное,  придумывая  новые  лица,  костюмы,  декорации,  эпохи  и  давая  читать  истории  о  них  для  воспроизведения  новым  поколениям,  радуя  и  воспитывая  на  новый  лад  мальчиков  и  девочек,  юношей  и  взрослых,  новой  школой,  старая...
Тихо  себе  ждет  на  полочке,  в  лентах,  причудливых  ниточках  из  прошлого,  атмосферы  «ретро»,  чинная,  спокойной  гаммы,  все  же  загадочная,  хоть  и  простая,  с  так  знакомыми  мне  именами...
Быть  может,  и  они  будут  вам  интересны  (как  жили,  как  думали,  откуда  взялись  те  самые  существа,  имя  которых  до  сих  пор  у  вас  в  мировоззрении;  как  они  выглядели  и  благодаря  кому);  спасибо,  если  вспомните  их,  и  если  мое  встретите  -  
Vincent...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=555634
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 29.01.2015

Розовые попугаи

...Их  легкие,  крошечные  перышки  впитывали  в  себя  солнце,  кружились  в  приятном  ветерке,  не  вынося  ощущения  радости  полета,  покидая  крылья  и  уносясь  ввысь...
Еще  маленькими  птенцами  их  любил  розовый  закат,  попугаи  летали  в  нем  и  ощущали  счастье  -  свобода  ласковыми  пузырьками  вспушивала  им  кротко  пробивающиеся  мягкие  перья  спинки,  грудки,  головки;  воздушным  одеяльцем  укрывая  крошечные  глазки  (черные  бусинки  их  верили  -  так  будет  всегда)...
На  соседних  веточках  в  синеватых  лианах,  переливающихся  от  дрожащих  капелек  дождя,  росли  они  -  мальчик  и  девочка;  вместе  гуляли  в  лунных  дорожках,  рассыпающихся  по  перешептывающимся  листикам;  угощали  друг  друга  ягодками  и  орешками;  играли  в  слова,  касаясь  клювиками  теней  или  следов  разных  птиц  или  зверей,  камешков  или  блестинок  ручейка,  а  после  -  тоненьким  голоском  придумывая  им  имена;  закрывая  глазки  и  проводя  круглыми  щечками  -  они  смеялись  вместе...
Усаживались,  наигравшись  или  чуть  устав,  рядышком,  замирая  сердечком,  касаясь  крыльев  друг  друга,  дотрагиваясь  до  лобика  друг  дружки  и  смущенно-робко  наклонив  головки:  им  было  хорошо...
Но  однажды...  мир  изменился  для  них  навсегда,  небо  было  надолго  закрыто  ало-стальными  штрихами,  и  первые,  мягкие  перья  улетели,  больше  не  поднимут  ввысь  крылья;  (уже  ли  навсегда?)  тревожные,  они  бросились  к  дверце,  в  которой  оно  отражалось,  быть  может,  еще  можно  успеть  попасть,  спрятаться  в  высоте?  Но  миг  -  и  небо  в  дверце  задрожало,  враждебно-холодно  потянуло  в  себя;  не  отпуская  (птенцы  тонули).
Попугаи  испуганно  пищали  и  старались  выплыть;  плакали,  глядя  вслед  перышкам  -  на  эти  грустно  и  тревожно  качающиеся  на  земле  и  воде  лепестки  их  души;  их  соберут  в  украшение,  купят  богатые,  полюбуются  день-другой  и  выбросят;  равнодушно  смотрели,  как  вода  затягивает  их...
Они  закрыли  глаза,  с  грустью  уже  навсегда  попрощавшись  с  теплыми  облаками  жизни;  как...  Очнулись  -  их  вытащили  и  перенесли  в  комнату;  сухо,  темно;  но  мягкая  перинка  подушки  и  орешки:  они  будут  жить!  В  радости  попугаи  снова  прижались  старательно  друг  к  дружке,  давая  себя  взять  в  руки  спасшей  их  девушке...
Мальчик  и  девочка  росли  у  нее,  и  видели,  как  другие  попугаи  тоскливо  ждали  ласкового  слова  от  тех,  кто  их  кормит  и  в  сознании  зовется  "хозяином"  (с  гордостью  он  принимает  на  себя  эту  роль,  сажая  птиц  в  клетки  и  украшая  их,  хвастаясь,  что  любит  питомцев).  
Они  же  были  на  ее  руках  или  ползали  на  мягких  подушках  у  окна;  медленно  за  его  гранью  сменялись  времена  года;  с  деревьев  начали  опадать  розовые  лепестки,  и  они  закрыли  глазки,  пряча  слезинки  (они  не  смогут  больше  так  же  свободно  летать  вместе  с  ветром,  хоть  и  не  были  в  клетках,  у  них  нет  крыльев;  и  даже  тех  теплых  маленьких  напоминаний  о  них  –  перышек)...
Тут  они...  С  изумлением  обнаружили,  что  больше  не  тонут  в  дверце  неба  (там  светло  и  высоко,  но  не  затягивает,  клювик  стукнул  о  дверцу  -  и  все!).  Это  было  зеркало;  попугаи,  боясь  поверить  в  счастье  быть  живыми  и  видеть  небо,  боялись  дышать,  с  замиранием  сердечка  они  снова  заглянули  в  него  -  та  же  синева,  и,  совсем  как  в  детстве,  порою  в  ней  кружились  розовые  лепестки...
И  они  смотрели  с  увлечением  за  их  полетом,  переживая,  когда  один  из  крошечных  розовых  капелек  сказки  их  мечты  цеплялся  за  дерево  и  замирал  -  упадет  он  или  останется,  или  неожиданно  улетит  высоко-высоко,  или  плавно  покружится  на  месте,  ожидая  других  лепестков,  вот  он  радостно  летает  с  ними,  они  вместе,  улетают  к  звездам...
"Они  -  словно  мы!"  -  говорили  друг  другу  глазки  попугаев,  они  снова  опустили  их  (они  подросли,  не  покидало  ощущение,  что  это  знак,  что  неспроста  они  видят  вновь  вдвоем  это  нежно-розовую  дымку  рассвета);  внутри  поднимался  трепет,  тоже  похожий  на  ожидание,  от  которого  иногда  рассеянно  слушались  рассказы  о  чудесных  странах,  несколько  устало  и  скучающе  порою  кушались  ягодки,  не  спалось;  он  говорил  им:  "Вы  снова  взлетите!"...
Ожидание  их  становилось  любопытством,  ожиданием  разгадки  тайны;  они  внимательно,  не  покидая  друг  друга,  старательно  заползали  на  столы,  шкафы,  вытягивали  головки  в  сторону  окна  -  там  летали  птицы,  воздушные  змеи,  самолеты;  может,  и  они  это  испытают,  если  их  хозяйка  взлетит  (девушка  летать  не  умеет;  но  она  может  сесть  в  самолет);  и  они  стали  ждать,  в  предвкушении  перемен,  смешно  и  нетерпеливо  потопывая  лапками...
И  это  случилось  -  попугаи  на  руках  ее  смотрели  в  окно  самолета  -  небо  стало  ближе,  как  будто  они  сами,  на  крыльях,  были  в  нем  -  огромное,  легкое,  его  теплый,  нежно-розовый  оттенок  облаков  чувствовался  сквозь  стекло;  девочка  от  волнения  подала  лапку  мальчику,  и  он  взял  ее,  они  смотрели  друг  на  друга  и  не  смели  себе  признаться:  "Мы  снова  летим  вместе!"...
Они  оказались  в  другом  месте,  готические  решетки  напоминали  клетки,  хмурые  облака  совсем  не  такие,  как  были  на  высоте;  казалось,  темнота  царила  здесь  и  завидовала  жизнерадостной  их  розовой  окраске,  она  хотела  поглотить  их,  стала  пугать;  хотя  притворно  уверяла  в  своей  пустоте  и  неподвижности;  они  с  надеждой  заглянули  снова  в  зеркальце,  где  столько  раз  видели  светлое  небо  и  белые  облака;  но  сейчас  там  -  также  темнота,  все  переменилось;  как  жаль,  что  не  подняться  снова,  пусть  и  самолетом,  в  момент,  когда  все  было,  как  в  детстве;  не  убежать...
Не  хочется  оставлять  спасшую  их  девушку,  что  не  побоялась  ничего  и  бережно  их  лечила,  кормила,  не  отдавала  никому;  но  темнота,  как  она  хочет  перечеркнуть,  обрезать  все  хорошее  и  разумное,  искреннее,  как  однажды  уже  забирала!..  Девочка  дрожала  и  ползала  на  одном  месте,  утешаясь  воображением  того,  что  она  убегает,  учится  это  делать...
Мальчик  обнял  ее  головкой;  они  уснули;  вдруг...  Луч,  тонкий  розовый,  коснулся  его  щечки,  такой  же  радостный,  верящий  в  будущее,  в  лучшее;  он  промелькнет  так  скоро;  он  стал  будить  ее  -  скорее,  посмотри;  она...  Тихо  прижалась  к  нему,  не  упрекнув  и  забыв,  что  не  выспалась  -  в  ее  глазках  читалось  счастье  -  они  вместе  видят  точно  себя  -  двое  воздушных  розовых  попугаев  слилось  в  один  луч;  он  проливается  невидимым  дождиком  на  их  грудки  чего-то  мягкого,  светлого,  теплого...
Оно  все  еще  с  ними  (их  маленькое  мгновение,  в  котором  они  летали,  смеялись  в  капельках  синих  листиков);  вокруг  точно  снова  закружились  розовые  лепестки,  опавшее  цветение  то  было,  или  их  перья  -  они  не  знали;  только  кротко  и  с  любопытством  впитывали  в  себя  осторожно  секунды  розового  луча...  Он  разлился  по  ним  и  ускользнул  в...  дверцу  зеркальца;  торопливо  они  поспешили  глазами  за  ним  и...
У  мальчика  отнялся  дар  речи  -  в  темно-мутно  розовой,  рассеивающейся  дымке  он  увидел  девочку,  будто  себя  -  ак  похожую  на  него,  только  поменьше  и  с  более  тонким  сложением  тельца;  ее...  покрывали  нежно-розовые,  восхитительно  переливающиеся  перья;  пересечения  луча,  словно  срослись  у  нее  на  спинке,  образуя  сияющие...  Крылья!  "Ты  вернула  мне  крылья,  ведь...  Смотри,  они  у  тебя!"  -  прошептал  он  ей,  дрожащей  лапкой  придвинув  зеркальце.
Она  посмотрела  -  розовый  луч  осветил  ее  спинку,  тепло  и  мягко.  "Это  все  ты!"  -  ответила  она  и  склонила  ему  головку  на  грудку  (она  чувствовала,  что  он  точно  обнимал  ее  крыльями,  сверкающими,  как  солнце  в  закате,  розовыми  переливами)...
Они  забыли  в  то  мгновение,  что  не  имели  крыльев,  что  уже  настал  день,  привычно  чуть  серый,  обыкновенно  так  пугавший  их,  они  не  слышали  карканья  воронов,  навевавшего  так  часто  кошмаров;  в  глазах  их  у  друг  друга  был  только  лучик,  розовое  переплетение,  укрывающее  их  в  объятии  словно  их  перышек  и  переливающееся  мелодией  дождя  счастья  детства...
...Легкие,  крошечные,  точно  перышки  розовых  попугаев,  что…
Хранили  в  себе  солнце,  кружились  в  приятном  ветерке,  не  вынося  ощущения  радости  полета,  покидая  крылья  и  уносясь  ввысь...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=555126
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 27.01.2015

Цепи

...Он  долго  наблюдал,  как  опускается  на  легкую,  беспечную  синеву  закат,  и  будто  цепями  становятся  его  красноватые  оттенки  (день  обещал  быть  бесконечным  в  легкой  верховой  прогулке,  неторопливом  чтении,  беседах  с  другими  рыцарями,  и  внезапно  -  его  нет)…
…Тогда  еще  ему,  тихому  оруженосцу,  мальчику,  любившему  ветер,  что  легонько  играл  с  белыми  прядями  его  волос,  стало  тревожно:  он  точно  почувствовал,  что  с  той  минуты  его  жизнь  перестанет  быть  такой,  какой  обещала,  легкой,  полной  побед,  любви  (ведь  в  будущем  она  подарит  судьбу  Рыцаря);  но  настал  закат  -  день  зачеркнут,  что-то  перевернулось  в  его  душе...
Он  продолжал  смотреть,  внимательно,  боясь  упустить  каждое  движение,  на  рассеивающиеся  туманные  облака,  тонкие,  как  звенья  цепей,  как  наблюдают  за  врагом,  что  бесчинствует,  а  остановить  его  нет  возможности  (это  все  ветер).  Его  незримые  копыта  точно  темного  коня  развеют  спокойное  небо,  и  безнаказанно  он  улетит  ввысь,  украв  день!
Рыцарь  возненавидел  его,  и  всякий  раз,  когда  ощущал  его  порыв  на  своих  черных  бровях  и  бледном  лице,  чувствовал  бессильную  подавленность,  стыд  перед  самим  собой  -  он  же  должен  побеждать,  сражать  чудовищ,  всякая  сказка  об  этом  говорит,  но...
Меч,  стараясь  поймать  ветер,  только  ранил  своего  хозяина  и,  изнеможенный  и  со  страхом  смотрящий  на  то,  как  кровь  от  порезов  переплетается  в  узелки  и  скользит  в  ручей  у  замка  (тень  словно  цепей  скользнула  там);  и  пропадает  из  вида,  забирая  силы,  день  не  возвращается,  алый  закат  все  приходит...
Повзрослев,  Рыцарь  -  теперь  юноша  со  строгим  взглядом,  всегда  готовый  идти  в  бой,  в  доспехах,  стал  умнее;  однако...  сердце  его  продолжало  нашептывать:  "Столько  разбойников  ты  отловил,  столько  боев  выиграл,  а  дни  и  ночи,  заковываясь  в  цепи  дождя  или  снега,  уходят!  И  где-то  в  них  прячется  ветер...".
Он  задумался,  глаза  ловили  крохотные  снежинки,  мутные,  усталые;  танцующие  вокруг  старых  стен  замка;  тот  стоит  себе,  ему  не  жаль,  конечно  же,  ни  ночи,  ни  дня,  он  всегда  строен  и  красив,  и  величественен;  и  стены  точно  впитали  ветер...  Какое  предательство!  Рыцарь  отвернулся  от  них,  за  которыми  рос  и  воспитывался,  за  которыми  наблюдал  маленьким  мерцание  звезд  и  ловил  в  ладошку  солнечные  зайчики.  Все  это  стало  как  ошибкой,  мечтой.  Юноша  решительно  пошел  твердым  шагом  от  замка,  не  оглядываясь  и  только  думая  об  одном  -  хороша  жизнь  и  сказка,  где  даже  неживое  творение  притворяется,  накапливает  в  себе  того,  что  так  пугает,  так  мерзко  тебе...
Ему...  не  стало  легче  -  впереди  -  распутье  пустыря,  гул  ветра,  на  мгновение  в  рассудке  мелькнула  завораживающая  мысль  -  "Одумайся  и  вернись,  живи,  как  жил!".  Рыцарь  удержался  за  веточку  меча,  и  она  увлекла  его  -  четкие  и  смелые  грани  оружия  этого  противоречили:  "Но  за  замком  цепи  ветра  отнимают  день  твой,  других,  принося  закат...  Ты  прав  был  -  это  монстр,  не  отступайся!  Срази  его,  ведь  ты  -  Рыцарь!".
И  он  послушался  этого  голоса  внутри  себя  и,  резко  поправив  падающие  пряди  белоснежных  волос,  вслух  тихо,  но  грозно  произнес,  обращаясь  к  своему  давнему  тому  незримому  врагу:  "Не  смей  оскорблять  меня!  Я  все  равно  найду  твой  источник,  и  тогда  ты  пропадешь,  я  не  позволю  тебе  красть  мою  жизнь!".  С  этими  словами  он  поспешил  в  путь...
Каждая  секунда  рисовала  его  памяти  детство,  в  котором  он  очень  боялся  не  успеть  стать  взрослым,  не  прожить  (как  хотелось  смутно  ощутить  счастье,  став  взрослым);  что  такое  оно?  Рыцарь  думал,  стараясь  не  брать  в  рассуждение  ниточку  себя,  это  не  благородно,  да  и  станет  ли  он  счастлив,  если  позаботиться  только  о  личной  мести  ветру?  Дуновение  ли  этого  холодного  и  равнодушного  воздуха  крало  его  дни?..
Он  с  тяжелым  стуком  в  груди  признался  было  себе,  что  запутался  словно  в  магических  цепях;  хотел  остановить  коня,  черного  и  старательно  перебиравшего  копытами  в  покорной  беге  и  благодарности  за  то,  что  его  любят,  ему  дают  возможность  побегать,  увидеть  новые  дали...
За  горизонтом  их  -  замки,  туманом  сотканные  и  бело-призрачные,  синева,  переливающаяся  в  лунном  свете  (опять  ночь,  день  ушел);  Рыцарь  с  горечью  шлепнул  поводьями  по  шее  коня  -  доброжелательно  стараясь  угодить  хозяину,  тот  побежал  быстрее;  вместе  с  задумчивым  своим  всадником  понимая  -  надо  спешить;  тихий,  как  насмешливо-победно  холодный  смешок  ветра  рядом;  цепи  его  близко...
Рыцарь  остановился,  приподнявшись  в  стременах  и  одной  рукой  схватившись  за  меч  -  среди  мерцающих  синих  кустов  ходила  тень,  фигура  в  темном  плаще  и  маленькой  короне;  не  Король  ли  Ветра  это?  "Сейчас  я  тебе  отплачу  за..."  -  и  юноша  не  высказал  всех  мыслей,  в  смущении  и  сердясь  на  свою  ошибку,  он  потупил  глаза  и  молчал  (то  была  маленькая  девушка,  в  белом  платье,  с  черными  волосами  и  глазами;  приветливо  предложившая  травинки  коню  Рыцаря)...
Он  осторожно  наблюдал  за  своими  чувствами,  не  отводя  от  девушки  глаз.  Когда  он  был  мальчиком,  снилась  ему  принцесса,  так  похожая  на  нее,  с  такими  же,  как  у  него,  карими  глазами,  красивая,  добрая,  как  она;  от  старших  он  слышал,  что  жизнь  невозможна  без  любви  и  все  ищут  ее;  может,  и  он  нашел  ее?..
Рыцарь  стал  размышлять  -  почему,  несмотря  на  приятный  нрав  девушки,  на  волшебный  синий  сад,  в  котором  она  жила,  он  не  может  забыться  и  отдаться  чувству  до  конца,  полюбить  ее,  забрать  с  собой  в  иной  край,  жить,  растить  детей,  встречать  дни  и  ночи  и  быть  счастливым,  забыв  о  детских  страхах  и  пытке  ненависти  к  ветру?  Он  всматривался  в  синие  переплетающиеся  ветви  с  сияющими  листиками  и  розочками  -  все  располагало  к  надеждам,  тишине...  
В  чем  же  дело?  Девушка,  видя  его  грусть  и  тревожное  погружение  в  размышления,  мучительные,  тихие,  как  затухающие,  уставшие  огоньки  веры  в  будущее,  еще  больше...  Захотела  утешить  его,  ведь  она  с  первого  взгляда  полюбила  этого  молчаливого,  быть  может,  на  первый  взгляд,  и  сурового  юношу  с,  так  непохожими  на  ее  чуть  смуглое  лицо,  бледными  чертами,  в  симпатичную  противоположность,  с  белыми  волосами;  настоящего  Рыцаря  из  ее  грез;  уже  ль  ее  сказка  оживет  и  она  станет  счастливой,  его  женой?..
Она  готова  преодолеть  сотни  миль  под  холодным  ветром  вместе  с  ним  (тут  гул  был  легонький,  приятный;  может,  он  не  давал  покоя  ее  возлюбленному?).  Девушка  поняла  -  надо  сделать  так,  чтобы  он  перестал  обращать  внимание  на  него  (ветер  -  скука,  глухота,  даль  от  города,  она  понимает  его;  и,  быть  может,  стоит  одного  сюрприза,  и  он  забудет  об  этом?).  Обрадованная  этой  идеей,  она  танцующей  походкой  отходила  вглубь  сада...
Походкой  легкой,  быстрой,  как...  Ветер!  "Не  может  быть,  чтобы  ты  был  в  ней!"  -  отчаянно  заломил  бровь  юноша,  увидев  это,  -  Она  ли  это?  Ты  ее  такой  сделал?  Притаился  в  саду,  потом  уводишь  от  меня?..  Не  тронь  хоть  ее,  чудище!.."  -  вспыхнул  он  и,  взяв  в  руки  меч,  быстро  пошел  за  ней...
Отодвинув  ветки,  он...  отпрянул  -  девушка  танцевала,  рукава  и  полы  ее  платья  поднимались  вверх,  как  плавные  белоснежные  волны,  она  наклоняется  и  срывает  розу.  "Это  не  она!"  -  едва  не  крикнул  вслух  Рыцарь,  с  ужасом  вспомнив,  как  ветер,  закатом  перечеркивающий  день,  цепями  силы  душил  цветы,  листья,  ломал  их;  он  здесь,  в  ее  теле;  что  делать?
"Ты  бредишь!  -  крохотная  частица  его  жалостливо  сжалась  в  комок  и  пискнула.  -  Не  делай  этого,  она  для  тебя...  Что  ты  творишь?!.."  -  (взмах  меча  -  и,  оглушенная  ударом,  девушка  упала  на  ветки,  из  виска  у  нее  побежал  тоненький  ручеек  крови,  в  синий  ручей).
Рыцарь  отбросил  меч,  закрыв  руками  лицо  и,  без  сил  опустился  рядом,  в  мозгу  навязчиво  крутилось:  "Я  хотел  отдать  тебе  все,  что  имею  сам,  хотел  любить,  но  ты  выбрала  ветер;  как  будто  не  знала,  что  он  крадет  мои  дни  и  враг  мне;  ты  научилась  у  него  срывать  цветы!..  Как  могла  ты  меня  предать?!..".
И  в  то  же  время  он  хотел,  страстно  желал  вместо  нее  упасть  от  своего  меча,  чтобы  его  кровь  напитала  этого  бессовестного  и  безжалостного  призрака  воздуха,  скрежет  его  вновь  доносится  в  осиротевшем  саду...
Лепестки  сорванного  цветка  поднимались  вверх,  уносясь  в  сторону  замка,  сияя  в  луне,  как  слезы;  он  плакал,  как  ребенок,  не  по  своей  воле,  по  наказу  какого-то  беспокойного  духа,  оглушающего  его:  "Прочь  отсюда!  Ты  догонишь,  отомстишь!..  Ветер  впереди!  Он  все  еще  силен  и  отнимает  твои  дни,  взгляни...".
Он  машинально  тяжело  поднял  голову  -  рассвет,  но  те  же  пустые,  острые  разорванные  тучи,  бледно-скованные  в  виде  цепей,  кривыми  зигзагами  -  молнии  алого  блеска  на  темнеющем  небе...  Отчего  оно  темнеет?...
Рыцарь  дико  озирается  вокруг  себя  -  впереди  приближалась  черная  лошадь,  будто  из  переплетенных  туч,  глаза  ее  отдаленно  напоминали  те,  что  были  у  его  коня,  но  приглушенно  сверкали  чужим  блеском;  сильные  ноги  неслись  бесшабашно,  их  ничто  не  могло  остановить,  это  был  точно  сам  Ветер.
Юноша  поправил  шлем  и  снова  взял  в  руки  меч,  искажённая  обезображенная  радость  выступила  на  его  лице:  "Я  так  и  знал,  что  сказка  явит  твое  лицо,  ну  что  ж  иди  ко  мне!..  Либо  возьми  все  мои  дни,  меня;  либо...  Я  убью  тебя!";  он  бросился  навстречу  Ветру,  выставив  наготове  острие  меча....
Солнце  выглянуло  в  полную  силу  и  осветило  его,  упавшего  без  сознания  -  он  всадил  меч  в  своего  коня;  теперь  один;  а  ветер  все  мчался  себе  отдаленным  эхом;  цепями  окутывая  опавшие  капли  дождя  в  черноватые  узоры  времени;  Рыцарь  хотел  встать  и  проснуться,  от  выпивавшего  рассудок  и  силы  состояния,  понять,  что  происходит,  но  ничего  в  нем,  казалось,  не  осталось,  только  испуганное  ржание  коня,  кровь  его  на  мече  и  грохот  падения,  этот  остекленелый  взгляд...
Невидящими  глазами  его  хозяин  окинул  пространство  вокруг  -  при  свете  солнца  синий  сказочный  сад  был...  Тем  же,  только  печально-темных  оттенков,  тишина  смешалась  с  гулом;  ничто  не  исчезало  ни  в  ветре  ни  в  облаках,  тревожно  дрожащих  в  высоте  неба...
Где-то  мелькнули  черные  черты  щемяще  знакомой  морды  -  он  все  еще  любит  и  ждет,  этот  верный,  молчаливый  быстрый  друг,  подошедший  в  роковую  минуту,  чтобы  утешить  и  обнять  высокой  шеей  и  вытянутым  лбом  заблудшего,  испуганного,  отчаявшегося  своего  хозяина;  все  дни,  что  уносились  или  ветром  (юноша  покачал  головой  -  неправда,  было!  У  него  все  было  и  при  нем;  он  мог  жить,  иметь  любимую,  верного  коня,  замок,  дороги;  мог!  Кто  украл  это?)...
Рыцарь  шел,  не  видя  дороги,  проклиная  тот  миг  в  детстве,  когда  он  испугался  ветра  и  поверил  в  то,  что  цепями  забирает  это  дуновение,  все  такое  же  холодное,  пустое  и  темное,  закатом  дни;  и  лишь  одна  фраза  не  сходила  с  его  уст,  отворачиваясь  от  себя  и  говоря  себе,  желая  нанести  порезы,  боль  и  без  нее:  "Как  ты  мог  предать?"...
"Ты  боялся  не  успеть  жить,  а  ничего  в  жизни  не  видел,  кроме  ветра,  и  не  успел..."  -  бежал  внутри  его  стыд,  желание  идти  и  не  прийти  никуда  (поделом!);  взгляд  все  судорожно  ловил,  как...
…Опускается  на  легкую,  беспечную  синеву  закат  и  становятся  его  красноватые  оттенки  будто…
…Цепями…

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=554541
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 25.01.2015

Баталия… Октавии :) …

...Разыгралась  нежданно,  по  нотке,  по  цифре,  по  значку;  скрипичный  ключ  так  и  не  смог  отпереть  ее  причину;  все  же  было  хорошо!..
На  лужайке,  среди  светло-зеленой  травки,  что  придавала  маленьким,  волшебным  и  веселым  пони  оптимизм  и  силы,  серая  лошадка  с  черной  гривой,  элегантно  подстриженной,  с  галстуком-бабочкой  на  грудке,  настраивала  инструменты  для  очередной  репетиции  своего  нового  шедевра.
Мимо  пробегала  другой  композитор  страны  пони  -  Лира,  с  характерной  миниатюрным  одноименным  предметом  на  крупе,  зелененькая,  мягкого  оттенка;  она  думала  просто  пройти  и  отправиться  дальше  на  поиски  вдохновения,  которое  мучительно-судорожно  искала  уже  несколько  бессонных  ночей  и  дней  без  еды.
Но  тут  Лира  услышала  божественные  звуки  увертюры,  рисующей  ее  воображению,  как  стройные  и  отважные  солдаты  Ее  Высочества  Луны  вступали  в  бой,  бесстрашный  и  упорный...
Упорно  не  хотела  она  себе  признаться  в  том,  что  очень  хотела  завоевать  большую  любовь  у  этой  мужественной  принцессы,  чем  Октавия,  тоже  часто  радующая  Ее  Величество  концертами.
"Что  будет  плохого,  если  я  просто  опережу  ее?"  -  подумала  лошадка,  и  тщательно  пригнувшись  к  низинкам  травы,  бесшумно  подползла  поближе  к  ней,  вдохновлено  все  силой  творчества  посылавшей  отбивать  неприятельские  атаки  войска  Луны.
Белоснежное  и  задумчивое,  как  она,  светило  взошло  над  лужайкой  и  последний  недруг  разбит  последним  аккордом  -  победа  и  окончание  труда.  Октавия,  утомлённая,  бережно  уложив  инструменты,  легла  спать,  свернувшись  калачиком  и  положив  голову  на  передние  ножки,  во  сне  радуясь  за  принцессу  и  то,  что  она  выиграла...
"Выиграю  я!"  -  зловеще  скользнула  тень  на  улыбке  Лиры,  что  также  бесшумно  прокралась  к  себе  домой,  запомнив  абсолютным  слухом  каждую  цифру  в  произведении  безмятежно  спавшей  музыкантши.  Вернувшись  туда,  не  перекусывая,  ни  задувая  свечу,  она  торопливо  набросала  ноты,  немного  изменив  порядок,  и  только  потом  тоже  легла  спать,  самодовольно  думая,  что  получилось  ее,  красивее,  лучше...
С  первыми  лучами  солнца...  Прямо  из  домика  зеленой  пони...  волшебством  музыки  двинулась  процессия  войска  синей  очаровательной  правительницы,  вот  она  стоит  в  доспехах,  готовясь  мудро  затаиться  в  середине  войска  и  там  отыскать  командира,  разбить  его  копьём...
Да  что-то  затягивается  баталия  -  передний  фон  композиции  какой-то  не  такой,  быстрый,  лихорадочный  (это  враг  наступает,  ничего  не  боится);  а  основной...  в  выжидании  словно  -  вот  медленно  отступают  бравые  отряды  Луны;  слушатели  от  переживания  кусают  копытца...
Как  никогда,  Лире  было  хорошо  -  держись,  Октавия,  вот,  не  то,  что  ты  там  банально  сделала  наоборот  да  традиционно  -  передний  тон  отступает,  дрожит,  а  основной  гремит,  торжествует,  идет  к  победе  плавно  и  скоро  (сказка,  да  и  только!).
"Что-то  тут  не  так!"  -  пробормотала...  предводительница  войска,  внимательно  слушающая  произведение.
Зеленая  лошадка  встрепенулась  -  неужели  она  обнаружит,  что  это  не  ее  музыка,  ой,  как  синяя,  мягкая  мордочкой,  но  строгая  нравом,  пони  не  любит  обмана!  Надо  срочно  выпутываться!
И  она  повернула  мелодию  в  обратную  сторону  -  получился  неплохой  прием  тактики,  который  оценит  любой  полководец  -  когда  враг  расслабился  отступлением  -  нагрянуть  неожиданно,  с  новой  силой,  вот  тогда-то  он  попляшет!..
Но  плясать  под  проигрыши  Лиры,  несмотря  на  все  ее  старания,  никому  не  хотелось  -  мешало  нечто,  делало  чужим...
Тут...  В  звуках  раздался  совершенно  новый  ход  баталии,  полный  трагизма,  жизни,  напора,  от  него  хотелось  танцевать  и  упоительно  радоваться,  что  это  все  касается  ее  -  восхитительных  зеленых  глазок,  темно-темно  синей  шерстки  и  пленительно-синей,  искристой  гривы:  Луна  первая  бросается  в  бой,  от  ее  копья  погибает  ложный  главарь,  враг  отступает,  но  потом  с  новыми  силами  идет  в  схватку,  ожесточенный  бой,  ее  победа...
Все  оглянулись  -  то  играла  Октавия,  на  фоне  ее  мастерства  то,  что  они  услышали  от  Лиры  было  незрелым  фальшивым  и...  украденным.
Тут  осознание  этого  осенило  совесть  зеленой  крохи  и,  разрыдавшись,  она  призналась  в  содеянном,  попросила  прощения  перед  ней,  принцессой,  слушателями  и,  обнявшись  с  серой  галантной  пони,  сказала  честно,  прошептав,  что  нет  лучше...
Баталии  Октавии  :)  ...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=554245
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 24.01.2015

Арахисно-обыкновенно ;) …

...Чип  и  Дейл  встали  с  кроваток,  понежившись  в  них,  как  следует;  солнышко  приветливо  взяло  их  лучиком  легонько  за  носик,  они...
Привычно-скучающе  потерли  лапкой  их  и  пошли  по  делам.  Которых  было  очень  много  -  крупных,  мелких,  спелых,  незрелых,..  прожаренных,  в  масле...
Да  -  все  это  об  арахисе,  ведь,  по  большему  обыкновению,  им  они  занимались  день-деньской.  Скажем,  захочет  первый  бурундучок  полюбоваться,  как  Гаечка  мастерит  что  новое,  возьмет  эти  орешки  с  собой  (чтобы  прибавить  себе  больше  удовольствия);  или,  к  примеру,  побежит  на  всех  парах  к  телевизору  второй  -  арахис  неизменно  с  ним  -  чтоб  лучше  переживалось  или  спалось,  если  скучно...
Тоскливо  с  этими  выпуклыми  аппетитными  золотистыми  чудесами  им  никогда  не  было  -  на  арахис  они  играли  со  Вжиком  в  лото,  хвастались  перед  Рокфором  (да  и  перед    друг  дружкой),  кто  сколько  новых  сортов  его  съел,  ради  добычи  этих  новинок  они  напрягали  все  свое  искусство  Спасателей...
Вид  орешков,  столь  ими  обожаемый,  платил  им  взаимностью  -  всегда  находился,  в  огромном  количестве,  и  в  горе,  и  в  радости,  придавал  фигурам  бурундучков  пухлость  пузиков  и  щечек,  и  все  предлагал  я,  во  сне  и  наяву,  точно  шептал  им:  "Вот  я,  попробуй!  А  я  еще  принесусь...".
Так  было,  пока  в  один  прекрасный  день...  У  Чипа  не  заболел  животик  -  он  лежал,  охал  и  требовал...  Еще  арахиса,  по  принципу:  "Орех  орехом  лечат".
Усатый  и  душевный  друг  Рокки,  с  мягкой  улыбкой  и  микстурой,  был  тут  как  тут,  капал,  отсчитывая  дозу,  и  приближал  к  ротику  малыша  лекарство.  Но  тот  одно:  "Или  арахис,  или  ничего!".
"А  представь  себе,  что  вот  у  многих  нету  арахиса,  ни  кусочка;  хотя  он  нужен"  -  подмигнул  ему  добрый  мыш  и,  воспользовавшись  тем,  что  от  впечатления  Чип  открыл  ротик,  быстро  дал  ему  с  ложки  микстуру,  и  ушел.
Оставшийся  в  одиночестве,  он  задумался:  в  самом  деле,  есть  столько  зверушек,  которые  должны  кушать  орешки,  чтобы  жить,  а  не  могут  их  найти  для  своих  деток  (он  же  с  Дейлом  еще  и  капризничает,  что  тот  арахис  некрасив,  а  тот  не  модного  сорта!).
И  есть  миллиарды  бурундучков,  что  ради  одного  такого  орешка  тяжело  и  много  работают  (он  же  с  приятелем  лежит  на  диванчике,  смотрит  кино  да  лапкой  дрыгает  нетерпеливо,  в  ожидании,  когда  им  на  блюдечке  мушка  принесет  вожделенную  порцию!)
Другие  строят  планы,  учат,  творят,  иногда  только  перекусывая  им,  вдохновляясь  им  (он  же  и  Дейл  только  есть  умеют,  лишь  едят  арахис  и  только).  Осознав  это  все,  Чипу...
Стало  стыдно,  он,  от  переживаний  быстрее  пули,  побежал  к  другу  и  пересказал  ему  плод  своих  размышлений  (не  такой  он  легкий  и  приятный  как  орешки,  но  необходим!).
И  дали  себе  слово  они  с  тех  пор  есть  арахис  только  когда  надо  и  сколько  нужно  для  снятия  голода  или  усталости,  .больше  трудиться  га  благо  друзьям  и  миру,  а  не  только  им  играться;  ведь  кому,  как  не  им  необходимо  знать,  что  на  свете  вовсе  не  все  так...
Арахисно-обыкновенно  ;)  ...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=554242
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 24.01.2015

888 оттенков "Мысли"…

...Gazero:..  Тут  я  впервые,  и  место  это  мне  напомнило  меня,  или  правильнее  сказать  то,  что  меня  окружает.  Описывать  ли?..
Голова  в  задумчивости  поднимается  -  в  самом  деле,  в  этом  месте  каждый  был,  может  и  впервые,  но  он  же  имел  глаза  и,  соответственно,  мог  оценить  обстановку  (странное  соседство  с  закрытым  японским  театром,  афиши  которого  представляли  взору  экзотические  только  по  костюмам  изображения;  в  какой  стране  не  грустят  или,  скажем,  не  испытывают  гнев?
Но  никогда  еще  нашему  городу  не  приходилось  видеть  его  -  этот  маленький  мирок,  в  котором  иногда  слов  не  надо,  все  скажут  глаза,  жесты;  так  и  не  успел  он  приоткрыть  для  нас  свой  занавес  -  уступил  свое  место  в  угоду  модному  бутику,  конечно,  ведь  сейчас  родился  миф  о  том,  что  цвет,  форма,  стиль  показывают  душу,  вытесняют  глаза.
Снова  опускаются  они  на  монитор  -  в  здании  полно  людей,  с  планшетами,  ноутбуками,  смартфонами;  удрученно  что-то  ищут  или  передают  друг  другу,  либо  общаются  в  интернете;  а  мне  никто  не  пишет;  не  потому,  что  это  самолюбие  или  мелкий  каприз  внимания  к  себе  -  тут  дельное  -  кафе  то  -  "Мысль"!
Хочется  обсудить  это,  понять,  откуда  такое  банальное  и  вместе  с  тем  вовсе  необычное  название  для  заведения  в  котором  традиционно  кушают,  препровождают  время  за  беседой  во  второй  степени,  ведь  можно  просто  прийти,  посидеть  в  прямом  смысле  -  послушать  музыку,  посмотреть  на  оформление  интерьера,  понаблюдать...
Удивительный  миг  в  жизни  -  "впервые"  -  именно  этой  сущностью  предстает  передо  мной  это  кафе:  низенькие  столы,  крошечные  стулья  и  столовые  приборы  и  обилие  модных  ныне  суши,  вместе  с  тем  в  качестве  меню  -  всенепременная  на  все  случаи  бесед  и  встреч  -  удобная  и  сытная  пицца,  не  утишающаяся  в  популярности  продукция  из  гамбургеров  и  картошки  фри,..  
Весьма  необычно!  Интересно,  заметил  ли  кто-то  это  еще?  Оглядываюсь  -  принесли  -  поели,  быстро  или  медленно,  заказывая  еще  или  оставаясь  с  пустыми  тарелками  или  полусъеденным  разговаривая,  но  чаще  всего,  закончив  еду  и  оплатив,  уходили  -  необычно  просто  так  сидеть,  не  поймут...
Кажется,  только  не  я  -  мне  было  б  интересно  найти  отклик  любопытству  и  послушать  или  посмотреть  -  что  ощутил  человек,  оказавшись  тут;  в  психоделически-синей  гамме,  просмотрев  смешанное  меню,  оглядев  смешанную  обстановку...
В  ней  больше  всего  выделялись  официанты  -  таких  мне  еще  не  приходилось  видеть  -  это  были,  становившиеся  похожими  из-за  белоснежной  пудры  и  подведенных  глаз,  на  артистов  жанра  пантомимы,  брюнеты  со  неспроста  лепесткообразной  формой  глаз  (неужели  моя  догадка  верна  и  это  японцы?).  
Они  грустили  и  не  стеснялись  этого  чувства,  хоть  это  выдавали  одни  их  глаза;  внешне  они  старались  быть...
А  вот  и  не  "серьезно-важными",  чинно  ступающими  по  коврам  синей  "Мысли",  чем  могли  б  вызвать  спокойство  и  равнодушие,  комфорт  для,  исполняющих  маленькую  жизнь  вежливости  в  посещении,  гостей.
Но  они  и  не  "улыбались  любезно"  им,  такое  поведение  наводило  раздражение,  искусственность  и  это  было  бы  ничего  более  чем  еще  одна  своеобразная  приправа  к  поданным  ими  блюдам...
Расставляя  их,  унося,  японцы...  не  прятали  своих  выражений  лица,  грим  на  манер  мимов  еще  больше  подчеркивал,  волшебной  лупой  увеличивал  то,  что  они  выражали:  разные-разные  оттенки  чувств,  мыслей  выдавалось  одной  блестинкой  глаза;  гармонично  и  бесшумно  переплетались  они,  подпитывая  атмосферу  кафе...
Бывало,  в  нем  закажут  праздник,  приведут  детей;  официанты  сразу  принесут  подарки;  иногда  завяжется  горячий  спор  -  они  пробуют  сделать  все,  чтобы  смягчить  настроения  оппонентов...
Gazero:  Да,  стоит  ли  описывать,  если  можно  все  увидеть  самому?  Мне  кажется,  тут  очень  волшебно...  Эдакая  живая  аллегория  (ну  где  вы  еще  такую  встретите?  :)  )  
Снова  отпиваю  чашечку  бесплатного  зеленого  чая,  набрав  это;  собственно,  на  секунду  приходит  мысль,  что  я  не  в  праве  требовать  отзыва  своему  восхищению  (хотя  даже  эта  кукольная,  хрупкая  мася-чашечка  умиляет  -  тут  просто  сказка).  
В  итоге,  я  не  спонсор  этой  "Мысли",  просто  посетитель,  заботящийся  только  о  своем  досуге,  что  прилично  и  на  своих  местах  для  всех,  не  так  ли?
Однако  я  точно  знаю,  что  "так"  и  в  том  случае,  когда  будет  общение  (любое,  само  кафе,  казалось,  располагало  к  этому);  ведь  эта  внутренняя  Вселенная  перекрещения  и  взаимоуглубления  собственного  и  чужого  мира  приходит  даже  во  сне;  а  он  переходит  в  реальность  и  отражает  ее....
В  ней  мерно  себе  тикают  часы,  спрятавшиеся  с  единственным  предметом  с  другими  цветами  тут  -  живой,  маленькой  сакурой,  приятно  покачивающейся  на  легком  ветерке  и  роняющей  нежно-розовые  лепестки  (и  то  она  казалась  одним  из  оттенков  синего,  утопая  в  луче  прожектора  упомянутого  цвета);  это  деревцо  словно  вбирало  в  себя  тихие  слова  официантов,  немного  развлекало  в  атмосфере  суеты  (неподалеку,  сквозь  музыку  -  топот  ног  и  шелест  достающейся  новой  и  перемывающейся  посуды)  плавным  покачиванием,  как  убаюкиваясь  от  этого...
Gazero:  Точно,  сказка  -  театр  уцелел,  только  в  виде  "Мысли"  ;)  
Останавливаюсь  -  больше  не  буду  писать  без  ответа,  а  то  подумают,  что  веду  диалог  с  собой;  с  другой  стороны,  просилось  наружу  сотни  мыслей,  не  только  насчет  этого  кафе,  а  тех,  что  были  и  есть,  просто  иногда  меняют  грим,  и  если  остаются  в  своем  настоящем  оттенке  (как  этот,  к  примеру,  такой  привычный,  хоть  и  красивый,  задумчивый,  вдохновляющий  синий),  то,  бедняжки,  останутся  наедине  с  собой...
Быть  может,  как  и  я...  
Не  замечаю,  как  еще  отпиваю  чай,  и  он  кончился,  только  пару  отрывков  крошечных  листиков  плавало  в  остатке  его  на  донышке,  напоминает...  "Мысль"!  
В  синем,  как  она,  море  тоже  в  глубине  мурчат  во  сне  жемчужинки  и  видят  в  дреме...
Синее  небо,  где  осторожно  мерцают  звездочки,  трогают  сияющим  пальчиком  тучки-следы  сотни  историй,  что  еще  случатся  или  случились  среди...
Этих  синих  стен  с  картинами  и  столбиком  иероглифов  под  каждой  -  правильная,  многогранная  культура  заключать  музыку  своей  мысли  в  стих,  а  его  -  в  рисунок;  в  каждом  штришке  их  -  по-новому  скользят  чувства  задумчивости,  мечты,  ностальгии...
Это  она  невидимой  бабочкой  легла  на  веки  чуть  подуставшим,  но  все  работающим  тут  японцам,  крылышки  ее  -  кулисы  театра,  где  они  бы  могли  поделиться  легендой  о  самурае-драконе,  жизнью  старца,  искавшего  смысл  жизни  или  песней  без  слов  о  том,  что  порою  их  и  не  требует  -  о  любви...
Кто  знает,  может,  через  эти,  теперь  зачеркнутые  тенью  от  вывесок  бутика,  афиши  вот  тот  кроткий  юноша  с  лепесткообразными  глазами,  что  сейчас  внимательно  перебирает  подарки  для  ребенка,  заворожено  ловившего  пальчиком  по  стеклу  ярко-синих  рыбок  в  аквариуме,  аккуратно  желал  ее,  и  она  вернулась  бы  к  нему  энергетикой  Родины,  признанием  зрителя,  а  может  и  половинкой...
Теперь  же  он  только  бережно  перебирает  оттенки  воспоминания  надежд,  надежно  открывающихся  только  ему  в  плюшевом  мишке,  фарфоровой  лошадке  или  в  картинке  с  щенком...
Нет,  это  необычное  кафе;  откуда  в  "Мысли"  столько  всего?  Проскальзывает  ощущение,  что  я  хочу  прийти  сюда  еще  раз,  и  не  раз,  и  не  потому,  что  богатое  меню,  и  не  из-за  гармонии  фееричности  обстановки  и  персонала,  и  не  по  причине  фантастической  многофункциональности  и  умения  преобразовываться  для  каждого  в  именно  его;  а  потому,  что...
Даже  не  могу  себе  до  конца  объяснить,  отчего,  быть  может,  мои  первые  слова  были  правы,  и  это  -  словно  я?..  
Думаю,  благодарно  поглаживая  пальцем  крошечку-чашечку  с  еще  оставшимся  чаинками,  в  свете  меняющего  оттенки  синего  луча  и  наступающих  сумерек,  приобретавших  изумительный  цвет;  любуюсь  им  и  все  думаю,  думаю,  в  чем  тайна  "Мысли"?..
От  размышления  отвлекает  щелчок  -  м,  ответили,  или  написали  свое?  Главное  в  "Мысли"  -  движение,  это  хорошо.  Смотрю  на  экран:
Анонимка:  Ты  думаешь,  это  из-за  анимешничков?
"Анимешнички"  -  японцы,  так  понимаю.  Хоть  к  проблеме,  скрыто  поставленной  мною,  подошли  и  с  внешней  стороны,  но  все  же!  Торопливо  набираю  ответ:
Gazero:  Спасибо  за  отклик.  Думаю,  Вы  правы,  что-то  в  этом  есть)))
Анонимка:  Еще  бы!  Они  тааакие...  Ну  просто...  Ты  пришла  из-за  них,  признайся,  ведь  они  ну...
Далее,  (как  бы  поточнее  выразиться?)  в  кафе  воцарилась  личностная,  провокативно-даже  слишком  прямая  нотка;  все  ясно,  ну  что  ж,  почему,  собственно,  разочаровываюсь?  Ведь  того  ожидать  сейчас  и  следовало  -  обмен  недвусмысленными  мечтаниями,  расспрос  для  развлечения  собственных  амбиций.
Собеседник  (или,  что  вероятнее,  собеседница),  признаюсь,  подпортила...  Не  то,  что  бы  настроение,  и  даже  не  подпортила  -  смутила  ту  тоненькую  ниточку,  что  чистосердечно  и  с  доверчивостью  искала  свой  дом  (мои  рассуждения  о  загадке  "Мысли",  как  в  детстве,  по  принципу  игры,  тихонько  шептали:  "Мы  рядом,  только  дождись!"...
Тем  временем  в  ней  было  все,  как  прежде,  умудряясь  превозносить  новое,  еще  больше  этим  вызывать  восхищение  -  отдыхавшие  или  сменяющие  друг  друга  официанты,  о  которых  так  восторженно  отзывалась  откровенными  смайликами  Анонимка  (в  ответ  молчу,  поддерживать  такое  -  просто  неуважение  к  их,  да  и  к  ее,  и  к  своей,  личности);  говорили  о  своих  делах,  а  может,  и  о  своих  чувствах,  в  их  словах  опять  чувствовалась  эта  нотка  грусти  по  прошлому...
Как  озябшего  маленького  птенца,  беру  ее  в  свои  ладони  внутри  себя  -  он  одинок,  ему  хочется  к  теплому  родному  солнышку,  а  вокруг  лишь  ветер  (вихрь  сна,  приемов  пищи,  всяких  бытовых  мелочей,  разных  амбициозно-интеллектуальных  заморочек;  безусловно,  птенец  понимает,  что  они  его  закалят,  напитают  его  крылья  силой  и  храбростью,  если  он  не  опустит  их  и  не  отвернется;  но  время,  время!..)
Вернется  ли  оно,  все  причудливо  шелестя  в  переливающемся  разными  оттенками  синего,  зовя  с  собой,  предлагая  бесконечность,  чтобы  себя  раскрасить  в  другие  цвета  и  вместе  с  тем  -  вечность,  чтобы  рассмотреть  внимательно  вот  этот  единственный  синий?..
Как  искусным  художником,  вырезанные  им  тени  на  стенах  становились  ярче  -  вечер  глубже,  одним  за  другим,  под  сказочно-легкую  увертюру,  зажигались  в  "Мысли"  фонарики  мягкой,  но  не  мешающей  делу,  беседе,  пище,  дреме,  мечтанию,  подведению  итогов  и  накрапливало  незримыми  капельками  ожидание  волшебства;  и  оно  настало  -  хрупкими,  совершенными  лучиками  заиграли  в  полумраке  точно  светлячки...
Моему  воображению  вспомнился  дивный  ночной  лес,  там,  где  сверкает  паутинка,  но  пауки  -  кроткие  крохи,  круглыми  глазками  наблюдающие  за  луной  -  белоснежным  пузырьком  миров  сна;  шелестят,  перешушукиваясь  и  озорно  подмигивая  звездочкам,  синие  от  ночи  листики,  где  доносится  мерный  цокот  копыт  магической  лошадки...
"Может,  что-нибудь  еще?"  -  мягко  окликнул  меня,  с  сильным  акцентом,  тщательно-правильно  ставивший  в  поочередности  слова,  голос.
Оглядываюсь  -  это  официант  -  юноша  в  темно-синей  рубашке,  безрукавке  и  брюках,  похожий  на  других  черными  волосами,  глазами,  подведенными  как  у  актера  и  белой  пудрой  на  лице,  но  абсолютно  вместе  с  этим  отличающийся  чем-то;  в  добавок  -  мельком  замечая  которого,  мною  примечалось  -  смотрел,  внимательно,  мягко...
-  Спасибо,  у  вас  лучшее  кафе  в  городе!  -  искренне  хвалю,  стараясь  не  оскорбить  иностранца  взглядом  в  глаза,  тем  более  они  были  мягки  со  мною.
Ощущаю,  что-то  хочет  сказать;  но  тут  его  позвали  и,  дабы  показать  учтивость  (хотя  искренность  нуждается  только  в  себе  подобном),  поклонился  и  отошел  по  делам,  что  стали...
Чуть  быстрее,  вдохновленее,  что  ли  (уж  не  торопился  ли  он  их  закончить  и  снова  подойти  ко  мне)?  Как  совестно  будет,  ведь  японского  не  знаю,  ну  да  посмотрим,  может,  он  привычно  спросит  "что-нибудь  еще").  
Тихо  прячу  улыбку,  мысленно  обращаясь  к  нему:  "Не  переживай,  чаевые  я,  хоть  и  бесплатный  чай,  дам.  Кощунство  не  отблагодарить  за  такую  сказку...  Да,  именно  так!"...
Вновь  погружаюсь  во  философствования  насчет  "Мысли".  Объективно  -  при  необычности  есть  и  тривиальное  -  ну  в  любом  кафе  есть  рыбки,  музыка,  интерьер...  
Но  констатируя  субъективно...
Снова,  как  детектив  или  сыщик,  ловлю  последний  след  мгновения,  чтобы  определить,  что  в  нем  таится;  открылось  оно  с...  тирадой  щелчков  (оказывается,  мини-мир  не  стоит  на  месте,  он  постоянно  обновляется,  ведь  большой  обновляется.
Читаю:
Chuvak:  Ну  да,  японцы,  бла-бла...  А  ведь  с  жиру  бесятся,  везде  свой  след  насаждают...  И  не  говорите,  что  они  про  нас  думают  также,  им  до  нас  нет  дела!  Почему,  спросите  вы?  А  я  отвечу...
Далее  была  лекция  на  длиннющих  сообщений  888  (ну  тут  я  немного  гиперболизирую,  но  суть!  Они  заключали  в  себе  гневный  и  совсем  незаслуженный  рывок  агрессии  в  сторону  этих  тихих  людей,  только  отличающихся  немного  внешне,  несколько  языком  и  одеждой  с  обычаями;  но  так...  Ведь  тоже  хотят  жить,  зарабатывать  для  осуществления  их,  в  их  понимании,  счастья  -  кормить  близких,  радовать  их  и  себя...)
Чувака  не  переубедить  в  этом  (лишь  осторожно  говорю:  "Если  можно,  будьте  терпимее");  в  корне,  что  отмечаю:  споры,  особенно  в  обстановке,  где  оппонентов  разделяет  клавиатура  и  экран,  что  толерантнее  и  молчаливее  бумаги,  стихия  самоисчерпывающаяся,  ведь  каждый  защищен  своей  анонимностью  и  потому  его  слово  останется  с  ним  и  за  ним;  разрешать  же  их  и  расставлять  точки  над  и  в  приоритетах  -  самоотвержение,  бескорыстное,  но  легко  поддающееся  зависти  трусов  или  тех,  кто  считает  только  себя  и  слышит  тоже  только  свои  речи  умными;  но  как  не  стыдно!
Это  же,  то  гневное  слово  о  народе,  откуда  родом  были  официанты  "Мысли",  писал  человек,  сидевший  на  два  столика  дальше  меня  (он  радовался,  что  все  густеющий  полумрак  скрывал  его  лихорадочно  стучащие  по  экрану  планшета  пальцы  и  лицо,  кривая  усмешка  которого  выражала  злое  удовлетворение)!  Может,  это  и  не  он,  может,  геймер,  "тролль",  или  алчник...
Но  футболка  его  была  подписана  ником  и  адрес  -  тоже,  так  что...  Вот  как,  печально  вывожу  умозаключение  –  бывает:  приходит  индивид,  гордящийся  собой,  он  еще  более  гордится,  что  может  потратить  деньги  на  обед  в  дивном  месте,  вроде  этого  кафе,  будет  принужденно-мирно  улыбаться  официантам  и  не  ссорить  в  синем  лабиринте  его,  а  натура  будет  раздражаться,  быстро  соскучиваться  по  новому,  более  выгодно  подчеркивающему  то,  что  он  индивид;  и  тогда  выпустит  он  неуклюжие  ножницы  презрения  и  перережет  ими  цветок  гостеприимства,  а  сам  уйдет,  и  нет  ему  дела,  что,  быть  может  в  истине  он  уж  не  оживет!..
Мало-помалу,  стрелки  часов  в  синеве  стали  показывать...  Утро,  но  кафе  было  все  таким  же  синим,  фонарики  слабее  мерцали  и  напоминали  свечи  в  канделябрах  замка,  старинного,  огромного,  который  устоял  и  в  войнах,  и  в  интригах,  и  живет,  воспоминаниями  о  поэтах,  серенадах  рыцарей,  живет  тем,  что  будет...
"  "Мысль",  несомненно,  будет  процветать,  и  всякая  агрессия  на  нее  -  без  причины  и  благодарности!  Вот  как  тут  заботятся  о  клиентах  -  сиди,  сколько  хочешь,  тебе  слова  не  скажут,  еще  и  пироженку  принесут..."  -  как  ребенок-восхищенно  посмотрела  я  на  удаляющиеся  шаги  того  же  парня,  незаметно  придвинувшего  мне  крохотусю-тарелочку  с  маленьким  пирожным  с  кремом,  шепнув,  что  это  "тоже  за  счет  заведения".  
Оно  приобретало  черты  города  в  городе  -  не  знало  ни  дремы  и  мимолетности  задумчивости  -  все  встречало,  провожало,  делало  свою  работу;  вместе  с  тем  не  покидало  ни  рыбок,  ни  лепестки  сакуры,  ни  меняющих  друг  друга  теней  на  столиках  это  мягкое  дуновение  задумчивости,  или  сна,  или  сказки...
Может,  это  все  эффекты  синего?  
Или  все  же  дело  в  названии  -  и  сон,  и  сказка  кроется  в  нем...  Думаю  об  этом,  осторожно  пробуя  пирожное  (беседа  в  чате  приобрела  ожидаемый  окрас  -  прибежавшие  разные  личности,  пестрящие  аватарками  и  никами,  болтали  о  своем,  и,  поддерживающие  или  со  всеми  подряд  или  с  определенным  человеком  -  свои  темы,  многие  уходили,  бросив  едкие  замечания;  я  отвожу  от  нее  взгляд,  не  перестает  удивлять  то,  настоящее,  предметом  которой  я  изначально  проводилось  мной)...
Я  еще  раз  пролистываю  только  сообщения,  касающиеся  кафе  -  как  и  оттенки  синевы  в  нем,  они  разные  -  ругают,  хвалят,  безразличны,  но  эта  атмосфера  неоднозначности  и  загадки  "Мысли"  отразилась  и  объединила  даже  их!  
Что  за  дежавю,  думаю;  мысли  о  ней  начинают  путаться,  становясь  микроскопом  и  телескопом  одновременно,  разбирая  и  преуменьшая  меня  перед  ее  атмосферой  (я  тут  уже  не  первые  минуты,  отчего  я  до  сих  пор  не  понимаю,  что  это  за  место  для  меня?);  становится  совестно,  и  к  этой  совестливости  прибавляется  еще  парочку  (раскладывается  она  на  еще  парочку)  -  перед  собой,  перед  сказкой  кафе  и...
Перед  официантом,  вновь  объявившимся  и  тихими  глазами  смотревшего  на  меня  -  я  тут  уже  сколько  и  ничего  не  заказываю,  так  юноше  и  без  зарплаты  остаться!
"Ой,  простите!"  -  говорю  по-английски.  -  "Это  некрасиво  -  быть  тут  и  не  сделать  заказ!.."  
Начинаю  листать  меню  -  закажу  что-то  среднее  по  скорости  приготовления,  одновременно  любимое  и  не  очень  дорогое,  чтобы  можно  было  еще  что  заказать  (официантам  приятно,  если  они  угадывают  любимые  блюда  посетителя  и  обслуживают  его  на  несколько  угощений  -  за  это  и  чувство,  что  учтив,  и  если  начальство  похвалит,  и  без  денег  не  будешь).
С  лицом  -  "извините  ради...  Ну  кто  у  вас  главный  в  вашем  мировоззрении-вере,  ради  того  меня  и  простите,  пожалуйста"  -  заказываю  хот-дог  с  томатным  соком  и  еще  раз  благодарю.
Юноша  слегка  улыбнулся  и,  положив  что-то  на  стол,  опять  поклонился  и  отошел  за  моим  заказом.  Фигура  его  таяла  в  синем  тумане  из  лучей  рамп,  шаги  в  привычном  гуле  утихали  с  особым  оттенком,  таким...  
Синим,  необычным...
Улыбка  его  была  такой  же  мягкой,  как  и  глаза,  наводя  тихо  на  одну  мысль:  "Какой  чудной!".
С  интересом  осматриваюсь  в  «Мысли»  -  на  столе  -  веточка  сакуры;  у  других  столиков  все  мирно,  словно  без  слов  переговарившихся  друг  с  другом,  за  какими-то  -  чисто  и  пусто,  за  другими  пусто  и  еще  не  убрали  остатки,  за  третьими  -  кушали,  за  четвертый  -  копались  в  смартфонах,  реже  -  в  книгах,  еще  за  одними  -  беседовали,  реже  -  просто  смотрели  по  сторонам...
Но  только  на  моем  столике  была  веточка  сакуры  -  волшебство...  
И...
888  оттенков  "Мысли"...
...Gazero:..  Тут,  в  ее  синей  гамме  сказки,  вдумчивой,  точно  как…  впервые…

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=553453
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 21.01.2015

Мумия

По  стенам  покоев  слабо  бродили  тени  -  место  было  совсем  заброшено...
Вокруг  еще  дышали  богатством  золоченые  статуи  из  черного  мрамора  священных  животных,  богов,  фрески  еще  не  могли  поверить,  что  безнадежно  устарели,  династии,  что  ими  воспеты,  тихо  смотрят  сны...
Они  дремали  в  саркофагах,  золотых,  покрытых  драгоценностями,  и  не  ведали  больше  ни  тревог,  ни  страстей,  ни  удовольствий;  тишина  была  теперь  их  единственным  собеседником...
И  лишь  одна  не  спала,  она  проснулась,  осторожно  потягиваясь  и  медленно  пытаясь  открыть  забинтованные  глаза  (самая  молодая,  у  нее  еще  не  пропали  щеки  и  даже  просвечивался  оттенок  розовых  губ).
Мумия  неуверенно  сделала  шаг  вперед  -  за  полтора  года  той,  кем  она  была  при  земной  жизни,  показалось,  что  она  разучилась  ходить,  и  осторожно  ступала  по  убранным  покоям...
Вокруг  нее  -  беспорядок  -  разбросаны  оружия,  украшения,  колонны  лениво  невидимо  прохаживались,  глупо  гордые,  что  они  -  среди  этого;  мумия  внимательно  всмотрелась  -  застывшее  продолжение  движения,  какого  она  никогда  не  видела;  что-то  в  этом  кроется...
Она  постаралась  вспомнить,  что  видела  в  бесконечных  красках  сна,  пока  спала  после  того,  как  в  один  ненастный  день  при  жизни,  упала  со  ступенек  дворца  (тогда  пробежала  перед  глазами  жизнь,  скучная,  веселая,  интересная  и  нет;  потом  этого  не  было  никогда,  сейчас...  нечто  изменилось)...
Забинтованные  в  приятно-светлую  ткань,  еще  свежую  руки  подтянулись  на  высокой  парапете  единственного,  теперь  тусклого  окна,  точно  в  надежде  поймать  за  его  гранями  разгадку...
Однако  привычно  за  ним  была  ночь,  виднелись  пирамиды,  отдаленно  ползал  по  дюнам  змейками  ветер,  и  ничего  более;  все,  как  обычно;  и  ощущение  тайны  у  мумии  медленно  вынужденно  было  уйти  в  разочарование...
Она  снова  стала  ходить  среди  более  старших,  мирно  лежавших,  глубоко  внутри  себя...  не  унывая  -  она  узнает,  отчего  проснулась.  Время  незаметно  умудрялось  идти  дальше  и  близился  рассвет...
"Как  чудесно,  что  я  смогу  снова  тебя  увидеть!"  -  подумала  мумия  и  с  охотой  присела  на  постели,  что  была  на  возвышении  у  солнечного  края  дворца  -  она  не  забыла,  до  сих  пор  любит  солнце,  золотые  ниточки,  сплетающиеся,  образующие  переливающийся  занавес,  приоткрывающий  полог  любого  мрака,  холода  и  грусти...
Ей  было  живинкой  радости  ощутить  в  этот  миг  воздушные  солнечные  капельки  на  спокойном  забинтованном  лбу;  обруч  на  голове  приветливо  откликнулся  на  них  бликом,  тот,  освобожденный,  запрыгал  непослушным  птенцом  Раз  повсюду...
Глазами  она,  тихо  улыбаясь,  с  интересом  играла  с  ним,  послушно  следовала  ими  за  его  искорками  -  вот  он  тронул  нос  статуе  Нут,  вот  притворился  мышкой  у  лапок  лениво-царственно  сидевшей  в  застывшей  фантазии  скульптора  черной  кошки,  тут...
Она  опустила  глаза  и,  как  беспечный  лучик  не  пробовал  щекоча  коснутся  ее  щеки,  не  поднимала  глаз  и  тихо-грустно  вздыхала  (мумия  безмолвно  плакала,  жалея,  что  не  может  коснуться  слезами  того  источника,  что  высох)...
Он  безразлично  все  лежал,  точно  и  рад  был,  что  солнце  жадно  забрало  себе  его  влагу,  а  возле  высохшей  его  ямы  ничком  лежала  еще  одна  мумия,  скромная,  наспех  забинтованная  и  пренебрежительно  выброшенная  из  саркофага,  но...
Она  не  отводила  от  нее  взгляд,  ведь  осознала  -  мумия  все  еще  помнит  ее,  у  нее  остыли  мышцы  и  рассеялись  кости,  но  не  сердце  (то  был  ее  любимый,  бедный  архитектор,  все  силы  сложивший  на  дворец,  где  теперь  важно  лежат  другие,  богатые  мумии  и  она)...
Он  скучает  по  ней,  хочет  прийти  и  быть  рядом...  Но  не  умолить  мумии  солнце  прекратить  на  время  играть  красотой  и  уйти  в  дождь,  не  оживить  ей  слезой  ручья,  чтобы  он  облегчил  страдания...
"Как  грустно..."  -  опустила  голову  мумия,  потом  -  решительно  вскинула  ее,  хотела  сама  прийти  к  пропавшему  источнику,  все  исправить,  но...  Как  тогда,  упала  (после  земной  жизни  она  так  и  не  научилась  снова  ходить)...
Она  с  усилием  подняла  голову  и,  дотянувшись  до  кувшина  со  своим  сердцем,  что  плавало  в  бальзаме  и  не  теряло  потому  соков,  аккуратно  кинула  к  нему,  закрывая  глаза  и,  старательно  повернувшись  к  нему  телом,  снова  застывая...
Мумия...  засыпала,  думая  о  нем,  о  том,  как  лопнет  кувшин,  просочится  из  него  бальзам  и  наполнит  пространство  высохшего;  и  он,  умерший  тоже  совсем  молодым,  добрый  и  тихий,  вспомнит  о  ней,  проснется,  как  и  она,  они  вместе  увидят  солнце)...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=552089
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 16.01.2015

Витаминка "Люблю" )

Это  самая  живительная  и  волшебная  витаминка  на  свете;  счастье  ее  принимать  -  есть,  несомненно,  на  свете  много  лекарств,  сладких  и  полезных,  но  они  с  ней  не  сравнятся.  
И  что  удивительно,  что  срок  у  нее  не  подвластен  тик  и  так,  высотам-метрам,  смене  осенних  капелек  дождя  на  зимние  снежинки  зимы  и  кружащихся  лепестков  весны  на  душистые  травинки  лета;  совсем  неподвластны;  в  любое  время  дня  и  ночи  стоит  принять  от  любимого  человека  эту  витаминку,  как  исчезнет  грусть,  приятными  сверчками  утишат  неприятности  светлячки  надежды,  они  поднимаются  сразу  же,  мягкие,  легкие,  как  облачка...  
Дарите  друг  другу  ее,  эту  неповторимую,  бесценную…  Витаминку  "Люблю"...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=551785
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 15.01.2015

Эффект гуппи

С  ним  сталкиваемся  так  часто,  что  он  перестает  быть  заметным  и  настораживающим,  тихо  разрастался  он  в  далекой  цивилизации,  что  находилась...
Внутри  человека,  что...  уснул,  утомленный  его  действием;  выглядело  его  лицо  спокойным  и  довольным;  ничто  не  предвещало  в  нем  трагичное;  и  в  умности  глаз,  речей  не  было...
Казалось,  ничего,  что  роднило  б  его  с  этими  маленькими  пестрыми  рыбками;  вероятно,  они  знали,  насколько  ими  восхищаются,  насколько  красивы,  потому,  не  задумываясь,  ели  себе  подобных...
Еще  было  время  это  остановить,  и  из  глубин  цивилизации  послали  человеку  нескольких  существ  -  крошечные  и  незримые,  перемещающиеся  вместе  со  своей  параллельной  Вселенной...
Они  наблюдали  за  человеком  -  как  он  встает,  кушает,  говорит,  ходит,  зачем  тревожит  разных,  себе  подобных,  что  его  от  этого  процесса  тревожит,  что  радует,  что  огорчает...
"...Нашего  питомца,  психикой  посложнее  гуппи,  огорчает,  когда  не  по-его!  -  продолжал  читать  заунывную  лекцию  новичкам  цивилизации  Доктор  Эго.  Этот  человечек  был  с  писклявым,  вечно  кричащим  голосом,  и  таким,  что...
Можно  было  не  сомневаться  -  вряд  ли  он  способен  любить  что-то  или  кого-либо,  кроме  своих  обязанностей;  деловито  поправляя  очки,  это  существо  в  белом  халате  показывало  кабинет  за  кабинетом,  что  были...
В  сложном  внутреннем  мире  человека,  только-только  родившийся  в  их  проекции  -  кладовая  с  причудливыми  пузырьками,  что  непрерывно  меняли  друг  друга,  напоминали  жемчужинку,  если  б  это  было  мировосприятие  гуппи...
Некоторые  были  чистыми,  как  снег,  хрупкими,  другие  -  массивными,  мало  сказать  -  давящими;  и  оглушительно  отбивали  ритм  о  друг  дружку,  паря  и  толкаясь  в  воздухе...
"Как  грустно,  что  белых  крох  не  видно,  быть  может,  потому  человек  не  обращает  на  них  внимание?"  -  тихонько  вздохнула  единственная  девушка  группки  ученых-прибывших  управлять  человеком,  Сенс-Мемориа.
На  это  Доктор  промолчал,  мелкое  никогда  не  подлежало  вниманию  -  читалось  в  блеске  его  вредных  очков;  это  знают  и  рыбки,  именем  которых  назван  эффект;  изучение  его,  похоже,  заходило  в  тупик...
Прошли  по  другим  комнатам,  где  постоянно  смешивались  соки,  в  которых,  муравьями-мушками  копошились  цифры,  буквы,  звуки  и  изображения;  местами  они  складывались  в  мысль,  но  чаще  образовывали  нелепость...
Заглянули  и  в  комнатку,  прочитав  код  в  одной  из  трубок  сока  -  "все  -  непохоже  и  одинаково"  (фраза  показалась  противоречием;  на  миг  оттуда  точно  выплыла  гуппи  и,  важно  проплыв  мимо  ученых,  махнула  хвостиком).
Самый  молодой  член  группы,  Виртуа-Д  впечатлился  зрелищем  -  "Неспроста,  неспроста!"  -  только  и  мог  сказать  юноша,  потупив  взгляд,  он  не  мог  себе  объяснить,  откуда  мелькнула  рыбка,  как  она  оказалась  тут?!..
"Да  это  ж  порождение  с  жемчужинки!"  -  вновь  на  павлиний  манер  выкрикнул  Эго,  довольный,  что  подчиненные  растерялись  -  дни-ночи  круг  деятельности  не  давал  никаких  наводок  -  и  тут  -  вот  вам!..
"Так  что  неспроста?"  -  пожилой  Фанта  Фик  осуждающим  взглядом  пробуравил  Виртуа-Д  (юноша  был  ему  неприятен  за  стремление  к  своему  изобретению,  в  то  время  как  ничего  он  и  не  изобретал,  украл  у  Фанты);  ситуация  накалялась...
Белые  крохотные  жемчужинки  не  исчезли!  Они  проплыли  через  еще  множества  сооружений-парадоксов,  и  хамелеонные  маски-стены  с  маленьким  камнем  у  червячка-ручейка,  и  синий  снег  в  солнечной  буре...
А  гуппи  мелькала,  и  это  настораживало  созданий  далекой  цивилизации,  только  сейчас  почувствовавших,  что  их  наблюдения  -  цветочки  по  сравнению  с  реальностью...
Реальность  шокировала  -  рыбка  жадно  заглатывала  породившие  ее  когда-то  пузырьки,  без  разбору,  хоть  они  были  такими  разными,  маленькими  и  гигантами,  перелившимися  и  чистыми,  как  лист...
"Пророчество  сбылось!"  -  слова  в  хаотичных  соках  действительно  оправдались,  человечки  теперь  стояли,  как  скованные  -  они  чувствовали,  что  время  упущено  и  эффект  гуппи  не  поддается  корректуре?..
Доктор  Эго  оставался  невозмутим  -  он  все  водил  их  по  лабиринтам  почти  бесконечных  и  неясных  сооружений  (глаз,  вкус,  интуиция,..  все  имело  иерархию  и  мотивацию,  все  необходимо  было  изучить,  чтобы  победить  его...
Расползавшегося  с  лопающимися  пузырьками  и  бесшумном  парении  рыбки:  выведшаяся  и  окрепшая  рыбка  набрасывалась  на  взращивающие  ее  явления,  предметы,  тени  других  рыбок...
"Все  для  питомца  -  лишь  его  тень!"  -  гордо  заключил  Доктор  Эго  и...  Теперь  все  раскрылось  -  подманив  гуппи,  он  сел  на  нее  верхом  и...  точно  растворился  в  ней  -  теперь  свершилось...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=551600
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 14.01.2015

Карты Отца Абы

Они  незаметно  проникали  в  город;  яркие,  маленькие,  твердые  пластинки  из  толстого  невиданного  материала,  на  них  не  было  привычных  мастей,  только  картинки,  и  буквы,  что  местные  не  встречали  в  алфавите...
Отец  Аба,  как  всегда,  был  сведущ  и,  при  обращении  к  нему  с  вопросами,  отвечал  одно  и  то  же:  "Да  накажут  силы  того,  кто  изобрел  их!".  Он  говорил  так  потому,  что  подобная  фраза  поддерживала  авторитет,  образ  благодушного  и  справедливого.
Был  он  толстым,  невысоким  человечком,  средних  лет,  но  с  сильной  проседью;  в  былое  время  исправно  служил  королю,  теперь  же...  Удалился  от  своей  кельи;  учеников  его  не  видать;  город  по-прежнему  хотел  казаться  спокойным  на  подобные  события.
Тем  временем  странные  карты  сыпались,  проникали  к  бедняку,  к  честному  военному,  пестрые  крошечные  ворота  в  мир,  где  ждет  счастье,  нет  голода  и  холода;  так  говорили  люди-оборванцы,  в  кандалах,  подбрасывающие  их  другим...
Череда  тайн  запутывалась  и  еще  тем,  что  стали  болеть,  стареть  раньше  времени,  умирать  от  страха,  переполнения  желудка  те,  у  кого  находили  карты,  несчастные  были  в  порезах,  в  отвисшей  паутине  ледяного  погреба  подвала.
На  это  Отец  Аба  ничего  не  говорил;  тихонечко  и  с  каждым  разом  подходил  он  к  королевскому  трону  при  здравствовавшем  государе,  всегда  такой  благостный  и  чинный;  но  сейчас  остались  лишь  наследники  -  двое  принцев,  мальчики;  скучающие,  не  замечающие,  как  проходит  их  детство...
И,  словно  в  наказание,  среди...  серых  туч  блеснуло  солнце,  лучи  его  беспечно  гуляли  вместе  с  принцами  по  придворцовой  лужайке,  на  озере  цвиркали  сверчки,  клокотали  жабы,  поминутно  слышался  хлыст  кнута  удочки  (в  городе  было  соревнование  рыбаков).
Ловящие  рыбу  горячились,  судорожно-жадно  запихивали  улов  и  все  бичевали  озеро.  Смотреть  на  это  было  скучно  и  смешно.  Так  подумал  младший  принц,  тоскливо  пускающий  камешки  в  воду.  "Хотел  бы  я  стать  рыцарем,  это  веселее,  чем  рыбу  ловить!  Турниры,  принцессы..."  -  мечты  его  наткнулись  на...  любопытство  -  среди  камешков  лежал  прямоугольничек  яркой  карты  с  изображением  рыцарских  доспехов.  Роби,  его  белый  щенок,  звонко  лаял  и  не  пускал  к  ней  хозяина.
"Хоть  возьму!"  -  урезонивал  тот  собачку,  и  наклонился,  чтобы  взять  карту...  Вдруг  она  побежала  дальше,  ближе  к  воде.  "Я  в  сказке!  Наконец-то!"  -  восхищенно  подумал  принц  и  протянул  руку  снова,  по  направлению  к  скользнувшему  предмету.  Роби,  почуяв  недоброе,  опередил  мальчика  и  самоотверженно  бросился  на  карту,  что  притаилась  на  ростинке  у  воды.
Он  заворчал  на  прямоугольник  и  стал  кусать  его  маленькими  зубками.
"Фу,  фу!  Плохой  пес!"  -  рассердился  тот  и  пнул  верного  щенка.
Тот  не  заскулил,  как  он  делал  это  обыкновенно.  Принц  не  обратил  внимания  на  это  и,  воспользовавшись  моментом,  когда  от  пинка  собачка  выронила  карту,  он  взял  ее,  упавшую,  и  самодовольно  понес  домой,  любуясь  утонченных  граней  доспехами.
Роби,  еще  больше  забеспокоившийся,  устремился  за  принцем.  Тот,  не  подозревая  беды,  забыв  о  том,  что  о  картах  в  городе  ходили  недобрые  слухи,  все  смотрел-смотрел  на  доспехи;  не  помнил  себя  от  счастья  -  давно  у  него  не  было  такой  игрушки.  Впитывая  глазами  каждый  контур  доспехов  вечером  (принц  играл  с  картой  целый  день);  он  воображал  себя  рыцарем,  что,  оседлав  собственного  дракона,  летел  на  битву  с  темными  чародеями  и  монстрами.  Луна  беспокойно  замерцала  холодным  лучом  -  тень  подкрадывалась  к  мальчику.
Толстая,  невысокая,  с  черными  руками;  бесшумно  прокравшаяся  в  покои  мальчика  и  теперь  приближающаяся  к  нему.  Чуткий  щенок  услышал  скрип  двери  и  старательно-громко  принялся  лаять,  но  мальчик  все  смотрел,  играя  в  воображении  в  рыцаря  на  карту  и  не  слышал  ничего...
Наутро  он  открыл  глаза  -  Отец  Аба  с  прискорбным  видом  смачивал  лекарством  тряпки;  накладывая  их  на  прокусанную  кем-то  шею  принца.  Тот  ничего  не  помнил.  Роби  скулил  далеко  за  пределами  дворца,  скучая  по  хозяину,  которого  очень  любил  (указаниями  Абы  его  выгнали  как  "бесполезного  и  изнеженного  пса";  никто  не  знал,  что  роковой  ночью  щенок  защищал  и  лаял  во  всю  силу,  но  он  онемел,  от  карты,  что  пропала...
Старший  брат  принца,  вынужденного  слечь  на  многие  месяцы,  пока  не  поправится,  взял  правление  королевством  на  себя,  он  тоже  слышал  о  пластиночках  с  рисунками  и  надписями,  что  убивали,  грабили,  избивали  руками  непойманного  злодея,  город  начинал  открывать  глаза  -  случай  с  наследником  престола  доказал,  что  небезопасно  давать  им  расползаться  по  семьям,  наводя  кошмары  и  отбирая  рассудок;  следует  ловить...
Но  кого?  Отец  Аба  показывал  поминутно,  какое  зло  кем  овладевало  и  кто,  по  его  мнению,  распространял  карты;  сам  вызывал  я  допытывать  и  сажать  в  темницы  подозреваемых,  больше  их  не  видели.  Принц  верил  ему  и  не  мешал,  он  старше,  опытнее,  мудрее,  и  все  же  крошечный  червь  сомнения  в  Отце  грыз  его,  когда  он  вспоминал,  что  отчего-то,  когда,  как  рассказывали  выжившие  пострадавшие,  из  карты  выползала  тень  с  черными  руками  и  заставляла  их  совершать  дурные  дела,  он,  имеющий  силу  и  знать  ее,  не  чувствовал,  что  в  его  защите  нуждаются.
"Я  не  поспеваю,  столько  дел  благих  ждет  каждый  день."  -  отвечал  Аба  на  расспросы  принца,  и  усердно  перечислял  их  -  следует  вспомнить  с  первыми  лучами  солнца,  кто  он,  "недостойный",  есть,  потом  подумать,  почему  он  до  сих  пор  живет,  после  подкрепиться  завтраком  и  поблагодарить  силы,  создавшие  его,  потом  вспомнить,  как  следует  жить,  почему  (чтение  текстов  с  проповедями,  по  убеждениям  его,  подвергает  в  пот  и  неимоверный  труд  душевный,  который  потом  утомляет  и  надо  перекусить  опять,  а  потом,  по  закону  естества  -  спать,  "дабы  не  причинить  вред  никому  и  набраться  сил  для  новых  размышлений").
Келья  была  бедна,  хотя  кушал  Аба  сытно,  одевался  он  в  одно  и  то  же,  и  не  менял,  не  снимал  своего  одеяния  никогда.  "Но  это  его  право!"  -  отмахнулся  от  подозрений  принц  и  поехал  развеяться  в  школу  музыкантов  (он  любил  звучание  клавесина),  там  юноша  взял  задание,  побеседовал  с  друзьями  и  поехал  домой.
Стал  играть,  что-то  не  клеилось  -  в  гармоничной,  спокойной  мелодии  упрямо  звучала  нота,  резкая,  грубая,  какой  в  комбинации  клавиш  и  не  было,  не  могло  быть.  Принц  долго  пытался  исправить  звучание,  но  нота  являлась  его  слуху  вновь  и  вновь,  а  опустить  голову,  чтобы  посмотреть,  что  бы  это  могло  давать  такой  звук,  ему  мистически  не  удавалось  -  незримый  кто-то  словно  держал  его  за  подбородок,  твердо,  давяще...
Юноша  пересилил  себя  и  дернул  голову  вниз  -  нечто  опять  быстро  подняло  ее,  все,  что  он  успел  заметить  -  была  -  карта,  оказавшаяся  среди  клавиш,  изображавшая  корону,  от  нее  веяло  неприятным,  резким  звуком.
"Это  она!"  -  догадался  принц  и  решил  избавиться  от  незваной  таинственной  вещи,  много  он  пробовал  клавиатуру  клавесина,  но,  будто  прячась  от  него,  частичка  его  с  картой-негармоничной  нотой  каждый  раз  объявлялась  в  новом  месте;  часы  давно  били  полночь  -  принц  не  спал,  как  заведенный,  он  не  имел  сил  остановиться  и  лихорадочно  ловил  звук  с  картой...
Голова  его  тяжелела,  призывая  своего  хозяина  ко  сну,  но  чем  более  тяжелой  она  становилась,  тем  больше  ее  держали  незримые  руки,  крючковатые,  цепкие  с  душащими  и  острыми  когтями...
Принц  стал  задыхаться,  не  то  от  удушения,  не  то  от  страха,  но  долг  и  честь  будущего  короля,  ответственность  правителя  перед  народом  придавали  ему  сил  не  сдаваться,  все  пытаться  ловить  злополучную  "клавишу"...
"Я  сожгу  ее,  чтобы  никому  больше  не  причиняла  она  вреда!"  -  думал  запальчиво  юноша,  подстегиваемый  зрелищем,  как,  очевидно,  при  соприкасании  лепестками  с  резким  звуком,  его  любимая  роза,  что  так  любила,  греясь  в  лунных  капельках,  слушать  его  плоды  вдохновения,  распускаясь  все  пышнее  и  краше,  теперь  взяла  -  неумолимо  сворачивались,  чернея  и  леденея  ее  тонкие  лепестки,  точно  ее  жег  неведомый  пепел...
Он  унес  ее,  так  далеко  и  внезапно,  как  и  дождь  смешивается  со  снегом,  склизко  и  ненастно  падает  он  на  ступени  замка,  темные  и  зловещие  в  свете  канделябров,  внизу  слышится  возбужденное  переговаривание  -  вельможи  и  кто  похитрее-попритворнее,  посильнее,  правдами-неправдами,  опять  пируют,  угощаются  острым  жаркое  и  горячительными  напитками,  распевая  слава  королю,  ведь,  по  их  разумению,  заболевший  сонной  болезнью  старший  и  все  страдающий  от  потери  крови  после  загадочного  нападения  младший,  принцы  поправятся,  взвалят  на  себя  их  проблемы  и  еще  будут  счастливы,  что  правят,  это  само  собой  разумеющееся.  Между  ними,  бросая  предупредительные  взгляды,  ошивался  Отец  Аба,  никто  симпатии  ему  давно  не  оказывал,  да  и  нелюбви  к  себе  он  давно  не  замечал,  блуждал,  будто  выжидая  чего-то...
Руки  его  сжимались  на  складках  одеяния  в  нетерпении,  цепкими  глазами  он  ловил  мельчайшую  тень,  во  мраке  витало  угнетенное  торжество,  его  торжество;  пир  шел  своим  чередом,  Аба  поднялся  на  второй  этаж  замка,  внизу  все  шумели  лорды-маркизы,  а  на  третьем  трудно  и  скучно  поправлялись  наследники.  Кто  бы  подумал,  но  он  совсем  не  заботился  и  не  переживал  за  этот  факт;  точно  именно  этого  и  ждал,  что  не  скоро  вернется  государь  во  владения...
Отец  с  наслаждением  прислушивался  к  суетящимся,  мешающим  друг  другу,  шагам  слуг,  в  городе  царила  паника  -  карты  продолжали  свои  бесчестия,  страна  лишилась  принцев,  темная  сила  ликовала...  он  же  бродил  и  слушал  гром,  с  довольством  постукивая  пальцами  по  стеклу  (звук  напоминал  тот,  что  сморил  одного  из  принцев).
"Совпадение,  Аба!..  А  что  вы  не  пируете  со  всеми?"  -  торопливо-трусливо  хихикнул  нервно  главный  министр,  прислушавшийся  было  и  приготовившийся  было  втайне  потом  передать  соседям  сенсацию  (в  их  стране  карательного  органа,  кроме  протектората  этого  незаметного,  благого  вида  типа  не  было).
"Мне  ли  пировать,  недостойному?..  -  вдохновлено  развел  одну  из  привычных  рацей  тот  и,  долго  задержав  взгляд  на  спутнике  министра  -  на  вид  это  был  худенький  бедно  одетый  мальчик  лет  четырнадцати,  с  излишне  тонкими  для  мальчика  чертами,  -  продолжил  -  А  ты  б  слугу  своего  от  людей  прятал  -  смазливый  мальчонка...".
"Это  девочка!"  -  робко  поправил  глупый  вельможа  и,  не  найдясь,  что  дополнить  в  раболепном  страхе  перед  Абой,  быстренько  отвесил  ему  поклон.  
"Милая"  -  холодно  ответил  его  собеседник  и,  как  тень,  пошел  прочь  вглубь  ступенек,  с  важным  видом,  в  сторону  пирующих.
Едва  он  скрылся  из  виду,  министр  прошептал  девочке.
"Ваше  Величество,  пора!"  -  и,  для  отмаши,  чтобы  было  слышно,  послал  принцессу  "прислужить  Отцу  Абе,  дабы  помолился  он  за  здравие",  сам  пошел  в  другую.
И  она  осторожно  зашагала  вниз  по  ступенькам,  дождь  делал  их  скользкими,  а  сумрак,  воцарившийся  повсюду  -  темными  и  утопающими  в  слабых  бликах  канделябров;  девочка  шла,  думая  о  том,  что  сейчас  гибнут,  грабят,  убивают,  при  помощи  карт,  она  не  хотела  верить,  что  это  было  изобретение  того  толстого  невысокого  мужчины,  что  так  был  добр  с  ее  братьями;  зачем  это  ему?
По  дороге  в  узорах  рисовалась  роза  мучительно  спавшего  принца,  и  она  жалела,  что  покой  их  страны  увял  вместе  с  ней;  сквозь  мороз  стекла  видно  было  беззвучно  воющего  Роби  (немого  бедняжку  никто  не  жаловал,  как  не  жаловали  всех,  кто  был  иной);  придумалось  быстренько  пробежаться  покормить  щенка.
С  этими  мыслями  девочка  спустилась  к  пирующим  и  взяла  со  стола  ломоть  хлеба,  оглядываясь  -  ей  очень  не  хотелось  попасться  на  глаза  Абе.
"Дитя  мое!"  -  раздалось  на  расстоянии  шага  от  нее  (выследил).  
"Мне  было  велено  вместе  с  Вами  помолиться  о  здравии  принцев!"  -  вынужденно  чуть  поклонилась  она  (интуиция  ее  чувствовала  -  она  сможет  отплатить  ему  за  муки  братьев,  гибель  их  любимого  питомца  и  цветка,  народа;  только  следует  придумать,  как,  а  пока  стоит  играть  по  его  правилам  -  слушаться  и  смотреть  -  зацепка  откроется).
Она  тщательно  укрыла  эту  надежду  за  покорной  кротостью  и  потому  безропотно  подчинилась,  когда  он  взял  ее  за  руку.  Молча  и  грубо-напористо,  холодно  повел  он  ее  вверх  по  лестнице,  выше  второго  этажа  они  не  поднялись  -  значит,  принцы  его  не  интересовали  и  он  вправду  мог  способствовать  их  страданиям.  Он  шел,  нетерпеливо  и  раз-в-раз  похлопывая  по  одеянию,  тихий  звук  раздавался,  но  тонул  в  ритме  его  быстрых  шагов...
Свернули  с  общей  дороги  -  место  незнакомое,  за  кулисой  -  золото,  серебро,  жемчуг,  драгоценные  камни,  шелк,  бархат,  меха...  За  покрывалом  -  сласти  и  напитки,  присмотревшись  в  темноту,  как  не  придвигал  ей  мочащий  Аба  эту  фальшивое  богатство,  она  разглядела  -  "О.Аба"  -  это  был  потайной  выход  из  его  кельи,  подземный  туннель  виднелся  дальше,  под  землю;  но  неужто  это  он  грабил,  убивал,  ради  чего?
Ответ  не  заставил  себя  ждать  -  все  так  же,  ни  слова  ни  говоря,  он  стал  целовать  ей  руку,  медленно-увлеченно,  невнявно  буркнув  только:  "Все  -  для  тебя  дитя!".
Принцесса  поглядела  на  него  -  от  увлеченности,  он  перестал  держаться  за  одеяние  и  не  услышал,  как  из-под  него...
Выпала  карта  -  пестрая  и  твердая  дощечка  с  изображением  сердца,  раздалась  мелодия,  красивая  и  усыпляющая,  перемешанная  с  ароматом  розы;  звездочки,  распускаясь  в  проступавшей  синеве,  приятно  танцевали  перед  глазами.
Но  принцесса  помнила  -  все  это,  так  или  иначе,  вероятно,  было  и  с  другими  несчастными,  и  дарились  им  яства,  и  сокровища,  и  дурман;  находили  они  в  этом  счастье,  а  как  только  признавались  себе  в  этом  -  тень  с  черными  руками  отбирала  все...
Она  оглянулась  -  эти  руки  сейчас  цепко  держали  ее  руку,  гладили  и  мягко  касались  ее  губами  своего  хозяина,  но...  Он  был  ей  не  то,  что  не  любим  -  мерзок;  только  это  не  смущало  его  (много,  знать,  натворил  картами  Аба,  чтобы  отступиться  от  замысла  покорить  принцессу).
Она  поняла  -  его  не  интересует  ничего,  только  покорить  город  и  народ  через  нее,  допустить  это  означало  предать  свое  королевство,  а  ведь,  хоть  она  и  не  имела  полномочий  правителя,  теперь  она  одна  сможет  победить  коварного  Абу,  избавить  всех  от  его  карт,  но  как;  мысли  путались,  высвободить  руку  из  хватки  противника  невозможно,  или  почти  невозможно...
Девочка  с  силой  рванулась  и,  отталкивая  Абу,  соображала,  что  же  делать  (краем  глаза  она  заметила,  как  тень,  яло-черная,  с  примесью  грязи  выползла  из  карты  с  сердцем,  сорвав  бело-золотистый  полок,  готовилась  зачеркнуть  карту  города,  преобразившись  в  жуткого  образа  короны  субстанцию.
Принцесса  ткнула  в  нее  ножиком,  не  слушая  угроз  и  уворачиваясь  от  рук  темной  души  Отца...
Он,  издав  глухое  эхо,  рассеялся  веером  из  прямоугольничков  пыли,  больше...  никто  не  видел  ни  его,  ни  жутких...
Карт  Отца  Абы,  что,  когда-то...  
Незаметно  проникали  в  город;  яркие,  маленькие,  твердые  пластинки  из  толстого  невиданного  материала,  на  них  не  было  привычных  мастей,  только  картинки,  и  буквы,  что  местные  не  встречали  в  алфавите...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=551259
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 13.01.2015

Новый день…

...Маленькие  глазки  закрываются  -  скоро  настанет  новый  день...  Это  очень  странно  -  он  уже  наступил  и  еще  не  закончился  старый,  или  это  только  кажется...
Глазки  сонно  приоткрылись,  как  бы  боясь  пропустить  момент  когда  по-сказочному  это  произойдет  -  будет  новый  день;  это  очень  интесно  -  по-свежему  заиграют  лучики  солнца,  по-новому  зашелестит  травка,  но  сейчас  отчего-то  все...  Так  же  -  синее  небо  укрыто  одеяльцем  из  тучек...
Спать  расхотелось  -  чудно,  что  так,  необычно,  в  синей  вышине  мерцают  лунным  лучиком  крылышки  мгновения,  оно  разворачивается  за  окном  в  нескучные  ряды  домиков  и  деревьев,  они  останутся  и  окунуться  в  солнышко  завтра...
Синева  превратится  в  розовый  от  рассвета  холодный  пушистый  снежок,  все  заискрится  каждой  ноткой  нового  действия,  радости...
Нового  дня...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=551186
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 13.01.2015

Пуфи-мир

Каждый  раз  я  просыпаюсь,  смотрю  на  тебя  и  радуюсь  -  я  у  тебя  есть;  моя  белая  пушистая  шерстка  впитывает  мое  имя  Пуфи,  осторожно  с  трепетом  мохнатые  ушки  обнимают  маленький  бантик  (мне  так  красиво  с  ним);  из  всех  щенят  -  таких  разных  и,  быть  может,  красивее  и  лучше,  ты  выбрал  меня).
Ты  меня  гладишь  и  учишь  командам,  водишь  к  доктору  и  в  магазин,  кормишь  творогом  и  яичками,  одеваешь  в  пухлые  мягкие  комбинезончики,  выводишь  гулять,  позволяя  нюхать  и  восторженно  лаять,  обнаруживая  диковинные  предметы  там,  играешь  со  мной;  я  самый  счастливый  щенок  на  свете!...
Иногда  выхожу  соревноваться  с  другими  -  в  туннельчиках  ползаю,  перепрыгиваю  через  заборчики;  и  мне  все  радостно,  что  могу  для  тебя  достать  медальку  и  гордость  за  меня;  потихоньку  расту,  учусь  и  набираюсь  сил  и  хорошею  (бываю  на  выставке,  и  мною  восхищаются,  что  есть  такой  белоснежный  пушистый  комочек)...
Я  знаю  -  мне  с  тобой  хорошо,  грущу,  когда  надолго  уходишь;  я  в  синей  комнатке,  на  мягком  пуфике,  смотрю  на  снежинки  -  узор  стен  и  думаю:  "Сегодня  будет  все,  как  вчера;  но...  Без  тебя  тут  совсем  тихо,  не  покидай  меня  надолго;  я  по  тебе  скучаю!..".
В  это  время  ты,  наверное,  смотришь  на  других  щенков,  любуешься  ими  и  мечтаешь,  вот  бы  они  у  тебя  были:  я  чувствую  это,  по  тому,  как  рассеянно  мне  дается  миска  с  молочком;  как  вздыхаешь  и  смотришь  в  окно,  не  обращая  внимания  на  время...  А  как  же  я?
Подвигаешь  мне  игрушку,  я  с  тоской  беру  ее  лапками  и  грызу,  хочется  чем-то  утешиться;  мое  сердце  живое,  оно  похоже  на  твое  и  потому  оно  хочет  стать  для  тебя  его  зеркальцем;  ведь  тебе  же  будет  обидно,  когда  тебя  будут  сравнивать  с  другими,  выискивая  что-то  непривлекательное,  разочаровываясь?..
Но  ведь  когда-то  с  восторгом  ты  брал  меня  в  ручки,  гладил,  смеялся,  приговаривая,  что  я  -  "очаровательный  песик",  что  будешь  меня  "любить",  не  бросишь  никогда!  Но  почему  же  тогда  смотришь  на  других,  устало  обводишь  глазами  мою  комнатку?..
Я  ведь...  Жду  тебя,  очень  тебе  радуюсь;  я  иногда  тоже  оглядываюсь  на  других  щенят  -  им  покупают  лакомства,  игрушки,  водят  по  курортам;  и  у  меня  всего  этого  нет;  но  я  все  еще  хочу  ощущать,  что  я  самый  счастливый  из  них;  ведь,  наверняка,  многие  их  хозяева  просто  хвастаются  друг  перед  другом  дизайном  их  модных  платьиц  и  ботиночек,  количеством  медалек...
Но  ты  ведь  не  такой?  Каждый  день  со  мной,  смотришь  в  мои  глаза  и  укладываешь  пушистые  пряди  на  моей    макушке;  понимаешь,  не  надо  мне  ни  салона  красоты,  ни  марок  с  пестрыми  взрослыми  собачками,  ни  пюре  с  котлетками!  Я  буду  принимать  все,  как  раньше,  все,  что  имею,  разнообразный  и  в  то  же  время  тесный  круг  деньков;  правда,  только...
Если  можно,  посмотри  в  мои  глаза  снова  с  умилением,  подумай,  что  в  мягком  забавном  костюмчике  я  напоминаю  малыша,  я  и  есть  маленький,  когда-нибудь  обреченный  на  нагрузки,  связанные  с  охраной  твоего  покоя  и  добра,  спортом,  выставками  с  более  придирчивыми  жюри,  ведь  в  один  момент  -  вырасту,  стану  немного  другим...
Не  торопи  этот  момент,  пока  я  ребенок  и  в  пушистой  белой  шерсти;  забавно  прыгаю,  встаю  на  задние  лапки,  стараясь  изо  всех  достать  до  облачка,  что  так  на  меня  похоже  мягкостью  и  белизной;  пока  мой  хвостик  напоминает  крохотного  живого  белого  снежка,  виляющего,  быстро-быстро,  как  только  тебя  вижу;  пока  я  еще  совсем  крошечный...
Я  -  верный  твой  кроха,  и  когда  стану  большим,  буду  радоваться,  старательно  прыгать  и  лазить  внутри  лесенок  на  соревнованиях,  красиво  протягивать  лапки  на  конкурсе  красоты,  улыбаться  ротиком,  блеском  носика  и  глазками  вместе  с  тобой,  радуясь  медальке;  буду  слушать  тебя  и  кушать  и  играть,  когда  тебе  будет  скучно  или  грустно...
У  меня  есть  ты,  иногда  ты  хмуришься,  иногда  тоскуешь,  но  для  меня  ты  самый  лучший  хозяин  (однажды  мы  встретились  впервые,  наши  глаза  столкнулись,  и  в  душе  каждого  из  нас  родилось  чувство:  "Я  хочу  быть  с  тобой");  во  мне  крепнет  оно  сильнее  с  каждым  днем,  с  самого  момента,  как...
Открываю  глазки,  с  радостью  осматривая  синюю  комнатку  со  снежинками,  и  смотрю  на  тебя  (в  глазах  -  блестинки  счастья  и  любопытства  -  интересно,  что  мы  будем  сейчас  делать:  кушать,  учиться,  играть,  гулять,  или  пробовать  и  потихоньку  побеждать  на  соревнованиях  иль  в  конкурсе;  пойдем  к  доктору  или  в  магазин,  или  гулять,..?)...
Мое  сердце  навсегда  впитало  мое  имя  Пуфи,  осторожно  с  трепетом  мохнатые  ушки  обнимают  маленький  бантик  (мне  так  красиво  с  ним);  из  всех  щенят  -  таких  разных  и,  быть  может,  красивее  и  лучше,  ты  выбрал  меня).!..

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=550350
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 10.01.2015

Красный человек

Он  вышел  из  замка,  как  только  пробило  полночь,  туман  прохладно  укрыл  ночную  улицу,  опустевшую;  опустилась  тьма  на  замок,  выглядевший  мирно  и  величественно…
Темные  ветки  укрывали  и  бросали  тень,  создавалось  впечатление,  что  черные  руки  ночи  сжимали  его;  красная  фигура  его  хозяина  бесшумно  скользнула  набок  улицы...
Он  оглянулся  -  за  ним  следили;  с  высокого  окна  находившегося  далеко  здания;  и  красная  фигура  вдруг  пропала,  всколыхнувшись,  как  свеча  в  потемках;  как  будто  его  и  не  было,  можно  было  спокойно  теперь  отвести  взгляд  тому,  кто  наблюдал  за  ним  и,  еще  полюбовавшись  на  темную  улицу,  редко  освещаемую  тусклыми  лучами  и  луной,  бледной,  кажется,  призрачной,  идти  спать  и  видеть  спокойные  сны  и  забыть  об  увиденном...
Но  он  не  исчез  -  просто  снял  красный  плащ  -  нервно,  одним  движением,  от  того  и  показалось,  что  все  пропало;  на  нем  был  черный  бархатный  костюм,  почти  сливавший  его  с  собственной  тенью,  сделав  это,  он  продолжил  идти,  по  направлению,  кажется,  к  зданию;  жутко  и  гулко  отбрасывалась  за  ним  тень,  казалось,  красноватого  оттенка;  он  поднял  голову  -  глаза  его  и  того,  кто  следил  за  ним,  встретились...
"Мир  стал  вдруг  четким,  как  никогда,  ярким,  словно  вспышка,  и  потом  куда-то  пропал"  -  мог  бы  записать  он  потом  в  дневнике,  если  бы  мог  -  он  -  девушка  с  побледневшим  еще  больше  лицом,  дрожавшая  и  все  продолжавшая  следить,  боясь  любопытства  и  поддаваясь  ему,  упала  из  окна,  замертво,  как  только  увидела  необычно-четко  для  ее  слабого  зрения  вдруг,  его  глаза,  черные,  с  черно-красной  яркой  обводкой,  казалось,  блеснувшие;  больше  она  не  чувствовала  боли,  не  видела,  как  он  подошел  и  долго  смотрел  на  нее...
Что  чувствовал  Красный  Человек,  увидев  ее  испуг,  полуоткрытые  губы,  что  хотели  вскрикнуть,  светлые  волосы  и  лицо,  ставшие  от  страха  белыми,  желал  ли  он  этого  -  трудно  было  сказать  это  маленьким  глазкам,  испуганно  выглядывавшим  из  луны  -  они  принадлежали  его  замку,  его  власти;  и  отлично  понимали,  что  сейчас  их  за  подглядывание  отругают.
Потому,  прежде  чем  он  нехотя  наконец  отвел  взгляд  от  жертвы,  они  поспешили  убежать  струйкой  светящегося  тумана  назад  к  замку,  нужно  было  успеть  разбудить  стражу  -  трех  крох-привидений,  урчащих  глухо  и  при  испуге  пищавших  так  же,  при  любой  эмоции  дрожа  кулачками  и  смотря  круглыми-круглыми  глазками;  трусливые  они  были,  нестрашные  и  неопасные  -  неумелые,  и  потому  для  важности,  придумали  только  важно  ходить  взад-вперед,  меняясь  друг  другом  местами  у  ворот;  а  третий  поднимался-опускался  по  бесчисленным  лестницам  замка...
Глазки  спешили  еще  зажечь  витавшие  вокруг  три  глаза,  один  зеленый,  другой  красный,  третий  черный,  что  забрал  Красный  Человек  у  сильнейших  существ  -  Дракона,  Тролля,  Летучей  Мыши  -  они  точно  также  просто  посмотрели  на  него  и  упали  замертво,  хотя  весь  мир  ночи  до  тех  пор  покорялся  и  боялся  их;  теперь  глаза  их  сверкали  и  витали  на  разные  лады  по  замку  и  возле  него,  чтобы  никто  не  забывал,  как  опасен  взгляд  его  хозяина...
Были  в  замке  Красного  Человека  и  три  Руки  с  когтями,  ловящих  и  душащих  все,  что  хватали;  гостями  прилетали  к  нему  Духи-Простыни,  Тени,  Ночные  Листья,  злые  и  не  очень,  богатые  и  бедные,  со  всех  концов,  пировали  в  призрачном  баре,  что  был  пристройкой  к  замку,  скользили  по  острым,  смертоносным  шипам,  появляющимся  там  прямо  из  пола,  смеялись,  ведь  им  было  только  щекотно  от  них;  восхваляли  богатый  замок  Красного  Человека,  в  котором  сами  зажигались  гостеприимно-заманчиво  окна,  раздвигалась  занавесами  паутина,  и  царил  искристый  полумрак...
Словом,  весь  потусторонний  мир  слетался  в  гости  снова,  учтиво  переговаривался  между  собой  на  лету,  спеша  и  боясь  прогневать  грозного  хозяина  замка;  он  славился  вспыльчивым  нравом,  испытывая  любопытство  -  что  интересного,  нового  может  им  показать  призрачная  луна  над  его  стенами?
Красный  Человек  сам  встретил  прибывших  и,  ни  слова  ни  говоря,  повел  за  собой,  тихо,  казалось,  он  волновался,  ждал  с  нетерпением  их  мнения;  долго  они  шли,  зашли  в  самую  потаенную  комнату  замка;  маленькая  лестница  вела  к  полке,  на  которой  что-то  большое  скрывалось  густой  тенью;  по  лесенке  верно  туда-сюда  перебирал  кулачками-складочками  так  усердно,  что  кончик  капюшона  трясся,  стража-призрачный  малыш.
Мягко  рукой  он  согнал  его  и  спокойно  сам  полез  наверх;  гости  столпились,  затаив  складки  своего  существа;  спустя  минуту  хозяин  уже  спускался  -  в  руках  у  него  была  та  девушка.
"Все  принялись  меня  рассматривать,  жадно,  жутко..."  -  могла  б  она  сказать,  если  б  сумела  и  ее  кто-то  слышал;  но  она  послушно  бессильно  была  в  руках  Красного  Человека,  что  ждал  оценки  своей  добычи.
Наперебой  стали  находить,  что  она  "слишком  худенькая",  "маленькая".  Человек  отпрянул,  он  отошел  торопливо  в  тень,  чтобы  скрыть...  испуг  -  они  хотят  ее  съесть!  Но  он  не  хотел,  не  думал,  не  хотел!  Черный  его  силуэт  притворно-невозмутимо  понес  девушку  в  сторону  призрачного  бара;  свернул,  никто  не  видел,  только  призрачные  глазки,  снова  торопливо  забрались  в  луну;  они  округлились  от  удивления  -  на  что  это  похоже?
Это  могло  быть  похоже  на  что  угодно,  только  не  на  грозного,  жуткого  Красного  Человека!  Он  знал  это  и...  не  стыдился  этого,  он  не  жалея  оставил  замок  и  пошел  в  сторону  здания,  с  которого  началась  совсем  новая  его  история;  в  которой  он  тоже  увидел  пронзительно  мир,  сколько  всего  доброго  и  хрупкого  в  каждой  капельке  дождя,  крови,  что  тихо  капала  с  виска  девушки,  пока  он  смотрел  на  нее;  и  что  же  он  думал  -  так  и  осталось  загадкой?..
Красный  Человек  пришел  в  здание  и,  уложив  в  постель  девушку,  закрыл  окно,  чтобы  никто  ее  не  тревожил  -  время  поворачивалось  в  здании  вспять,  синева  и  лунные  лучи  гладили  беспечно  предметы  в  комнате,  осторожно  трогали  его  костюм  из  черного  бархата;  он  оглянулся  на  себя  -  плаща  на  нем  нет,  оставил  по  дороге  сюда...
По  этому  следу  его  могут  найти;  но  ему  расправы  нечего  бояться  (не  было  существа  сильнее  его),  всегда  был  ему  почет  и  богатство,  и  дань;  но  девушка...  Что-то  не  давало  ему  побежать  назад,  пустить  гостей  своих  сюда;  веками  бел  одним  и  один  он  -  быть  может,  в  этом  причина?  Красный  Человек  откинул  одеяло  и  еще  раз  приподнял  ближе  к  своим  глазам  лицо  девушки  -  тихое,  тонкое,  его  хотелось...  хранить,  восторгаться  им,  увидеть  мысль,  радость  на  нем;  как  никогда  сильно  прочувствовал  это  Человек  и  стал  ласкать,  целовать  ее,  осторожно,  отчаянно-долго,  до  края  уха  доносился  треск  стекла,  которое  сорвали  с  окна  (голодные  создания  ночи  приближались)...
"Когда  я  открыла  глаза,  увидела  странного  юношу,  с  красными  волосами,  гладкими  и  короткими,  сливавшимися  с  его  лицом,  ломанные  линии  черной  тени  застыли  на  в  волосах  и  на  его  лице,  он  был  одет  в  черный  бархат...  Это  тот,  кто  выходил  из  замка  и  тот,  кто  меня..."  -  ахнула  девушка,  приподнявшись  с  кровати  -  она  была  дома,  только  вся  чуть  светилась  приятным  алым  блеском  (ее  искристая  фигура  показывалась  в  зеркало);  была  ночь  и...  не  сон  -  наяву  сидел,  опустив  глаза,  боясь  поднять  их  и  больше  не  суметь  отвести  от  нее,  нежно-красного  теперь,  маленького  и  пленительного  создания,  он,  Красный  Человек,  ворвался  сон  бело-черных  простыней,  грязно-красных  листьев.
"Я  могу  смотреть  на  тебя  без  опаски!"  -  ужаснулась  она,  опустившись  с  Человеком  -  глаза  не  покидал  странный  блеск;  он  молчал;  ожидая  чего-то.
Оно  пришло  -  в  рядах  ворвавшихся  прошел  шепот,  девушка  силилась  разобрать  слова,  но  они  были  невнятно  произнесены;  потом  они  разлетелись  кто  куда;  Человек  остался;  он  встал  и  прошелся  к  выбитому  окну,  глядя  в  замок;  на  лице  его  блуждала  мечта  (наверное,  девушка  оценит  его  недотеп-стражей,  переливы  летающих  глаз  и  лап,  дождь  и  туман,  ходящие  тени  огней  и  гул  невидимых  колоколов  и  шагов,  рыка  духов,  с  шелестом  всегда  обитавшие  вокруг  и  внутри  темного  замка;  или  это  страшно;  ему  привычно,  но  ей  может  быть  и  жутко).
Тогда  можно  остаться;  днем  равнодушно  смотреть  на  насмешки  людей,  что  будут  указывать  на  его  красно-черное,  с  завязанными  глазами  лицо;  выходить  навещать  порою  он  будет  своих  слуг  только  ночью,  когда  абсолютно  все  уснут;  ведь  представлял,  как  ее  оттолкнет,  если  она  узнает,  кто  он,  что  делает  с  живыми  его  взгляд;  он  хотел  этого  -  сносить  все  лишения,  только  беречь  и  быть  с  ней;  его  корона  мира  ночи,  его  сила,  он  осознал,  не  стоили  ничего  по  сравнению  с  блаженством  защищать  ее,  взглянуть  на  нее,  прикоснуться  к  ней...
В  будущем  у  замка  появятся  еще  новые  хозяева,  он  с  ней  может  оставить  наследников-хранителей  ночного  мира  от  остальных  существ  по  всей  стране;  ведь  в  ней  много  больных,  несчастных,  бедных,  он  научит  своих  детей,  с  такими  же  лицами  и  глазами,  тихонько  облегчать  одним  взглядом  муки,  наказывать  и  уменьшать  круг  людей-воров,  убийц...  Тут  же  мелькнула  мысль  -  но  сам  он  убийца,  самый  страшный  сын  ночного  мира!  Все  равно!..  Он  снесет  все  и  пойдет  на  все,  лишь  бы  быть  с  ней  и  беречь  ее...
Красный  Человек  подумал  еще  и  сказал  тихо,  ощущая  сильно  бьющееся  сердце:
"Можно  я  останусь?".
Девушка  вспомнила  -  этот  взгляд  погружал  ее  в  себя,  когда  она  не  видела,  тот,  кто  обжигал  ее  им,  похитил  и  целовал  ее;  осознав  это,  вскрикнула  и  прыгнула  из  окна,  надеясь,  что  умрет;  но  воздух  подхватил  ее  -  она  могла  летать;  обрадованная  и  все  еще  испуганная,  она  поплыла  по  воздуху,  чтобы  скорее  забыть  все,  что  она  видела...
Красный  Человек  бросился  за  ней  и  протянул  руки  -  он  не  умел  летать,  не  оглянулась,  позвал  -  полетела  все  дальше  и  быстрее;  он  опустился  на  пол  и  закрыл  голову  руками.
"Я  подарил  тебе  свой  мир,  во  всей  четкости  я  красках;  что  утратила  ты,  спас  от  того,  чтобы  ты  пропала  больно  и  навек,  вернул  домой;  и  ты  не  разрешила  такую  малость...".
Он  посмотрел  вниз  -  теперь  все  снова  пусто  и  призрачно,  алая,  что  все  валявшийся  во  мраке  по  дороге,  роковой  плащ,  дымка  безумия  одиночества  накатывала  на  него,  он  шокировано  оглянулся  -  это  не  сон  (неужели  он  и  вправду  настолько  страшен?)!  Подошел  к  зеркалу  и  взглянул  в  него  -  Красного  человека  не  стало,  один  за  другим  гасли  его  глаза,  руки  опустились  и  рассеялись  в  облаке,  по  привычке  бродили  привидения,  все  ожидая,  что  хозяин  вернется;  и  только  маленькие  глазки  с  грустью  смотрели,  как  не  оглянется  на  красную  его  слезу,  летящая  все  вдаль  Алая  Девушка...  Больше  ее  нигде  не  видели...
Темные  ветки  укрывали  и  бросали  тень,  создавалось  впечатление,  что  черные  руки  ночи  сжимали  его,  красный  плащ  тенью  лежал,  словно  желая  вернуться  туда,  куда  ушел…
…Красный  Человек…

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=549087
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 05.01.2015

…

"Мыслимо  ль  покинуть  границы?  Наверное,  это  было  слишком  просто  -  сердце  мое  застучало  в  аккордах  мелодии,  глаза  были  спрятаны  за  занавесом  холста;  а  теперь  меня  надо  оживить;  я  прошусь  наружу"  -  Шери  Берни  поняла,  что  это  не  плод  ее  воображения  эти  слова  -  то  бродило  в  бестелесном  мире  существо  ее  нового  творения,  будущей  картины.
Ей  дали  образец  и  приказали  писать  так  же;  она  взялась  за  кисть  и  думала,  что  странное  слово  -  "писать"  -  пишут  слова  и...  картины  -  выходит,  целая  жизнь,  сюжеты  так  же  проносятся  в  мгновениях,  когда  краски  наносятся  и  застывают,  как  и  воздвигаются  города  и  совершаются  поступки,  когда  рука  выведет  соответствующее  слово;  она  не  ошибалась...
За  размышлениями  об  этом  Шери  стала  отклоняться  от  заказа  (исходная  картинка  была  что  эскизом,  незаконченным,  искусственным,  оттуда  был  печальный  взгляд  ее  героя  и  темные,  мрачные  аллеи  вокруг,  хотя  белого  оттенка  было  полно  ("Надо  же,  и  белый  может  быть  таким  скучным,  как  и  черный...  Мне  тебя  жаль"  -  она  внимательно  посмотрела  в  глаза  изображенного  пса,  провела  рукой  по  его  пока  совсем  нарисованному  лобику).
"Я  хочу  на  свет,  ведь  не  солнце  ли  поют  нотки  музыки,  что  были  заложены  в  цвете  белом?  Забери  меня  к  себе"  -  попросил  он,  неслышно,  казалось,  одной  тенью,  упавшей  на  глаз  и  нос,  точно  слеза;  он  очень  скучал  в  темных  аллеях,  что  изобразили  вокруг  него  ("Там  водятся  холод  и  темнота?"  -  пробовала  приоткрыть  дверцу  закартинного  мира  художница,  но  все  так  и  оставалось  неподвижным,  загадочным;  может,  мазки  кисти  откроют  замки  его?).
Она  принялась  за  работу,  осветляя  контуры  вокруг  пса  и  превращая  четкие  коряги-ветви,  как  крючковатые,  драматические  руки,  в  карусель  пятнышек  бликов  и  перышек  солнца  на  облачках  зелени,  смело,  не  помня,  что  за  отход  от  композиции  ее  лишат  вознаграждения;  взгляд  ее  с  любопытством  отодвигал  кистью  темные  уголки  и  осветлял  -  солнце,  там  тоже  сияло  солнце!  Герой  картины  менялся  на  глазах  -  несмотря  на  морщинки  живости,  шерсти  и  складке  тени  носа,  он  молодел,  становился  почти  живым  (это  радость)...
"Посмотри,  в  кого  ты  меня  превратила!..  Мне...  Уютно  так,  именно  таким  я  думал,  что  рожусь,  таким  меня  впитывала  каждая  жилка  моей  шерстинки,  но  однажды  люди...  Нарисовали  меня,  и  мои  черты,  как  путами,  покрыли  темными  аллеями,  набросили  белые  неживые  мраморные  цвета...  -  с  восторгом  шепотом  признался  ей  пес,  посмотрев  прямо  в  глаза,  у  него  оказались  огромные,  голубые  глаза,  с  красивой  подводкой  из  черных  бровей  и  пятен  ("Все  не  так,  как  видится!"  -  осторожно  делает  вывод  для  себя  Шери).
Она  осторожно  погладила  его  макушку  мазками  светло-желтой  краски,  этого  мягкого  солнечного  оттенка,  и  он  улыбнулся  (совсем  как  живой,  он  с  радостью  словно  принюхивался  к  солнечным  лучикам,  и  они  щекотали  его  носик,  каждый  контур,  кружились  и  играли  в  прятки  между  собою  в  его  шерсти;  картина...  завершалась).
Еще  пару  штрихов  -  и  пес  закончен,  будет  среди  солнечных  аллей,  висеть  дома  у  какого-нибудь  горожанина,  которому  понравится,  а  за  те  часы  труда  стал...  близким,  понятным  существом,  Шери  ведь  чувствовала  его  с  первых  секунд,  когда  он  был  просто  чистым  холстом  и  эскизом,  солнечный  свет  и  радость  героя  были  и  ее  светом  и  радостью;  секунды  тем  временем  не  удерживались  дополнительными  мазками  кисти,  все  бежали  ("Пора!"  -  она  попыталась  сказать  себе  это  весело,  опуская  руку.
"Мы  больше  не  увидимся?"  -  пес  встрепенулся,  он  оглянулся,  в  предчувствии  этой  грустной  минуты  лучики  солнца  стали  чем-то  слепящим,  не  пускающим  к  единственному  родному  существу,  что  подарило  их;  он  готов  был  отдать  их;  как  маленькая  светлая  слеза,  скользнул  один  у  его  глаз,  может  ему  показалось,  и  они  будут  вместе?  Как  было  б  это  чудесно  -  она  рисует  его  или  оставит  у  себя,  у  окна,  он  с  ней,  счастливо  и  тихо  смотрит,  как  оттуда  льется  солнце...
Но  оно  с  ним,  она  откладывает  кисти  и  готовиться  покрыть  его  лаком,  чтобы  краски  не  теряли  свежести,  а  после  будет...  Ему  все  равно  что  -  или  его  купят,  день  похвастаются,  поносят  на  руках,  погладят,  потом  забросят  в  пыльном  и  темном  чулане;  или  оставят  на  видном  месте,  где  сияет  искусственные  лучи  солнца,  где  он  всегда  будет  купаться  во  внимании  взглядов  и  похвал;  он  будет  вдали  от  нее;  а  она  единственная,  кто  услышала,  как  крохотная,  трепетная  мелодия  родила  его  прежде  всех  слов  и  красок...
"Будь  со  мной,  я  молю"  -  мелодия  в  нем  сменилась  на  один  тревожный  аккорд,  одно  слово  и  оттенок,  что  теперь  были  тонкими  как  капля,  что  застывала  на  солнце,  дрожащая,  она  еще  была  в  движении,  еще  хотела  сделать  шаг,  вырваться  из  холста,  но  не  могла;  он  бессильно  смотрел  на  нее,  впервые  жалея,  что  не  живой  пес,  который  с  ней  мог  бы  находить  солнце  и  в  темных  аллеях;  ("Не  плачь,  ты  ведь  вышел  таким  хорошеньким!"  -  Шери  утешающе  потрепала  его  уши  кисточкой,  от  чего  они  стали  еще  пышнее  и  ухоженнее,  больше  в  них  появилось  блеска  и  умилительных  крох-кудрей).
"К  чему  мне  моя  вечная  красота,  если  я  более  не  буду  твоим?"  -  он  пробовал  быть  суровым,  невозмутимым,  как  ему  подсказывала  складка  мысли  на  лбу,  серьезности  у  губ,  обводка  взгляда;  но  что-то  тонкое,  мягкое,  что  родилось  в  одном  этом,  таившемся  ранее  аккорде,  слове,  оттенке,  выразилось  в  его  взгляде,  незаметно  и  мягко  обняло  ее;  как  на  прощание,  щемяще  хрупкое,  ожившее  и  теперь  снова  готовившееся  без  нее  навек  спрятаться  под  слоем  краски  и  композиции...
"Мыслимо  ль  покинуть  границы?  Наверное,  это  было  слишком  просто  -  сердце  мое  застучало  в  аккордах  мелодии,  глаза  были  спрятаны  за  занавесом  холста;  а  теперь  меня  надо  оживить;  я  прошусь  наружу"…

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=548714
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 04.01.2015

Юноша-Дракон

...  Когда-то  он  был  преданным  своему  императору  воином,  неутомимо  он  ездил  воевать  за  честь  своей  страны,  не  раз  его  рука  отказывалась  держать  меч  самурая,  но  он  продолжал  сражаться,  преодолевая  страх  и  стыд...
Теперь  это  были  словно  опадающие  листья,  по  которым  шелестели  капельки  дождя,  так  щемяще  напоминавшие  ему  цокот  верного  коня,  лязг  мечей  в  битве,  ветер,  капризно  витающий  над  боем,  холодный  и  вольный,  играющийся  каплями  и  в  мгновение  ока  превращающий  их  в  снежинки...
Роем  кружились  они,  напоминая  мотыльков  из  волшебной  страны,  розовые,  как  лепестки  сакуры,  в  лучах  заката,  над  белой  землей,  нашептывая  тишину;  он  не  хотел  покидать  это,  казалось,  в  особую  минуту  чувствовалось  им,  что  больше  никогда  не  увидеть  ему  такой  красоты,  и  вспоминания,  одно  за  другим,  тревожно,  как  маленькие  трепыхающиеся  птички,  просились  к  нему  в  сердце  в  этих  перышках  снега,  пока  не  поздно...
"Защищай  своего  хранителя!  -  из  глубин  прошлого  доносится  наставление  учителя,  -  Он  дарит  тебе  землю,  смысл  битв!".  И,  как  тихий  ручей,  лились  предания  и  описания  родной  земли,  пышных  лесов  и  садов,  вулканов,  белого  тумана  над  ручьем,  вырезанного  из  камня  фигурки  божества,  старых  замков,  возвышающихся  к  облакам...  
"Все  это  император  доверяет  тебе!  Храни  покой  жителей  этих  мест,  цени  каждую  травинку,  и  она  вберет  в  тебя  твое  имя,  художники  напишут  картину  и  стихи  о  твоих  подвигах"  -  заключил  учитель,  отправляя  его  на  войну...
Их  было  так  много,  одинаковых,  жестоких,  каждое  их  мгновение  ложилось  раной,  голодом,  бессонными  ночами  и  холодом,  необычным,  резким,  пришедшим,  казалось,  из  сказочных  стран;  и  грозящей  заточить  те  земли  в  одну  ледяную  пагоду;  отряд  самураев  отправили  на  поиски  того  злого  колдуна,  что  позавидовал  цветущим  розовым  крыльям  их  весны...
По  дороге  много  было  спето  песен,  и  грусть  не  пропадала  все  же,  он  впервые  почувствовал,  что  не  так  уж  и  благороден  и  велик  император,  раз  отправляет  самых  сильных  и  верных  воинов  на  смерть;  пробовал  потом  говорить  себе,  что  это  отчаяние  и  все,  как  прежде,  справедливо  и  стоит  лишь  сделать  еще  шаг...
Но,  шаг  за  шагом,  уставали  кони,  провизия  заканчивалась,  мечи  приходили  в  негодность,  как  же,  ведь  нет  их  крепче  в  мире!  "Что  за  рок  веет  над  нами?"  -  думал  он,  отправившись  на  поиски  отбившегося  во  вьюге  товарища,  остальные  ждали  неподалеку,  поторапливая  (сгущавшиеся  морозные  тучи  не  предвещали  ничего  хорошего).
Долго  он  искал,  пробираясь  через  обледенелые  ветки  и  рискуя  утонуть,  провалившись  под  лед;  пропавшего  все  нет...  Наконец,  он  наткнулся  на  обломленные  ветки,  на  которых  застыл  ручеек  крови  и  пропасть,  все  понял.  Не  хотел,  сдавливало  грудь  от  того,  что  надо  принять  это,  но  осознал.  Медленно,  не  видя  под  собою  дороги,  вернулся  к  товарищам,  и  сказал  всего  лишь:  "Возвращайтесь,  мы  умираем  впустую!".
Так  его  бросили,  посчитав,  что  он  трус  и  предатель  императора,  соскучившийся  по  уюту;  отказывающийся  выполнять  приказ;  а  он  шел  дальше,  только  по  другому  пути,  все  еще  надеясь,  что  это  была  просто  ловушка  наемников  их  государя,  периодически  убивающая  самых  талантливых  самураев,  чтобы  те  не  смогли  возгордиться  и  затеять  бунт;  скакал  он  во  весь  опор,  стремясь  догнать,  спросить  время  и  закат,  отчего  все  так?
Многие  сражения  он  мечтал  о  том,  как  вернется  к  старенькому  учителю,  заменившему  ему  отца  (он  был  младенчества  сиротой),  в  низенький  бедный  дом,  будет  боевым  мечом  вырезать  воздушных  змеев,  кораблики  и  игрушечные  мечи  для  детей  родной  деревни,  забудет  все  ужасы  войны,  обретет  счастье  с  девушкой,  что  ждет  его  лунный  и  долгими  ночами...
Так  же,  он  уверен,  и  мечтал  его  погибший  товарищ  -  о  простой  жизни,  где  все  таланты  воина  он  взращивал  не  для  почета,  не  для  денег  и  милости  императора,  а  чтобы  прокорми  и  защитить  свою  жизнь,  родину,  любовь,  своих  детей;  и  ведь  был  одним  из  лучших,  а  был  убит;  "Ты  несправедлив!  Мне  говорили,  что  ты  даришь  все  мне  и  за  это  я  должен  тебе  служить...  На  самом  деле  ты  все  стремишься  себе  забрать,  а  мою  преданность  воспринимаешь  игрушкой!"  -  самоотверженно  смело  думал  про  императора  он,  что  еще  был  жив  и  спешил  остановить  убийцу  товарища,  пока  отряд  не  исчез  от  его  руки...
Конь  едва  ступал  по  снегу,  капли  дождя,  замерзая,  кололи  его  глаза,  выглядывающие  из  доспехов,  но  лошадь  продолжала  бежать,  словно  чувствуя  необходимость  для  своего  хозяина  догнать,  победить;  с  востока  двигалась  новая  буря,  ветер  становился  все  сильнее,  все  пронзительнее;  он...  не  заметил,  как  произошел  этот  миг  -  нечто  внезапно  сделало  ветер  тише,  снег  -  белее  и  теплее.
"Я  подвел  тебя,  моя  маленькая...  Прости..."  -  в  памяти  всплыл  образ  любимой,  ощутилась  сильная  тоска  по  ней;  по  тихой  луне  над  стареньким  домом,  учителю,  одиночество,  холод,  но...  Не  пустота  -  рядом,  живым  крохотным  существом  смотрела  на  него  синева,  слезами  ее  падали  снежинки,  розовыми  крыльями  тихо-тихо  укрывала  она  его  (он  замерзал,  упав  без  сил  в  снег);  была  зеленая  бабочка  -  это  травинка,  с  усилием  он  приподнял  ее,  ту,  что  гнул  снег  в  свои  равнодушные  покровы,  стал  щупать  меч,  чтобы  совершить  самоубийство;  он  не  мог  простить  себе,  что  еще  жив,  как  его  отряд  наверняка,  один  за  другим  погибает  в  бесплодных  поисках  злого  колдуна,  что  навек  забрал  их  весну...
"Колдун,  твое  имя  -  мороз,  
забирай  мое  имя  и,  если  можно,  
лишь  шепни  ветром  его  любимой"
Написав  это  на  клочке  холста,  он  с  усилием  еще  раз  посмотрел  вокруг  -  трогательная,  улетающая  тихая  красота  была  в  этом  невидимом  убийце,  в  чем-то  желаннее  и  прекраснее  были  его  снежно-розовые,  внимательные  глаза,  суровые  ледяные  брови  и  сжатые  в  раздумье  уста  холода  золотых  пагод  дворца  императора,  душистых  и  расписных  его  вееров  и  выточенных  ваз...  Травинка,  закат,  кружащийся  белоснежным  холодным  сумеречным  бликом  -  это  подкрепило  его  стихи,  храня  украдкой  его  опущенный  взгляд,  прячущий  слезу  (зарисовав  соком  и  снегом  капельками  крови,  он  отпустил  бумажку  в  сторону  дома,  теперь  он  один,  попытавшись  спасти  вспоминания,  веря,  что  император  не  заберет  их)...
Миг...  И  он  закрыл  глаза,  снег  жадно  стал  играть  с  его  ресницами,  как  бы  говоря:  "Покоряйся,  я  твой  новый  император";  и  мстя  за  то,  что  он  один  отгадал  причину  бед  своей  страны  и  обратился  к  нему  так  же  смело,  как  и  к  прежним  иллюзиям;  он  стал  закрывать  ледяными  цепями  его  тело,  как  бы  устрашая  и  злостно  щекоча  уставшие  руки,  опустившиеся  на  снег  (но  в  одной  руке  все  еще  был  меч,  другая  прижата  к  груди  -  на  ней  маленький  оберег,  что  подарила  любимая  девушка,  когда  он  отправлялся  на  войну...
Она  так  и  не  закончилась  для  самурая,  для  его  самого,  и  теперь  он  витает  в  облаках;  вдали  от  дворца,  охраняя  сон  любимой,  усыпая  ее  незаметно  с  высоты  лепестками  и  сильным  хвостом  ударяя  по  снежинкам,  от  этого  они  переливаются  в  луне,  тихие,  сверкающие...
Он  летит  к  родному  дому,  но  отныне  не  может  опуститься  на  снег  -  капли  дождя  и  ветер  гонять  его  прочь,  в  небо;  он  опустил  голову,  и  три  снежинки  в  форме  лепестков  упали  на  землю,  сверкнувшие,  распустившиеся  розовыми  крыльями;  одно  обнимало  его  спящую  девушку,  другое  -  дремлющего  учителя,  третье  переливающим  змеем  витало  над  домом;  ветер  пробовал  пробиться,  сломить  их;  но  крепко  стоят  они,  осыпаясь  лепестками,  не  пускают  снежинки  к  ним...
И  он,  теперь  Юноша-Дракон,  с  грустью,  тихо  поцеловал  любимую,  поклонился  учителю,  облетел  дом  еще  раз  и,  цокая  по  облакам  копытами,  полетел  прочь,  в  небо,  вперед  во  вьюгу,  не  боясь  снега,  отвергая  его  подлый  блеск  на  своей  груди  и  бровях,  также  чествующий  и  подкупавший  бы,  как  монеты  императора  товарищей,  погибших  из-за  них;  метая  его,  без  устали,  смело,  непокорно,  острой,  как  меч  самурая,  шерстью,  прожигая  ослепительной  розовой  звездой  на  белоснежном  лбу,  укалывая  изогнутыми  ледяными  рогами,  ударяя  каплями  дождя,  кружась  в  них,  разрывая  призрачно-былыми,  сияющими  листьями,  что  летали  рядом  с  его  могучей  длинной,  парящей  в  закате,  лунно-сияющей,  полупрозрачной,  белой  фигурой;  надо  успеть  спасти  хрупкое  солнце  рассвета  их  весны...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=548452
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 03.01.2015

Lunatic

В  праздник  луна-парк  сиял  во  всю  силу  -  аттракционы,  переливающиеся  лампочки  над  витринами  и  ширмами,  осторожно  следила  за  ним  луна.
Ее  осторожное  круглое  лицо  медленно  гуляло  по  своду,  осторожно  раздвигая  ручками-лучиками  кулисы  и  трогая  застывшие  в  бесконечном  беге  фигурки  лошадок  из  карусели  -  искристый,  волшебный  парк  удовольствий  и  вихря  впечатлений  был  в  белом-белом  искристом  сиянии,  она  заметила,  как  только  вышла  из  темноты  и  перинок  нежащих  облачков  -  он  будто  ждал  ее.
Тихо  было,  и  только  вдали  играла  мелодия  на  одном  из  самых  старых  аттракционов,  гиганту-старику  не  верилось,  что  он  снова  встретится  с  ней;  точно  совсем  юный  и  смущенный,  он  неловко  зашумел  воротами  в  себя,  как  бы  желая  поправить  шляпу  из  ламп...  
Вышел  человек,  луна  давно  знала  его  бедный  костюм  и  белоснежное  загримированное  лицо,  худое,  обрамлённое  рыжими  кудрями  и  скромным  цилиндром  с  выделяющейся  длинной  лентой;  этот  человек  незаметно,  и  как  в  сказке,  словно  из  воздуха  появлялся  в  самых  заброшенных  или,  напротив,  модных  местах  луна-парка;  он  задумчиво  опустил  взгляд  -  давно  не  было  так  снежно  и  свежо...
  Казалось,  он  должен  был  грустить,  что  в  праздник  все  забыли  о  чудесах  этого  веселого  и  загадочного  места;  луна  пытливо  и  осторожно  заглянула  ему  в  лицо,  обычно  скрываемое  им  цилиндром  и  сумерками...
Это  был  молодой  человек,  с  потихоньку  белеющими  ресницами  (мягко  опускаются  снежинки  на  них,  укрывая  белым  узором  из  себя  лестницы,  статуэтки  парка,  были  подобны  лепестками  одной,  мерцающей  и  чудной  розы;  что  была  далеко  и  в  то  же  время  близко...
Небесная  круглая  малышка  тронула  лучиком  его  ресницу  -  живая,  она  легонько  вздрогнула  и...  Снова  опустилась  -  ее  хозяин  закрыл  глаза;  он  был  не  опечален,  тихая  и  таинственная  улыбка  была  на  его  губах  (он  был  счастлив  -  давно  так  не  было  хорошо  в  луна-парке  -  синева  мягко  переплеталась  с  белоснежными  магическими  лепестками  поводу,  аттракционы  и  куклы  казались  движущимися,  лампочки  -  еще  больше  мигающими,  а  музыка  была  одна...
Как  и  тогда,  где  он  почти  мальчиком  впервые  увидел  работающие,  кружащиеся  на  подставках  марионетки,  сыплющиеся  конфетки,  мягкие  игрушки,  украшенные  дождиком,  ступеньки,  зеркала,  пересекающиеся,  сверкающие;  как  впервые,  хоть  теперь  все  тихо  и  незаметно  укрывается  снегом...
Он  пошел  вдаль,  и,  почувствовав,  что  луна  смотрит  на  него  и  старый  парк  аттракционов  очень  радовался  его  приходу  и  теперь,  как  слезинки,  роняет  снежинки,  положил  что-то  на  ступеньку  самого  старого  из  них;  туман  как  кулисами  закрывал  его  удаляющуюся  фигуру...
Луна  осторожно  протянула  ручку-лучик,  как  ребенок,  сгорая  от  любопытства,  кто  этот  человек  и  почему  так  внимательно  он  смотрел  на  нее,  как  будто  что-то  нашептывая  ей  на  ушко  по  секрету;  лучик  коснулся...  Розочки,  белой,  маленькой,  как  упавшая  звездочка,  она  тихо  дремала  на  ступеньках  старого  аттракциона,  рассказывая  историю  о...
Мгновении,  в  котором,  давным-давно,  вот  также  человек  взглянул  на  луну,  шел  снег  и  синева  укрывала  старый  луна-парк,  переливающийся,  как  в  сказке,  огнями  в  тишине...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=547914
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 01.01.2015

Снежинка

Легонько  отражалась  на  солнце,  она  напоминала  собою  живое  облачко,  только  была...  золотой  в  его  лучах.
Ребекка  смотрела  на  нее  -  какие  красивые,  ослепительные  черты,  что  больше  не  повторятся,  скоро  растают,  это  было  грустно...
Она  тихо  вздохнула  и  посмотрела  вокруг  занимался  снег,  и  белые  его  пушинки  тоже  сверкали  в  лучиках,  ласковых,  золотых,  кружились,  и  совсем  не  жалели,  что  скоро  исчезнут...
Девушка-медведь  держала  снежинку,  собираясь  отпустить,  чтобы  она  успела  полетать,  в  вольном  воздухе,  успела  пожить,  ощутить  снег,  перед  тем,  как  солнце  воберет  своими  лучами  ее  красоту;  но  что-то  не  давало  ей  этого  сделать.
Она  оглянулась  -  чудо  зимнего  мороза,  она  тихо  лежала  в  ее  ладонях,  как  будто  сладко  спала,  и  не  думала,  что  выйдет  последний  сон;  маленькая  слезинка  упала  на  нее,  быть  может,  она  встрепенется,  смутится  и  улетит  прочь,  ввысь,  убежит  от  солнца,  еще  поживет?..
Но  снежинка  все  лежала,  точно  прижимаясь  кончиками  нарядной  юбочки  к  каждому  пальчику  Ребекки,  утешая  и  говоря:  "Я  буду  жить,  я  не  простая!".
Девушка  печально  улыбнулась  ее  радостному  лучику  узора,  встречая  распустившийся  совсем  цветок  солнца,  что  до  этого  поднимался  из  туч  -  последний  снег...  Он  запереливался,  как  жемчужинки,  снежинки  поднялись  в  прощальном  танце  и  падали  маленькими  звездочками  на  него,  маленькие  и  храбрые,  совсем  не  боящиеся  солнца...
Ребекка  зажмурилась  и  потом  с  отчаянной  готовностью  открыла  глаза  -  ее  малышка  тоже  стала  перышком  облачка  или  еще  тает,  не  надо  бояться  посмотреть  на  это,  оставлять  ее  одну,  решила  она  и  опустила  глаза,  ища  в  снегу  ее  -  нету!..
Крупная,  переливающая  снежинка  все  еще  лежала  на  ее  ладонях!  Она  радовалась  снежной  сказке  и  еще  больше  сияла,  вязью  выводила  слова...
Девушка  прищурилась  и...  Потом  опустила  глаза,  чуть  краснея  щечками,  уловив  запах  меда  в  золотой  узорной  красавице,  спрятавшейся  в  ее  руках,  трепетной,  точно  живой  и  прочитав  на  ней:  "Бекки  от  Балу.  Тебе,  единственная  -  одна  в  мире  снежинка,  что  не  тает)  Я  тебя  люблю"...
Снежинки  все  кружились  в  тишине,  заливаясь  золотыми  ниточками  солнца,  уносили  с  собой  эту  тайну  ее  и  странной  снежинки,  что  не  боялась  растаять...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=547835
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 31.12.2014

Штрихи на стекле…

Они  прокрались  сквозь  память  и,  когда  бы  то  ни  было,  теперь  чувствуются  ярче,  они  рисуют  мне  счастье,  восторг,  трепет,  от  которого  стучит  учащенно  сердце...  И  все  ж  что-то  резко  просвечивается  через  эту  мягкую  блестящую  дымку  (это  было  не  более,  чем  треснувшее  стекло).
Через  него  вижу  капли  дождя,  впервые  чувствую,  как  грустно  шелестят  они,  как  крылья  бабочки  (несомненно,  Королева  Червей,  ты  все  еще  рядом,  только  бабочкой).  Откуда  ты  превратилась  в  нее,  могла  ли  ты?  Ведь  давно  ли  лицо  было  твое  холодным,  строгим,  взгляд  суровым,  Немного  некрасиво,  слишком  вычурно  куцее  платье  вырисовывало  твою  тощую  фигуру;  где  она  теперь?)
Мне  боязно  было  с  тобой  находиться,  и  все  же  я  надеялся,  что  ты  такая  только  потому,  что  так  требовала  сказка  -  в  ней  тебя  брали  с  полки,  смотрели  с  содроганием  в  глаза  и  потом  сажали  на  трон,  украшенный  из  карт;  и  ты  деланным  голосом  хозяйки  произносила  фразы  из  книжки,  это  была  забава...  Скоро  ты  к  ней  привыкла,  так  скоро  -  я  не  узнаю  тебя,  и  твои  настоящие  глаза  стали  надменными,  как  презрение  читаю  в  них...
Я  заслужил  его  за  то,  что  говорю  вслед  за  автором:  "Подумай,  дорогая,  ведь  она  только  ребенок,  и  не  более!".  Мне  сложно  держать  корону,  и  не  жалею,  что  отдали  ее  тебе  (моя  шея  совсем  тонкая,  фарфоровые  руки  у  меня  на  шарнирах,  да  и  Король  я  Пик);  тем  не  менее,  мы  в  одной  сказке,  мы  там  имеем  "детей,  милых  крох,  идущих  парами  и  держащихся  за  руки",  там  ты  мне  жена.  И  придворные  вновь  падают  ниц,  им  завидно,  что  они  не  я,  не  так  ли?..
Даже  не  знаю,  смогу  ли  я  им  сказать,  что  жизнь  моя  на  самом  деле  пуста  и  тускла,  по  сути,  я  немного  развлекаюсь,  только  когда  меня  берут  на  руки,  поправляют  мне  стриженные  черные  пряди  и  скромный  плащ  с  костюмом,  где  мелко-мелко  виднеется  знак  пики,  потом  подводят  к  зеркалу  ("Ну  и  ну!  Удивительно,  как  я  -  Король!")  и  гуляют  со  мной  по  дому  -  лестница,  этажи,  свечи,  красивая,  свежая  новогодняя  елка  с  бриллиантом  блеска  от  игрушек  -  это  необычная  ночь,  я  ощущаю;  что-то...
Внутри  меня  говорит:  "А  теперь  посмотри  назад".  Хозяйка,  как  прочитав  мои  мысли,  переворачивает  меня  лицом  назад  -  виднеется  столик  с  пыльными  карточный  домиками  -  две  сдвинутые  вместе  крупные  шкатулки,  одна  из  них  с  черными  ракушками,  мой  трон,  другая  -  с  крупными  алыми  бусинками  -  трон  Королевы  Червей,  вон  она  глядит,  насупившись,  из-за  стекла  на  полочке,  уродливо  выкатив  худощавый  и  непропорционально  длинный  живот  в,  как  всегда,  жутковатом  платье,  и  во  взгляде  ее  читаю  одно:  "Хорошо  тебе,  мерзавец!..  Вот  тобою  поиграют  и  выкинут!..  Непременно  выкинут!".
Последнее  слово  едва  не  выкрикнулось  вслух,  недобрый  блеск  от  ее  глаз  впился  в  душу  и  стал  терзать,  сильно,  как  никогда  раньше.  "Мы  же  правим  одной  сказкой,  где  мы  женаты  и  имеем  детей,  зачем  ты  снова  так?"  -  тихо  я  потянул  опустившуюся  голову  к  ней  -  Королева  ушла  всей  фигуркой  в  потемки,  точно  спешила  убежать,  стать  еще  не  красивей  и  недоброжелательнее.  "Ты  разлюбила  меня?"  -  прошептал  ей  мысленно,  заранее  зная,  что  она  ответит  -  а  ничего,  отвернется  или  наорет;  зачем  я  ей?  Всматриваюсь  -  от  души,  как  от  усталого  дерева,  слетала  привязанность,  с  болью,  грустью,  с  отчаяния  мне  казалось,  что  то  треснутое  стекло  стеной  нарастало  между  нами...
"Пусть!  Я  соглашусь  с  тобой!  И  я  так  хочу!"  -  бросил  я  в  сердцах  и  повернулся  вперед  -  впереди  мерцали  огни  из  окна,  улицы,  весело  усыпанные  снежком,  доносились  запахи  духов,  елок,  сладостей,  пересыпались  жемчужной  игрой  салюты;  все  навевало  мысль:  "Вот  это  будет  мое  новое  королевство,  больше  я  не  вернусь  в  старую  сказку,  хочу  новой,  а  старую  забуду!..".  Я  жадно  ловил  ощущения,  когда  хозяйка  со  мной  каталась  верхом  и  брызги  снега  попадали  мне  на  щеки,  когда  она  и  я  слышали  музыку,  и  она  кружилась  со  мной;  смотрю  на  нее  и  не  могу  отвести  глаз  -  карие  глаза,  светлые,  чуть  золотистые  в  гоне  свечей  волосы,  щечки  со  слабый  румянцем,  юная,  прелестная,  чистая  и  тихая...
"У  нас  будет  будущее,  новая  сказка"  -  повторял  я  себе,  любуясь  ею,  и  все  искал  и  открывал  в  ней  заботу,  ласку,  то,  чего,  казалось,  никогда  не  было  у  Королевы  Червей,  я  крал  у  времени  мгновения,  когда  она  осторожно  прижимала  меня  к  сердцу  или  расчесывала  пряди,  когда  оттирала  от  грязи  лицо,  а  они  все  бежали  вперед,  сменяя  друг  друга  и  не  давая  подумать,  насладиться,  уносили  нить  синевы  в  стрелки,  что  глухо  и  часто  забили  "бум";  тогда  она  шепнула,  что  "пришел  новый  год,  новая  жизнь"  и  легонько  поцеловала  в  щеку.
Голова  моя  невольно  наклонилась  и  вышло  так,  что  губы  мои  чуть  коснулись  ее  шеи;  она  подняла  мне  голову  и,  очаровательно  слегка  смеясь,  посмотрела  в  глаза:  "Холодный  ты!",  понесла,  как  она  сказала,  "греться".  Не  помню  как,  очутился  у  камина,  хозяйка  рядом  в  кресле  читала  книгу,  огонь  был  рядом,  перышки  жара  брали  за  лоб,  умоляя  очнуться  -  с  усилием  оглядываюсь  -  я  у  нее  на  коленях,  просторно,  уютно,  тепло;  в  камине  рисуются  картинки  будущей  сказки;  край  глаза  достает  до  зеркала  -  с  усилием  чуть  тянусь,  чтобы  посмотреть  еще  в  ее  глаза,  смотрю  -  там...
Штрихи  на  стекле,  где-то  вдали,  сгущаются,  покрываются  полупризрачным  туманом  -  паутина!  Она  быстро  и  подобно  реке  уносит  прежнюю  мою  жизнь,  сказку,  где  все  мною  помыкали,  и  где  была  Королева  Червей;  я  все  еще  вижу  ее  лицо,  опущенное  и  взгляд,  который  хотел  казаться  гордым,  равнодушным,  но  я  читал  в  нем  ненависть,  ревность  и  ненависть  за  ревность;  "Что  ты  хотела?"  -  пробовал  я  важно  улыбнуться  ей,  но...  Не  дает  чувство,  что  без  нее  я  не  Король,  мы  разные,  но  у  нас  была  одна  сказка,  в  которой  мы  были  женаты  и  имели  детей...
С  другой  стороны,  вот  моя  хозяйка,  она  придумает  новую  жизнь,  где  все  интересное,  не  старое  и  жуткое,  как  у  тебя...  Ты  живи  себе,  старушка,  паутина  не  будет  заступаться  за  героинь,  будет  тебя  слушаться  и,  несомненно,  ты  можешь  ей  рубить  голову  и  придумывать,  где  у  нее  голова...  Ах,  я  ли  это?  Что  я  думаю?  Меня  охватил  страх  остаться  без  имени,  без  судьбы,  без  прошлого  и  по  просил  уставше-поникшей  фигуркой  отнести  меня  на  полку...
Вдруг  она  говорит:  "Как  ты  тускл...  скучен!"  и,  брезгливо-скоро  слушается  -  несет  на  полку,  а  потом    закрывает  дверь  и  уходит...  Что  это?  "Моя  новая  жизнь?",  это  ли  сказка,  о  которой  я  мечтал?  Смотрю  в  сторону,  где  жена...  Ее  уж  нет  -  это,  конечно,  только  так  кажется,  но  ручей  паутины  и  темноты,  штрихи  стекла  все  растут,  точно  уносят  ее,  как  воды...  Смотрю,  бессильный  что-то  сделать  без  хозяйки.  "Кто  из  гас  кукла,  чья,  отчего?"  -  терзалось  размышлением  сердце...  Куда  идти?  Что  была  вся  моя  жизнь  -  увлечение,  желание,  прихоти,  игра  в  сказку?
Не  нахожу  ответа  и  с  грустью  смотрю  в  сторону  Королевы  -  медленно,  алыми  бабочками  рассеивалась  она,  оставляя  одни  вспоминания;  "На  помощь!"  -  закричал  я,  сам  не  свой,  бросаясь  изо  всех  сил  на  стекло,  не  боясь  быть  задетым  им,  но...  Сила  физики,  логики,  реальности,  держит  на  месте,  в  уютном  месте,  которых  еще  не  коснулась  пыль.
"Откройте!  Пустите  меня!"  -  кричу,  но  никто  не  слышит,  вдруг...  Открывается  дверь,  с  моей  хозяйкой  входят  еще  несколько  девушек,  юноша,  отдаленно  чем-то  похожий  на  меня  черными  прядями,  простенький  костюмом  в  тон  волосам;  он  танцует  с  ней,  а  она  улыбается  ему,  как  не  улыбалась  мне,  своему,  как  она  сама  говорила,  "милому,  доброму  Королю"!  Так  вот  кого  она  на  самом  деле  целовала  в  моем  лице;  пробую  нахмуриться,  отравиться  ревностью,  но  вместо  этого  -  равнодушие  к  своим  чувствам,  странно,  взгляд  отвернулся  от  них;  "Было  ошибкой  влюбляться  в  тебя,  ты  просто  хозяйка,  к  тому  же  забывшая  меня,  когда  я  действительно  нуждаюсь  в  тебе"  -  кружится,  как  холодные  снежинки  в  голове  лишь  это,  глаза  смотрят  в  сторону  Королевы.
"Прости  меня!  Я  исправлю  все,  забери  меня  с  собой!"  -  плачу  я,  как  убитый,  бессильно  опуская  руки  и  роняя  голову  на  грудь,  она  тянет  всю  фигурку  ниже,  на  глухой  мрамор  ступеньки  -  в  самую  грудь  незримым  ножом  -  трещины  от  стекла  и  мрамора  разрывают  мое  фарфоровое  тело,  стремясь  освободить  истомившуюся  душу,  скорей  бы,  пусть  она  летит  в  сказку,  где  "робкий  и  покорный,  сидит  рядом  со  своей  женой,  староватой,  злобной  Королевой  Червей  юноша-Король  Пик;  он  смотрит  на  процессию,  где  все  падают  ниц,  как  переливалось  радужными  знаками  блики  на  стеклах  тронного  зала  торжество,  смеялись  и  играли  их  дети..."
В  ту,  что  хранят  затянувшиеся  совсем,  не  то  снежинками,  не  то  паутиной,  не  то  призрачным  ручьем,  в  тишине  и  темноте...
Штрихи  на  стекле...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=547834
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 31.12.2014

Элисон ("Моя любовь… - " )

Раньше  я  и  не  мечтала  о  ней,  просто  жила,  слушала  музыку  и  читала  любимые  книжки,  еще  иногда  смотрела  фильмы,  когда  хотелось  побывать  в  сказке  хоть  немного…
Раньше  она  представлялась  мне  наполненной  необычными  красками,  говорящими  цветами,  бесконечными  переплетениями  солнечного  света,  и  где  дождем  сыплются  конфетки…
Раньше  думала,  что  это  –  моя  любовь.  Их  я  могла  есть  при  любом  настроении,  когда  приходила  со  школы  и  отправлялась  гулять.  Это  так  чудесно  -  ходить  под  солнышком,  смотреть  на  распускающиеся  цветы,  вдыхать  их  аромат...
Гуляешь  и  думаешь,  что  все  так  и  будет,  и  цветы  будут  распускаться  для  того,  чтобы  порадовать;  они  приятно  выбирали  в  себя  радугу  каждым  лепесточком;  так  легко,  что  казалось,  вот-вот  превратятся  в  бабочек  и  улетят,  щекотать  тебя  за  щечку  или  ладошки...
Но  вдруг  -  мною  замечается  стайка  пчел,  стройно  летящая  на  лужайку,  и  пушистыми  брюшками  показывающая,  что  всем,  кто  будет  им  мешать,  они  покажут  жало,  а  это  неприятно  и  больно;  а  цветы  и  рады  -  важно  повернулись  к  ним,  чтобы  над  ними  суетились,  танцевали  в  воздухе  вокруг  них;  и  не  надо  им  ни  искреннего  моего  восхищения,  ни  поэзии,  которую  иногда  им  посвящаю...
Что  ж,  немножечко  грустно,  и  все  ж  -  хорошо,  что  они  есть,  эти  живые  сердечка  радуги;  вздыхаю  и  смотрю  вслед,  издали...  Ощущаю  мягонькое  прикосновение  мокренького  и  мягонького  на  носике,  оглядываюсь  -  щеночек!  Самый  маленький,  восхитительный  на  свете,  подпрыгивал  и  просился  на  ручки.
Беру  его  и  прижимаю  к  сердцу  -  копошится,  как  ребеночек,  тычется  мокрый  носиком  в  бок,  ближе  к  карману,  там  где  конфетки...  Наша  общая  слабость,  дивно,  что  ты  есть  и  объединяешь  нас  -  отламываю  кусочек  и  угощаю  щенка.  Он  благодарно  еще  больше  потом  лезет  ближе  к  лицу,  лизнуть...
Гуляем,  по-новому  смотрятся  и  не  надоедают  пейзажи,  приходу  домой,  купаю,  укрываю  полотенцем  (малыш  хотел  спать);  смотрю  на  его  крошечные  лапки,  головку  и  думаю  -  как  хорошо  заботиться  о  ком-то...
Проходит  день,  ночь,  так  летит  год,  другой,  быстро,  по-волшебному  незаметно  превращая  меня  в  какое-то  новое  состояние,  и  щенок  стал  выросшим  -  чуть-чуть  жаль,  и  оглядываюсь  назад  -  на  мгновение,  когда  думала,  что  цветы  распускаются  для  меня,  но  где  они  теперь?  Ветер  проносит  знакомые  лепестки  мимо  окна,  капельки  дождя  напоминают  пчелок,  что  суетились  вокруг  них,  но  тем  было  все  равно...
Какое  ужасное  слово  -  никогда  нельзя  быть  в  нем,  привыкать  к  нему,  иначе  маленькое  солнышко,  теперь  выросшее,  но  все  такое  же  внутри  маленькое  для  меня  загрустит  -  пронеслось  отчетливо  внутри  меня  и  беру  на  ручки  песика,  а  он  смотрит  на  меня  тихонько,  внимательно,  как  будто  что-то  хочет  сказать...
Он,  теперь  я  понимаю,..  очень  рад  дышать,  бегать  за  пролетающей  бабочкой,  жить,  видеть  меня,  есть  со  мной  иногда  конфетки,  гулять  и  видеть...  и  мою  любовь...
Он  однажды  встретился  мне,  как  по  волшебству,  тихий,  с  добрыми  глазами,  казалось,  тоже  искал  того,  о  ком  ему  счастье  будет  заботиться,  и  мы  увидели  друг  друга…  
Он  спас  его  от  колес  машины,  а  мне  подарил  новые  краски  в  жизни,  я  чувствую  это  в  миг,  когда…  просто  вместе  дышим,  гуляем  с  песиком,  улыбаемся  солнцу,  любуемся  цветами  и  падающими  листьями,  угощаем  друг  друга  конфеткой,  смотрим  на  дальнюю  возню  пчелок  весной,  понимаем  это  без  слов,  просто…  через  взгляд,  объятие,  просто  через  поцелуй  украдкой;  и  теперь,  когда  он  рядом,..  даже  зимой  для  меня  распускаются  цветы,  невидимые,  но  свежие,  сказочные,  и  пчелки-снежинки  кружатся  над  ними...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=547081
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 28.12.2014

У… огня

...Пришла  пора  разжечь  костер  -  белое  сияние  ночью  не  греет,  и  не  так  будет  скучно  в  синей  темноте.
Может,  и  он  как  я  -  беспечно  сияет,  пока  только  зарождается  (пока  был  маленьким,  мне  казалось  все  таким  праздничным  -  и  песни  табора,  и  ржание  коней,  бренчание  гитары;  золото  проблесками  радовало  всех  нас,  а  зачем?)
Всякий  цыган,  как  я,  признается  себе,  что  не  сможет  ответить  -  для  чего  так  пленяется  золотом,  отчего  его  манит  красота  девушки,  вольный  бег  коня  и  забавы  с  медведем,  почему  он  не  боится  огня...
Его  искорки  разгораются  и  напоминают  распустившиеся  листья,  наперебой  шепчут:  "Вот  ты  и  вырос,  вот  и  волен  идти  и  делать,  что  хочется";  как  лукавит  судьба  в  нем  -  нет  господина  ему,  но  без  рук  человека  он  не  сможет  долго  гореть,  нет  господина  и  нам,  но  хлопочем,  бродим  по  миру,  чтобы  из  века  в  век,  каждый  из  нас  смог  найти  то,  что  называется  "радость"...
Но  как  незримая  и  солнечная  птичка  летит  все  она  дальше,  быть  может,  туда,  где  живут  в  тишине  храма  и  ничего  не  надо,  только  ощущать  рассвет  на  своих  глазах;  а,  может,  она  там,  где  выковывают  историю  мечи  и  суровые  морозы;  мы  же  ищем  другого...
Оно  рисуется  в  сумерках  в  переплетениях  искр,  ручейков  огня,  зовет,  туманит  ум  ради  воплощения  себя,  но  что  это  и  когда  придет  к  нам  -  смогу  ли  ответить?  Исправно  выполняю  поручения  табора  и  вожу  медведя,  продаю  коней,  и  нахожу  золото,  приношу...
Карты,  вино  и  яства  -  вот  во  что  оно  превращается,  в  мое  будущее,  где  все  так  же  забавы  надо  покупать  и  свобода  звенит  золотыми  оковами;  а  не  их  ли  мы  жаждали  более  всего  на  свете,  не  о  них  ли  тоскуем,  пытаясь  обмануть  грусть  песнями  и  танцами,  не  эту  ли  печаль  скрываем  под  пестрыми  рубашками  и  платьями,  под  украшениями  и  образом  беззаботного  народа?..
Так  думал  я  и  смотрел  на  огонь,  безразлично  тянувшимся  ко  мне  краешком  язычков  (просто  любопытно,  это  что-то  новое?)  Подумать  только  -  и  им,  как  нами,  движет  любопытство  -  тоже  приходим  в  новые  города  (быть  может,  там  будет  новые  мотивы?);  заводим  новых  лошадей  и  подруг  (с  целью  проверить  иногда  -  какой  оттенок  ощущений  появится  от  свежего  бега  или  новых  черных  глаз?);  меняем  наряды  и  еду...
"А  все  по-старому  -  наверное,  думаешь  ты,  мой  молчаливый  жаркий  приятель,  хрустя  сгорающими  поленьями,  -  Вот  сидит  что-то  большое,  о  двух  руках  и  ногах,  с  головой,  где  карие  глаза  очень  внимательно  на  меня  смотрят,  точно  спрашивают...  Ну  что  я  могу  тебе  сказать?..";  и  каждый  раз  одежда  приедается,  песни  городов  об  одном  и  том  же  -  о  хлебе,  зрелищах  и  любви,  и  порою,  даже  она  становится  чем-то  знакомым,  не  несущим  прелести  новизны,  как  и  знаешь  так  же,  что  и  самый  быстрый  конь  устанет  бежать,  и  цокот  его  копыт  -  ритм  один,  хоть  будь  самая  необычная  у  него  шерсть;  все  как  было,  есть,  и  будет...
В  подтверждение  своих  незримых  слов  огонь  щелкнул,  разгораясь,  чуть  отклонившись  от  порыва  ветерка,  но,  в  сущности,  он  и  раньше  так  делал,  и  у  меня,  и  у  соседей,  и  в  странах,  где  красиво  идет  снег,  совсем  редко,  мягко,  и  где  он  чаще,  чем  успеешь  подумать:  "Вновь  снег";  огоньки  чуть  меняются  в  алых  бликах  зари,  в  мерцаниях  ночных  светлячков,  приятно  светятся  бледнее  в  солнечных  лучах,  но  они  все  на  своем  месте  -  в  поленьях,  на  которых  разбил  костер...
Так  и  я  -  ждал  все  увидеть  особый  блеск  в  их  глазах,  переливающихся  золотисто-алой  игрой  лепестков,  что  могут  обжечь,  и  в  своей  внимательности  не  слушал  иногда  песен  друзей,  что  старались  меня  развлечь,  не  смотрел  на,  вздыхавшую  по  мне  украдкой,  девушку,  не  играл  с  медведем,  очень  грустившим  на  привязи,  и  золото  не  перебирал  -  что  мне  его  суетное  сияние,  когда  у  огонечков  живое,  волшебное,  оно  согреет  и  выслушает,  не  посмеется,  не  позавидует,  оно  останется  со  мной  навсегда,  не  то,  что  что-либо  другое  в  мире...
И  вправду  -  как-то  незаметно,  тихо  мелькали  в  мерной  их  песне  дни  и  ночи,  года,  стороною  прошли  дожди,  распускавшиеся  живые  и  нежгучие  листья,  теплое  солнце,  друзья  мои  ушли  с  другим  табором,  девушка  в  надежде  на  радость  убежала  в  город,  медведь  от  тоски  по  лесу  умер,  конь  покинул  (я  остался  совсем  один,  и  только  огонь  впереди,  жизнерадостно  все  мерцает  себе  переливами,  как  бы  говоря  -  "Еще  успеешь"...
Быть  может,  он  не  прав  и  не  стоило  так  ждать  чуда  -  оно,  настоящее,  тихое,  такое  привычное,  прошло  стороной,  и  другие  поймут  это  раньше,  и  насладятся  этим  и  будут  рады,  если  будет  у  них  любимая  подруга,  верный  быстрый  конь  и  возможность  посмотреть  на  город,  попеть  песни  и  потанцевать,  поиграть  с  медведем  у  костра;  возможно,  и  они  так  же  быстро  осознают,  что  все  это  и  для  других,  и  не  навсегда,  но  будут  рады,  очень  рады,  хоть  на  миг,  если  он  встретится  им!..
Прислушиваюсь  к  огню  -  хочется  сказать  себе:  "Глупые  счастливцы!"  (да  это  лишь  зависть?).  Еще  внимательнее  слушаю  свое  сердце  -  нет  там  ничего,  не  зависти,  ни  гордости;  я  прожил,  как  другие,  впитывал  огонь,  и  его  мотив  был  мне  милее;  да  только  сейчас,  лишь  сейчас  я  тоже  испытал  радость?..
По-тихому,  медленно  горят  последние  огоньки,  если  не  подложу  веток  в  костер  (еще  не  поздно  оглянуться,  заново  ожить,  искать  -  каждая  искра  пробует  сказать  это,  но  лишь  тоненько  напевает  грусть  -  не  вернуть  того,  что  было  когда-то,  в  миг,  где  все  было  праздничным,  а  я  был  несмышленым,  где  стремился  узнать,  что  будет,  упражняясь  с  картами  и  амулетами,  где  задумчиво  перебирал  струны  гитары,  думая,  отчего  мне  не  спится,  после  того,  как  встретил  девушку)...
Смотрю  на  огонь  -  там...  словно  мелькнуло  ее  тихое  лицо,  черные  локоны  и  глаза,  тонкие  смуглые  щечки,  ее  одно  объятие  было  таким  мягким  и  теплым,  как  дуновение  его;  а  вот  огненным  туманом  пробегает  мой  друг  -  вороной  жеребец,  как  жарко  он  скакал  во  весь  опор,  чтобы  я  смог  обогнать  ветер,  чтобы  мог  ощутить  себя  птицей;  сыплется-сыплется  золотыми  блесточками  в  огне  словно  золото  -  пестрые  танцы,  песни  в  каждом  блике,  города,  стремление  к  радости  -  моя  жизнь,  какое  счастье,  что  ты  хранишь  я  в  памяти  костра,  как  хранится  память  в  устах  моего  народа...
Ты  все  гори,  я  не  буду  тебе  мешать,  впереди  у  меня  еще  -  жизнь,  простая,  но  такая  же  волшебная,  как  твои  живительные  искры...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=546791
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 27.12.2014

Дождь сакуры

(..."  Каждую  его  капельку  провожаю  с  грустью,  уже  ль  она  больше  не  будет  такой,  как  однажды?"  -  вздохнул  Кабуто  и  нехотя  отошел  от  балкона  своего  дворца,  на  перила,  крышу  которого  все  падали  тихо  розовые  ароматные  лепестки)...
"Мне  говорили  мои  дальние  родственницы  -  Их  Высочества  Селестия,  Луна  -  "Ты  не  грусти,  в  твоей  стране  же  полно  таких  деревцев,  и  каждые  из  них  цветут  или  цвели  так  же  красиво"..."  -  размышлял  молодой  король  дальнего  края,  где  с  алым  солнцем  тоже  вставали  и  общались,  играли,  любовались  черно-белыми  мишками  и  маленькими  лисичками  неунывающие  пони.
Они  любили  этого  юношу-пони,  который  с  тихим  радушием  проведет  в  покои,  выслушает,  поможет  всеми  силами,  защитит,  и  каждая  лошадка  знала,  что  даже  когда  она  спит,  ее  охраняют  его  чуткие  карие  глаза;  приятно-зеленый  с  темно-синей  крышей  замок  его  был  виден  из  любой  точки  дальней,  сказочной  страны...
"Может,  они...  правы?"...  -  задумчиво  опустил  взгляд  Кабуто  -  на  груди  и  плечах  блестел  массивный  ошейник  из  сияющего  металла  мягкого  зеленого  цвета,  капелькой  в  его  середке  был  нежно-розовый  камешек  в  форме...  лепестка  (все  в  тон  аккуратненькой  короне,  все  напоминало  о  сакуре!
Он  еще  раз  поднялся  в  высоту  на  огромных  сильных  крыльях,  чуть  переливающихся,  почти  прозрачных  как  стекло,  темно-синеньких,  формой  напоминавших  не  то  крылья  дракона,  не  то  -  бабочки  -  и  совсем  близко  оказался  белоснежная  ягодка  луны,  от  нее  тихо-тихо  падал  сияющий  пух  на  синие  волны  травы,  на  камешки  и  мостики,  журчащие  ручьи  и...  На  живые  розовые  облака  садов,  шелестящие,  дышащие,  распускающиеся  и  сливающиеся  с  дождем  лепестков,  что,  вроде  бы,  так  были  похожи  на  них,  но...
"И  все  же  -  это  моя  сакура...  -  пони-правитель  все  раздумывал,  осторожно  опустил  голову  на  массивные  доспехи,  в  тон  ошейнику,  что  охватывали  передние  его  ноги,  приземлившись  на  сгусток  тумана,  жемчужно  мерцающей  паутинкой  пронизывающего  синеву,  -  И  пусть  она  в  чем-то  похожа  на  другие,  не  единственная  на  свете...".
Тут  его  щеки  коснулась  розовая  капелька  того  сказочного  дождя,  что  пришел  так  неслышно  -  она  гладила  его  вырезанные  черные  контуры  обводки  бровок  и  глаз,  уголка  мордочки,  так  аккуратно,  что  ее  прикосновение  казалось  лишь  мгновением;  и  сколько  было  в  нем  одном  -  точно  не  желал  улетать  в  неведомый  край,  боялся,  что  больше  никогда  не  встретит  уютной  розовой  мягкой  перины  из  похожих  на  него,  своего  хозяина.
Кабуто  прочувствовал  это  и  посмотрел  ему  вслед,  не  обращая  внимания  на  то,  как  ветер  треплет  ему  коротенькую  черную  гривку,  с  длинной  челкой,  искристую,  через  которую  чуть  просвечивался  его  темно-синий  лобик,  как  бы  говоря  ему:  "Что  тебе  одна  сакура,  целые  сады  ее  -  твои!..  Не  тревожься  и  радуйся!..".
Он  полетел  за  ним,  хотя  сонные  лунные  лучики  укрывали  его  темно-синюю  фигурку  дымкой  дремы;  летел,  не  оглядываясь,  за  цепочкой  таких  маленьких,  в  чем-то  скромных,  но  таких  родных  ему  светло-розовых  лепестков  (когда-то  они  впервые  открывались  под  влажными  глазками  росы,  они  смотрели  на  большой  и  широкий  мир,  а  он  каждый  день  поливал,  взрыхлял  почву,  смотрел  на  них  и...  наклонялся  над  хрупким  невысоким  деревцем,  что  родило  их,  и  мягко  обнимал,  стараясь  не  помять),  что,  беспомощно  кружась  в  порыве  ветерка,  уносились  вдаль;  летел,  с  трепетом  осознав  одно:  "И,  что  бы  ни  было,  это  моя  сакура!..  Я  очень  ее  люблю,  я,  я...  Не  покину  ее!..".
Миг  всего  этого  снова  отчетливо  пронесся  перед  юношей-пони,  он  встрепенулся  и  остановился  -  а  как  же  то  тонкое  черно-коричневое  ароматное  деревцо,  которому,  должно  быть,  совсем  холодно  без  своего  розового  пуха?  Как  он  красив,  мягок,  не  хочется  с  ним  расставаться,  не  хочется,  чтобы  он  улетел...  
Но  деревцо...  "А  как  же  ты?  -  подумал  о  нем  он,  ощутив,  как  от  душевных  метаний  у  него  часто  бьется  сердце,  и  оно  шептало:  "Кабуто,  ты  же  говорил  мне,  что  любишь  ее...  А  готов  бросить,  только  чтоб  не  расстаться  с  улетающим  ее  розовым  дождем?..  Ты  ли  это?  Или  был  влюблен  лишь  в  ее  цвет?..  Но  он  уходит...  А  она  еще  есть,  все  еще  нуждается  в  тебе...  Ее  ли  вина,  что  улетели  те  красивые  лепестки?..  Ответь  теперь  -  любишь  ли  ты  ее?..".
"Да!"  -  закрыл  глаза  он  и  бросился  обратно  -  в  глубине  дворца,  незаметная,  стояла  взращенная  им  сакура,  казалось,  она  поникла  красивыми  веточками,  с  них  опадали  и  улетали  последние  лепестки.
"Я  с  тобой!..  Прости  меня!"  -  одними  глазами  тихо  произнес  ей  пони  и,  не  боясь  быть  уколотым  острыми  холодными  ветвями,  обнял  ее  крыльями,  стремясь  передать  тепло,  согреть  тревожным  дыханием,  невольно,  как  в  беспамятстве,  вызывая  магию  длинного  острого  темно-синего  рога;  а  вокруг  них  все  танцевал  лепестками  ветер,  грозясь  забрать  последний  лепесток,  что  Кабуто  отчаянно  придерживал  грудью...  Вдруг...
Он  открыл  глаза  -  перед  ним  стояла,  как  вырезанная  из  снега,  сакура,  робко  переливающаяся  в  лунном  свете,  на  веточках  один  за  другим  распускались...  лепестки!  Он  оглянулся  -  в  страну  пришла  неслышно  зима  -  дождь  все  ронял  капли,  только  теперь  они  были  обыкновенными,  быстро  мерзнущими  и  покрывающими  все  вокруг  белыми  снежинками...
"Ты...  Такая  красивая!"  -  пряча  слезы,  прошептал  дереву,  что  не  переставал  обнимать  крыльями,  он  -  холодный  чудный  невидимый  ножик  снежного  мастера,  вырезающий  ее  более  тонкой  и  загадочной,  пушистой  от  белого  своего  пуха,  словно  сделал  сакуру  птичкой,  покрыв  очаровательными  перышками,  но  ранил  и  не  дал  взлететь  (на  ее  ветках  повисли  тяжелые  ягодки,  переливающиеся,  алые,  приятные)...
Принца  не  усыпляло  очарование  ее  красотой,  нечто  проводило  в  самую  его  душу  каждую  застывающую  ягодку  как  слезу  -  она  все  грустит...  Быть  может,  о  лепестках,  быть  может,  о  том,  что  они  летают;  щемяще  принял  это  в  мысль  Кабуто  и  решительно  тихо  кивнул  головой,  выпуская  силу  рога...  И  маленькая  белоснежная  бабочка,  с  алыми  ободочками  крыльев,  светящаяся,  с  бледно-розовыми  пятнышками  в  каждом  крылышке  в  форме  лепестка,  радостно  запорхала  к  луне...
Он  долго  смотрел  ей  в  след,  порываясь  улететь,  но  чувство  долга  перед  страной  и  отчаяние  не  давало  ему  сделать  и  шага;  он  только  сказал  себе:  "Надеюсь,  больше  ты  не  будешь  грустить...  Не  скучай  по  мне,  моя  красавица...  Лети...".
Снова  вспомнились  ему  слова  Селестии  и  Луны,  и  лучик  воспоминаний,  радости  и  маленького  тихого  счастья,  что  останется  с  ним,  и,  кто  знает,  с  ней  тоже:  "В  твоей  стране  сады  сакур  цветут  и  теряют  лепестки";  он  смиренно  вздохнул  и  хотел  пойти  вздремнуть  ("Счастье  будет,  если  мы  хоть  иногда  будем  вместе  хоть  во  сне"  -  ручейком  вливалось  к  нему  в  сердце  утешение);  надо  развеяться,  хоть  на  миг  увлечься,  забыться  заботами,  хобби  (однако  фехтование  в  воздухе  мечами  с  отражением  и  беседы  с  пони-самураями  из  стражи,  приемы  и  театр,  чай  с  гостями  и  прогулки  -  все  это  будет  уже  не  прежним,  без  нее  -  быть  может,  похожей  на  других,  но  его  сакуры)...
Тихо-тихо  что-то  опустилось  ему  на  щеку  вновь,  и  торопливо  он  открыл  глаза,  надеясь,  что  все  это  только  снилось  ему  и  деревце  вернется,  вновь  уберется  розовым  дождем;  но  -  тишина,  синева  и...  Маленькая  белая  бабочка  почти  слилась  с  луной,  сияющая,  полупрозрачная  кроха,  улетая  вдаль...  Он  опустил  глаза  и...  Крепко-крепко  прижал  к  себе  то,  что  они  нашли  -  маленький  лепесток,  что  они  сохранили,  нежный,  как  ее  дыхание...
("Я  всегда  тебя  буду  хранить...  Спасибо,  что  ты  есть!"  -  погружаясь  в  сон,  сказал  Кабуто,  бережно  укладывая  в  крыльях  его  ближе  к  сердцу,  не  то  ему,  не  то  ей,  не  то...  Дождю  сакуры,  что  укрывал  его  вспоминанием  о  мечте)...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=546644
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 26.12.2014

Тропою троллей…

...Идти  очень  опасно  и  все  же  увлекательно,  донельзя  интересно,  в  какой  момент  схватит  за  носик  или  за  хвостик  этот  чудик  с  толстыми  торчащими  ушками,  жадно  охраняя...
-  Сокровища...  Их  там  будет,  наверное,  столько,  что  хватит  на  одну  Вселенную  арахиса,  конфеток  и...  чипсов!  -  мечтательно  закрыл  глазки  Дейл,  разминая  лапки,  приготовившись  пролезать  через  опасные  узкие  ледяные  формы,  увиливать  быстро-быстро  от  падающих  сталактитов,  примеряясь  к  снежной  пещере.
Он  собирался  постигнуть  ее  один,  и  потому  никому  не  собирался  говорить,  что  она  есть  и  что  в  ней  есть,  там  же  наверняка  богатства,  а  делиться  ими  -  это  то,  что  бурундучок  любил  меньше  всего.
Красноносый  кроха  браво  ступил  на  глубокий  холодный  белоснежный  ковер,  стелящийся  тропинкой  вдаль,  холодную  глубокую,  но  от  этого  не  становящуюся  менее  соблазнительной  для  путешественника.
Только  он  нагнулся,  чтобы  забраться  в  снег,  как...
-  Да  ты  что,  того?  -  покрутил  у  виска  с  присвистыванием  Чип,  видно,  выследивший  своего  товарища,  что  было  несложно  -  Дейл  всегда  с  шумом  и  пылью  перемещается  во  времени  и  пространстве.
-  Иди  к  Рокфору!  -  отмахнулся,  показавшийся  из  недр  снега  с  недовольной  мордочкой  второй  бурундучок.
-  Ты  собрался  в  снегу  сокровища  искать?  -  продолжал  его  друг.
Тот  аж  подпрыгнул  от  возмущения:
-  Ты  еще  и  подслушивал?!..
Чип  понял,  что  сейчас  собеседник  станет  красным  от  носа  до  пяток  от  злости,  и,  дабы  замять  скандал  и  заодно  исправить  свою  вину,  быстро  предложил:
-  Пойдем  вместе,  пусть  меня  Вжик  поцелует,  если  я  проболтаюсь  кому!..
На  том  и  порешили,  и  двое  бурундучков  отправились  в  царство  пещеры.  Кругом  было  ослепительно  бело  и  свежо,  на  стенках  переливались  радужные  блики.
Дорога  была  спокойной,  что  удручало  Дейла  -  от  скуки  он  предложил  вырезать  надпись  на  стене  пещеры,  в  память  и  доказательство  тому,  что  были  они  тут,  и  будет  им  чем  гордиться  на  старости  лет,  и  потомки  прославят  их  пещеру;  на  что  Чип  с  испуганным  охом  быстро  отговорил  товарища,  заверив,  что  это  небезопасно,  что  тролли  по  этой  надписи  могут  их  найти  (на  самом  деле  он  просто  не  хотел,  чтобы  другие  путешественники  забрали  их  сокровища).
После  перебранки  по  этому  поводу,  друзья  успокоились  и  решили  оставить  также  в  покое  стены  огромного  сооружения  природы,  где  переливался  снег,  а  на  стенах  радужными  бликами  рисовались  причудливые  узоры.
Потом  Дейлу,  спустя  несколько  поворотов  в  лабиринте  пещеры,  снова  заскучалось  и  он  предложил  сфотографироваться  тут,  утверждая,  что  ничто  так  не  подчеркнет  его  хвостик  и  носик,  как  радужные  тени  на  белом  фоне;  на  это  второй  бурундучок  сказал,  что  щелчки  фотоаппарата  разбудят  хозяев  пещеры,  и  тогда...
-  Тогда  тролли  утащат  тебя,  чтобы  ты  фотографировал  им  сокровища  без  перерыва,  пока  не  надоешь,  и  они  тебя  не  с  едят!  -  устрашающе  взмахнул  лапками  Чип  (ему  просто  не  хотелось,  чтобы  на  фото  был  его  соратник  и  соперник  в  борьбе  за  любовь  Гаечки,  пусть  лучше  он  будет  среди  этого  радужно-белого  чуда,  без  него).
-  Что  ты  врешь?!..  -  кисло  спросил  Дейл,  скучающе  почесывая  лапкой  нос,  -  Ты  даже  не  знаешь,  как  они  выглядят!..
-  А  ты  будто  знаешь!  -  язвительно  парировал  тот.
-  Да!  Они  мелкие  -  вдохновлено  принялся  сочинять  упертый  малыш,  забавно  закатив  глазки,  -    И...  злые,  как...  Валенок...  -  многозначительно  и  неожиданно  вдруг  заключил  он  (на  пригорке  неподалеку  от  них  одиноко  стоял  упомянутый  предмет).
Чип  окончательно  вышел  из  себя  и,  бурча,  расплылся  в  тираде  в  духе:  "где  ты  видел  таких  троллей?!..",  давая  нежно  щелбана  и  натирая  снегом  носик  Дейлу,  чтобы  привести  его,  как  он  думал,  в  чувство.
И  вместо  того,  чтобы  гулять  с  замиранием  сердца  вглубь  пещеры,  не  отрывать  глаз  от  радужных  теней  в  белоснежном  царстве  глубины  и  холода,  бурундучки  не  отрывали  взгляда  друг  от  друга  и  увлеченно  давали  друг  другу  взбучку.
И  тут  раз  -  в  них  метко,  зловеще  полетел...  тот  самый  валенок,  что  был  злой,  как  тролль,  что  наверняка  притаился  за  снежными  буграми  тут  и  тихонько  хихикал  вместе  с  радужным  мерцанием  в  белоснежном  своем  королевстве,  чуть  обидевшись  на  то,  что  был  злой  не  как  тролль,  а  как  он  и  запустил  им  в  незваных  гостей!
Они  настолько  впечатлились  этим,  что  сначала  разбежались  и  схоронились  за  ближайшими  сугробами,  глядя  во  все  глаза  на  безмятежно  лежащий  себе  предмет,  что  совсем  не  обещал  быть  злым.
-  Это  он!..  -  пискнул  Дейл,  рожицей  показывая  Чипу,  что  был  прав  и  что  тролли  бывают  и  в  виде  валенков.
-  Как  думаешь,  он  очень  злой?  -  мысли  сердечного  Чипа  вконец  перепутались  и  он,  для  себя  и  отныне,  решил  слушаться  друга.
-  Очень!...  -  патетически  раздалось  из-за  бугорка.
"Что  делать?"  -  только  и  читали  друг  в  друге  бурундучки,  со  страхом  глядя  на  тролля-валенок.
А  на  стенах  пещеры  все  так  же  заманчиво  сверкали  разноцветные  пятнышки,  змейки,  складывались  в  мишек,  цветочки,  облачка;  сколько  золота,  серебра,  белоснежного  камня,  жемчуга,  алмазов,  рубинов,  сапфиров,  изумрудов,  янтаря,  аметиста,  и  других,  и  прочих  драгоценных  минералов,  белая  пещера  ласково  хрустела  тропинками,  переливалась,  казалось,  живыми  звездочками,  приглашая  все  гулять  и  гулять  в  себе...
"Была  ни  была!"  -  решил  Чип,  пожалев  свои  силы  и  находчивость  приятеля  и,  отчаянно-храбро  приосанившись,  поклонился  и  выступил  с  речью  к...  валенку,  все  валявшемуся  себе:
-  Дорогой  тролль,  мы  только  заблудились...
-  Да  ты  что,  того?  -  раздалось  с  присвистом  внезапно  из-за  бугра.
Дейл  аж  выскочил  -  сейчас  их  отшлепает  тролль,  злее  любого  валенка,  осознав  это,  он  стремглав  побежал  к  другому  бурундучку  и  они,  как  по  команде,  сделав  невинные  глазки,  обнялись  и  задрожали.
Показался...  Рокфор,  в  одном  валенке,  полные  лапки  которого,  казалось,  исчезли  от  восхитительных  самоцветов  в  них,  Гаечка,  несущая  увесистые  куски  янтаря  и  Вжик,  умирающий  со  смеха,  с  капелькой  жемчуга.
-  С  валенком  разговариваете  уж!..  -  усмехнулся  Рокки,  вывалив  горсть  рядом  с  бурундучками,  чтобы  они  могли  рассмотреть  находки,  поправляя  пышный  ус  и  залезая  другой  лапкой  в  карман  курточки  со  словами,  -  Это  от  голода,  вы  угощайтесь,  ребятки!..
Последовал  совместный  обед  орешками  и  восхищение  найденными  сокровищами.
Дейл  и  Чип  были  рады,  что  пещеру  открыли  раньше  их,  ведь  это  были  их  друзья  -  с  ними  весело  вырезать  на  белоснежной  стене  пещеры  рисунки  и  памятные  слова,  в  роде:  "Жу!",  "Были  вместе!",  "Ура,  нашли..!";  фотографироваться  и  гулять,  этою...
Тропою  троллей...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=546643
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 26.12.2014

Розовый танец

...  Я  не  могу  его  забыть,  как  снежинки  уходили  вдаль,  они  утешали  меня  и  говорили:  "Ты  найдешь  покой";  я  пробовал  жить,  не  обращать  внимание  на  холод,  но  его  стало  много...
В  лесу  я  долго,  словно  всегда  жил  среди  вырезанных  белых  веток  и  тишины,  холод  был  мягким  и  успокаивающим;  "Все  будет  хорошо"  -  уверяли  отблески  легких  его  перышек,  словно  пухом  летали,  гладили  щеки...  
И,  как  бы  мирно  сосуществуя,  любуясь  ими,  не  трогали,  не  закрывали  в  равнодушную  твердь  лепестки  дикой  вишни  рощи,  хрупкие,  радующиеся  искрам  снега,  какая  красота...
Быть  может,  она  -  моя  ниточка  надежды,  аромат  ее  перемешивается  со  свежестью  воздуха,  ягодки,  словно  капельками  алых  глазок  сказки,  увлекали  в  себя  взгляд...
Ты  словно  любишь  мои  шаги,  мое  осторожное  дыхание,  очень,  как  будто  не  сможешь  без  них  дальше  жить,  твоя  красота  бессмысленна,  если  ее  никто  не  видит,  хочешь  сказать  ты,  день  проходит  улетающей  белой  птичкой...
Слышу  ее  голос  сквозь  тяжелый,  вытягивающий  силы,  сон  -  уносящийся  ввысь,  легкий,  и  каждый  лепесток  на  выточенном  белоснежном  деревце  дрогнул  -  слышит  ее...
Бреду  на  звуки  -  теплые,  утишающие,  каких  не  слышал  никогда  -  воображение  радостно  цеплялось  за  их  ласковые  незримые  бусинки,  осторожно  рассматривало  их,  изумлялось  чистоте  этих  снежных,  невидимых  лучиков...
Влекусь  дальше,  с  замиранием  сердца  наблюдая,  как  ветерок  поднес  волшебную  мелодию  ближе,  она  становится  ближе,  распускается  танцем  розовых  лепестков  среди  переливающейся  белой  тишины...
Иду  дальше  и  вижу  -  в  нежно-розовом  кимоно  танцует  девушка,  я  никогда  таких  не  видел  -  тихая,  с  добрыми  глазами,  прекрасная,  кто  она  и  откуда?  Не  нахожу  ответа,  только  падаю  на  снег  в  бессилии...
Она  танцевала,  точно  белая  птичка,  светлая,  от  нее  он  медленно  развивался,  стыдливо  скрываясь  в  лепестках  и  снежинках,  он  украдкой  касался  меня,  забирался  куда-то  глубоко  внутрь,  лоб,  глаза,  губы,  шею,..  -  все  укрывал,  как  невесомый  дождь...
Все  это  отражалось  в  ней,  от  нее,  во  мне,  каждое  ее  движение,  осторожно,  в  душе,  и  она  дрожала  от  предчувствия,  неслучайно  я  встретил  эту  девушку,  она  необычная,  почему  я  не  могу  оторвать  взгляда  от  ее  танца?..
Вот  она  приподымается  на  цыпочки,  как  будто  кружится,  взлетает  с  открытыми  крыльями,  хочет  лететь,  но  не  может  -  вокруг  снежинки  и  лепестки,  розовые,  точно  грустили,  что  останутся  одни...
И  она  аккуратно  наклоняется  их,  обводит,  точно  стараясь  погладить,  утешить,  взять  на  ручки  и  подтолкнуть  к  белому  высокому  небу,  где-то  там  оно  тихо  рассеивается  розовыми  искрами  в  закате...
Уж  близко  ночь,  как  быстро,  холод  становится  ниже  и  сильнее,  а  я  не  могу,  заставляю  себя  подняться,  но  не  могу  -  не  хочу  уходить  из  этого  бело-розового  леса,  его  феи,  танцующей  так  красиво...
Дрожу,  тянусь  к  ней  -  тяжело,  это  не  иллюзия,  я  замерзаю,  не  покидай  меня,  кто  бы  ты  не  была!  Пусть  я  стану  забавой  твоего  леса,  пусть...  -  про  себя  страстно  молю,  но  не  смею  сказать  ей...
Она  посмотрела  на  меня,  подошла,  тихонько  и  ласково  стряхнув  с  пряди  на  моем  лбу  снежинки,  и  опустила  взгляд,  прочитав  в  моем:  "Я  могу  бесконечно  смотреть  на  тебя,  я...  тебя  люблю!"...
"Да...  Твой  розовый  танец  -  моя  душа,  она  ожила,  даже  сквозь  снег,  в  закате,  я  становлюсь  частью  твоего  леса  и  тебя!"  -  продолжали  мои  глаза,  я  впервые  боялся  темноты  -  вдруг  она  заберет  эту  белоснежную  сказку  и  тебя,  ее  фею?..
Закрываю  глаза,  целую  эти  мгновения  в  сердце,  не  в  силах  отпустить  от  век  хоть  одно  движение,  небесно  легкого,  белоснежного  танца  девушки,  что  осторожно  стала  мне  их  гладить,  ее  рукав  был  мягким,  как  облако...
Она  напомнила  мне  мою  жизнь  -  я  шел  все  вперед,  в  поисках  покоя,  но  нашел  его  в  ее  лесу,  где  все  тихо  кружатся  лепестки  и  снег,  и  она  в  танце,  под  тихие  плавные  мелодии,  сквозь  сон  чувствую  это...
...  Я  не  смогу  это  забыть,  как  снежинки  уходили  вдаль,  они  утешали  меня  и  говорили:  "Ты  найдешь  покой";  я  пробовал  жить,  не  обращать  внимание  на  холод,  но  его  стало  много...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=545362
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 21.12.2014

Лабиринт Орфея

Усталость,  как  кажется,  сладко  утопить  тебя  в  мягкой  подушке,  вокруг  темнота  и  сон...
"  -  Я  помогаю  тебе  летать!
-  Но  я  не  имею  крыльев...
-  Ты  же  видишь  меня,  хочешь  вернуться  ко  мне!..".
Ничего  не  сидит  в  голове,  кроме  этого  разговора,  он  произошел  ночью,  между  мной  и  молодым  волшебником,  что  из  редко  появлялся  и  давал  мне  возможность  поучаствовать  в  сказке...
Что  за  милые,  трогательные  сказки  -  в  них  есть  радужное  солнце,  и  снежно-светло-розовыми  звуками  наполняется  мазок  картины  о  единороге,  миг  -  и  уже  гуляешь  с  ним  в  светлом-светлом  лесу  (где-то  в  глубине  слышится  хруст  веточек  -  мои  верные  друзья  -  белоснежные,  огромные  полуморские  свинки-полульвы  -  кады  -  вы  все  так  же  радуетесь  мне...
И  темные  коридоры,  глубины  моря,  восторгающие  моржи  на  берегу,  дворцы  в  пирамидах  -  все  подарил  мне  ты,  Орфей?  С  твоими  глазами  как-то  сталкивалась,  в  них  читаю  лишь  одно:  "Смотри,  это  все,  о  чем  ты  на  самом  деле  мечтаешь,  смотри,  будь  со  мной!..".
И  тепло,  и  мягко,  и  спокойно,  но...  не  оттого  ли  я  иногда  пытаюсь  убежать  от  этих  миров,  что  мне  слишком  больно,  от  того,  что  они  закончатся,  сейчас  дождь,  удобно  размыслить  -  как  быть?  
Ведь  еще  миг  назад  мне  было  хорошо,  я  была  воительницей  (хотя  не  умею  стрелять  из  лука  или  не  поверю,  что  не  боюсь  при  битве  поранить  соперника),  принцессой,  хоть  это  время  прошло  и  та  страна  с  пагодами  и  вишнями  далеко;  увлекающимся  детективом,  что  смотрел  за  снежной  пещерой  с  самоцветами,  куда  отправились  двое  бурундучков  -  отпечатки  моего  детства,  моего  внутреннего  мира,  бессознательного...
Именно  так  -  отпечатки,  осторожные  дверцы,  что  приоткрывает  мне  он  лишь  на  время,  нашептывая,  как  мне  легко  будет  освоить  игру  на  арфе,  как  здорово  писать,  нет  ничего  лучше  снова  возвращаться  в  память,  в  ее  дрему  -  так  тягостно  и  незаметно  солнце,  как  неподвижное,  в  той  же  точке  вдруг  становится  белым...
А  все  ради  одного  -  чтобы  оставить  у  себя  бродить  по  лабиринту  (Орфей,  зачем  тебе  это?)  мне  стоит  не  спать,  не  хочу  спать!..
"  Вижу  три  ряда  ступенек,  каких  не  приходилось  встречать  -  на  каждой  из  них  по  несколько  более  мелких,  и,  как  в  зеркале,  они  отражаются  в  потолке,  из-за  туманной  синевы  вокруг  -  пузырьки,  метающиеся  огненные  кругляшки,  что  выдыхает  дракон...  Твой  страж..."
Я  победила  его,  почти  всех,  и  ты  не  выпускаешь,  Орфей,  вижу,  как  смотришь  на  меня,  стоящую  перед  тобой  в  белом  платье,  в  тон  волосам  и  коже  (вероятно,  ты  уловил,  как  привлекательны,  странно  интересны  мне  альбиносы,  или  мне  так  красивее,  несомненно,  ведь  ты  не  можешь  оторвать  от  меня  глаз).
Ты  и  сам  такой,  только  старше,  таинственнее,  твоя  внешность  закрепила  в  моем  сознании,  что  от  тебя  надо  бежать  со  всех  ног  -  зачем  ж  тебе  эти  разноцветные  глаза  и  приоткрытые  губы  (ты  все  сказал  сам  собою  -  "Останься  у  меня  навек!)  А  зачем  -  лучше  б  и  не  догадывалась...  
Но  намеки  у  тебя  выходят  прекрасно,  ужасающе  -  я  до  сих  пор  помню,  как  пряталась  лестницами  от  твоих  обличий  (у  тебя  их  так  много;  и  теперь  настоящее  -  белый,  кажется,  невинный  и  тихий,  а  глаза  так  и  смотрят...
Вернись,  прошу,  вернись  в  место,  откуда  ты  прибыл  -  в  заэкранье  смартфона,  в  странички  неосязаемых  мифов,  и  сделай  свое  царство  мирным,  без  черных  жуков  и  белых  слизких  масс,  ты  мне  не  даешь  их  убить  же,  ну  я  знаю  -  они  выжили,  жалость  моя  творца  к  ним  победила  рассудок  (и  я  оправдываю,  я  прячу  их  уродливые  формы,  чтобы  умилостивить  тебя,  и  наврали  твои  биографы  -  не  Апполон  повелитель  муз,  а  ты  -  под  твои  чары  они  навевают  сюжет  или  реплику...
Ты  все  даешь,  а  просишь  взамен  одного  -  "Будь  со  мной",  но  разве  я  тебя  люблю?  Спасибо,  ты  -  моя  верность  и  ностальгия,  благодарю,  ты  -  моя  игрушка  в  бесконечной  паутинке  -  дом  -  места  -  дом  (жду,  терплю,  и  все  так)...  
И  тебя,  Орфей,  хоть  может,  тебе  и  больно  это  слышать,  ты  чувствуешь  себя  живым,  похищаешь  мою  память,  мой  ум  и  создаешь  каждый  раз  новый  иди  похожий  мир  для  меня...
Но  я  чувствую  себя  гостем  в  твоем  лабиринте,  поражающими  воображение  многоэтажками  с  перевернутый  и  оборванными  лестницами  и  огромными  пробелами  в  парапетах,  с  мягкими  обивками  огромных  залов  для  концертов  или  цирка,  ты  приносишь  мне  в  дар  самые  изысканные  украшения,  сласти,  ты  погружаешь  в  сон  во  сне  и  о  сне,  где  сон  о...
Твоих  несказанных  мыслях  (это  они  ко  мне  тянутся  щенками,  такими  радостными  и  маленькими,  восхитительный  щенятами?);  я  завожу  легко  машину  и  еду  в  надежде  проехаться  по  твоей  логике  и  расставить  там  все  точки,  но...  
Не  получается,  и  точек  нет  на  ее  картах  -  с  окна  моего  дома  -  целый,  огромный  мир  -  прямо  передо  мной  -  экзотические  тропики,  по  отдали  -  мини-океан  с  льдинами  и  снегами,  справа  -  леса  и  деревни,  замки  Евразии,  да  еще  -  острова,  волшебные  джунгли...  Или  необычный  вид  -  центры,  я  гуляю  дальше  от  дома,  где  мне  все  так  знакомо  и  вдруг...
Ну  мини-искушение  -  полным-полно  чипсов,  да  надоедает  ими  угощаться,  топаю  вниз,  за  угол  -  сладости,  море  (им  отводится  полкухни  и  все  мало    ),  мало  интересно,  дальше  -  тропинка,  поворот,  проломы,  промерзь,  (и  в  реальности  так)…  
Ты  грозился  мне  давным-давно  алой  больницей  с  костями  и  богомолом  на  розе,  что  ничего  милее  твоих  владений  не  будет,  и  заставишь  меня  слушаться,  заставишь...
Но  нет,  Орфей,  не  выходит,  я  уважаю,  тебя,  ценю  все,  что  ты  мне  даришь  и  даже  стараюсь  перенести  на  творения,  и  пусть  они  прославят  твой  труд,  но...  
Мое  будущее  ты  сохрани,  будь  другом,  ведь  ты  бог  снов,  импульсивный,  но  понимающий  -  прошу,  не  трогай  мое  сердце...
Орфей,  ты  все  смотришь  и  читаешь,  алчешь  прочесть  все,  что  было,  чтобы  воспроизвести,  спрятать  в  свои  образы  и,  приведя  меня,  убедить:  "Но  все,  что  ты  когда-то  желала  -  здесь,  останься  со  мной!"...  Может,  я  права  и  ты  хочешь  сделать  меня  богиней  своих  сказок,  вместе  ими  владеть,  передавать  и  быть  довольными,  что  я  приношу  их  в  мир  и  получаю  дары,  но...
Ты  закрываешь  глаза  на  то,  что  я  мало  спала,  рано  уходила  из  твоего  царства  может,  не  знаешь  или  наоборот  интуицией  чувствуешь,  что  когда  возвращаюсь,  я  не  смотрю  на  тебя,  просишь  подойти  -  не  подхожу  (чего  ждешь  ты  -  неясно...)
"  -И  я  жду  того  же!  Или  ты  думала  иначе?..
-  Прости,  но...  Ты  лишь  мои  сны!
-  Но  не  я  ли  отражаю  все,  что  ты  хочешь?..  
-  Пора  вставать,  покидаю  твой  лабиринт…  Надеюсь,  ты  меня  простишь...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=545193
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 20.12.2014

"Нарисуй мне дождь!"

...  Капельки  его  дождя  просто  чудесны  -  они  напоминают  мне  наше  свидание.  Кажется,  тогда  ты  кротко  взяла  розу  и  долго  смотрела  на  нее,  как  капельки  дождя  становятся  ее  росой...
Я  тоже  опустил  глаза,  с  трепетом  нащупывая  мысленно  ту  дождинку,  что  была  одной  на  нас  двоих,  я  ловил  ее  в  сердце,  обещал  ей  все  чудеса  и  богатства  нашей  страны  (она  бы  стала  жемчужиной,  назову  ее  в  честь  тебя  -  Жемчужина  Герцогини).
Мне  говорят,  что  я  не  только  Шляпочник,  но  и  Безумный  -  приближённый  улыбающийся  Чеширский  кот  льстит  милым  выражением  мордочки  и  безнаказанно  доносил  обо  мне,  о  моих  записках  к  тебе,  за  это  получал  бесплатное  приглашение  на  крикет  и  на  кексы  к  Королеве  Червей...
Ты,  как  бабочка,  что  в  свете  луны,  казалась  сияющей  белоснежными  крылышками,  снова  улетела  в  ночь,  так  быстро,  что  я  не  успел,  не  смог  забыть  те  редкие,  но  упоительные  минуты,  когда  шел  дождь,  он  шептал  безмолвно  мое  признание  и  грустил  вместе  со  мной,  что  скоро  ты  опять  уйдешь...
Смотрю  на  окно,  где  играет  искрами  его  туманная  вуаль,  пишет  чувством  за  чувством  мои  вспоминания,  незаметно  падая  прямо  в  сердце,  как  миг,  где...
Ты  смотришь  мне  в  глаза,  внимательно,  с  вопросом,  словно  забыв,  что  тут  нет  логики  и  потому  ответа  нет,  есть  игра  слов,  игра  карт,  игра  зеркал  и  музыки,  и  лишь  иногда...
Тишина  и  ночь,  и  красивые  капли  будто  целуют  стекло  звездочками  оттеняют  твой  взгляд,  они,  словно...
Упавшие  с  неба  мечты  искрятся  в  его  капельках,  они  обнимают  на  прощание  твой  опущенный  взгляд,  тот  тихий,  кроткий  взгляд  на  розу,  потому  лишь  шепну  тому,  кто  придумал  меня  и  тебя,  все  это:
"Нарисуй  мне  дождь!"...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=544742
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 18.12.2014

Ответ… в Филе :)

...Однажды  и  маленький  и  любопытный  щенок  Филя...  аккуратно  потянулся  после  сна  и  ощутил  -  как  сверху,  возле  его  мохнатой  круглой  головки,  все  теплело  что-то  большое  и  мягкое,  как  одеяльце.
Со  всех  лапок  он  устремился  к  зеркалу  -  ничего  подобного  не  было  -  смотрит  лишь  на  себя  бравый  Филя,  нюхает  мокрой  шаловливо  двигающейся  капелькой  носика  воздух  да  хвостиком  виляет.
"И  где  ж  оно?"  -  еще  чуть  пофилософствовал  щенок,  а  потом,  как  ни  в  чем  не  бывало,  побежал  кушать  (неподалеку  апеттитным  запахом  и  приятной  сочной  формой  ждал  кусок  мяска).  
Радостно  трудится  ротиком  малыш  над  ним,  забывая  обо  всем  на  свете,  и  в  то  же  время  что-то  подсказывает  -  нечто  возле  макушки  никуда  не  делось  (незаметно  и  с  мурашками  наливается  оно  словно  пузырьками  явно  витаминов)...
"Ой!"  -  аж  отпрянул  от  тарелки  смышленый  малыш,  как  четко  поймал  это  ощущение:  нет,  это  определенно  что-то  загадочное  и,  вероятно,  его,  нужное  промелькнуло  у  него  в  голове  -  подумалось  ему,  и  опять  он  усердно  заперебирал  лапками  к  зеркалу...
Но  по  дороге...  Мячик!  Восхитительный,  как  вишенка,  самый  чудесный  в  мире  мячик!  -  и,  несомненно,  не  мог  спокойно  пройти  мимо  него  забавный  Филя  -  давай  играть,  догонять  и  легонько  его  шлепать  и  кусать  (а  он  выскальзывал  из  мягоньких  зубиков  крохи,  чем  превращал  его  упражнения  в  одно  маленькое  счастье)...
Догоняет  щенок  мячик,  а  сам  вновь  чувствует  -  что-то,  неподалеку  от  смешно  развевавшихся  его  ушек,  вновь  дало  о  себе  знать  (легонько-легонько...  подпрыгивало  и  покачивалось  при  каждом  движении);  отчего  Филя  решительно,  не  забыв  мячик  в  зубках,  направился  по  маршруту  к  зеркалу,  дав  себе  установку  смотреть  в  него  внимательнее  и  узнать,  что  там  такое  таинственное  у  него  есть...
Присел  перед  отражающей  гладью  на  задние  лапки,  заглянул  в  нее  бусинками  глазок  -  тот  же  знакомый  милый  кроха  -  ушки,  носик,  мокрый,  как  язычок,  грудка,  лапки,  хвостик...  Слегка  повернул  голову  -  и  увидел  -  как  складочка  между  головой  и  спинкой  тоже  повернулась  -  густая,  чуть  оттопыренная  складочка.
"Вот  что  у  меня  есть!  -  Восхищенно  рассматривал  находку  Филя,  спросонок  почесывая  лапкой  ушко.  -  Но  зачем  она  мне?".
И  опустил  глазки,  задумавшись.  Перед  ними  вдруг  промелькнуло  мгновение,  когда  он  был  совсем  маленьким,  рядом  были  братики  и  сестрички,  папа  с  мамой.
Вот  он  сонный  приоткрыл  ротик,  еще  не  умея  сказать  и  ходить,  а  кушать  он  уже  умел,  чуть  попискивает  от  голода.  Подходит  папа  и...  осторожно  берет  за  вот  эту  самую  штучку,  Филя  живым  комочком  висит  на  ней  в  его  сильных  зубах,  не  падает  и  умилительно  ощущает  его  присутствие  рядом,  будто  капельку  летит!  "Прилетает"  к  молочку  в  блюдце  (папа  осторожно  его  приземляет,  приглаживая  носом  складочку  и  ложиться  рядом)...
А  вот  он,  совсем  еще  крохой,  гуляет  с  мамой  и  другими  щенятами  на  свежем  воздушке,  он  только  научился  бегать  и  вовсю  наслаждается  приобретенным  искусством  -  ловит  бабочек,  ищет  игрушки,  прыгает  и  резвится...  Так  увлеченно,  что  забывает  -  вот-вот  и  упадет  в  ямку,  где  острые  неприятные  ветки  и  камни!  К  счастью,  мама  подбегает  и  аккуратно  берет  его...  Опять  же  -  за  эту  складочку  и  относит  на  безопасное  место  от  ямы!..
...Вернувшись  в  теплый  домик,  он,  еще  не  устав  играть,  начинает  общаться  со  своими  братиками  -  есть  более  младшие,  есть  постарше,  но  с  ними  всеми  интересно  и  весело  понаблюдать  козявку,  поиграть  в  догонялки,  пообсуждать  что-то...  Например,  кто  больше  умеет,  маленький  Филя  очень  был  уверен  что,  хоть  есть  и  постарше  его  члены  семьи,  а  он  уже  самый  смелый,  самый  сильный,  самый...  (ну,  хвастался,  проще  говоря)...  За  что  его  старший  брат  смачно  цапнул  за...  завсегдашнюю  складку  между  головкой  и  спинкой,  не  со  зла,  чтоб  воспитать...
И  растет  с  тех  пор  наш  малыш  воспитанным  и  умным,  за  что  не  только  получает  вкусные  косточки,  игрушки  и  прогулки  на  солнышке,  но  и  море  любви  и  ласки,  тепла  от  друзей-людей  (ему  так  нравится,  например,  когда  проведут  рукой  по  складочке  или  легонько  понажимают  на  нее)...
"Как  хорошо,  что  все  свое  ношу  с  собой  и  оно  так  полезно!"  -  завилял  хвостиком  Филя  перед  зеркалом  и  помчался  играть  с  солнечными  зайчиками,  что  жарко  щекотали  и  прыгали  по  его  складочке...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=544000
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 15.12.2014

Тиша и Пик…

…Крохотный  мышонок  Пик  открыл  глазки  –  за  окном  снежинки.
Он  вспомнил,  что  окно  может  быть  далеко  от  места,  где  он  впервые  увидел  солнышко,  и  радовался  ему  всякий  раз,  когда  оно  грело  травинки,  вкусные,  хрупкие,  восхитительные  травинки,  в  странном  сооружении  для  тепла  и  уюта,  которое  называют  домом,  и  задумался…
…Маленький  котенок  Тиша  потянулся  в  постельке  и  открыл  ротик  в  беззвучном  «мяу»,  просыпаясь  –  белый-белый  снег  означал  утро.
Малыш  умылся  и  почесал  в  задумчивости  носик  лапкой  –  отчего-то  причудливые  узоры  на  картинках  стекла  из  снежинок  напоминали  ему  чьи-то  маленькие  бусинки  глазок,  милые  и  блестящие,  как…
…  Снег!  Пик  восхищенно  тихонько  запел  ему  песенку,  осторожно  спускаясь  по  лесенке  из  смятых  кусков  картона  (его  принесли,  бережно  и  гостеприимно  укрыв  от  мороза  царящего  снаружи;  следовало  внимательно-внимательно  потянуться  к  застывшим  в  полете  лепесткам,  розовым  и  тонким,  что  были  недалеко  (на  картинке)…
…Тиша  игриво  прыгал  по  полу,  ловя  хвостиком  и  ушками,  всеми  лапками  блики  снежинок,  что  напоминали  кружащиеся  перышки,  нежно-розовые,  приятные,  похожие  на  бабочек,  с  которыми  волшебно  играть  и  сердечком  летать  вместе  с  ними…
…Солнечные  зайчики  мягкими  крылышками  крошечных  птичек  гладили  краснеющие  щечки  крохи,  с  попискиванием  все  любовавшегося  картинкой,  «Вот  бы  и  мне  весело  поиграть  с  другом,  как  они  друг  с  другом!»  -  тихонько  вздохнул  Пик,  аккуратно  теребя  от  волнения  лапками  хвостик…
…  «А  вдвоем  играть  веселее!»  -  мяукнул  тихо-тихо  котенок,  скучающе  все  продолжая  бежать  за  снежинками,  отражающимися  на  полу,  торопливо,  точно  внутри  что-то  его  подсказывало  –  он  не  один!..
…  Мышонок  легонько  повел  ушками  и  носиком,  внимательно  глядя  на  изумленного  Тишу  (тот  робко  присел  на  задние  лапки  и  с  интересом  вытянул  спинку)  –  они  встретились…
…Пик  осторожно  юркнул  к  нему  в  передние  лапки,  придвинув  крупную,  живую,  еще  не  растаявшую  снежинку,  с  нежно-розовыми  ниточками  сияния  в  гранях  (малышей  мягким  одеяльцем  укрывал  ранний  закат)…
…Котенок  осторожно  коснулся  ее  и  мурлыкнул  (его  глаза  сияли  –  как  чудно,  когда  ты  не  один!)…
…Тиша  и  Пик…  
…Рядышком  обнимали  одну  снежинку,  смотрели  вдаль  -  …за  окном  снежинки,  мерцающие,  белые,  воздушные,..  словно  в  сказке…

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=543750
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 14.12.2014

Глаз Полифема

Я  посмотрел  в  себя  -  море  снова  охладело,  то,  что  обещало  быть  без  края,  без  дна,  оно  просто  было...
Теперь  мне  стыдно,  оно  больше  не  волнуется,  и  куда  теперь  поплывет  корабль,  единственный,  маленький  -  мое  сердце...
Пробую  вспомнить,  как  было  -  много  раз,  из  забавы,  ранее,  смотрел  на  оставленные  ветрами  корабли,  они  стремились  плыть,  но  не  могли,  так  и  утонули,  мне  было  все  равно,  теперь  страшно  -  что  будет  со  мной?..
Когда-то  я  жил  с  братьями  у  берегов  заброшенного  острова,  охранял  стада  отца,  что  напоминали  кудрями  белой  шерсти  волны  царства  его;  и  братья  камни  убирали  с  горных  склонов,  освобождая  солнцу  почву,  чтобы  росла  трава  и  питала  овец,  так  ходил  с  ними,  ел  сыр,  пил  воду  и  скучно  спал,  а  днем  все  видел  тот  же  берег...
Единственный  глаз  обводил  горизонт,  слуха  касалось  беспечное  блеяние  питомцев  братьев,  морской  воздух  вызывал  странное  чувство,  что  и  днем  спится,  и  в  то  же  время  надо  бодрствовать,  рассеянно,  в  тоску  вкрапливалась  каждая  частичка  бриза,  все  тихо  и  растет,  течет  своим  ходом...
И  мне  стало  интересно,  что  же  мне  делать,  чтобы  развлечься?  Беседы  с  братьями  стали  все  реже  с  момента,  как  я  вырос  (я  самый  младший),  да  и  обижен  я  на  них  -  они  все  бродят  по  своим  делам,  под  вечер  равнодушно  угощают,  поддерживают  общий  костер,  а  после  снова  уходят  в  пещеры,  а  когда  мой  глаз  восторженно  ловил  новый  рассвет,  и  бабочками  рассыпалась  в  нем  радуга,  а  я,  еще  совсем  крохотный  и  несмышленый,  бежал  за  ними  и  ловил  руками,  бережно  сажали  на  высокие  плечи,  улыбались,  подносили  облачко  в  форме  бабочки  и  катали  на  нем...
Теперь  этого  не  стало,  а  всякий  раз,  как  встречаю  напоминание  неба  -  радужные  бабочки,  смотрю  с  грустью  вслед  -  печаль  берет  меня,  я  уж  не  могу  одним  своим  видом  приблизиться  к  ним,  хотя  руки  вольно  гладят  и  даже  играются  ими,  это  не  то  -  нет  радости,  стало  все  слишком  легко  и  одиноко  (сам  могу  теперь  вспомнить  детство,  поносив  на  руках  радушную  жемчужину  света,  и  лишь);  глаз  устало  и  с  тоской  отмечает  ее  контуры...
Впрочем,  быть  может,  пора  окунуться  в  прежние  заботы  -  мне  надо  вывести  стада,  остричь  овец,  потом  подоить  и  приставить  ягнят  к  матерям,  охранять  их  забавные  игры  и  сон,  милые  детки,  живые  барашки  волн  также,  как  и  они,  бегают  по  синей  ночной  глади,  по  которой  пробегает  зябью  лунный  свет  и  ветер,  прыгают  по  бугоркам,  догоняют  друг  друга,  в  шутку  дерутся,  и  каждый  спешит  ко  мне...
Вот-вот  оно,  ужели?  -  с  трепетом  радости  думаю  и  радостно  наклоняюсь  к  ним:  овцы,  все,  старые  и  малые,  жались  ко  мне,  терлись  умильными,  кажущимися,  от  шерсти,  почти  шарообразными  фигурками,  сворачивали  губки  и  легонько  ими  касались  моих  рук,  живота,  ног,  до  чего  дотянутся,  заглядывали  в  глаз  с  милыми  мордочками;  я  с  увлечением,  бережно  стал  гладить  их,  брать  на  руки,  обнимать,  кормить,  поить,  купать,  лечить,  стричь,  осторожно  играть  с  ними,  подкармливать  и  укрывать  от  ветра,  царящего  в  суровой  пещере,  но...
Получив  уход  и  ласку,  так  же  возвращались  к  своим  простенький  круговоротам  шерсти  и  ножек,  блеяния  и  ускакивающих  резво  себе  обратно  на  пастбище,  как  будто  ничего  и  не  было  или  точно  все  было  так,  как  должно  быть,  и  уверены,  что  и  всякий  раз  я  буду  их  так  обнимать,  греть  и  холить;  другие  требовали  еще  пищи  и  ласки  и  через  ласку  получали  еду  и  через  еду  давали  реализовать  на  себе  желание  потрогать  их  мягкую  шерсть,  ушки,  погладить  реснички  и  осторожно  провести  по  мягким  губкам...
Отчаянно  даю  по  шее  ближайшей  овечке,  крепко  наконец  осознав  это,  от  расстроенных  чувств  -  собственно,  за  что  я  должен  быть  так  мягок  с  ними,  с  творениями,  что  не  были  мною  созданы,  если  они  все  себе  живут,  и  на  меня  так  лестно  смотрят,  на  своего  хозяина,  оскорбляют  ложью  этой  пустой  лаской  мой  глаз?..  (отворачиваюсь  и  отпихиваю  прильнувших  овец  -  они,  как  бы  ничего  не  понимая,  продолжали  меня  обнимать  плотными  тельцами)...
Ну  что  делать,  если  они  такие?  Они  тоже  как  я  хотят,  чтобы  о  них  заботились  -  скользнуло  у  меня  в  мозгу  (вытираю  слезки  животному  и  примирительно  легонько  целую  в  тихий  лобик).  Тоже!  -  повторилось  у  меня,  как  гром,  как  эхо  взгляда  на  самого  себя,  ну  тогда  вопрос  иной  -  а  почему?..
Долго  я  искал  взглядом  ответ  на  этот  вопрос,  обводил  им  острые  неприступные  скалы,  которые  были  отвесными  и  дальними,  и  только  мы  с  братьями  смогли  тут  жить,  тяжелые  камни,  что  выше  любого  человека  и  с  тупыми  камнями,  которыми  мы  выиграли  битву  у  кентавров,  защитив  честь  нашего  рода,  морского  народа  коралловых  долин  и  чудных  ракушек,  жемчуга  и  живописного  моря,  и  это  все  тут,  у  моих  ног,  это  дар  отца,  богов...
От  братьев  я  слышал,  что  далекие  государства  от  нас  и  земли  чтят  своих  царей,  и  все  ему  отдают,  понимая,  что  цветут  благодаря  ему.
Так  я  размышлял,  когда  увидел...  как  в  воде  у  берега,  вместе  со  звездами  в  море  плескается  удивительное  создание,  с  чистыми  глазами,  переливающимися  волосами,  бледное,  точно  сотканное  из  дымки  ночного  тумана  -  то  была  ты,  Нимфа;  ты  увлекла  меня  в  себя,  с  того  момента  каждую  ночь  я  выходил  на  берег,  посмотреть  на  твое  купание,  одежда  твоя  сливалась  с  волнами,  шепот  их  прибоя  заглушал  биение  моего  сердца,  ты  улыбалась  дельфинам,  прильнувшим  к  тебе,  подобно  тому,  как  мои  овцы  жались  ко  мне,  и  кружилась  на  разных  глубинах,  не  боясь  утонуть  (когда  ты  в  ней,  вода  казалась  моему  глазу  облаком,  только  сине-зеленым,  я  словно  держу  его  в  руках,  тихо,  мысленно)
Долго  просил  я  тебя  покинуть  море  и  остров  мой,  быть  вместе,  приносил  в  жертву  Афродите  самого  хрупкого  ягненка,  спускался  с  риском  и  нырял  за  жемчужинами  для  тебя,  долго  пытался  сказать  тебе  только  одним  взглядом,  мечтательным  вздохом,  томно  целовал  бедное  одеяло,  покоряясь  воображению  и  тоске  о  тебе,  так  долго...
Однажды  я  (пронзительно-остро  помню,  как)  пришел  к  тебе,  на  колени  упал  и  взмолился  -  все  отдаю,  все  разделю  с  тобой,  только  люби  меня,  обнимаю,  целую,  ласкаю  самозабвенно;  на  это  ты  молча  отвела  меня,  взгляд  от  моего  глаза,  пошла  вглубь  так  быстро,  что  можно  было  не  заметить;  но,  ошеломленный,  я  бросился  в  вдогонку  -  постой,  куда  же  ты?  Тогда  ты  рассмеялась  дымкой,  и  скользнула  быстрее  морской  дымкой,  я  пошел  опечаленный  назад,  как  услышал...  твой  смех  и  речи  о  том,  как  неуклюжий  циклоп  снова  жемчуг  подарил...  И  слышал  чужой  голос,  юноша  Пана  был  с  тобой!..
Как  ты  могла?!..  -  кровь  облила  мне  бешенной,  сокрушительной  волной  сердце.  Ты  не  будешь  с  ним!  -  зачеркнул  я  прошлые  грезы  валуном,  которым  запустил  в  сына  правителя  лесов,  что  украл  твою  любовь  ко  мне;  он  упал,  разлившись  рекой,  трусливо  побежавшей  в  алой  полоске  заката  вдаль,  ты  улетела  за  ним,  навсегда,  бросив  в  острое  ущелье  и  след  памяти  и  себе  -  корону  невесты,  подаренную  мной;  все  кончено...
Ты  был  прав  хитроумный  чужестранник  -  Никто  ослепил  меня!  -  мой  глаз  был  затуманен  жаждой  надеждой  на  счастье,  как  призрачна  она,  как  быстра  и  сладка,  тяжело,  усыпляюще  сладка  ее  горечь;  холод  внутри,  пробую  его  растопить  воспоминаниями,  но  лишь  мираж,  боль,  и,  как  камень,  кидаю  в  себя  отчаяние  -  моя  душа  тонет  в  пустоте,  в  повторяющейся  снова  наступившей,  я  наблюдаю  ее  глазом...
Я  смотрел  в  себя  -  море  охладело,  то,  что  обещало  быть  без  края,  без  дна,  оно  просто  было...
Мне  стыдно,  оно  больше  не  волнуется,  и  куда  теперь  поплывет  корабль,  единственный,  маленький  -  мое  сердце?..

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=543749
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 14.12.2014

White heron s

...  Когда-то  я  не  знал  тревог  и,  полусонным  малышом,  любовался  на  снег  и  кружившие  лепестки  вишни,  умиротворяюще  они  кружились  на  морозе,  обещая  радость  и  сказку...
Но  потом  я  проснулся  -  оказалось  тяжело  летать  и  испытывать  бескрайние  ленты  долин  (дороги,  корма,  переговоры  с  подобными  мне,  и  снова  дороги,  изгнание  и  скитание  -  может,  в  этом  -  смысл  моей  жизни?)
Пришлось  узнать,  что  наблюдаемый  чужой  полет  -  всегда  так  романтичен,  притягателен,  от  него  так  и  веет  свободой  и  ласковыми  крыльями  ветра,  что  несут  тебя,  куда  пожелаешь;  на  самом  деле  -  летишь,  торопишься  за  солнцем,  за  чувством  силы  в  тебе,  за  укрытием,  и  раб  его  и  жалеешь,  и  желаешь  другой  судьбы...
Может,  она  так  же  недосягаема,  как  луна,  что  чаще  искрит  эти  снежные  земли?  Много,  точно  вырезанных  из  ее  белоснежных  контуров,  таких  как  я,  и  те  же  глаза,  и  тот  же  белый  покров,  и  те  же  мысли,  я  ошибся  -  нет  ничего  особенного  во  мне,  легоньким  дождем  проливается  грусть  в  душе  -  так  что  же,  если  не  особенный,  так  и  буду  жить  как  все?..
Мало-помалу  меня  перестала  терзать  эта  досада  -  не  так  уж  скучно  и  тягостно  быть  (вспоминаю  пронзительно-усыпляюще,  как  тогда  -  оживающие  лепестки  белоснежных,  причудливых  тонких  цветочков  (они  так  похожи  на  нас,  тоже  радуются  солнышку,  потягиваются  после  сна  на  стебельках  и  умываются  росой,  дышат)...
Они  тянутся  к  большому,  светлому  миру,  что,  как  одеяльце,  укрывает  облако,  светло-зеленые  листики  рассыпаются  пухом  и  искрятся  от  солнца  или  звезд  (это  вновь  напоминание  о  том,  что  в  этом  тень  белой  зимы,  еще  вернется);  чувствую  успокоение  и  легкое  изумление  -  там,  где  есть  замки  и  туманы,  густые  леса,  совсем  другие,  не  похожие  на  наши,  тоже  кто-то,  как  я,  также  встречает  точно  вырезанные  из  белых  капелек  лепестки  этих  цветков...
Я  уверен  -  я  не  один,  и  веселее  гуляет  я  мне  от  этой  мысли  по  мягким  травам,  с  энтузиазмом  ищутся  ягоды  (могу  даже  угостить,  всяко  бодрее  кушать  вместе),  впереди  еще  виднеется  новые  светлые  тропинки  и  белое,  бескрайнее  небо...
Живое  облако  розовых  лепестков,  как  в  детстве,  растворяет  меня  в  себе,  перемешиваясь  с  крошечный  белыми  перьями  (и...  это  частичка  тебя,  мой  верный  друг  -  ветер,  мне  хорошо  с  тобой,  я  привык  к  твоему  капризному,  иногда  легкому  шаловливому,  иногда  к  строгому  сильному  нраву,  ты  божественно  волшебно  качаешь  меня  в  своих  руках,  ведь  ты  всегда  будешь  со  мной,  правда?)
С  любопытством  опускаюсь  на  дрожащую  гладь  реки  -  пузырьки-жемчужины  спят  на  дне,  лепестки  диковинной  формы  мелькают  туда-сюда  (рыбки,  приятно-розовые,  играют  в  тонких  волнах  и  тоже  разговаривают,  смешно  открывая  и  закрывая  ротик;  черно-белые  малютки-мишки  зевают  и  сопят  носиком,  раз-в-раз  водя  усердно  по  нему  лапкой  (сони,  они  так  не  хотели,  чтобы  лучик  алого  утра  разлучал  их  с  тростниковым  царством,  привидевшимся  им  во  сне!)...  
Ты  подарила  мне  это  все,  как  будто  во  сне,  заново,  прекрасная  даль  лазурного  неба  заката,  рассказывая  мне  тайны,  что  пробиваются  трепетными,  стремительными  нитями,  будто  живительный  росток  чуда  сквозь  камень  унылого  круговорота  шагов  и  вопросов  без  ответа;  как  бы  гладя  по  лобику  этими  мягкими  лучами  света  полупрозрачной  синевы,  так  осторожно,  бережно,  что  порою  я  стыдливо  опускаю  взгляд  и  робею  -  за  что  мне  все  это  (весь  мир  и  твоя  легкость,  паутинкой  пронизывающая  каждую  его  минутку?)...
Белые  создания  снега,  беспечно  все  ходили  в  тебе  мои  собратья,  все  чего-то  себе  искали,  отрывали  как-то  нечутко  себе  лоскут  твоих  хрупких  лепестков,  и  сытно  упивались  самодовольством  -  территория  (сколько  слепящих,  одурманивающих  оттенков  -  власть,  еда,  сокровища  вроде  более  красивого  вида);  может,  это  и  есть  наше  счастье?..
Улетаю,  скорее  улетаю,  не  в  силах  одному  тебе  помочь  (конечно,  еще  есть  подходящие  на  меня,  но  они  другие,  как  и  я,  странно,  что  все  так  разнообразно  при  сходстве,  а  порою  так  надо  бы  слиться,  навек,  совсем!);  прости,  слишком  слаб  (все  мои  попытки  защитить  тебя  обернулись  подтеками  и  синяками,  едва  не  вывернутыми  суставами  (вот  и  все  наше  внешнее  благородство,  я  должен  был  не  разочаровываться  и  не  ждать  саднящих  этих  искр  жалости  к  собственным  иллюзиям)...
Быть  может,  меня  слишком  много,  неуместно  в  тебе?  Скажи,  я  улечу  еще  дальше!  Ты  прощаешь  им  их  грубое  касание,  грация  моя,  светлая,  последняя  ниточка  к  себе  -  бело-розовая  кружащаяся  сказка  выси,  как  будто  так  и  надо...  Надо?..
Пробую  утешить  нас  аккуратным  суждением  (прогуливаюсь  по  отдаленной  опушке  леса,  издали-издали  доносится  отдаленное  невнятное  эхо  спора,  хвастовства,  брани  (все  это  было,  как  только  открыл  глаза  и  увидел  тебя,  просто  не  замечал):  и  они  просто  живут,  как  могут,  как  желают,  они  ж  не  повредят  тебе,  не  посмеют?..
И  все  же  неспокойно  провожу  ночи,  рассеянно  посматривая  на  падающие  лепестки  звезд  или  читая  загадки,  написанные  тенью  колебания  воды  в  озере,  в  сердце  живет  одно  -  ты  (твоими  руками  умягчены  веточки  и  постелены  мне  под  кроватку,  когда  я  был  совсем  маленьким,  твое  дыхание  наполняло  белое  мерцание  кисеи  таинственного  грота,  и  блеск  твоих  глаз  хранят  его  алмазы,  везде,  в  каждый  миг  ты  со  мной,  в  счастливом  полете  мечты,  в  элегической  ностальгии  по  несвершившемуся,  ты  приняла  мои  страхи,  как  свои,  твоя  кротость  закралась  мне  в  грудь...)
Что  с  тобой  сейчас,  нежное  творение  нашего  короткого  мгновения?  Где  ты?  Успею  ли  я?..  -  бросаюсь  лететь  обратно,  к  той  частичке  твоего  мирка,  что  посмел  оставить,  может,  меня  поняли,  все,  как  было?..  И  напрасна  моя  тревога,  и  снова  встретишь  меня  в  своих  объятиях,  снежно-розовых,  чарующих  вышинах?..
Черно-красное,  тусклое  небо,  повсюду  -  следы  побоя,  разбоя  и  жадности,  злости,  ярой,  бессмысленно-хаотично  перемешавшей  грязь  с  тихим,  хрупким  льдом,  под  которым  должны  вот-вот  родиться  цветы  (они  сломлены,  выброшены,  растоптаны);  депрессивно-плаксивая  слизь  еще  не  простывших  следов,  равнодушно  втоптанных  в  крону  молодых  деревьев  -  ты  среди  этого?..
Пустое,  раскромсанное  облако  теперь  обрюзгше  куксилось  на  всякое  смущение,  словно  предлагало  радоваться  новому  порядку,  где  вот  так  живут,  и  нечего  бледнеть  и  краснеть  в  дрожащей  догадке...
Надломлено,  не  имея  сил  сказать  ни  слова,  метаюсь  искать  тебя  -  хоть  частичка,  хоть  след,  я  жажду  снова  быть  с  тобой,  даже  сейчас,  я  все  равно  люблю  тебя!..
И  точно  в  отклик  на  биение  моего  разбитого  сердца  несколько  снежинок  и  тонких  розовых  лепестков  попались  на  глаза,  они  беспокойно  кружились,  как  бы  ища  выход,  своих  сородичей,  прежней  тишины  и  светлого  тепла  твоей  красоты  (все  из-за  меня  тоже!  Проклинаю  себя,  хочу  провалиться  сквозь  землю,  может,  это  искупит  мою  вину  перед  тобой?)...  Лепестки  и  снежинки,  чуть  порванные,  мерзнущие,  но  такие  трогательные  и  прекрасные  (ты  все  еще  тиха  и  прекрасна:  память  рисует  неумелые  улыбки  мишек,  дрыгавших  лапками  от  щекотки  изумительный  кремовыми  бабочками,  цокот  незримого  дракона  ночи,  чешуя  которого  соткана  из  светлячков,  цвиркающих  и  сияющих  хрупкими  лепестками  крыльев,  крох  светло-розовых  рыбок  в  реке...  -  они  так  далеко  теперь,  вот,  кажется,  вернутся,  но...  Нет!..)
Улетели  листья,  эти  светлые,  тонкие  облачка  солнышка  и  месяца,  унося  с  собой  их,  без  тебя,  и  как  в  память,  в  преданность,  самоотверженную,  бесконечно  добрую,  кружатся  теперь  лишь  пару  лепестков  и  снежинки,  только...  Будто  хотят  бежать  из  лабиринта  этого  серо-мутного  лезвия,  ищут  выход,  усталые  и  все  еще  наивные,  свежие,  живые  частички  твоего  сердца...
Я  поднимаю  их  туда,  где  мы  снова  будем  вместе,  где  ничто  не  нарушит  покой  светло  бело-розового  роя  облаков,  не  жалея  сил  и  не  оглядываясь,  превозмогая  рвущиеся  жилы  сердца,  поднимаю  их  к  тебе,  спешу  вернуть,  ввысь,  роняя  капельки  своих  сил,  что  тоже  превращаются  в  белоснежные  лепестки,  когда  закат  падал  на  них  -  они  становились  алыми,  совсем  как  твоя  тихая  улыбка  (прости  меня)...
Там,  с  тобой,  вернусь  туда,  где  я  не  знал  тревог  и,  полусонным  малышом,  любовался  на  снег  и  кружившие  лепестки  вишни,  умиротворяюще  они  кружились…

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=543446
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 13.12.2014

Мера… Прокруста…

...  Давным-давно,  в  Греции,  где  солнце  Олимпа  тихо  проливается  на  ветви  сочной  оливы,  жил  да  был...
И  ни  секунды  не  провел  вне  сомнений...  Прокруст:  он  все  время  спрашивал  себя  -  отчего  так,  что  просто  все  говорят,  ходят,  едят,  спят,  стремятся  покрасоваться,  а  больше  ничего?
Он  был  как  многие  -  смуглый,  упитанный  юноша,  жил  в  простом  доме  и...  одна  мысль  только  его  тешила  -  надо  сделать  что-то,  что  положит  меру  качества  жизни,  только...  зачем?
Долго  размышлял  Прокруст,  и  вино  не  туманило  ум,  и  взор  не  радовали  пышные  яства  -  день  и  ночь  все  меняются  местами,  и  везде  освещают  милее  звезд  монетами  золотыми  и  серебряными,  жемчугом  и  драгоценными  камнями,  мехами  и  шелками  поступки  и  труд  людей  -  но  нет  такого  предела  им,  что  могли  б  оценить  все  это  вместе,  то  есть  жизнь...
А  жизнь  -  погоня  за  ними,  постоянная,  пестрая  и  одурманивающая  взгляд  толпе  и  варваров,  и  греков,  стало  быть,  она  -  не  имеет  меры,  не  имеет  цену?  Юноша  подумал  так  и  решил  -  раз  вывод  такой  -  по  нему  и  выход  следует  -  что  смыслу  ей  продолжаться,  когда  она  одна  и  та  же,  а  цены  ей  нет?
Прокруст  смастерил  ложе,  на  которое  приглашал  возлечь  каждого,  кто  желал,  говоря,  что  после  этого  счастливец  приблизится  к  богам,  ибо  только  они  достойны  познать  меру  всему,  но  только  лишался  ног  или  головы,  или  рук  и  волос  -  ведь  он  не  укладывался  иногда  в  ложе...
Посмотрел  на  это  юноша  и...  сломал  его,  отбросив  кинжал  -  смерть  это  не  мера,  страдания  не  мера,  ведь  они  временны,  через  них  только  проходит  и  познается  человек,  а  оценивает  их  сам...
Прокруст  пробовал  предаваться  их  противоположности  -  всяческим  развлечениям,  пирам,  угощаться  сластями  и  дорогими  напитками,  слушать  игру  флейты  и  арфы,  танцевать  и  ухаживать  за  девушками,  шутить  и  отвлеченно  беседовать  с  богачами,  но  вскоре...  Понял  -  и  это  не  мера  -  можно  увлекаться  этим  безгранично,  время  поглощает  это  столь  быстротечно...
Так  же  и  ускользнули  года,  и  бывший  юноша,  однажды  взглянув  на  себя  в  зеркало,  ужаснулся  -  некогда  прекрасные  его  черты  покрылись  морщинами,  кудри  стали  редкими  и  белыми,  он  еще  больше  располнел,  одряхлел,  а  жизнь...
Уж  и  прошла,  и  задумался  тогда  Прокруст  -  вот  оно  отражает  все,  мои  глаза,  испорченные  шумными  зрелищами  и  внутри  себя  все  жаждущие  их,  мою  фигуру,  изнеженную  долгим  сном,  лежанием  на  дорогих  подушках,  которой  не  касалась  работа  на  благо  ближнему,  и  только  чрево  мое  ужирялось  и  не  знало  меры...
Моих  седин  не  касалась  совесть,  как  сердца  -  искренность  чувств  доселе,    -  вздохнул  он,  медленно  отходя  от  строгой  глади  зеркала,  -  и  пытливость  моего  ума  утонула  в  алчной  хитрости  его;  а  руки,  руки...  Сколько  прекрасных,  кротких  людей  они  загубили,  не  дав  им  родить,  воспитать  и  защитить,  порадовать  друг  друга  в  столь  короткую  жизнь,  навек,  неповторимых  загубили,  соорудив  то  ложе...
И  теперь  я  знаю,  это  правда!  -  и  он  отбежал  прочь,  как  в  беспамятстве,  ринулся  чинить  свое  орудие,  являвшееся  причиной  мук,  смерти,  он  чинил  его  самозабвенно,  в  экзальтации  (близка,  близка  истина  -  понял  он)...
"Лишь  правда  -  мера  всему!"  -  выдохнул  Прокруст,  силясь  не  закрывать  глаза  (прекрасно  касалось  лучами  солнце  пышных  листьев  оливы,  и  тихие  шаги  богов  незримо  доносились  из  Олимпа,  и  это  он  видел,  усиленно,  мучительно  видел  в  последнюю  минуту  -  открытый,  пронзительный  мир  (его  задушило  ложе)  ).

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=543445
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 13.12.2014

Cendres De Lune

...  Тихо  сияет  застывшие  круги  ведьминого  кольца  -  ночь...
Перешептываются  духи  деревьев  листьями  -  тишина...
И  сквозь  кисею  облаков  осторожно  подкрадывается  тень,  белая,  круглая  -  что-то  впереди...
Осторожно  иди  тропинкой  и  ты  увидишь,  как  приветствуют  ночь  мерцающие  брюшка  светлячков,  топот  крылышек  во  тьме  робко  прячется  в  занавес  листвы,  белые  лепестки  невиданных  цветов,  как  живые,  топорщатся  в  траве...
Вдруг  -  
Разливается  мягкая  тень  белого  по  ободочкам  каждого  из  звеньев  кольца  -  ночь...
Точно  дождем  на  листья  в  синеве  начинают  падать  жемчужины  незримых  капель  -  снег?..
Облака  унеслись  в  синеву,  открывая  белое-белое  сияние,  с  шелестом  укрывающее  все  своими  нитями  -  дождь...
Смотри  -  осторожно  поднялись  вверх  белые  бабочки  (красавицы  хотят  быть  лепестками  сказки  ночи)  тихо  кружат  они,  уносятся  в  прохладу  синевы  светлячки,  торопясь  за  каждым  мгновением  ожившего  сна,  точно  полупрозрачные,  будто  сияющие  изнутри...
Будто  лунный  пепел...
Падает  неслышно  на  паутинку  и  ветви,  как  бы  делая  их  выточенными  из  снега  -  ночь...
В  легкой  дымке  тумана  слабо  мерцают  звезды  и  кружат,  улетая  на  нежных  крылышках  лунные  дети  ночи  -  тишина...
Осторожно  дуновением  их  блеска  опускается  на  лес  тишина  сна  -  Cendres  Due  Lune...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=542383
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 08.12.2014

Conna s Well

-  Стереть  весь  цвет  с  золотых  песков  Нила,  ведь  на  песке  нет  цветка!  -  тихо  глас  в  тишине,  в  ночи,  незаметно  глазу,  как  в  сказке  или  в  яви,  одной  далекой  эпохой...
Дворцы  и  гробницы,  пустыни  и  оазисы  ждали  перемен  от  этого  человека  -  Конна  уберет  все  лишнее,  они  верили,  каждым  сердцем  своих  обитателей,  самой  маленькой  лисички,  самым  пугливым  взглядом  раба  -  пирамидкой  он  сложит  будущее...
Странник  же  говорил  -  "Я  дам  вам  новый  мир,  только  сместите  своего  царя  и  передайте  мне  его  перстень!"  (над  богами  был  царь  Ра,  над  земле  он  оставил  сына  -  Фараона).  Многие  соседи  со  страхом  смотрели  в  сторону  владений,  были  наслышаны  о  суровой  его  страже,  о  несметных  сокровищах,  таившихся  в  его  покоях...
Слухи  касались  и  рабов  -  усталых  детей  высохшего  солнца,  они  падали  ниц  и  молили  о  пощаде,  учили  почитать  фараона  своих  детей,  рисуя  их  воображению  строгого  зрелого  мужа,  голос  которого  нес  пустынный  ветер,  а  власть  держит  плеть  и  скипетр  в  форме  иероглифа  кобры...  И  только...
Конна  знал  -  Фараон  был  еще  почти  мальчиком,  хромым,  с  искалеченным  болезнью  телом,  со  слабеньким  черепом  красивой  формы,  которому  была  тяжела  корона;  он  шпионил  за  властителем,  называя  себя  советником,  охранником,  учителем  (да  кем  угодно,  но  проник  неправдой  во  дворец,  слезою  обмочив  твердые  ступени  дворца:  "Мальчик  совсем  без  родителей,  как  же  он  управится  без  защитника  своих  интересов?..")
Поверили  -  все  равно  в  сознании  боги  суровы,  но  справедливы,  песок  -  палящий,  Фараон  -  велик  и  могуч;  и  никто  не  укроется  от  его  налогов  и  оков  за  то,  что  он  хранит  Египет;  плеть  порой  и  ударит,  но  как  быстро  забудешь  удар,  когда  знаешь,  что  под  защитой,  прокормят,  назовут  жителем  божественной,  лучшей  земли...
Чужеземец  тем  временем  все  брал  в  себя  малейший  шорох  мыслей  подопечного  еще  не  выросшего  своего  владыки  -  где  будет  грусть,  где  промелькнет  радость,  где  отчаяние,  и  какая  крепнет  страсть  в  слабом  его  сердце  (был  властелин  всего  царства  рабом  одинокого  своего  эха  шагов,  искаженной  плоти  и  чувства;  быть  может,  потому  он  привязан  так  был  к  Конне?)...
Чуть  змейка  рассвета  побежит  по  дюнам  -  Фараон  встает  с  трудом  с  ложа,  осторожно  омоет  лысую  голову  и  глаза,  руки  и  спину,  подправит  подводку  взгляда  и  кольцо  властное  наденет,  прихрамывая,  сразу  пойдет  проведать  -  как  там  его  друг,  наставник  и  охрана,  воровато  оглядывающийся  на  него  с  деланным  почтением  -  знал,  что  ближе  всех  он  для  него,  что  кушанье  лучшее  ему  достанется...
Потом  мальчик  тихонько  станет  макать  стис  в  чернила  и  царапать  иероглифы  приказов,  не  понимая  порою,  почему  отсылает  после  гонцам  и  советникам  иным  распоряжения  хлеба  больше  забрать,  не  пускать  людей  к  колодцам  без  платы,  а  за  тень  от  солнца  и  ветер  -  отдельный  оброк  платить  (но  так  диктовал  ему  Конна,  и  верил  Фараон  любимому  другу,  ему,  как  себе)...
А  как  закончит  писать,  подаст  ему  папирус,  похвалу  услышит,  и  угощенье,  и  дары  из-за  морей,  прикажут  для  него  вина  и  сладостей  редких,  и  чуткий  советник  проследит,  чтоб  развеселился  ребенок  -  сироте  он  подарил  девушку  (но  на  голую  ее  головку  не  возложил  никакого  украшения,  сам  вручил  Фараону  раскаленный  прутик,  чтобы  спаять  на  ее  животе  узорны  бриллианты  любимицы-Рабыни)...
И  сам  толкал  ее  в  поклоне  изгибаться  перед  Фараоном,  а  сам  потом  смеялся  про  себя,  подсматривая,  как  неокрепший,  тот  ее  целует;  ненавидел  он  властную  его  кисть,  и  не  питал  жалости  искалеченному  дыханью,  оно  было  заглушено  тем,  что  окружали  его  блестки  власти,  оно  было  -  что  ил,  пред  Конной,  который  бродил  коридорами,  выжидая...
В  тревоге  встрепенулся,  ощутив  это,  Фараон,  спеша  оставить  шумные  пиры  и  развлечения,  сфинкс  забирал  нить  дней  в  безжалостное  чрево,  и  надо  подарить  любовь  народу,  пока  она  трепещет  в  его  душе  -  накормить  голодных  и  одеть,  наказать  обижающего  и  снизить  уровень  порока,  да  и  не  брать  налоги  за  естественное  желание  жить,  очень  этого  хотел,  верил...
Но  проклятья  посыпались  на  голову,  маленькую,  хрупкую  -  каков  правитель  и  ждать  иного  не  стоит  -  это  все  фальшь  совести  спящей,  глумленье  над  рабами  солнца  своего,  это  не  бог,  мелочный  мальчишка,  где  кутежи  и  безразличье,  и  он  совсем  холодный  за  своим  золотом  к  стенаньям  бедности  слабой  -  так  народу  Конна  говорит!  
"Но  и  я  слушал  его,  так  что  же?"  -  в  слезах  поник  хромой  сирота,  отвернулся  он  от  друга,  что  всегда  лишь  себе  был  верен,  в  самом  деле,  пора  отдать  ему  власть,  раз  не  верит  и  увлекает  в  пустые  забавы,  быть  может,  и  вправду  слаб,  и  неправ,  стоит  все,  все  искупить!  
Отпустил  он  на  волю  вечную  Рабыню,  над  ее  болезнью  сжалившись,  он  сам  такой,  он  понимает,  но  не  может  уйти  вслед  за  любимой,  за  ней,  как  грустно  (сколько  невыразимых  лепестков  этого  чувства,  грусти,  падало  с  его  надломленного  деревца  души);  теперь  и  сердце  болит,  но  он  государь,  и  все  пройдет,  забудется,  когда  народ  возрадуется  ему,  мечты  свои  исполненные  благодаря,  так  не  смыкать  и  глаз,  в  поездки,  по  жаркой  долине,  в  учение  на  ошибках  своих,  расчеты  казны...
Но  заболел  Фараон,  поникла  тяжелая  хрупкая  головка,  он  все  тяжелее  ходил  и  дышал  тревожно,  слабо  поводил  глазами  и  просил  -  "я  не  был  один,  мой  народ  -  мои  родители,  пусти  к  ним,  помочь  им,  Конна,  меня".  Но  что  было  страннику,  коль  откажется  от  власти  тот,  мальчонка,  слабый,  калека,  перстень  тогда  что  украденным  ему  станет,  точно  после  унижения  перед  своими  идеями...
Удар  об  ступеньки  с  силой,  быстро  сломав  сопротивление,  пытавшего  подняться,  ребенка  -  и  хрупкая  головка  унесла  жизнь  далеко-далеко,  погиб  Фараон,  и  Ра,  осиротевший  бог  Египта,  скорбный  послал  закат  -  да,  возложили  на  Конну  корону,  очередному  слову  его  внемля  ("Возрадуйтесь,  от  болезни,  к  отцу  своему  вернулся  наследник  мира,  своего  брата  дорогого  оставив  после  себя!"),  да  течет  все  кровь  в  песке...
Нил  высыхал  от  слез,  и  налоги  рассеивал  ветер,  он  тихо  просил  за  это  прощения  у  маленького  саркофага,  у  которого  алмазами  вечно  дышали  нестертые  цветы  -  такова  Conna  s  Well

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=542380
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 08.12.2014

Все любят Скуталу!. .

Малышка  пони,  она  сначала  не  знала  этого.  Тихо  все  бродила  и  щипала  травку,  тихо  недовольно  посматривала  на  солнце,  не  любовалась  луной.  Ни  зима,  ни  лето  ей  были  не  милы.
-  В  чем  дело,  дорогая?  -  поспешила  к  ней  Свити,  поправляя  хорошенькие  локоны,  старательно  уложенные  ее  сестричкой  Рарити.
Скуталу  только  отвернулась  и  ничего  не  сказала.
-  Я  тебя  чем  обидела,  милая?  -  с  другой  стороны  участливо  послышалось  от  Эппл  Бум,  что  как  и  ее  сестра  Эппл  Джек,  ничего  не  старалась  упустить  из  виду.
Их  странная  подружка  только  махнула  хвостиком  и  пошла  дальше,  как  прежде  грустная  и  гордая.
-  Отчего  она  такая?  -  спросила  одна  пони  другую  и,  с  секунду  серьезно-изумленно  поглядев  глазками  друг  в  друга,  крошки  помчались  узнавать,  что  ж  такое.
Стараниями  правительниц  их  страны  солнце  грело  лошадок  и  угощало  ласковыми  солнечными  зайчиками,  под  которыми  росла  питательная  травка,  яблочки,  морковки  для  них;  луна  и  звезды  мягко  каждую  ночь  под  прохладный  ветерок  дарили  сладкие  сны  и  рассеивали  искристым  туманом  все  плохое;  как  обычно,  все  волшебные  и  веселые  пони,  с  крылышками  и  без,  маленькие  и  взрослые,  такие  разные  в  расцветке  и  узорах  на  крупе  (Октавия,  Сансет  Шиммер...  все  были  со  своим  символом  и  характером)  старались  жить  дружно  и  помогать  одна  другой...
Значит,  скучать  и  роптать  на  страну  Скуталу  нет  причин.  Да  и  когда  тосковать,  когда  по  соседству  живут  такие  интересные  соседи  -  грифоны,  драконы,  тени,  снежные  духи...  -  с  ними  не  соскучишься!  И  охраняют  они  изумительные  гроты,  заброшенные  долины  и  замки,  водопады,  пещеры,  где  дождем  сыплются  алмазы...  Сказочная,  такая  разная  и  светлая  страна...  Отчего  вдруг  в  ней  да  унывать?
Находчивые  подружки  прошлись  по  всем  знакомым,  кто  знал  их  загадочную  приятельницу,  теперь  столь  задумчивую  и  молчаливую  -  все,  кого  они  не  встретят,  твердили,  что  каждый  праздник  не  оставляют  Скуталу  без  подарка  и  поздравления,  всегда  будут  рады,  если  она  зайдет  в  гости  (но  не  заходит),  ни  слова,  ни  дела  дурного  от  нее  не  помнят  и  все  интересуются,  как  она,  отчего  она  так?
-  Еге,  да  тут  совсем  непросто!  -  размышляет  в  недоумении  Эппл  Бум,  просто,  как  Эппл  Джек,  присев  на  задние  ножки  прямо  в  травку.  -  Все  ж  хорошо,  все  относятся  к  ней  хорошо,  что  ж  с  ней?
-  Не  знаю...  -  всхлипнула  в  ответ  Свити,  от  горя  не  глядя  в  зеркальце  ближайшей  лужи,  как  ее  приучила  сестричка.  -  Надежды  нет!..
-  Есть!  -  возразила  ее  собеседница  и,  вытерев  ей  слезы,  жизнеутверждающе  скомандовав:  "Не  сдаваться!",  повела  ее  вглубь  леса...
Там,  среди  глухих  крючковатых  переплетений  темных,  старых  деревьев,  в  непросветной  ямке  со  ступеньками,  мерцающей  изредка  магическим  светом,  жила  пони-зебра  Зекора  -  знаменитая  отшельник-ведунья,  которой  доступно  скрытое  от  всех.
И  сразу  догадалась  полосатая  колдунья  о  посетительницах,  предварительно  послав  им  навстречу  дружелюбные  огоньки,  что  осветили  ступеньки  и  мягко  перенесли  гостей  по  воздуху  в  кресла,  чем  приятно  изумили  малышек.
-  Знаю,  все  знаю...  -  бормотала  миниатюрная  зебра,  не  отрываясь  от  магических  пассов  над  сияющим  шаром,  котлами  с  булькающими  зельями,  в  воздухе  складывались  в  разные  комбинации  карты  по  одному  легкому  взмаху  ее  короткого  хвоста.  -  Скуталу  грустит...  И  нет  вам  отчета  на  это...
-  Но  ведь  ты  нам  поможешь,  мудрая  Зекора?  -  привстала  с  кресла  Свити,  очень  переживающая  и  желающая,  чтобы  подруга  снова  стала  радостной.
-  Я  лично  тебе  за  это  отборные  яблочки  с  сестрой  привезу,  сколько  угодно!  -  с  жаром  поддержала  ее  вторая  лошадка.
-  Я  и  так  подскажу  вам,  ягодки  мои  -  лукаво  подмигнула  добродушная  гадалка  и  придвинула  им  шар,  который  вдруг  осветился  цветом  шерстки  Скуталу:  в  нем  Эппл  Джек  и  ее  сестричка,  Рарити  и  ее  сестричка,  третья  пони  была  одна,  без  сестрички,  брата,  даже  без  папы  с  мамой.
-  Так  вот  в  чем  дело!  -  воскликнула  Свити.  -  Она  сиротка...
-  И  думает,  что  ее  никто  не  любит  потому,  что  родных  нет...  -  заключила  Эппл  Бум.
-  Но  что  ей  мешает  приобрести  сразу  двоих  сестричек?  -  загадочным  тоном  шепнула  им  Зекора  и,  утвердительно  кивнув,  казалось,  растаяла  в  столпе  магических  искорок...
...  -  Привет,  сестричка!  -  вернувшись  в  город  пони  и  отыскав,  грустно-грустно  всхлипывающую  над  одним,  как  она,  цветком,  Скуталу,  воскликнула  первая  лошадка  и  крепко  ее  обняла.
-  Мы  волновались,  родная!  -  поцеловала  ее  в  носик  другая,  вытирая  ей  слезинки  и  поправляя  заботливо  гривку.
И,  не  успела  пони  и  ротика  открыть,  как  прибежавшие  к  ней,  они  с  двух  сторон  усердно  принялись  ее  гладить,  смахивая  вредные  пылинки  и  сонных  жучков,  иногда  выходила  настоящая  щекотка  и  она  заерзала  в  их  объятиях,  играючи  толкаясь,  заливисто  смеясь  и  цокая  в  топоте  копытами.
Теперь  она  была  счастлива,  как-то  по-новому  взглянув  на  солнце,  еще  светлее  и  теплее  озарившего  травку  несметным  количеством  маленьких,  золотистых  цветочков;  издали  услышал  я  мелодичный  звон  алмазов  в  пещере  (куда  она  непременно  пойдет  со  своими  сестричками  -  Свити  и  Эппл  Бум);  они  вместе  поиграют  в  снежки  и  пролетят  на  крыльях  веселых  и  смелых  снежных  духов,  сообща  мечтая,  как  бы  поскорее  вернулась  зеленая  травка  в  тихих,  светлых,  бесконечных  лугах  и  лесах...
А  ночью  она  укроет  их  одеяльцем,  засыпая  на  одной  кроватке,  глядя  на  звездочки,  что  тихо  шепчут  что-то  в  синеве,  переливаются,  что  гривы  правительниц  их  страны;  веселой,  такой  волшебной  страны,  где  все  друг  другу  помогают,  хоть  и  такие  разные;  теперь  Скуталу  осознала  это  -  у  нее  есть  все,  все  прекрасно  и  все  любят  ее,  как  родные...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=541859
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 06.12.2014

Chase the Sun

...Жучок  открыл  глаза  -  по  листикам  пробежал  лучик,  греющий  и  нежащий,  тихий,  как  капелька,  тоненькая  ниточка  мирка  бесконечного  мягкого  облачка  света,  но  вдруг  он  побежал,  как  пушистый  зайка,  переливы  его  сияния  все  еще  были  в  его  глазах...
Прячась  в  другом  листике,  и  он  бежал  вдаль,  листик  летел,  как  лепесток,  кружился  в  ветерке,  высоко,  как  мгновение,  завораживал  взгляд,  он,  точно  торопился  куда-то...
Маленькие  глазки  малыша  опустились  -  как  удивительно,  только  был  совсем  рядом,  а  сейчас  -  скользнул  далеко,  сквозь  снег,  капельки  дождя,  и  возможно,  что-то  хочет  сказать...
Солнце  как  на  прощание  погладило  крылышки  крохи  в  нем?  Жучок  осторожно  прислушался  к  себе  -  так  ли  это,  если  оно  было  рядом,  и  летит,  торопясь,  как  листик,  в  лучике...
Он  внимательно  посмотрел  -  казалось,  он  сам  летит,  только  незаметно,  одними  глазками,  за  ними,  осторожно  касаясь  тропинок  в  травинках,  дали  леса,  окутанные  белым  светом...  их  тепла!
"Ничто  не  прощается!"  -  с  радостью  в  сердечке  подумал  жучок,  глядя  в  этот  большой  и  удивительный  мир,  который  бежал  вместе  с  солнцем,  казалось,  храня  в  каждом  своем  миге  загадку...
Он  храбро  полетел,  не  оглядываясь,  забыв  про  чуть  мерзнущие  от  снежинок  крылышки,  так  старательно,  как  мог,  ведь  надо,  надо  успеть,  скорее...  лучик  словно  ведь  еще  касался  его  спинки  и  усиков,  дорожкой  вел  его  за  собой...
Где-то  впереди  алая  дымка  поглотит  его  (совсем  нестрашно,  бережно  вбирает  в  себя  точно  воздушные  очертания  уходящих  в  горизонт  пейзажей  -  это  закат)...
Жучок  осторожно  потрогал  усиками  его  лучик  -  как  тепло,  все  еще  тепло,  хотя  занимается  синева  сумерек  -  это  не  прощание,  что-то  еще  впереди,  он  чувствовал,  еще  впереди...
Он  вдруг  ощутил  -  лучик  все  еще  летит,  по  магическому  и  незримому  кругу  времени,  где  звезды  возвращаются  снежинками,  ветерок  -  переливами  капелек  дождя,  а  он  -  листиком,  алым,  легким,  летящим  вдаль,  то  будет...
Рассвет!  Жучок  успел,  присел  на  травинку,  ощутив,  как  не  то  снежинкой,  не  то  звездой  гладят  его  спинку  сотни  мерцаний  светлого-светлого  тумана  солнца  (оно  рядом),  легонько,  с  тихой  радостью  еще  раз  погладил  алое  его  одеяльце  заката  для  этого  волшебной,  бесконечной  сказки  мира...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=541858
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 06.12.2014

…Domino Dancing…

...Я  не  могу  слышать  его  -  стук  падающего,  точно  бесконечные  ступеньки,  друг  за  другом,  ряда  белых  квадратиков,  скрепленных  одной  миниатюрной  площадью  и  сочетанием  черных  точек  на  своих  гранях  (кости  падали,  путались,  смешивались  роем)...
Они  точно  страницы  перелистываются  в  мгновении,  с  каждой  секундой  падают  цепочкой,  как  круговорот  (день  и  ночь  слились  в  нем,  как  иронично  -  напоминают  о  тебе  -  старался  не  замечать  черных  точек  в  них,  меня  привлекала  эта  тонкая,  правильная  белая  грань,  быть  может,  это  ты?)...
Когда  мне  хотелось  построить  собственный  мир,  в  котором  было  бы  сказочно  и  хорошо,  я  смывал  усталую  пудру  фальши  и  осторожно  складывал  фигуры  из  домино,  когда-то  они  и  не  соответствовали  правилам,  но  забавили,  утешали,  заставляли  забывать  одиночество  (я  отпустил  свою  иллюзию  -  волной,  как  костяшки  домино,  побежали  горечь,  страх,  судорожный  анализ:  "Это  из-за  меня!..")...
Перед  глазами  ослепляющими  бликами  из  утихшей  боли  складываются  ходы  памяти,  как  в  игре,  этом  лабиринте  абсурда  логики,  в  образе  этих  костей  -  тройка,  пятерка,  четверка;  меняются  местами,  говорят  -  тогда  был  закат  на  море,  и  тут  же  напоминают  -  падали  звезды  и  ты  загадал  желание,  боялся  в  него  поверить,  но  тоскливо  все  звал  в  свою  душу...  и  нечто  внутри  молит  себя  же  -  забудь,  забудь!..
Рассматриваю  ход  домино  -  его  четкий  и  завораживающий  танец  -  точечки  складываются  в  слова,  невысказанные,  тихие,  все  они  казались  одним,  робким  "прости",  и...  На  миг  точно  он  остановился  -  разглядел  два  белых  квадратика  вместе  без  единой  точечки  (такие  не  похожие  своим  невидимым,  скрытым  узором,  и  вроде  каждый  видит,  что  они  одинаковы,  похожи,  и  что  они  очень  рады,  что  похожи  -  белые  и  вместе,  однако...  В  этом  -  пустота?)...
И,  как  аплодисменты  повседневности  в  маске  праздника,  перед  ними  и  после  них  -  доминошки  с  изображением  шести,  двух,  пяти,  четырех...  -  Юркие  причудливые  божьи  коровки  сказки  в  синеве,  где  все  еще  чувствую,  как  падают  звезды  и  море  дарило  нам  их  в  ласковой  теплой  пушинке  пены,  и  отдельные  искорки  терялись  в  твоих  локонах  (тень,  их  тень  ловлю  в  шелесте  падающих  компонентов  дорожки  бело-точечного,  пути-загадки)...
Останавливаю.  Цепочка  стала  дрожать,  она  все  еще  стремилась  бежать,  каждая  из  косточек  хотела  опередить  другую,  красиво  упасть  перед  другой,  будто  роднее  ее  не  было  ей  никого,  что  бы  это  значило?  Домино  упало  и  стало  кучей  хаотичных,  даже  жутких  смешений  точек,  словно  мстило  за  то,  что  я  посмел  остановить  ход  его  танца,  и  не  скажет  никогда,  что  само  побудило  меня  к  этому  (с  трепетом  посмотрел  на  два  квадратика  -  и  они  вместе,  и  всякий  скажет,  что  они  похожи,  неотчужденны  друг  от  дружки,  но  в  каждом  из  них,  белых  -  по  одной-единственной  точечке,  смотрящейся  маленькой  и  беззащитной,  пугливо  и  кротко  стояла  она  с  соседкой,  смотря  на  нее,  но  глядя  лишь  в  себя,  была  между  ними  черта...)...
Такие  они,  похожие  на  других  и  особенные,  я  спасительно-тихонько  ловлю  ниточку  смысла  -  похоже  на  звезды  -  и  они  сияют,  каждая,  чтобы  привлечь  больше  к  себе  твои  глаза,  и  одинаково  безразличен  им  холодный  Млечный  Путь,  где  они  складываются  причудливыми,  разными  созвездия  и,  туманностями,  и  все  равно  падают,  одинаково,  как  и  сияют  похоже,  падают  друг  за  другом,  как  слезы  во  мне...
Они  все  будут  так  и  дальше,  как  тогда,  когда  море  купало  нас  в  лунной  дорожке  и  мечтах,  шум  его  превращал  в  шепот  твои  слова,  я  их  слышал,  но...  Все  рисовалось  мне,  как  будем  вновь  наедине...  так  же  и  костяшки  все  будут  сыпаться  и  смешиваться,  как  и  тогда,  я  слышу  их  строгое  нарушающее  тишину  цоканье,  но  воображение  мое  просит  послушать  чутьем  теплые  беседы  знакомых,  ценные  замечания  отца  (только  они  теперь  далеко  -  как  доминошки,  несся  я  вслед  за  стремлением  и  никого  не  слышал,  оглядывался  только  назад  -  успею  ли?)...
И  не  поймут  костяшки,  что  не  стоит  торопиться,  все  зависит  не  от  них,  а  от  общего  хода  игры,  они  -  просто  забава!  И  волшебство  их  танца  -  мой  сон,  как  и  синева  моря,  в  моменте,  где  мы...  где  я  тебя  укрываю,  осторожно  целую...  где  ты  капризно  отодвинулась  и  снова,  вновь  перебирала  домино  (привлекают,  увлекают,  бело-тотечный  цокающий  его  танец)...
Он  все  идет  своим  чередом,  как  день,  ночь,  думаю  -  так  и  надо...  Так  легче,  проще,  так  у  всех,  но...  Душа  просит  у  него:  "Прости,  я  не  забуду!.."  (бережно  запускаю  вновь  домино,  с  мягкой  грустью  вслушиваясь  в  умиротворяющий  его  шелест  -  пусть,  я  все  еще...  помню  тебя,  очень,  как  наяву  вижу  твои  глаза  и  улыбку  (прекрасный  твой  цветок  настроения  -  и  его  ты  подарила  не  мне  -  моему  поражению  в  игре)...
Ты  увлекла  меня,  усыпила  и  пленила:  подвластен  мне  каждый  твой,  каждую  костяшку  могу  поставить  на  место,  какое  хочу,  и  это  мои  права,  но  это  же  ты,  ты  для  всех,  и...  забираешь  всех,  домино...  Ты  забрало  ее  и  оставило  со  мной,  как  странно,  словно  твой  танец...
И  наблюдаю,  наблюдаю  его,  в  тишине  его  страницы  рассказывают  мне  мои  ошибки,  мои  надежды,  мое  сердце  (удивительно  -  ты  -  мое  сердце!)...  Слушаю  тебя  внимательно,  храню  во  взгляде  каждое  твое  движение,  теряющееся  среди  падающих  бликов  звезд,  и  частичку,  бездонное,  черно-белое,  бегущее  вперед  море  сказки...  (...спасибо,  что  ты  есть)...
…Domino  Dancing…

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=541658
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 05.12.2014

Затерянный в… сыре…

...  Осторожно  открыл  глаза  и  постарался  не  вдыхать  запах,  зовущий,  сильный,  так  знакомый  (где-то  снова  был  он  -  его  желтый,  сочный,  кругло-треугольный,  властитель  его  усов,  ротика  и  глаз)...
Рокфор  с  огромным  удовольствием  всегда  кушал  аппетитные  кусочки  одноименного  лакомства  или  другого  сырного  великолепия,  кушал  так,  что  от  наслаждения  едва  не  проглатывал  собственные  лапки  и  усы,  медленно,  любуясь  каждым  мигом,  пока  кусочек  вожделенного  продукта  питания  не  исчез  в,  приятно  теплом  пухлом,  пузике...
Но  вдруг  он  осознал  -  внутри  рождалось  и  крепло  чувство,  что  затерялся  в  сыре,  в  экзальтации  погони  за  ним,  за  его  вкусом,  запахом  (во  сне  -  предвкушение,  какой  сыр  скушает  завтра;  "завтра"  -  ни  один  из  его  видов  не  смел  ускользнуть  от  его  взора,  и  кушал,  кушал,  кушал...
Рокки  представил,  что  он  в  море  сыра  и  можно  купаться  в  его  желтых,  пахучих  волнах,  угощаться  и  радоваться  от  этого  жизни  (жует,  жует,  жует,  усердно  работая  плотными  щечками,  без  паузы...)  Мышу  стало  скучновато,  тяжело  -  но  запах,  вид  сыра  не  давал  ему  остановиться...  Ел-ел-ел,  ему  было  страшно,  что  сырный  океан  не  имеет  конца,  и  отважно  продолжал  кушать,  надеясь  вырваться  из  него...
Рокфор,  хорошенько  представив  себе  это,  поспешно  спасительно  убрал  от  ротика  припасенный  кусок  сыра,  счастливо  вздохнул  -  впереди  еще  столько  дел,  свежий  воздух,  друзья...  А  покушать  он  еще  успеет,  главное,  не  превратиться  в...
...Затерянного  в...  сыре...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=541404
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 04.12.2014

…Банановый… Луи…

...  Просто  светится  счастьем  -  ему  приснился  его  родной,  неповторимый...  
Ресторан,  в  нем  сияет  банановое  солнышко  (конечно,  это  отражение  в  бокалах  с  коктейлем);  он  почесал  глубокомысленно  макушку  с  потешными  ушками  -  как  интересно  мир  смотрится  сквозь  призму  банана:  вот  идет  Балу  и  Баламут  -  они  утонули  в  сочно-желтенько,  сладком  свете,  безошибочно  проходят  сквозь  лабиринты  граней  стакана  и  бокалов...
Каждая  -  пересечение  разных  формочек,  цветы,  облака,  дымка  из  одного  мирка,  так  понятного  обезьянке  -  там  -  ресторан  -  с  бананом...
Большим,  маленьким,  веселым  и  задумчивым,  ярким  и  тонким,  увесистым  и  простым  (на  вкус  и  радость  каждого  найдется  он  -  восхитительный  вкусный  дар  джунглей  -  далеких,  родных  и  загадочных,  разнопестрых)...
Луи  представил  себя  в  мире  банана  -  там  так  уютно,  мягко  мозаикой  россыпью  стелились  тропинки  из  приятных  ломтиков,  вместо  звездочек  -  крошечные  переливающиеся  монетки  из  фрукта,  мягкого,  желтого,  банана...
В  ресторане  было  потише,  поскромнее,  там  не  было  экзотичных  этих  лиан,  цветов  и  плодов  -  были  столики,  музыка,  суетящиеся  беседующие  и  угощавшиеся  посетители,  и  только  аромат  и  вкус    царил  и  погружал  в  мистерию...
Граней  стакана  или  бокала,  сквозь  который  был  переворачивался  мир  и  погружался  в  каплю  бананового  коктейля...
Тихонько  он  принял  в  сердце  эту  мысль,  спеша  проснуться  с  ласковыми  солнечными  лучами,  к  друзьям,  на  работу;  такими  же  воздушными,  как  и  восхитительный  кусочек  фрукта,  рассеявшегося,  точно  по  волшебству,  в...
Экзотическом  напитке,  приготовленном  по  рецепту  шеф-бармена  ресторана...
...Бананового...  Луи...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=541403
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 04.12.2014

Sleepy Girl…

…  -  Сияние  тепла,  молочно-солнечное...  Оно  родило  тебя,  одно  из  самых  красивых  существ  на  земле...  
Ко  мне  явился  ты,  вложил  в  меня  осторожное  касание  к  занавесу  сияния...  
Тихонько,  рассеивается  оно  предчувствием  (твое  сердце  бьется  в  нем  незримо
вот-вот  оно  укроет  меня  облаком  робости  (ты  почти  пришёл,  и  не  смею  взглянуть  на  тебя)  словно  странствующей  звездочкой  в  ночи  качается  кончик  мягкой  кисточки  (осторожно  крадет  она  у  грезы  следы,  нежно-розовые,  белоснежные  следы)  и  волшебным  ключиком  открывает  мирок  за  дуновением  завесы...  Там  -  ты!..
Сильные  черты  твои  не  хочу  от  глаз  отрывать  -  мягко-белоснежная  линия  родила  твои  глаза,  синие,  огромные  перла  магической  луны...
Ты  рядом,  чувствую,  погружаешь  меня  в  себя,  обволакивая  мои  глаза,  мою  душу  светло-светло,  точно  крем,  воздушным  цветом...  Твои  щеки,  волосы,  это  все  как  во  мне...
Тиканье  часов  сливается  с  тобой  в  одну  колыбельную,  я  мысленно  глажу  тебя  в  ней,  тихо  обнимаю,  осторожно,  чтобы  не  спугнуть  и  лепестка  той  бесконечной  мягонькой  приятно-белой  и  розовой  частички  тебя...
Ночь  с  тобой  превращается  в  море  синевы,  тонкими  волнами  пробегает  по  ней  мерцание  звезд,  хотела  б,  чтобы  это  море  не  улетало  листиком  от  зари...  Аккуратно  касаюсь  твоих  глаз  -  ты  -  живое  сердце  белоснежной  тишины  -  успокаиваешь  мои  тревоги...
Возьми  меня  в  себя,  унеси  в  бесконечность  штрихов,  светлых,  мягких,  теплых,  осторожных  (то  твои  шаги)
Но...  Ты  останешься  за  завесой  сияния  сна...  Жду  тебя  вновь...  -  

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=541201
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 03.12.2014

Akillies s Passion s…

…Опускается  взгляд,  ее  глаз,  ниже,  и  чувствую  я  ее  все  ближе,  тяжелых  слов  ненужный  шум  улетел  в  закате  послебранном,  я  вижу  себя,  в  зрачке  карих  глаз,  в  ее,  нежданно  -  и  мнится  мне,  как  тяжелая  стрела  пронзает,  мой  покой  твердой  гортани  и  члены  ослабляет...
Короткий  волос  ее  ночи  темней,  зовет  он,  зовет  в  нити  хмеля,  и  тоскую  я,  трепету  покоряясь,  шепчу  ее  имя,  робея...
"    -  Патрокл,  и  ты,  как  и  я,  от  холода  бренного  боя,  одиноко  пьешь  чашу  страха,  рискуешь  за  царя  собою...  Не  касайся  меча  боле,  ты  устала  служить  мойрам,  вмиг  они  могут  и  тебя  забрать,  станут  игрушкой  их  воли  прекрасные  твои  плечи  и  губы  скует  пламень  костра...  И  я  грешен,  и  смертен,  и  я  метаюсь  меж  Орфеем  и  сиреной  тщеславия  для  духа...  Но  жизнь  моя  пуста,  покорюсь,  клянусь,  тебе,  убей,  если  я  докучающая  вам  муха...  Но  если  ты,  кладешь  меч,  раба-воина  жалея...  Молю,  приди  в  мое  объятие,  я  убийства  в  беспамятстве  для  тебя  посею...»
 -  Так  говорю  и  тихонько  касаюсь  ее  губ  взглядом  дрожащим  (пусть,  если  хочет,  отвечает  молчаньем  коротким  и  раздумья,  но  чувствую  -  все,  одним  лишь  касаньем,  я  смогу  запечатлеть  на  маленьком  найденыше...  -  
"Любовь  это  скользит  по  ее  дыханью,  как  чудо,  потаенное  в  очах  Афродиты,  оно  манит,  ведет  за  собой  и  теряет  мой  ум,  как  по  пересечениям  углов  Крита...  Потеряю  я  свой  неровный  вздох  в  поцелуях  -  пусть,  скорей...  Я  впитаю  в  себя  жар  стрелы  Купидона  быстрей"...  Тихонько  она  подходит  положить  на  склоненные  колени  мои  веточку  оливы  и  уйти...  Но  нет,  ни  за  что  мне  не  упустить  мига,  в  котором  так  сладко  в  царство  дурмана  прийти…
Успел  я  догнать  земную  славу,    докучила  она  мне  тоже,  смотрю,  нет  слов,  и  глаз  мой  -  точно  язык,  все  трогает  взгляд,  как  он,  кожу,  и  томно  и  дивно,  и  кроткий  миг  -  ты  у  меня  в  руках...  Теперь  я  знаю,  когда  далеко  от  нас,  зажигаются  звезды  в  облаках...  Тогда  царство  мною  забыто,  и  тени  убитых  молчат,  тогда  сотни  биений  сердца  "восторг,  желанный  плен"  говорят...
Хотел  бы  я  найти  тот  бич  незримый,  который  навек  свяжет  нас  в  минуту  битвы  нелюдимой,  он  укроет  щитом  неги  всякий  кровавый  и  пыльный  зной,  хотел  бы  я  из  уст  твоих  услышать  тихое  пусть  "царь",  но  "мой!"  Да  не  прошу  движеньем  рук  ретивым  служить  на  верность  Агамемнону,  мне,  Греции  всей...  Взгляни.  Не  бойся  и  взгляни  осторожно  в  движение  рук  робких  (молит  оно,  безмолвно  -  будь  моей)
Прощу  тебе  тетиву  остру,  и  стрелы,  что  ранили  моих  солдат,  прощу,  куда  б  не  спрятала  ты  нежность  шеи  своей  -  своею  вмиг  я  ее  найду
Не  воображаешь  ты,  как  сотни  чувств  моих  скверных  угасли,  от  прелести  твоей  нагой  шеи,  сбросившей  тяжелые  латы,  так  ты  возбуждаешь  бросить  свои  к  ногам  Аида  и  сказать:  "прокляни,  но  дай  миг  прикоснутся  к  ней"
Мы  будем  у  него  вместе,  так  что  ж  бояться,  и  славная  река  времен  не  вспомнит  нам  наших  перебитых  ран,  Но  кажется  мне  -  утихнут  они  и  в  его  мрачном  месте,  если  я  окунусь  с  головой  в  беспамятну  реку,  обнимая  тебя
Касайся,  касайся  рукой  пяты  моей  смело  -  от  этого  Дионис  вливает  мне  в  душу  вино,  каких  Олимп  никогда  не  ведал...  Лишь  шеи  твоей  дрожащая  мягкость  таит  что-то  во  мне,  можешь  упасть  -  я  подхвачу,  лишь  рядом  будь,  так  близко,  чтобы  она,  шелк,  точно  дурманящий  для  ласки,  касался  моей...”
 -  Так  плакал  я,  не  зная  счет  слезам,  вспоминая  жгучие  минуты  -  когда  ты  была  со  мной,  была  жива,  и  не  постигло  тебя  ложе  Проскрута  (Гектор,  злодей,  ты  ненавидишь  меня,  уже  ль  видишь  меня  во  всех)  так  пусть  же  боги  покарают  тебя,  что  за  моими  латами  украл  навек  ее  жизни  смех...  Память,  ты  -  моя  богиня,  не  оставляй  слабого  царя,  придай  силу  мне  для  мести,  чтоб  вновь  быть  с  той,  ради  которой  долг  забыл,  любя...
Ты  точно  заплатила  Харону  и  за  меня  -  не  стоило,  хрупкое,  неразумное  дитя,  война  не  стала  тебе  укрытием  от  горечи,  как  не  нашли  дары  от  деревянного  коня..
Ненавижу  свое  оружие,  и  все  эти  раздоры  царей,  как  черная  молния  ночи  нарушает  покой  морей...  Патрокл,  мечта  моя,  жизнь  моя  тихая...  Не  забуду  ни  твоего  уставшего  бега  (свои  -  чужие  -  ты  металась  пусть)  не  видать  мне  твоих  глаз  как  дальних  стран  снега...  Стрела  пускай  б  пронзила  меня  тогда,  твоя,  мне  не  было  б  и  мига  вопля  боли,  но  почести  костер,  не  вижу  за  монетами  (и  благо)  -  никто  не  видит  в  искрах  вихрастых  огня,  как...  моя  шея  у  твоей,  незримо,  навсегда…

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=541028
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 02.12.2014

An Angel s Profundis

"  Прости  меня,  я  лишь  увидел  тебя...  
Однажды,  когда  мне  стало  тревожно...  Снова  было  царство  зимней  белой  грусти...  Мне  не  хотелось,  чтобы  тихие  следы  печали  пришли  и  в  твою  дверь...  Давно  тебя  знаю,  мне  светло  на  душе,  когда  вижу  твою  улыбку...  Сейчас  ее  нет,  ее  словно  украла  белая  зима...  Такая  красивая,  сверкающая  кружащимися  снежинками...  Она  позавидовала  твоей  красоте...  И  украла  ее...  Твои  руки  бледнеют  все  больше  (ты  болеешь,  все  тяжелее  и  тяжелее)...  Могу  ли  не  терзаться  этим?..
Когда-то,  ребенком,  ты  любила  бежать  вслед  за  моими  крыльями,  осторожно,  только  чистыми  глазками,  очень  нравились  тебе  эти  белые  перышки,  что  украдкой  летели  в  закате,  точно  розовые  лепестки  и  касались  твоей  руки...  Словно  танцуя  мысленно  с  ними  в  мягком  ветерке,  ты  смеялась  и  радовалась  каждой  капельке  этого  причудливого  белоснежного  дождя...  Снежинками  купал  тебя  в  себе  свет,  что  легонько  опустился  на  крылья...
То  был  я...  Незримо,  мягко  обнимая  твое  маленькое  сердце  ими,  играл  с  тобой  в  волшебную  зиму,  где  всегда  тепло,  где  ласково  баюкает  колыбельную  ветер...  И  облачко  рассыпается  сказочным  воздушным  листиком,  там,  быть  может,  в  твоей  мечте  (я  хотел  подарить  тебе  ее)...  Теперь  все  это  унесет  зима?  Не  жаль  мне  ничего...  Только...  Тонкое  биение  твоего  сердца  осторожно  нащупывает  себе  нить  секунд...
Хочу  вновь  укрыть  тебя  ими  от  зимы,  вернуть  солнце,  весну  и  усыпать  твой  сон  солнечными  звездами...  Зима,  зачем  ты  ревнуешь  к  своим  цветам,  так  же  холодно  и  тихо  забираешь  ее  раньше  белых  нитей  в  ее  волосах?  Хочу  крикнуть  тебе  -  пожалей,  но  безмолвствую  (не  услышишь  за  ветром  и  снежной,  все  несущейся  бурей)...  Ты  отпусти  ее,  забери  меня!..
Лечу,  не  смотрю  вниз,  стыдливо  отведя  взгляд  -  мне  обжигает  руки  солнце,  стрелами  роптающих  на  него  попадает  мне  в  грудь  все,  от  чего  оно  тяжело  уходит  за  белые  занавесы  снега,  больно...  Но  я  радостен  -  ты  снова  видишь  солнечные  ниточки...  Тонкими  перышками  проливается  свет  на  твои  щеки,  им  тепло  (что  мне  еще  надо?)...  Ты  осторожно  идешь,  как  в  детстве  и  тянешься  к  свету...  Скоро  закат...  Ах,  нет...  Остановись,  время  -  я  хочу  быть  с  тобой,  на  этой  странной  белой  земле,  где  равнодушно  блестит  снег  и  где  солнце  теряется  в  падающих  тенях!..
Я  вновь  увидел  тебя  -  худенький,  светлый  лоб  твой,  казалось,  ловил  момент,  когда  надо  понять  -  все  проходит  (день  ушел  за  ночь...)  и  вместе  с  этим  -  будто  бы  бесконечно,  странно  в  солнце  вьется  мягкий,  нежный  снег  (то  мои  крылья)...  опускаешь  взгляд,  увидев  меня  и  осторожно  ловишь  перышки,  подаешь  мне  (ты  веришь,  они  вылечат  мои  раны),  не  жалея,  что  непослушные,  они  снова  взлетают  и  не  хотят  покидать  тебя  в  своем  танце...  Не  бойся,  я  не  потеряю  ничего,  даже  если  мои  крылья  станут  не  теми,  пока  ты  со  мной...  Можешь  не  бояться  зимы,  не  бойся  ничего  -  я  с  тобой...
Спешим  скорее,  я  унесу  тебя  туда,  где  всегда  будет  тепло,  где  укроет  от  страха  и  грусти  свет,  бесконечный,  сияющий  свет,  где  белоснежные  лепестки  не  когда  не  похолодеют,  став  розовыми  в  закате!  Возьми  мои  крылья  и  лети,  не  оглядывайся!  Я  вернусь  к  тебе,  только  возьми  их,  спаси  себя  от  зимы!..  Пусть  охраняют  тебя  их  перышки  от  острой  высоты,  успокоят  твой  хрупкий  лепесток  души...  Прости  меня,  я  не  могу  остановить  зиму,  но...  Все  еще  верю  -  она  не  тронет  тебя,  ты  успеешь...  Обнимаю  тебя  (тебе  холодно!)...  Коварная  зима,  за  красоту  свою  хочешь  жизнь!..  Нет!..
Я  спасу  тебя  (не  бойся,  все  будет  хорошо)  не  смотри  вниз...  Бережно  держу  тебя  на  руках  и  спешу  назад,  в  заоблачную  высь,  пока  снежные  тучи  не  закрыли  ее  собой...  Крылья  режутся  о  снежинки  и  цепенеют...  Мое  сердце  останавливается  (я  не  хочу  разбивать  их  об  снег  реальности,  не  хочу...  Но...  Ты  потихоньку  замираешь  у  меня  в  руках,  совсем  холодно  тебе)...  Прости  меня!..
Тихонько  возвращаю  тебя  в  заснеженную  постель,  смахиваю  жадины-снежинки,  что  заполняют  собой  пространство  и  кладу,  укрываю...  Мои  слезы  текут  по  твоей  руке,  падая  и  превращаясь  в...  Нежно-белые  лепестки,  точно  перышки...  Вспоминаю  тебя,  твое  сердце,  лицо...  Теперь  все  это  такое  тихое,  как  лепестки,  что  пугливо  улетают...  Не  покидай  меня,  я  с  тобой!..  Тихонько  целую  тебя  и  улетаю,  тяжело,  мучительно  быстро,  не  могу  смотреть  вниз...  Гляжу  только  вдаль...  Там  ты  меня  ждешь,  там  мы  будем  вместе...  Всегда,  там...  Где  переплетаются  мягко-розовые  лепестки  и  белые  перышки  моих  крыльев  (они  разметались...  Они  спешат  снова  укрыть  тебя  от  зимы,  навек...)  
Прости  меня,  я  лишь  люблю  тебя…»

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=540751
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 01.12.2014

Перо Де Сада

Мне  всегда  казалось,  что  я  могу  читать  женщину  -  как  на  нее  взглянуть,  чтобы  она  поняла,  что  через  глаза  на  нее  накидывают  сеть,  из  которой  не  вырваться;  как  понизить  голос  и  подойти;  и  не  каждую,  только  эту...  О,  вот  мне  дают  снова  задание  развлечь  публику,  м...  Ну,  остается  только  включить  образ  приевшийся,  но  прижившийся  -  надеваю  одну  перчатку  и  беру  в  руки  хлыст...  Тренируюсь  перед  зеркалом  (смешно,  но  надо,  капризы  не  выполнять  чревато)  слышу  тихие  съежившиеся  шаги  сзади  (так  и  знал)  -  "Иди  сюда!"  -  от  волнения  немного  щелкнул  себе  по  пальцем  плеткой.  Покорно  подошла.  "Ты  не  бойся,  все  быстро  закончится!"  (она  осторожно  положила  мне  голову  на  плечо  -  согласна)
Обдумываю  -  насколько  будет  опасно  для  меня  и  ее,  как  сделать,  чтобы  не  зайти  далеко,  как?  Поглядываю  с  нездоровым  интересом  на  кучу  веревок,  которые  готовили  для  очередной  несогласной  и  инквизиционного  процесса  (что  ж,  возможно  в  эту  ночь  она  будет  молиться  за  спасение  ее  души  в  благодарность  за  оттянутую  казнь)  "Сюда!  -  рисуюсь  перед  помощниками  палача,  держа  ее  в  руках  с  хищным  видом,  -  Я  сказал,  быстро  сюда  веревки...  вы,  быдло!.."  Отдуваясь,  торопятся  исполнить  приказ,  помня  мои  недавние  попадания  им  по  лицам  плеткой).  Таким  образом,  у  меня  есть  эти  витые  змеи  рук  человеческих  (дрожат  руки,  они  что-то  явно  делают  со  мной  -  начинаю  теребить  ворот  рубашки,  бросая  взгляд  то  на  них,  то  на  нее...  "Ой,  кажется,  я  покажу  тебе!"  (заставляю  себя  очнуться  -  тьма  наступала  и  канделябры  зажигались,  как  нечто  внутри  (пора)
Прибыли.  Король  и  свита  обпивались  вином  и  запихивали  в  рот  сласти,  требуя  и  зрелищ  "Ваше  Высочество!"  -  поклонился,  помахивая  хлыстом  -  вышло  пару  молодцов,  которых  нанял  себе  в  слуги  в  клобуках,  куцых  плащах  и  вкатили  деревянную  конструкцию,  после  еще  одного  шлепка  об  пол  -  удалились,  манерно  вручив  мне  повязку  и  перо  (где  они  это  взяли?)  стараюсь  скрыть  растерянность  за  деловой  подходкой,  откуда  они  взяли?  Но  некогда  задавать  вопросы,  надо  действовать)  "не  бойся,  это  быстро  закончится"  Не  хочу,  чтобы  она  все  это  видела)))  повязка,  да...  Завязываю  глаза  и  поджигаю  кончик  копья  -  спаиваю  для  крепко  те  веревки,  которыми  ее  привязали,  снова  щелкаю  хлыстом  -  может,  пламя  достанет  их?  Промахнулся  -  свечи  горели  мимо  знати...  Ну...  Я  вас  еще  подпалю!
Задумчиво  верчу  в  руках  перо  -  контуры  мягкие  и  просятся  поскользить  по  чему-то  мягкому...  Что?!  Ой,  сам  от  себя  не  ожидал,  назад  дороги  нет  -  щелк,  осторожный  и  максимально  быстрый,  чтобы  сделать  разрез  ей  на  платье,  без  ран,  сделаешь  царапинку  -  руки  отобью  -  грожусь  себе.  В  несколько  приемов  все  же  удается  сделать  прорезь  в  ткани.  Через  нее  забелело  тонкой  и  приводящей  во  взбудораженное  состояние  кровь  тело  -  от  шеи  и  еще  ниже  середины  живота.  Что-то  перестарался,  может,  ранил,  только  незаметно  капельки  алые  не  всегда  процеживаются  сразу...  Нет,  надо  проверить...  Надо  что-то  белое  и  безвредное...  Перо...  Упал  снова  взгляд  на  перо...
"Надеюсь,  у  меня  отсохнут  руки  после  этого)))  -  мысленно  очень  яро  себе  желаю  и,  все  внимание  бросив  на  жеманство  перед  равнодушной  миной  короля,  любезно  ему  выделываю  словесные  кренделя,  рукой  осторожно  провожу  пером  по  всей  длине  ее  туловища  ("Не  смотри,  смотри  на  государя...  Ведь  это  просто  ему  утеха,  его  деньги  и  он  главнее,  а  только  взглянешь  в  сторону  пера...  Лучше  тебе  не  знать..."  до  уха  сквозь  перелеты  всяких  фраз  долетает  срывающееся  громкое  дыхание  (знакомое,  знакомое,  хлыстом  мне  по  мозгам!)  прислушиваюсь  -  просится,    просится  вовнутрь  оно,  поднимая  восторг  и  край  страха  -  это  от  боли?  Оглядываюсь  -  нет,  перо  чистое,  легонько  касается  ее  ключиц...
Посмотрел  все-таки,  оплошал  ты  пред  собою,  бравый  маркиз,  давай  по  рукам,  как  уговаривались  -  смиренно  вступаю  в  монолог  самим  с  собою,  стараясь  отвлечься  от  впечатлений,  и  их  анализа  (ничего  странного,  нет  ран,  нет  оплошности  кисти,  чего  ж  такое  волнение?)  король  начинает  довольно  осклабляться,  знать  -  с  удовлетворением  пошушукивать  и  посвистывать,  хороший  эффект,  да...  Неспокойно  -  неспокойно  было  оглянуться!  И  снова  и  вновь  всплывает  в  памяти  как  белое,  легкое  и  пушистое,  перо  как  летит  вниз,  еле  касаясь  ее...  Как  же  забыть  это?  Отдергиваю  руку  от  него,  как  от  жалящего,  как  от  жаркого,  жуткого...  Лети  с  глаз  моих  -  щелк  хлыстом  в  его  направлении,  и  вправду  полетел,  но  сделал  круг  и  четче  прислонился  к  животу  (слышу  короткий  и  тихий  задыхающийся  будто  звук  -  от  нее!)  Что  я  натворил?!..  Похоже,  я  не  обманывал  себя  и  угодил  ей  в  самое  чувственное  место!..
"Попал!"  -  ликовал  и  дрожал  голос  внутри  меня,  что  ж,  я  могу  делать  все,  что  захочу,  с  ней?  Конечно  -  отвечали  перепаянные  веревки,  подставки  сооружения,  делающие  ее  беззащитной,  об  этом  говорила  и  повязка  на  глазах...  Ты  же  чувствуешь,  мужчина,  как  она  прельщает  возможностью  безнаказанности  -  и  все  это  как  бы  во  мне  с  одной  стороны,  наносящей  хлесткие  удары  по  психике.  С  другой  -  ты  сдурел,  быстро  говори  королю,  что  шоу  окончено,  а  то  он  сейчас  превратится  в  пожирающего  глазами  тролля,  жирного  и  упрямого,  вот  тролль  увидел  девушку,  да  еще  такую  небольшую  ростом  и  весом,  хорошенькую,  первая  мысль  какая  -  правильно,  похитить!  А  для  своего  удовольствия,  не  более,  потом  он  ее  бросит  в  подвал  и  под  топор...  Ты  этого  хочешь?  Нет?  А  чего,  чего  же?  -  метаюсь  между  этими  половинками,  не  зная,  что  делать?  Что  сказать  проще:  "Игра  окончена!"  -  но...  Я  не  делал  прекращения  игры!..
Не  желал  -  мне  уже  было  интересно  посмотреть  на  нее,  когда  легонько  провожу  пальцем  в  перчатке  где-то  посередине  груди  -  робеет,  чуть  отшатывается,  но  убежать  не  сможет  -  крепко  в  доску  привязана  за  руги  и  ноги  к  деревянным  штукам,  чувствую  как  через  повязку  у  нее  зажмуриваются  и  закатываются  закрытые  глаза.  "Тебе  неприятно?  Подыгрывал  какой-то  игривый  голосок  внутри,  и  с  энтузиазмом  проводил  ниже  рукой  без  перчатки  -  никогда  не  думал,  что  простое  касание  может  давать  опять  на  слух  болезненную  дрожь,  она  побледнела...  "Перестань  ее  мучить,  останови  игру"  -  шептала  совесть,  и  в  борьбу  с  ней  вступали  раздумья  -  мука  ль  у  нее,  у  меня?  Только  приближаю  лицо  и  руку  -  она  как  интуитивно  ловит  мое  стремление  замирает  и  чуть  даже  подставляется  моим  касаниям,  едва-едва  они  происходят  -  безуспешно,  как  неожидавшая,  начинает  пробовать  вырваться...  Дразнит...  Иного  слова  нет,  дразнит,  сильно,  очень,  так,  что  хочется  взять  хлыст  и  смести  им  всех,  кто  глазел  на  мои  расширяющиеся  зрачки  в  этот  момент,  да  попасть  в  лицо,  по  глазам,  а  повязку  потом  не  дать,  накрыть  ею  глаза  или  себе  или  ей,  а  то  нет  сил  выносить  это  -  прятки  с  тенью  себя  мучили,  ох  как  мучили...
теперь  не  видел  ничего,  кроме  ее,  ее  живота  и,  не  думая,  решил  потрогать  его  губами...  Ошеломительно  -  по  ним  побежал  тонкий  пульс  движения,  как  будто  внутри  меня  он  проник  и  заставил  боится  сердце  чаще  (даже  королю  завидно,  но  пусть  только  подойдет  -  я  его  ударю,  меня  отправят  на  костер,  а  мне...  Не  страшно...  Весь  мир  сосредоточился  для  меня  в  мгновении,  когда  могу  так  близко  приблизить  к  ней  лицо,  что  щеки  и  губы  трогают  ей  живот  (упоительный  мягкий,  тонкий,  кто  придумал  тебя,  мой  соблазн?  Ты  -  в  нем  или  я?)
"  Эй,  Вы  забываетесь!"  -  доносится  с  трона  и  завистливо-изумленное  шушу  снова  возмущенно  поднимается  волной.  Совершенно  верно  -  я  как  в  забытьи...  Вижу,  чувствую,  осязаю  (у  нее  был  аромат  нежного  сна,  только  спустившегося  на  ресницы,  какая  ж  загадка  еще...  А  какая  ты  на  вкус?  -  тихонько  притрагиваюсь  языком  к  животу,  по  которому  мелко  бежали  капельки  (искорки,  тонкие,  как  алмазы...  И  их  возьму,  все  украду,  всю  ее,  а  вы  не  успеете!)  они  были  мягко  солеными,  отчего-то  отдавали  сладким  и  не  утоляли  жажду  (пересохло  в  горле  -  так,  что  как  глотка  онемела...  Хладеет  и  дрожит  (и  она  что-то  чувствует)...
Ну  конечно  -  по  ней  давяще  веревка...  Но  надо  еще  успеть  закончить  игру,  я  успею  -  щелк  -  беги  скорее,  я  отпускаю  тебя!  Она  падает  с  высоких  перекладин  приспособления  -  вновь  ко  мне  в  руки,  тихо  прижимается,  "успокой  меня!  Я  еще  живая?"  -  "Да"  -  вздыхаю  я,  запустив  кнут  в  подсвечник,  чтобы  свет  погас...  Темно,  гул  погони  и  маты  по  кровавому  слепому  поиску  людишек,  что  не  получили  всего  себе  и  только  сразу,  меня  ищут  и  уже  не  оставят  будь  я  с  пудом  золота  (я  разгневал  короля)  невидимо  зреет  эшафот  и  подпаленный  хворост  со  столбом  и  с  ужасом  отражается  в  ее  глазах...  "Я  пойду  с  тобой  в  месте!"  -  тихо  говорит  она,  давая  себя  поцеловать  тихо  и  глубоко.  Прощай,  дверь  закрыта  изнутри  (я  пожертвовал  кнутом  в  качестве  задвижки...  Она  открыла  мне  дорогу  в  огонь...  Черный,  душный,  визги  и  холод  ветра  уж  не  надо  мной,  но  отчего-то...  Мне  все  еще  тепло  и  хорошо,  так,  точно  я  все  еще  осторожно  касаюсь  пером  и  глазами  ее,  ее  живота...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=540410
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 30.11.2014

"Знай… стрелки!" ;)

...  Тихо  прошелестело  что-то  внутри...  Вжика.  Мушка  летела  на  прогулку  с  приятелем  -  шмелем,  спокойно  летала  с  ним  себе,  любовалась  на  облачка  в  небе,  тут...
..."Жууууу!!!"  -  пронзительно  запищало  сердечко  зеленого  крохи,  хотя  еще  миг  назад  оно  грелось  в  лучиках  солнышка  и  не  знало  тревог.  Вжик  схватился  мысленно  руками  за  голову  и  округлил  глазки  на  все  на  свете  -  как  можно  было  (о,  ужас,  он  забыл  часы)?!
Шмель,  как  ни  в  чем  не  бывало,  предлагал  понюхать  тычинки  ближайшего  цветка,  угощал  сладкими  кусочками  семечек  и  вдохновлено  описывал  пролетающие  облака.
Крылатый  малыш  не  слушал  его,  семечки  казались  невкусными  и  мешающими,  легкие  белоснежные  пушистые  бабочки  неба  обернулись  внутри  тяжелыми  и  суровыми  серыми  тучами.  Вот  они  шеренгой  двигаются  на  него,  важно  отбирают  тычинки  и  смотрят...
Вжик  готов  был  провалиться  сквозь  землю  -  как  жалел  он,  что  уж  не  совсем  маленький  и  по  долгу  возраста,  дел,  круга  обстановки  ему  пришлось  узнать  такое  слово  как  "часы"!  И  еще  забыть  их  свойство  -  придумали  эти  блестяшки  с  крутящимися  стрелками,  чтобы  хоть  немного  лучше  понять  такое  таинственное  и  необъятное,  как  время...
..."Жу-ййй!"  -  горько  всхлипнул  Вжик,  откланявшись  приятелю,  что  на  мушкином  означало:  "Лучше  б  себя  забыл!  Скорее  в  Штаб!..".  И  помчался  так  быстро  туда,  как  только  мог,  превозмогая  ветер  и  приятный  нежащий  тенек  по  пути.  Воображение  ему  теребило  сердечко  картинами,  одна  тревожнее  другой...  
Вот  Рокки,  старый,  добрый,  обширный  друг,  что  никогда  не  отказывал  в  удовольствии  отдохнуть  на  своем  бравом  плече  и  послушать  новые  истории,  щипает  пышные  усы  от  переживания  и  только  и  успевает  отсчитывать  капли  сырных  капель,  перемешанных  с  валерьянкой,  вместо  шлема  у  него  повязка  от  головной  боли,  хвостик  ходит  сам  не  свой...
А  вот  его  ученица,  Гаечка,  веселая  и  так  мило  улыбающаяся,  непременно  каждый  раз  баловавшая  его  маленькими  игрушками,  что  сама  изобрела,  хлопает  растерянно  мокрыми  от  слез  ресничками,  и  инструменты  не  берутся,  и  приборы  ломаются,  и  плачет,  и  поглядывает  она  на  часы  и  в  окошко,  не  смыкает  глаз  и  не  кушает...
Чип  и  Дейл  пыхтят,  сидят  да  арахис  едят,  напряженно,  тоскливо,  в  перерывах  между  хрум-хрум  отвешивая  друг  другу  подзатыльники,  чтобы  хоть  как-то  утешится,  в  одну  точку  глядят,  и  детективы  им  не  милы,  и  телевизор,  и  даже  солнышко,  улыбающееся  зайчиками  и  трогающее  ими  за  лапки  и  носики,  что  нервно-уныло  сопели...
А  все  из-за  него  -  чем  пронзительней  осознавала  это  мушка,  тем  сильнее  зажмуривалась,  забавно  поморщив  носик,  работая  крылышками  так  усердно,  будто  они,  того  и  гляди,  оторвутся  и  по  инерции  быстро-быстро  полетят  без  нее  дальше,  в  одну  сторону,  сам  Вжик  запетляет  пулей,  свистом  давая  сто  очков  вперед  ветерку,  -  в  другую!  
Летел-летел...  Совсем  пунцовый  от  напряжения,  дрожащий,  светло-салатовый  от  бледности  -  менялся  мгновенно,  неузнаваемо,  и  этого  ему  казалось  мало  -  все,  что,  угодно  только  ни  за  что  он  не  даст  друзьям  переживать  из-за  него,  скорее,  скорее...  Самый  маленький  в  мире  Спасатель  был  уверен  -  он  успеет  догнать  время,  так  противно-незаметно  забывшееся  вместе  с  часами...
..."Ж-у!.."  -  выдохнул  Вжик,  упав  с  разгона  в  объятия  Рокфору  -  тот  удивленно  приподнял  усы  (он  не  ждал  так  рано  кроху,  еще  не  сварилось  сырное  пюре,  не  доведена  до  ума  история  про  сырного  мишку  и  не  припрятан  съестной  запас  на  новые  блюда  и  истории);  но  мыш  радостно  легонько  покачал  на  ручках  живой,  жмущийся  к  нему  зеленый  комочек,  что,  казалось,  хихикал.
Бурундучки,  тоже  радующиеся  его,  хоть  и  нежданно  у  возврату,  наперебой  кинулись  предлагать  Вжику  комиксы  и  джойстик  для  видеоигры  (Чипу  не  терпелось  доказать  при  свидетелях,  что  он  искуснее  играет,  а  Дейлу  хотелось  похвастаться  картинками  и  анекдотами  в  журнале,  каких  больше  ни  у  кого  нет).
И  мышка  поспешила  к  мушке,  принимая  ее  с  рук  Рокфора  и  бережно  усаживая  в  только  законченную  качалку-фонтанчик  (легонько  кресло  покачивалось,  а  сбоку  прохладным  тоненьким  ручейком  щекотала  водичка)  -  Вжик,  казалось,  захихикал,  смущенный  и  отвернувшийся,  громче.
Все  аккуратно  его  повернули,  вглядываясь  в  крохотное  зеленое  личико  -  Вжик  был  пунцовый  и  тихо  плакал.  Он  виновато  переводил  взгляд  на  каждого  из  друзей,  заботливо  окруживших  его,  а  потом,  безнадежней  всхлипнув,  указал  на  часы  и  быстро  опустил  головку.
"Ты  переживал,  что  опоздал  и  мы  рассердились?  -  догадался  Рокки,  спеша  мягко  погладить  расстроенную  мушку,  -  Полно,  малыш,  ты  ничуть  не  опоздал!..  Все  хорошо!"
"Точно,  -  подхватил  Чип,  потрепав  Вжику  щечку,  -  Я  переживал  только  за  то,  чтобы  ты  не  волновался  (непременно  дам  тоже  поиграть  с  нами  в  приставку)..."
"Да!  -  вторил  ему  второй  бурундучок,  подмигнув,  -  Не  волнуйся,  а  лучше...  Перекуси  арахисом  (я  для  тебя  оставил),  а  то  проголодался  с  прогулки,  небось..."...
Так  Вжик  понял  -  когда  есть  друзья  -  не  страшно  забыть  часы,  они  растают  в  светлых,  гладивших  зайчиках  солнца...
...И  только  приятными  облачками  промелькнет  их:  "Знай  стрелки!"  ;)...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=540179
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 29.11.2014

Смерзлое в устах (Horse s scream)

Она  меня  так  любит...  Что  даже  задумываюсь  -  за  что  -  я  давно  не  маленький,  в  глазах  уж  нет  этих  маленьких  ресничек,  уж  не  дитя...  Но  город  погрузился  в  снег,  в  цепкий  лед,  он  пошла  в  лес  одна...  Ради  меня...  Принесет  листьев,  натолчет,  часть  кинет  в  камин  -  и  все  для  того,  чтобы  я  не  мерз...  Затем  смотрю  -  клонит  в  сон,  хорошо  б,  ночь  не  наступала...  Я  так  устал  ее  ждать  и  бояться,  что  не  проснусь...  Но  что  это?  К  моим  ногам  падает  какая-то  тяжелая  и  темная  ткань  (неужели  я  правильно  понял?  Точно  -  она  раздевается!
Вот  упало  платье,  блуза,  падая,  они  подхватываются  ее  руками  и  рвутся  (что  ты  творишь?  Нерешительно  задумываюсь,  а  вправду,  что  ты?  Ветер  через  убогие  ступени  полусломанного  выреза  в  здании  дает  о  себе  знать  и  бросается  на  меня  (холодно)  я  понимаю  -  это  она  от  любви  ко  мне  (частица  одежды  ее  рвется  и  образуется  в  одеяло,  на  цыпочки  встала,  чтобы  укрыть  мне  плечи  и  спину  (ой,  зря  ты!)  и...  Содрогаюсь  не  только  от  мороза  -  все  мне?  -  не  все  -  вторая  часть  в  камин.  Ты  в  своем  уме?!  Зачем  ты  все  с  себя  сняла?  (Что  даст  твоим  волосам  это  тяжелое  украшение  в  тряпочке,  перевязывающее  их  узлом,  оно  идет,  совсем  обнажая  шею,  плечи...  Ты  не  жалеешь  себя  (и  это  тоже  ради  меня?)
И  ты  дрожишь,  и  стараешься  этого  не  замечать...  Зачем  ты  открыла  спину  и  живот?  Руки,  ноги  открыто  почти  все!  И  только  маленькая  шелковая  ленточка  шарфа  немного  наброшена  на  грудь  и  падает  к  середине  бедра  (ты  смеешься  над  собой?)  вокруг  холод,  холод,  слышишь  меня?  Нет...
Не  слышишь,  не  слышишь  здравый  смысл,  только  себя  и  голос  своей  любви  ко  мне  -  пока  горит  огонь  ты  не  умрешь!  Лучше  б  умер,  мне  стыдно  на  себя,  я  еще  продержусь  на  наступающем  снегу  немного,  но  ты...  Зачем  ты  не  послушалась?
Продолжаешь  тихо  улыбаться  и  пробуешь  скрыть  дрожь  -  тебе  надо  меня  убедить,  что  не  холодно,  что  ты  не  голая  -  но  вот-вот  и  ветер  сорвет  с  тебя  последнее  -  ведь  что  ему  -  унести  ленточку  шелка?  Ровно  ничего.  Ты  была  моей  жизнью,  сейчас  так  больно  за  тебя...  Но  совесть  одергивает  -  ты  все  еще  моя  жизнь,  это  же  ради  меня!
Пробую  выйти,  попробовать  обломать  еще  веток  или  еды  принести,  привести  -  ты  ж  сошла  с  ума,  вне  сомнения,  только  тебе  могла  прийти  в  голову  идея  в  мороз  обнажиться  (не  считаю  я  этот  шелк,  он  не  греет,  не  лги  мне!)  да  не  умею  открывать  камень  -  стеклянная  дверь  еще  подбирается  -  жадно  ползет  в  твою  сторону...  Отлично,  раз  я  ей  нужен  -  пусть  получит  меня  (и  тогда  ты  поймешь,  что  зря  все  совершила...  Но  что  я?  Я  поддаюсь  тебе  и  тоже  теряю  рассудок  (хотя  боль  в  колене  сильная)  терпи,  трус,  или  ты  не  видишь,  что  для  тебя  горит  одежда?
Ты  называешь  это  толерантностью...  Солидарностью  со  мной...  И  поверь,  я  тоже  тебя  люблю,  может,  и  не  понимаешь...  Потому  прощаю  твой  беглый  взгляд  и  игры  с  обжигающим  снегом  (а  ты  не  знала,  что  он  только  и  явился,  чтобы  укрыть  собою  кого  послабее  ?)  скидываю  накидку,  так,  чтобы  она  угодила  к  тебе  в  руки  -  прикрой  себя,  хрупкое  существо!  Прикрой,  говорю!
Снова  не  слышишь...  Перед  твоими  глазами  наверное,  только  мои  (как  бы  им  помочь,  наверное,  думаешь  ты)  только  я  в  твоих  глазах...  А  ты  где?  А  ты  берешь  скинутое  и...  Кидаешь  в  камин!  Ноги  начинают  меня  не  слушаться  -  медленно  горит  все,  тлеет,  вернее...  Зачем?  Что  ж  мне  сделать,  чтобы  образумить  тебя?  Отломить  ногу?  Проломить  собою  лед?  Это  против  правил  природы...  Но  ты  пошла  против  них  -  мне  даже  тяжело  дышать,  видя  как  один  несчастный  лоскуток  тебя  прикрывает...  Может,  я  уже  сошел  с  ума  (в  глубине  на  уровне  бессознательного  навязчиво  крутилось  -  ты  еще  на  ногах,  вот  снег  не  трогает,  одежда  подожглась,  она  рядом,  чего  тревожишься?
А  тревожусь  я  потому,  что...  Нет,  я  хочу  сказать  себе,  что  лгу  себе,  что  лед  порезал  мне  мозг,  и  оттуда  перевернулась  мысль  -  "Я  ее  люблю!"  люблю,  иначе,  собственно  слишком  банально  мне  жить...  Чинно,  правильно  и  сытно-тупо...  Не  лгу  себе,  даже  пробую  вывернуть  себе  колени,  чтобы  очнуться  -  если  это  сон...  Не  сон,  я  люблю  ее!  А  она  вся  только  следит,  чтобы  одежда  горела,  относимые  ветром  остатки  придвигает  мне
Не  возьму...  Ты  же  умное  создание,  умнее  меня  (толерантность,  солидарность  -  я  вот  такого  не  придумаю,  ни  к  чему...  Лоскуток  шелка  -  и  все...  Подумать  только  -  и  все!..
Взглядом  заставляю  себя  присмотреться  к  тебе  -  шея,  грудь,  живот  -  самые  незащищенные  для  природы  места  -  все  подвергалось  налету  ветра  (я  как  чувствовал,  что  его  оковы  уже  забираются  к  тебе  в  горло  и  давят,  а  нож  холода  спичкой  мелькает  ниже  шеи,  везде...  Это  беспощадно,  опомнись!
Нет?  Снова  нет,  не  хочешь?..  Наберись  терпения,  ведь  ты  благородное  создание  -  упрашиваю  себя,  переставляя  ноги  так  быстро,  как  могу,  наклоняюсь  и  старательно  пробую  поправить  ей  убор  -  смерзлыми  губами  выходит  криво  -  сползает  чуть,  царапает  до  крови,  терпи,  терпи,  это  твой  шанс  научить  ее...  Но  что  это  -  какая-то  глупая  рефлексия  диктует  ей  отстранить  осторожно  мою  голову?
За  что  ты  сердишься  на  меня?"  -  отворачиваю  покорно  голову.  Сморозились  слезы...  Зачем?  Они  сгубили  нас!  -  увидев  их,  кидаешь  и  головной  убор  в  огонь  -  ему-то  ничего,  все  ест  и  ест....
"Ах  ты  так?"  -  отчаянно  вскрикиваю  в  сердцах  -  я  очень  устал  казаться  себе  слабым,  где  моя  хваленая  сила?  Время  ее  показать.  Хорошо  тебе  без  убора  -  будь  же  без  ничего!  (Губами  быстро  отдергиваю  от  нее  ленточку  -  мигом  соскальзывает  с  нее.  Теперь  скажи,  что  ты  не  издевалась  над  собой,  что  тебе  не  холодно!
Жалею,  что  совершил  это  -  совсем  лишившись  покроя,  ее  тело  стало  белеть,  как  будто  жадина-снег  уже  забирал  его  в  себя  -  зря  я  спорил  с  тобой,  прости  меня,  прошу,  прости!  Метко  хватаю  ленточку,  и  снова  укрываю  -  скидываешь!
Мне  остается  только  отдать  свои  волосы,  кожу  -  может,  она  согреет  тебя?  Напряженно  думаю,  как  это  сделать  -  какой-то  закон  внутри  себя  не  дает  мне  сделать  себе  плохо,  как  низко  с  моей  стороны  ведь  все  мое  должно  быть  твоим  (не  это  ли  заложилось  мне  при  рождении?
Ничего  не  понимаю  -  кто  я  тебе,  что  мне  делать?  Кого  спасать?  И  есть  ли  смысл  противиться  своим  инстинктам?  Я  все  равно  окажусь  в  снегу,  так...  Так  убежи  от  него  и  от  меня  заодно!
Прикидываюсь  бешенным  -  начинаю  бросаться  в  разные  стороны  на  месте,  стараясь  разметать  остатки  одежды  и  кинуть  их  в  огонь,  бросить  туда  снег  (я  хочу,  чтобы  все  горело;  пугало  тебя...  Ты  не  захочешь  оставаться  наедине  с  таким,  правда?  Глаза  начинают  поблескивать  шальным  огоньком  (безумие,  что  я  не  могу  помочь  тебе,  проклинаю  себя  за  это)  смотрю  на  твою  реакцию  -  сжимаешься,  прижимаешься  к  промерзлой  стене...  Кажется,  мой  план  работает  против  меня,  надо  отогнать,  а  ты...  Стоп!  Говорю  себе  стоп,  даю  ногой  по  ноге  -  стоп,  приказываю  тебе,  сукин  сын!  Подумай,  да  ты  стой,  подожди,  подумай  -  оттуда  мороз,  значит  там  еще  больше!
Как  быть  -  там  еще  больше?  Иллюзия  ленточки,  вернись  и  закрой  твою  беззащитную  мягенькую  спину,  плечи...  Что-то  я  засматриваюсь  на  них!
Смотрю  -  это  ты,  подходишь  осторожно,  такая  робкая  и  маленькая  росточком,  худенькая
...  Зачем  ты  все  это  устроила,  зачем  раздевалась  -  ты  разве  не  заметила,  что  меня  нельзя  спасать  собой,  я  же  не  дитя  и  не  ты!  Ты  толкаешь  меня  в  мысли,  от  которым  у  меня  дает  раскаленным  льдом  по  груди,  пожалей  меня  -  убей  и  съешь,  оденься  в  мою  кожу;  но  не  заставляй  мои  шаги  приближаться  к  тебе  (я  приближаюсь  к  тебе,  беги!)
Сама  подходишь  -  это  ты  зря,  в  последний  раз  молю  -  не  иди  ко  мне,  я  ж  не  в  себе  (не  виню  тебя;  но...  Ужасно  подумать  -  и  это  от  того,  что  люблю  тебя...  Как-то  странно,  чувствую,  нельзя,  нельзя,  а  замираю  на  обороте  (нет,  все  равно...  Сгинь  в  себе,  надеюсь,  это  будет  расплата  за  тебя,  я  хочу  тебя  согреть...  Да...  Не  бойся,  подойти!)
Подходишь,  начинаешь  интенсивно  тереть  мне  спину  и  шею  (ой...  У  меня  мурашки,  прекрати,  где-то  на  периферии  сознания  я  еще  понимаю  преступность  своего  желания  (не  будет  мне  прощения  ни  от  тебя  ни  от  себя,  уйди...)  вместо  огонечков  тепла  наслаивается  чувство  опьянения  -  мне  хочется  тебе  так  же  сделать,  серьезно,  ты  меня  вконец  завела...
"  Поймешь  ли  ты,  что  мы  оба  совершили  ошибку?"  -  а  колени  осторожно  притрагиваются  к  ее  животу...  "Поймешь,  что  я  уж  не  ребенок?  Не  получится  со  мной  играть...  Особенно  в  это  слово  толерантность?"  -  а  губы  скользят  по  шее,  плечам,  касаются  твоих...  "Зачем  ты  меня  не  выгнала?"  -  бессознательно  валю  ее  на  пол  и  начинаю  грудью  тереться  о  ее  живот  и  ноги...
Начинаешь  понимать...  Теперь  мне  страшно,  что  так  поздно  -  тихонько  стонешь,  ты  уж  прости  меня,  за  то,  что  хочу  слышать  твои  стоны...  Я  не  знаю,  чем  тебя  утешить  -  все,  все  проклял,  кроме  тебя  (ты  и  так  натерпелась  от  меня)...  Лишь  молчи.  Я  не  могу  слышать  твое  дыхание  такое,  я  перестаю  помнить  себя...
Беспамятство,  кончи  все  в  один  момент  -  я  не  хочу  жить...  И  хочу  -  твое  тело  потихоньку  греется,  дрожит,  но  то  другая  дрожь  -  от  моих  поцелуев  и  след  моей  кожи  (неужели?)...
Я  твой  раб  -  ударь...  мои  колени  слишком  острые?  Я  приподнимусь  -  да  только  с  каждым  движением  мне  все  больше  и  больше  хочется,  чтобы  ты  была  как  в  огне  (ты  так  долго  была  в  холоде),  целую,  целую,  колотится  сердце,  оно  сейчас  лопнет  от  перемешанного  тиска  льда  и  ножа  жара  (не  умирай,  ведь  это  точно  не  спасет  ее,  ты  ведь  любишь  ее,  не  умирай,  тяжелая,  механическая  марионетка  природы,  это  ж  в  твоей  силе)...
Все,  не  могу...  Прости,  дай  подняться,  но...  Меня  завлекла  ты,  так  далеко,  что  я  не  замечал  леденеющих  суставов,  как  смешно  тебе,  лед,  ты  все-таки  украл  ее,  забирая  меня...  Или  нет...  Стой,  взгляни,  посмотри  на  меня,  дай  по  морде  до  кости,  наори,  погладь,  кинь  в  меня  лоскутком  или  снегом,  хоть  взгляни  на  меня!..  Лежит,  такая  тихая,  нагая...  Теплечки  снова  улетучиваются,  алые  корочки  покрывают  ее  живот  (я  -  убийца!)
Дико  оглядываюсь  -  точно  -  на  одной  из  ног  -  кровавый  глубокий  втоптыш...  Нет!!!
Она  так  любила  меня...  А  я  лгал  себе,  что  хотел  ей  помочь,  боюсь,  боюсь  -  холодно,  темно  перед  глазами,  давящий  мрак  открывает  только  улетающую  ленточку  шелка...  Хоть  прикрою  ее,  чтоб  не  было  так  больно  (она  все  еще  тихонько  стонет  –  больно
Очень  больно...  Не  плачь,  я  тебя  укрою,  поднимаюсь,  чтобы  укрыть  -  надламываю  ноги,  все...  Падаю...  Мое  сердце  разрывается  (откуда-то  из  беспамятства  долетает  ее  слабый  крик)  не  могу  его  слышать  и....  Уж  не  слышу
Предатель  -  ты  получил  свое,  наконец,  прости  лишь...  Ты  меня  так  любила,  а  я  не  смог  тебя  согреть....

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=540078
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 28.11.2014

Чудеса на виражах…

...  Баламут  внимательно  смотрел  на  них,  покручивая  одной  лапой  штурвал,  и  принюхиваясь  к  запахам,  переплетавшимся  из-за  кабины  (Балу  угощал  Кита,  Молли  и  Реббеку  медовым  тортом);  закат  выплывал  из  царства  облаков  (подушки  неба  склеивались  в  мишек,  зайчиков,  щенят,  маленькое  солнце  и  луну...
"Поразительно!"  -  подумал  лев,  всматриваясь  их  сочетания,  замечтавшись  и  забыв  про  пикающие  радары,  он  видел  тонких,  белоснежных  бабочек,  они  складывались  в  очаровательный,  стеснительно  выглядывающий  из  воздушного  белого  облака,  хоть  они  формой  напоминали  ее...
Виражи  открывали  сказку  с  лунами,  двумя,  нежными,  переливающимися  в  светлых  красках  наступающих  сумерек  (звезды  казались  капельками  падающего  дождя  (неслышно  нашептывал,  касаясь  наклоненных  крыльев  самолета,  смышленому  второму  пилоту  истории,  о  том,  как  месяц  купался  в  выси,  где-то  в  ней,  в  небесной  светлой,  лепестками  рождались  снежинки,  лучики  и  искры  падающих  звезд...).
"Вот  и  ночь  настает,  как  всегда,  но  она  так  необычна!"  -  Баламут  с  трепетом  оглянулся  на  карту,  там  были  скучные  линии,  они  смешивались,  тоже  отдаленно  напоминали  месяц!  Тонкий,  узорчатый,  из  правильных  геометрических  пересечений...
"Вот  это  чудеса  на  виражах!"  -  счастливо  вздохнул  лев,  нажимая  на  кнопки  управления,  направляя  самолет  к  новым  далям,  в  душе  надеясь,  что  когда-то  он  достигнет  мирка  в  облаке-месяце,  что  тихонько  озаряется  лучиком  луны  и  сверкает  дождем  звезд...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=540019
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 28.11.2014

Пушинка облачка

...  Розовая,  мягкая,  одна  такая  в  целом  мире,  тихонько  тает...
Флаффи,  напоминающая  собой  мягко-розовый  шарик,  этот  восхитительный  пушистик  из  страны  пони,  смотрит  вслед  пушинке,  неужто  она  уходит  навсегда?..
Мир  погружался  в  снег  и  закат  -  розовые  бусинки  его  сияния  рассыпались  повсюду,  трогая  осторожно  реснички  живого  комочка  меха,  призывая  не  грустить  (они  скользнули  и  по  мягкой  перинке  роскошной  кроватки,  и  по  плюшевым  игрушкам,  по  горке  конфет  с  кремом  и  сладкому  молочку  -  все  точно  шептало:  "Флаффи,  тебе  нечего  желать,  все  тут,  твои  друзья  тебя  любят,  и  теплый  замок  сияет  огоньком,  когда  на  улице  мороз).
Пони-барашек  тяжело  вздохнула,  отвернувшись  от  кушаний  и  забав,  что  казались  вдруг  малыми  и  тусклыми,  от  них  отдавало  пустотой  -  все  готовы  прийти  к  ней  в  гости,  одарить  роскошной  расческой  душистыми  маслами  и  шампунем  для  самой  густой  в  мире  шерстки,  что  нежно-розовым  комом  покрывала  ее  почти  всю,  все  любили  погладить,  потискать,  взять  на  ручки,  умилиться...
А  потом  уйти,  до  не  скорого  раза,  и  даже  не  присмотрятся  к  ее  давно  погрустневшим  глазам,  ротику,  которого  так  давно  не  касалась  улыбка,  медленно  и  скучающе,  с  трудом,  под  тяжестью  меха,  передвигающихся  коротких  ножек  (да  и  тоскливо  было,  что  только  чуть  покушаешь,  поспишь,  полежишь  на  перинке  -  день  и  пройдет...  И  унесется  неизвестно  куда,  как  тонко-розовое  облачко,  совсем  маленькое,  как  пушинка).
Флаффи  скучала  за  ним  и  не  могла  объяснить  себе,  почему,  лишь  вспоминала,  как  порою  мир  казался  чужим  и  холодным,  как  белые  капельки  холода,  узорные,  причудливые,  но  улетающие  прочь  быстро-быстро,  и  лишь...  
Пушинка  облачка,  приятно-розового,  воздушного,  всегда  ласково  гладила  глаза,  утешая  и  словно  рассказывая  сотни  историй,  теперь  она  далеко,  лучики  заката  ниточками  одеяльца  времени  таяли  вместе  с  ним,  пони  метнулась  за  ними...
Но,  запутавшись  в  длинных  отростках  шерсти,  она  упала  и,  распластавшись  в  пухлом  собственном  меховом  великолепии,  только  и  подняла  голову  -  пушинка  едва  виднелась  в  выси  горизонта,  казалось,  ее  уж  не  догонишь...
Флаффи  тревожно  заморгала  пушистыми  ресничками,  в  которых  наворачивались  слезинки,  сердечко  ее  часто  забилось  -  ее  небесная  розовая  подружка  улетела...
А  она  не  умеет  летать  -  как  грустно...
Необычная  лошадка,  точно  сотканная  из  приятного  меха,  тихо  заплакала,  укладываясь  на  кроватке  и  все  смотря  на  горизонт  -  пушинка  все  еще  виднелась  на  его  краешке,  она  посылала  тонкий  лучик,  что  осторожно  замер  в  складках  шерсти  пони  -  мехового  шарика,  как  бы  гладя  на  прощание  и  посылая  аппетит,  настроение,  сны...  Но  Флаффи  не  решалась  принять  их  -  ей  казалось  страшно  посмотреть  на  небо  и  не  увидеть  там  ее,  ничего  не  бралось  в  крошечный  ротик  приплюснутой  мордочки,  не  доходили  хрупкие  ножки  до  игрушек,  ничего  не  хотелось...
Мир  был  огромным,  снежным,  но  не  родным  для  их  малышки-хозяйки,  напоминавшей  собою  светло-розовый  снежок,  был  широким,  пестрым,  но  как  пустыня  -  она  не  умеет  летать  и  не  догнать  ей  облачко,  бесконечно  милое,  небольшое,  как  сама  крошка,  облачко...
Вдруг  в  тишине  мелькнула  тень,  огромная,  зловещая  и...  скользнула  прочь,  скрываясь  в  наступающих  сумерках...  Огромная  когтистая  безобразная  рука  провела  по  щечке  заснувшей  пони-пушистика.  Она  не  почувствовала,  как  Дискорд  склонился  над  ней  и  долго  смотрел,  как  по  округлым  контурам  мордочки,  будто  высунувшейся  из  плотного  клубка  меха,  текли  медленно  слезы;  дракон  опустил  взгляд  -  как  неловко  было  видеть  их,  где  будто  все  было,  довольство  должно  было  радостью  подпитывать  ростинки  мягкой  шерсти  розовой  странной  пони;  но  она  грустит...  
Грозный  и  сильный  повелитель,  он  снова  взглянул  на  нее  -  она  тихо  поводила  головкой  в  сторону  окна.  Дискорд  взглянул  по  направлению  ее  движения:  маленьким  краешком  едва  виднелась  пушинка  розового  облачка...
Наверное,  пушистое  миниатюрное  создание,  что  легонько  обнимало  коротенькими  передними  ножками  подушку,  думало  о  нем  и  витало  в  дальнем  небе  вместе  с  ним,  ей  было  хорошо  (давно  суровый  маг,  с  седыми  бровями  и  кривыми  когтями,  рогом  и  крыльями,  все  разными  и  жуткими,  внушающими  страх  и  неприязнь,  не  чувствовал  с  трепетом,  как  его  сердце,  смерзшееся  от  насмешек,  ненависти  и  вынужденное  отвердевать  грузом  сарказма  и  хладнокровия,  таяло  от  странного  чувства  -  радости).  Он  видел  рождающуюся  тихую  улыбку  у  Флаффи,  и  ему  захотелось  подарить  ей  за  это  все,  о  чем  она  так  мечтала  (она  не  чувствовала,  крепче  прижималась  головкой  к  подушке  в  сторону  окна,  быть  может,  она  обнимала  облачко...
Оно  аккуратно  полетело  вдаль,  догонять  розовую  пушинку  (Флаффи  радостно  поднималась,  смеялась,  но  никто  не  слышал  -  маленькое  дитя  неба,  она  легко  поднималась  ввысь,  бросая  благодарные  бусинки  высыхающих  слезинок  своим  друзьям,  что  гладили  ее,  дарили  расчески  и  игрушки  с  пирожными,  надо  спешить)...  
Она  не  чувствовала,  как  коготь  Дискорда  коснулся  ее  вновь  магическим  поблескиванием  (он  прошептал  тогда:  "Будь  счастлива,  малышка!"  -  и  унесся  прочь),  как  стала  пушинкой  облачка,  розовой,  все  такой  же  милой  и  крошечной...  улетала  вслед  за  снегом,  растворяясь  в  наступающей  синеве,  и  точно  снежинками  рассеивался  пух  ее  шерсти,  уносились  они  в  небо,  точно...
…Пушинка  облачка
...  Розовая,  мягкая,  одна  такая  в  целом  мире…

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=539867
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 27.11.2014

1х1=lIl

...  Я  снова  один,  жена  моя  в  могиле,  наверное,  это  рок...
И  зовут  его,  как  меня  -  Ричард,  как  и  погибшего  брата  и  отца  его,  оттого  умножаю  себя...
На  себя?  Англия  потеряла  короля  и  остались  только  племянники  -  трое,  факел  озаряет  их  имена  -  Ричард,  Эдвард  и  Энн.
Она  так  тиха,  как  Энн  (моя  мать),  она  так  же  тиха,  как  и...  Энн  (моя  уснувшая  навек  жена).
Тауэр  без  нее  расстроился  -  в  замке,  пустом  и  холодном,  в  Уэльском  заточении  -  везде  он...
Всюду  он  -  рокот  ветра-кинжала,  ветра-власти,  ветра  хмеля  от  золота  и  вина...
Вино  было  моей  утехой,  моими  оковами  и  моим  рассудком...
Рассудок  мой  раздробился  на  три,  бесконечно  ускользающие  последовательности  -  "Убить",  "Взять",  "Убить...
"...Себя?"  -  вопрос  этот  повторяется  все  чаще  и  чаще  -  а  на  что  мне  пить  из  золотого  кубка,  есть  кушания  с  золотого  блюда  и  спать  в  перинах  королевской  постели,  если...
Меня  не  любят  -  страх  потерять  внимание  народа  сжимало  мой  рассудок  в  тиски  и  вынуждало  прибегать  к  запугиванию,  лжи,  у  меня  почти  смерзлось  сердце...
Оно  устало  открываться  из  мрачных  оков  кривой  спины  и  хромоты,  слабая,  она  не  успевала  увернуться  от  ударов  палки  (безразличная  забота  матери)...
Удары  от  лордов,  не  признающих  никого,  кроме  права  на  свою  власть,  лицемерие,  измена,  холод  и  я  не  могу  его  преодолеть  –  мне  нельзя  любить?..
Нельзя?  Мою  жену  отравили,  мой  второй  шанс  и  последний,  моя  любовь,  чистая  и  юная  любовь  ушла,  споткнувшись  о  стену  времени  и  мрака  (у  меня  до  сих  пор  перед  глазами,  как  она  падала  с  башни,  не  успев  ухватиться  с  падающего  парапета)…
«Энн!..»  -  кричу,  подбегая  к  ней,  не  считая  ступенек,  желая  выколоть  себе  глаза  -  не  могу  видеть,  как  ее  головка  ударилась  об  плиты  и  теперь  течет,  течет  кровь.  Шор  стояла,  вызывая  аффект  и  желание  то  же  самое  сделать  и  с  ней  -  где  были  ее  глаза,  что  в  детстве  следили  за  юной  принцессой,  теперь  они  не  уберегли  ее  же  королеву.  "Ты  убила?!..  Ты?!..  Дешевая  дрянь"  -  горничная  замялась,  и,  закричав,  поскользнулась,  поползла  назад,  как  забитая.  Вижу  -  не  виновата,  но  как  злил  ее  страх  перемешанный  с  горечью,  он  насмехался  над  моим.  Еще  расскажет  всем  немного  погодя,  как  я  обливался  слезами  у  трупа  племянницы.  Змея,  о!  Я  вижу  тебя  насквозь.  "Ты  хотела  прервать  мой  род,  да?!"  -  как-то  каркнуло  у  меня  от  отчаянной  злобы  в  горле,  хватая  ее  за  руки.  -  Так  пусть  прервется  твой!"  -  и  не  глядя  на  визги  Шор,  толкнул  ее  в  стенку  проклятой  башни.  Она  мгновенно  безжизненно  упала,  как  мешок.
Сам  же  опомнился  и  мысленно  посмотрел  на  зеркало  в  себя  -  сколько  уродливых  трещин  было  в  нем  и  пыли,  грязь  смазывала  и  без  того  кривые  черты  -  нет  принцев  -  нет  и  королевы,  нет  братьев  -  нет  и  жены,  нет  поддержки  -  и  пустота...  Я  не  могу  жить  в  тебе,  хоть  невинная  кровь  Энн  течет  к  тебе  в  жертву,  будто  молюсь  тебе,  это  непонятная  темная  туча  будущего  заставила  меня  молиться  про  себя  тебе,  и  ты  выросла  из  моей  мечты,  подумать  только...  "Я  отомщу  за  тебя,  Энн,  не  отворачивайся  от  меня,  не  надо!"  -  осторожно  оттираю  ручеек  с  ее  чистого  лобика  (пусть  прервется  и  не  тревожит  (кто  знает,  быть  может,  с  неба  смотрит  уж  она  и  смущает  он  ее,  как  когда-то  (я  помню)  смутило  мое  признание  ("Ты  хочешь,  чтоб  твой  дядя  стал  королем?..  (она:  "Конечно,  сир!")  "Тогда  поцелуй  меня!"...  Вот  так  же  опустила  в  бок  головку,  совсем  оробев...  Не  робей,  я  присоединюсь  к  тебе,  только  прежде  отомщу..."
"  Войска  на  Баз-Вуф!"  -  кричу,  упиваясь  местью,  наслаждаюсь,  что  она  перебудит  стражу,  поднимет  войско,  что  все,  кто  так  же,  как  и  слабые  принцы,  и  братья  мои,  спит  в  это  время  -  а  теперь  проснется  -  весь  город  падет  за  одну  жизнь...  За  одну  ли?  Умерла  жена  от  яда  Баз-Вуфа,  и  предатель  кое  равнодушие  слуги  оттуда,  что  погубило  Энн,  и  моя  судьба  сама  изломалась,  искалечилась  по  его  вине  -  дети  провинции  насмехались  надо  мной,  когда  матушка  сослала  меня  как  наказание,  и  аббат  до  кости  бил  по  спине,  за  то,  что  тянуло  играть  под  свежим  и  воздушным  солнцем  детства  (кажется,  то  он  отказался  возводить  мой  престол...  Неважно  -  теперь  пожалеет,  задыхаясь  в  пепле!
И  еду,  еду,  опьяненный  снова  -  только  вместо  вина  -  крик  солдат  ласкает  слух,  он  боль  утишает,  нестерпимо...  Нестерпимо  быть  одному,  и  дышать  мщением,  точно  оковы  хочется  порвать  его,  скорее  осуществить,  как  зов  темный  плоти  (все  равно  одна  черная  вода  унесет  любой  чин  после  смерти);  да  только...  Бесславие?  Ричарду,  мне?  Войско  слабеет  (как  Энн  в  моих  объятиях,  я  помню  ее  затаившееся  дыхание  и  бледность  кожи,  чуть  дрожащей  и  так  манившей,  ее)  но  тут  не  тихий  взгляд  ее,  нежной  девочки,  не  стыдливо  опускающийся  взгляд  ее  глаз  и  глаза  звезд,  не  занавес  ночи  и  шелест  капель  дождя  загадок,  дождя  грез,  дождя  неги...
Здесь  перевернутый  зрачок  зверя,  загнанного  в  капкан,  гром  ярости  и  кровожадная  сирена  боя,  пот  и  пыль  и  рев,  бой,  бой  гудит  в  моих  жилах,  несется  бесславная  блажь  убить,  как  в  прежний  раз,  как  в  раз  последний,  я  не  хочу,  осознаю  вдруг  -  не  хочу!  Слишком  впитало  сердце  ручеек  крови  Энн,  но  не  дает  рассудку  кричать  сверкание  мечей  и  ропот  доспех  удалой  волны,  толпы,  бесконечного  котла,  где  забываешь,  кто  твой,  кто  чужой...  А  мой  отныне...  Топор  простой,  вояки,  когда-то  и  он  верил,  и  доблесть  искал  и  любовь...  Как  родной  он  предложил  мне  делить  с  ним  топор...  В  одной  груди...  Пускай...  И  снова  один,  затихает  все,  и  лишь  мгновение  умираю...  Это  рок?..
Мое  сердце  разбито,  устало,  перестало  тревожно  стучаться  перед  топором  павшего  воина  (пронзает  меня  –  какое  счастье  –  быть  может,  вновь  встречу  тебя,  Энн,  моя  последняя  любовь)…

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=539657
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 26.11.2014

Солнечный зайчик

...  Маленький,  тонкий,  невидимый  пушистик.
Он  прыгает  по  травинкам,  листикам  и  уносится  с  пухом...
В  далекое,  синее,  чистое  небо,  высоко-высоко,  легким  ветерком...
И  это  -  мгновение,  одно,  быстрое...
Дальше  придут  облака,  может,  даже  дождь  или  снег...
Пройдет  день  и  будет  ночь...
И  маленькие,  дрожащие  искорки  звездочек,  капелек  дождя,  снежинок...
Вернут  мгновение,  в  котором  малыш  неба,  светлого,  светлого  неба...
Солнечный  зайчик  тихо-тихо  скользнет  по  пролетающему  листику...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=539236
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 24.11.2014

Хранитель заката…

...  Задумчиво  посмотрел  с  неба  -  внизу  простиралась  огромная  страна,  где  открывалась  новая  ночь,  медленно  зажигались  звездочки,  опускалась  одеялом  прохлада,  следовало  уходить...
Он  осторожно  ступал  по  небу,  осторожно  приближаясь  к  солнцу  -  там  целый  мир  растворялся  в  светлых-светлых  его  лучах,  как  в  глазах  его  покровительницы  -  Селестии;  надо  было  отпустить  лучики  ее  ласкового  взгляда,  сохранившегося  в  нем,  что  оберегали  страну  маленьких  и  веселых  лошадок,  пусть  улетают  до  нового  дня.
Светло-голубой  юноша-пони,  с  невероятно-длинными,  молочного  цвета  искристыми  гривой  и  хвостом,  в  которых  волшебными  ниточками  развевались  нанизанные  светлые  разноцветные  жемчужинки,  аккуратно  коснулся  солнца  тонким,  острым  рогом  -  оно  рассыпалось  бабочками,  маленькими,  летевшими  кто  куда,  играющие  в  его  светлой  гриве  (попадая  в  нее,  они  становились  приятно  розовыми).
Его  высокая,  светло-голубая  фигура,  украшенная  пересеченными  черной  и  белой  стрелой,  медленно  плыла  с  ветром  по  небу,  чтобы  успеть  рассеять  розовых  бабочек  по  всей  бесконечной  его  дали,  пока  звезды  не  стали  яркими  и  не  укрыла  синева  поляны  и  домики  малышек-пони.
Он  торопился  как  мог,  не  жалея  сильных  ног  и  не  переводя  дух,  бежал,  уносился  дуновением  ветра  в  самые  дальние  уголки  королевства,  спешил,  пока  не  настала  ночь  (вдали  раздался  мерный  цокот  копыт  другой  правительницы  -  вступала  в  свои  владения  Луна,  строгая,  тихая,  как  шаги  сна,  потихоньку  опускавшиеся  на  ее  подданных...
"Как  мало  я  успеваю  посмотреть  на  вашу  землю,  пусть  ее  хранит  твой  свет!"  -  вздохнул  юноша-пони  и  тихонько  коснулся  рогом  не  успевших  догнать  его  светлых  солнечных  бабочек  -  они  переплелись  в  маленький  месяц,  выплывший  из  рассеявшихся  бледно-розовых  облаков...
В  них  угадывался  медленно  превращающийся  в  невидимый  знак  пересеченных  стрел  -  черной  и  белой,  ускользающая  в  наступающий  туман  ленточка  мягкой  молочной  гривы,  тающей  тонкими  искорками,  словно  не  желающими  покидать  красоту  маленького  мирка  малышек  лошадок,  их  правительниц,  прощальный  в  этой  ночи  взгляд...
...Хранителя  заката...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=538733
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 22.11.2014

Звездочка Яли

...  Сияет  так  тихонько,  что  кажется  маленькой  в  бесконечном  небе,  в  котором  кружатся  редкие  снежинки.
Кроткое  сияние  переливается  сном,  но  сейчас  он  неслышно  улетел  -  что-то  будет  впереди.  Яли  встал  с  постели  и,  стараясь  осторожно  ступать,  пошел  к  двери,  чувствуя,  как  бьется  его  сердце  (нечто,  несомненно,  волшебное  спешит  к  нему).
Мальчик  осторожно  открыл  дверь  и  с  трепетом  взглянул  на  небо  -  там,  как  в  миг,  когда  он  был  совсем  маленький,  пролетала  белая,  искристая  комета.  Смешиваясь  с  глубокой,  мерцающей  снегом,  синевой,  она  казалась  распускавшейся  веточкой,  на  которой  разворачивались  воздушные  цветы,  с  завораживающими  воздушностью  лепестками...
Осторожно  показалась  луна  и  ее  нити  разлетелись  мозаикой  бликов  и  лучей  по  сказочной  веточке  неба,  засиявшей  белоснежным,  неповторимым  сиянием  (Яли  изумленно-радостно  увидел  -  в  каждом  лепестке  была  маленькая  искристая  блестинка,  словно  дрожащая,  тоненькая  звездочка.
"Звездная  сакура  зацвела!  -  тихо  подумал  он,  убирая  рукой  с  высокого  лба  упавшую  прядь  черных  волос  (и  на  нее  падали  снежинки).
Он  невольно  чуть  заморгал  и  улыбнулся  мягкими  карими  глазами  -  худеньких  щечек  слегка  касались  звездные  зайчики,  навевая  легких  приятных  мечтаний  и  сна.
Яли  вспомнил,  как  под  этим  небом  видел  пробегавшего  восхитительного  щенка,  пушистого,  нежно-рыжего,  мордочкой  напоминавшего  мишку,  как  он  потом  с  упоением  писал  стихи  о  нем  и  рисовал  со  всем  старанием,  верил,  что  однажды  это  маленькое,  живое  чудо  будет  с  ним  навсегда.
И  сейчас,  когда  ночь  распускалась  в  дивной  падающей  веточке  кометы,  в  лепестках-снежинках,  мальчик  задумчиво-с  надеждой  потупил  глаза  -  вот  бы  все-таки  увидеть  такое  милое,  радостное  создание  (он  снова  погладит  его  мягкую-мягкую  макушку,  улыбнется  вместе  с  ним,  незаметно  лизнувшим  ребенка  в  прямой  и  приятный  носик,  это  было  счастье).
Такое  же  тихое  и  маленькое,  как  и  мерцание  звездочки  в  синем,  снежном  небе,  оно  неповторимо.  Проникнувшись  этой  мыслью,  мальчик  благодарно  украдкой  погладил  рукой  в  воздухе  далекие  контуры  точно  все  цветущей  звездно-снежной  мерцающей  сакуры.
"Красивая,  спасибо  тебе,  что  хоть  немножко  вернула  меня  туда,  где  я  был  маленький...  Радуйся  и  цвети,  ты  точно  звездочка!..".  Он  тихонько  закрыл  дверь  за  собой  и,  еще  полюбовавшись  в  окошко  на  чудо  неба,  утомленный,  закрыл  глаза  и...
Как  в  сказке  ощутил  -  во  сне  в  руках  у  него  теплилась  огромная  звездочка,  что  переливалась  теплым,  мягким  сиянием,  вокруг  от  него  кружащиеся  снежинки  превращались  в  лепестки,  приятно-розовые,  что  складывались  в  причудливые  следы,  идущие  вдаль  по  белоснежной  мягкой  тропинке...
Из  загадочной,  светлой-светлой  дали  оттуда  бежал  навстречу  Яли  щенок  -  самый  милый,  маленький  и  трепетный  в  мире,  он,  как  тогда,  в  детстве,  лизнул  тихонько  мальчика  и  прижался  к  его  сердцу  своим,  маленьким  и  сияющим...
Она  тихонько  укрывала  распустившейся  воздушной  белоснежной  веточкой  дива  улыбку  вернувшегося  счастья...
Как
Звездочка  Яли,  что  все...  сияет  так  тихонько,  что  кажется  маленькой  в  бесконечном  небе,  в  котором  кружатся  редкие  снежинки,  кроткое  сияние  переливается  сном…

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=538732
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 22.11.2014

История Мола

"На  четыре  стены
Нет  больше  и  эха
Слова  Ваши  пусты,
Величие  -  от  смеха..."

Впервые  столкнувшись  с  глазами  лорда  Берингема,  эта  надпись  сохраняла  невозмутимость  и  чинность  традиции,  укрыв  этим,  как  покрывалом,  боль  и  задумчивость,  переплетенные  в  целую  историю  своего  автора  -  Мола.
Но  минута  прошла,  и  лорд  пошел  дальше,  вспоминая  ее  без  трепета,  с  насмешкой;  следовало  еще  переписать  в  архив  для  короля  ее  к  другим,  разным,  вызывающим  разноцветные  вспоминания,  зависть  кислотную  и  удушье  грусти  у  всего  двора,  а  сейчас  -  ничего,  кроме  раздражения.
"Еще  одна  дрянь  -  с  озлоблением,  казалось,  даже  на  убогий  факел,  несомненно  плохо  освещающий  путь  к  канцелярии,  пробормотал  лорд,  нехотя  макая  перо  в  чернила  -  А  еще  мне  говорили,  что  след  от  грязи  проходит..."
Мол  всегда  оставался  для  него  и  короля  именно  последним  определением;  оставив  за  тяжелыми  засовами  в  башню  прозвища  "Грозный  топор",  "Тень"  (его  топор  заброшен  в  недра  паутины  нерадивым  смотрителем,  а  тень  давно  не  пугала  некогда  роскошные  залы).
Он  стал  уже  чем-то  вроде  живого  проклятия  подземелья,  хотя  сотни  раз  стражники  и  послы  жалели,  что  не  умеют  так  преданно  смотреть  на  короля  и  старались  построить  их;  а  купцы  лениво  отворачивались  от  него,  не  брезговавшего  оттереть  плесень,  поднести  горячее  и  искать  в  ледяной  проруби  мелкое  кольцо.
Конечно,  может,  потому  Мол  иногда  радовался  возможности  только  появиться  и  этим  вынудить  замолчать  спесь  дворян  -  он  устал  от  капризов  господ,  так  равнодушно  обрекших  его  на  одиночество.  
Это  состояние  было  чем-то  сплетенным  с  ритмом  его  сердца,  заронившейся  вглубь  ноткой  вечерних  колоколов  и  деланным  хохотом  лязга  затачиваемого  топора;  и  лишь  временами  теплое,  маленькое  дуновение  ветра  мягко  открывало  из  него  память.
Серые  внимательные  глаза  этого  странного  и  понятного  на  первый  взгляд  человека  противоречиво  и  осторожно  вновь  точно  всматриваются  в  ее  суть:  проблесками,  как  пугающими  в  детстве  раскатами  молнии,  то  и  дело  всплывает  картина  убийства  старого  пса  пьяным  соседом,  навсегда  посеявшей  в  нем  потаенный  страх  перед  словом  "старый"  и  вспышки  гнева  при  этом.  
С  иной  стороны,  круг  лет,  привычных  сплетений  дел,  шпионажей,  интриг,  направляемых  к  нему  для  устранения  воспитали  в  нем  умиление  к  воспоминаниям,  о  которых  мало,  кто  знал,  о  которых  не  расскажет  никто  -  Мол  часто  вслушивался  в  хвастливые  нотки  сверчков,  вдыхал  ночной  ветер  и  ощущал  негу  (он  тоже  любил).
Когда-то  прогремела  пушка,  от  силы  взрыва  отбросило  того,  как-то  все  не  встречавшегося  ранее,  воина,  заряжавшего  ее,  с  чертами,  преследовавшими  точно  повсюду  цепкий  взор  короля  ("Это  и  есть  тот  шпион.  Выпытай  у  него  все,  Мол!")…  
…Мол  дернул  рычаг  еще  больше  -  оковы  натянулись,  девушка  сильнее  почувствовала,  как  ее  руки  неестественно  резко  тянут  вверх  -  так  ты  подтверждаешь,  что  приготовила  отраву  государю?  -  медным  голосом  гнул  свою  линию  инквизитор.  В  ответ  были  слышны  только  невнятные  вслипывания.  "Думаю,  надо  дать  мне  ее  попытать"  -  скривил  лицо  старый  палач.  Но  чтоб  она  созналась  -  рявкнул  его  начальник,  прижав  сухую  руку  к  кошельку  с  подкинутыми  за  процесс  деньгами
"  Скажи,  что  тебе  стоит"  -  тихо  он  повернул  рукоять  на  ослабление  -  цепи  разжали  тиски.  "  Он  хочет  подтвердить,  что  короля  отравили,  чтобы  выдвинуть  своего  сынка  на  трон"  -  выдохнула  жертва.  "Ты  вправду  ведьма  что  ли?!"  -  вспылил  Мол  и  круче  прежнего  повернул  назад  механизм  -  пытуемая  заорала,  из  редко  задыхаясь"  "Еще  немного  и  я  ее  убью!"  -  с  жалостью  подумал  старик,  вдруг...  Смерть  окрасилась  им  каким-то  другим  оттенком,  где  нет  топора  и  старого,  преданно  любившего  пса,  попавшего  под  его  пьяную  резнь  где  этого  не  было  -  были  мягкие  изгибы  тишины,  вечного  сна...  "Конечно  у  меня  бред!"  -  безуспешно  теребило,  как  вытаскивая  из  спросонья  что-то,  гнувшее  тяжелые  его  брови,  лысую  голову  погружая  в  раздумья  -  еще  или  хватит?
"Ай,  хватит!  Я  не  солгу  ради  новых  мук  страны...  -  ослабел  ее  голос,  казалось,  утопавший  в  холодном  поте  и  грязи  с  тонким  ручьем  крови  от  подтёков...  Ручеек  побежал  вниз  по  руках,  под  углом  узором  свернул  на  шею  и  ниже,  как  убегающая  жизнь...  Мол  видел  это  и  что-то  его  дернуло  -  "Не  плачь,  девочка!"  -  с  силой  налег  на  рычаг  -  после  долгого  крика  она  умолкла,  более  не  вздохнув.
После  того,  как  он  он  поднес  зеркало  к  ее  губам  и  оно  оставалось  холодным  -  вдруг  выронил  его,  как  нож  аффекта  вонзился  ему  в  грудь  -  "Ты  убил  ее!"  -  впервые  Молу  страшно  стало  от  этой  мысли,  как  бы  не  понимая,  что  ничего  не  исправить,  он  стал  поспешно  высвобождать  ее  из  оков  похудевшее  и  немного  побитое  маленькое  тельце  отяжелевшим  перышком  упало  вниз
Вместе  с  телом  уродливо,  как  остатки  тряпья  свесилась  и  порвавшаяся  одежда,  едва  закрывавшая  ей  грудь  и  бедра,  как  у  живой  все  еще  стекала  кровь  и  пот  с  крохотными  комками  грязи...  "умерла  ли  ты?"  -  палач  не  удивился,  что  у  него  выключился  рассудок  и  он  стал  жадно  прикладываться  дрожащими  и  горячими  губами  и  ее  потрескавшимся  губам,  шее,  продавленным  посередине  машинами  пытки  плечам
Мол,  ты  должен  был  получить  ответ,  а  что...  А  что  ты  творишь?"  -  огрызался  на  себя  он,  хотя  только  сильнее  напрягал  спазмировавшиеся  от  шока  мускулы,  чтобы  отнести  ее  на  руках  в  свою  каморку,  гладил  по  спутавшимся  волосам  и  без  остановки  говорил  сдавленно:  "Ты  не  сердись  на  меня,  дурака  старого...  "Старого"  Мол  ты  оглох?!  -  где  твой  рефлекс  -  заряжь  себя,  ты  ж  всех  резал,  с  тех  пор,  как  пьяные  зарубили  твоего  пса!..  И  оставишь  эту  малышку?..  Да,  сколько  раз  я  находил  что-то  странно  притягивающее  в  твоих  бледнеющих  чертах  -  теперь  они  совсем  как  мрамор...  Но  все  тонкие,  как  живые!  -  в  отчаянном  восторге  со  слезами  он  целовал  ей  щеки..  -  Так  ты  и  не  призналась...  -  прошептал  он  совсем  тихо,  а  потом  воскликнул  громче,  зная  что  стража  подслушивает  и  донесет  инквизитору  -  инстинкты  вынуждали  его  находить  прекрасным  этот  миг,  не  хотелось  покидать  его.  -  Отвечай,  отвечай,  ведьма!..  -  он  глухо  упал  с  ней  на  пал,  яростно  обнимая  и  отдирая  руками  закоржевелые  рубцы  смешавшиеся  с  прилипшими  остатками  одежды,  осколки  стекла  и  орудия,  ворс  веревок,  -  Ведьма...  -  простонал  он  и  крепко  поцеловал  ее  в  середину  шеи"
Время  тогда,  как  он  помнил,  потерялось  для  него,  но  потом,  когда  он  заставил  себя  очнуться  -  послушались  шуршания.  "Ты?!"  -  скрежетнул  зубами  Мол  в  мыслях  про  инквизитора,  и  тотчас  отряхнулся  -  Бред,  нет,  тут  никого,  я  запер  двери...  Кто  же  это  пришел  тебя  забрать?  -  он  заботливо  приподнял  запрокинутую  и  теперь  не  державшуюся  ее  голову,  чтобы  заглянуть  в  глаза  и  увидеть  там  ответ  -  глаза  были  с  крлвянистыми  краями  (муравьи  отползали  и  приползали,  отщипывая  кусочки  плоти.  Старик  чуть  не  закричал  -  середина  закрытого  взгляда  была  вяедена  ими  точно  они  были  открыты!  В  глазах  читался  застывший  ужас.  Он  был  трогателен  для  Мола  как  никогда  "Какие  красивые  у  тебя  глаза!"  -  умилился  он
И  внимательней  прислушался  к  шелесту  -  жиденько  и  хмуро  стучал  дождь  за  тусклыми  решетками  подземелья,  и  что-то  еще,  напоминавшее  трель.  "Крысы"  -  догадался  он,  прижимая  ее  к  себе  крепче.  -  Ну  нет,  я  вам  ее  не  отдам!
Он  взмолился,  чтобы  зашел  инквизитор,  стражник,  хоть  сам  король  -  все  равно,  он  солжет,  как  лгал  себе  в  ярости.  Что  не  старый,  он  убил  старость  и  смерть,  как  убили  его  пса,  он  солжет,  что  смерть  -  погибшая  ведьма.  "Как  странно,  маленькая!  -  обратился  он  к  навек  умолкнувшей  девушке,  свесившейся  с  его  рук,  -  я  тебя  предам,  а  ведь  ты  так  красива,  чтобы  попасть  на  костер!..  Тебе  хорошо  тут?  Не  холодно?"  -  Мол  тщательно  укрыл  ее  своим  плащом,  тяжело  вздохнув.  "У  меня  нет  сил  тебя  покинуть,  знала  бы  ты,  как  я  не  хочу  тебя  даже  с  рук  отпускать!..
Он  побрел  с  ней  в  склеп,  тайком,  подсвечивая  затухающей  свечкой  дорогу  и  пробираясь  через  постоянно  обновляющуюся  липкостью  паутину,  там,  в  потаенной  могилке  он  спрятал  своего  пса.  "Поиграйся,  девочка  моя,  ты  напугана!"  -  улыбнулся  он,  кладя  ее  поудобнее,  поближе  к  мертвому  любимцу.  "Я  поиграю  с  вами,  не  бойтесь,  это  не  заметят!..  "  -  нежно  провел  он  рукой  по  ее  щеке  и  макушке  пса,  потом  медленно  вздохнул,  устало  закрывая  глаза  и  ложась  с  ними  рядом,  закрывая  за  собой  крышку  каменной  могилы…
…И  лишь  осталась  его  история,  история  Мола,  отголоском  слов:

"На  четыре  стены
Нет  больше  и  эха
Слова  Ваши  пусты,
Величие  -  от  смеха..."

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=538618
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 21.11.2014

Ночью в… луне…

...  Ярче  и  пронзительнее  становятся  белоснежные  контуры,  что  днем  почти  скрывались  за  синевой  неба  и  лучами  солнца,  огромный  белый  глаз  сумерек,  как  живой  смотрит  с  высоты...
"Кажется,  он  смотрит  на  меня!..  К  чему  бы  это?"  -  подумала  задумчивая  королева  сказочной  страны  волшебных  и  веселых  пони,  с  задумчивыми  зелеными  глазами,  сверкающими  синими  ресницами  и  волшебным  длинным  рогом,  мощными  крыльями,  темно-темно  синей  шерсткой  и  переливающейся,  магически  воздушной  гривой  и  хвостом,  мягкой,  завораживающей  синевы,  на  грациозных  и  сильных  ногах  выросли  узорчатые  серебряные  наросты  на  копыте,  что  напоминали  корону  (что  крепко  держалась  на  ее  челке,  поблескивала  темным,  причудливого  оттенка  алмазом  и  черным  золотом)...
Она  бродила  лестнице  из  каменных  выступов  на  краю  леса,  ранее  не  встречавшегося  в  своих  владениях,  где  не  было  и  тени  просыпающихся  по  утрам  цветов,  тянувшихся  к  теплым  лучам  дня  зеленых  листиков  -  все  было  мутно  синим,  с  бегающими  по  контурам,  теням,  застывшим  каплям  тихонько  искрами,  или  казалось  таким  в  абсолютной  тишине  мрака  (будто  луна  сотворила  ночью  свой  мир  и  украшала  своим,  и  не  хотела  отпускать,  хотя  мгновение  это  длилось  словно  бесконечность);  пару  искорок  незаметно  крались  к  ногам  королевы,  почти  не  отличимой  от  темной  синевы...
Смущенная  пони...  осторожно  отошла  от  них,  спрятав  очаровательно  вытянувшуюся  мордочку  и  тряхнув  гривой.  Они  были  для  нее  особенными,  следовавшими  за  ней,  хоть  и  не  отличались  от  других,  и  точно  белый  глаз  неба  следил  ими  за  нею  (кончатся  ли  лестницы,  в  которых  не  определишь  конец,  куда  они  ведут  и  почему  любопытство  сменилось  страхом).  Цепкие  искорки  проворно  забрались  к  ней  на  нашивку-обруч,  где  сиял  полумесяц  на  черном  фоне,  так  украшая  и  соединяя  ее  прекрасную  шею,  плечи  и  грудь.
И  она...  не  смогла  сделать  более  ни  шага,  ни  одной  ногой  пройти  вперед,  хотя  за  тысячи  веков  правления  привыкла  к  разным  сюрпризам,  сейчас  впервые  оробела  -  ее  как  будто  держали  в  невидимых  крыльях;  с  выси  со  зловеще  радостными  белоснежными  переливами  засиял  пуще  прежнего  глаз.
"Зачем  я  только  ступила  на  ту  тропинку!"  -  сожалела  она,  ругая  себя  за  оставшуюся  с  незаметно  улетевшего  детства  привычку  при  бессоннице  гулять  по  незнакомым  дорогам.  Она  робко,  но  с  силой  бросалась  на  дыбы  вперед,  но  намертво  держали  ее  на  месте  впившиеся  ей  в  значок  месяца  искорки;  они  все  разгорались,  и  не  помогала  даже  магия  рога  их  погасить...
Вдруг,  не  понимая,  как  это  произошло,  изнеможенная  королева,  еще  бессознательно  попробовав  взлететь  и  унесись  прочь  из  этого  царства  синевы  и  страха,  но...  лишь  упала  она,  теряя  сознание  (она  не  чувствовала,  как  коварные  лучи  образовали  вокруг  нее  сияющую  клетку,  сотканную  из  лунных  лучей  и,  понесли  по  воздуху,  не  касаясь  ступенек  каменных  выступов,  по  ночному  небу...  в  луну...
"Луна!"  -  тихо  позвал  ласковый  голос.
Зеленые  глаза  с  трудом  вновь  открылись  на  зов,  и  она  со  страхом  стала  осматривать  то  место,  где  оказалась,  ища  взглядом  обратившегося  к  ней  -  казалось,  вокруг  не  было  никого  -  только  черные,  искристые  очертания  горевших  черным  огнем  свечей,  темного-темного  снега,  везде  бегали  те  же  самые  искорки,  что  преследовали  ее  в  лесу,  но  только  там  была  хоть  синева,  здесь  -  темнота.
"  Не  бойся!"  -  опять  будто  заговорил  невидимка  (голос  явно  принадлежал  юноше,  был  приятным,  но  где-то  в  его  глубинных  нотках  закралась  властность  и  даже  коварство).
Осознав  это,  бедная  пленница  луны  попятилась,  судорожно  соображая,  какое  волшебство  в  мире  вернет  ее  домой,  к  ее  любимой  старшей  сестре  Селестии,  к  верному  послу  дракончику  Спайку  и  его  друзьям  -  пони,  маленьким,  таким  разным  и  так  надеющимся  на  ее  силу  и  мудрость,  что  гармонично  дополняли  доброту  и  веселый  нрав  светло-радужной  гривы  сестры,  что  носила  знак  солнца;  они  вместе  хранят  их  страну,  надо  вернуться!
"Уже  уходишь?"  -  почти  издевательски  поинтересовался  голос  и...  два  огромных,  сияющих  жутко  ослепительным  белым  мерцанием,  глаза  зажглись  в  темноте,  освещая  немного  фигуру  их  хозяина.
Это  был  бы  близнец  Луны  -  тоже  высокая  грациозная  лошадка  с  магическим  длинным  рогом,  синей  гривой  и  хвостом,  серебряными  наростами  на  копытах  и  с  нагрудником  в  виде  месяца,  да  только  шерсть  была  черной,  крылья  -  тоже  и  другой  формы,  вместо  короны  был  шлем  из  холодно  голубого  металла,  закрывающий  лоб  и  спускавшийся  по  шее  подобно  застывшей  кучерявой,  плотно  лежащей  гриве.  Глаза  были  сверкающими  и  черными  с  красным  блеском,  грудь  и  плечи  более  коренастые.  Это  был  юноша-пони.
"Вероятно,  ты  не  узнаешь  меня?  -  пряча  снисходительную  улыбку,  подошел  он  к  ней.  -  Я  приходил  к  тебе,  когда  ты  была  совсем  крошкой"  -  с  этими  словами  он  направил  магический  рог  на  одно  из  полушарий  месяца,  внутри  которого  они  находились  -  на  нем  завертелись  картинки,  как...
...Давным-давно,  в  стране  пони  маленькая  принцесса  обиделась  на  старшую  сестру,  у  которой  была  власть  над  солнцем,  при  котором  все  веселились  и  занимались  разными  полезными  делами,  а  она  имела  власть  над  луной  -  но  тогда  все  боялись  темноты  и  спали,  и  никто  не  играл,  не  гулял  по  лугам  в  это  время...
..."Помнишь,  как  тебе  было  завидно?  -  наклонился  он  к  уху  неотрывно  глядящей  на  картинки  королевы  (он  был  крупнее  и  выше  ее).  -  И  ты  ходила  такая  грустная,  Селестия  тебя  не  понимала..."
...Тогда  маленькая  Луна  стала  играть  с  синим  туманом,  прилетавшим  по  ночам  из  месяца,  втайне  от  всех  -  только  он  один  показывал,  какая  синева  и  искорки  ночью,  как  интересно  не  в  суетливом  солнечном  дне,  а  тихой  ночью,  он  говорил  ей:  "Пусти  меня  жить  насовсем  во  дворец,  прогони  Селестию,  и  тебе  всегда  будет  хорошо,  пони  будут  бояться,  слушаться  и  любить  тебя  -  я  позабочусь  о  том,  чтобы  они  не  увидели  солнце"...
..."Ты  меня  тогда  испугалась,  может,  просто  не  понимала...  -  продолжал  он,  неотрывно  любуясь  опущенными  зелеными  глазами  и  развевающейся  синей  ее  гривой,  -  И  мне  пришлось..."...
...  И  много  раз  потом  малышка-принцесса  плакала  и  пищала  от  страха,  просыпаясь,  рассказывая  Селестии,  что  ее  преследует  синий  туман  с  криками:  "Ах  не  хочешь  со  мной  дружить?..  Я  тогда  проглочу  солнце  и  тебя!.."  (а  он  забирался  к  ней  под  кровать  и  колдовал  кошмары,  в  которых  пугал  бедняжку);  да  это  еще  было  ничего...  
А  после  -  стала  Луна  какой-то  совсем  другой,  стала  требовать  Селестию  уступить  ей  трон,  все  больше  и  больше  не  любила  она  веселое  солнце...  И  под  конец  напала  она  на  собственную  страну,  и,  сверкая  страшно  мерцающими  белыми  глазами  и  многоголосым,  жутким  эхо,  грозясь  проглотить  солнце,  сеяла  страх  и  темноту  по  стране...
..."Но  шесть  противных  малявок  изгнали  меня  из  тебя,  и  мне  пришлось  вернуться  в  луну..."  -  задумчиво  продолжил  он,  с  тайным  удовольствием  отметив  ее  испуганный  взгляд.
"Значит,  я  не  была  Найтмэр  Мун  и  это  -  ты?"  -  ахнула  королева,  торопливо  отбежав  от  него.
"Ты  всегда  была  такой  умной  девочкой...  -  мягко  проговорил  Найтмэр  Мун,  снова  приближаясь  к  ней  и  не  сводя  сверкающих  глаз  с  нее,  -  Теперь  ты  стала  совсем  взрослой...  Ты...  ты  выросла  очень  красивой..."  -  понижая  голос,  прибавил  он.
Королева  старалась  не  слушать  его,  не  смотреть  ему  в  глаза  и  убежать,  но  ноги  снова  не  слушались,  а  вокруг  была  лишь  темнота  и  тусклые  искорки  в  ней.  Она  пробовала  даже  пробить  рогом  казавшейся  кисеей  стену  полушария,  увы,  не  пробить  -  от  боли  и  усталости  она  опустилась  на  передние  ноги,  кланяясь  и  взмолившись:
"Отпусти  меня  с  миром  в  мою  страну!..  Селестия  больше  не  тронет  тебя,  если  не  станешь  больше  мучить  ее,  меня  или  моих  подданных!..".
"Ты  ее  не  любишь!  -  отчаянно  сверкнули  глаза  у  ее  почти  близнеца,  что  хотел  казаться  грозным  и  страшным,  расправляя  крылья,  -  Я  вижу,  в  глубине  души  ты  все  еще  та  же  девочка,  что  любит  темноту  и  туман...  -  он  энергично  встряхнул  гривой.  -  Так  со  мной  у  тебя  будет  сколько  угодно  тумана!"...
"Нет!  -  твердо  отвернула  голову  от  него  Луна.  -  Я  люблю  свою  сестру,  и  солнце  полюбила...  От  тебя  мне  ничего  не  надо!  Ты  хочешь  свое  королевство  -  мы  выделим  тебе  слуг  и  подданных  с  замком...  А  если  дурное  хочешь  совершить...  -  она  старательно  подавила  страх  и  угрожающе  зашептала  мысленно  заклинания  (рог  недобро  засверкал)  -  То  мы  тебя  и  дальше  луны  прогоним!.."
"Луна,  не  притворяйся!  -  тихо  заговорил  снова  Найтмэр  Мун,  тоже  припадая  перед  ней  на  передние  колени  и  склоняя  рог,  -  Я  больше  не  играю  с  тобой,  я  пробовал  быть  веселым,  пробовал  напугать  тебя,  пробовал  силой  заставить  тебя  быть  со  мной...  Мне  осталось  только  одно  -  надежда  на  тебя,  я  проживу  без  солнца,  но  не  проживу,  если  не  исполню  твою  мечту...  Ты  же  хотела  убрать  его,  вспомни!.."
"Это  ты  меня  заставлял  так  говорить!"  -  в  зеленых  глазах  засверкали  слезы  и  пони  бессильно,  снова  и  снова,  порывалась  улететь  -  не  пускает.
"Я  это  делал  ради  тебя!  -  воскликнул  странный  дух.  -  Я  хотел,  чтобы  ты  не  грустила...  Но  ты  плачешь...  Останься  -  и  больше  ты  не  будешь  плакать...".
Он  теперь  не  решался  подойти  к  ней,  видно  не  хотел  причинять  еще  больше  страдания,  что-то  медленно  гасло  на  его  груди  -  то  затухал  значок  месяца.
"Видишь,  он  есть  и  у  тебя!  -  грустно  сказал  он.  -  Ты  уйдешь  и  он  потускнеет  -  лес  станет  обычным,  и  не  будет  в  нем  тех  искорок  и  волшебной  синевы,  что  обрадовали  б  твоих  подданных...  Это  моя  надежда  -  она  угасает...  Хотя  я  все  еще  верю  тебе,  Луна..."...
Она  изумленно  подняла  глаза  и  спросила  тихо-тихо  без  слов:  "Отчего  ты  такой,  Найтмэр  Мун?".
"Да...  -  повторил  он,  прочитав  ее  вопрос,  -  Я...  все  еще  буду  верить...  и  ждать,  что  ...  и  ты  полюбишь  меня!  Лети,  моя  прелесть...  Прости,  если  сможешь..."....
С  этими  словами,  большая  часть  сферы  луны  озарилась...  синим-синим  цветом,  веющим  ночной  прохладой,  в  ней  поблескивали  возвращающиеся  на  небо  искорки  и  снова,  как  после  остановившегося  мгновения  закружился  снег  и  зашелестели  дождиком  зеленые  листики.
Королева  оглянулась  -  она  лежала  на  облачке  к  вновь  полной  луне,  синий  туман  около  нее  рассеивался  ласковыми  листиками,  мерцающими  и  тонкими,  что  точно  слезы  текли  по  ее  окружным  белоснежным  щекам...
Они  тихонько  улетали  вдаль,  незаметно  нежно  коснувшись  ее  лба,  гривы  и  значка  луны  на  черном  фоне,  точно  целуя  на  прощание...
Ночью,  улетая  в...  луне...
...  Тише  и  светлее  становятся  белоснежные  ее  контуры...
"…Было  ли  все  это  сном?"  -  подумала  задумчивая  королева  с  задумчивыми  зелеными  глазами…

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=538041
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 19.11.2014

Духи снежного леса…

…Тишина  покрывала  точно  выточенные  из  льда  и  снега  деревья  и  съежившиеся  от  мороза  цветы.  И  медленно  пушистые  белые  лепестки  снежного  царства  укрывали  последний  сон…
Луны  –  как  падающая  с  высоты  звезда,  она  прощальными  лучиками  тоненько  касалась  щечки  и  глазки  существ,  напоминавших  одновременно  морских  свинок  (по  мордочке  и  крупному  тельцу)  и  львов  (по  длинным  передним  лапам  и  хвосту),  белых,  точно  бесконечная,  растущая  даль  долины,  мерцающая  промерзшими  листьями,  кажущимися  сотканными  из  стекла    -  кадов,  что  внимательно  смотрели  в  высокое  небо…
Они  не  спеша  ходили  по  гигантам-лианам,  краем  глаза  отмечая  сломанные  крылья  с  потрепанными  перьями,  улетающими  далеко-далеко  (в  остекленевших  глазах  полуптицы-полу-ящера  читался  риторический  вопрос  –  было  ли  что-то  до  него  и  будет  ли  потом,  открываются  ли  новые  дали,  где  он  не  был?).
В  проруби  был  гигантский  черный  комок  с  колючими  жилистыми  ногами  –  гигантская  многоножка  погрузилась  в  вечный  сон  и  она  была  беззащитной  и  маленькой  среди  цепких  когтей  льда,  тусклого,  безжалостного  стекла.  «И  оно  прекрасно»
«Еще  будет  солнце.  Лучики  его  согреют  нас  в  бесконечности.  Высокой,  тихой  бесконечности…»  -  подумал  один  из  кадов,  утешающе  и  осторожно  гладя  детеныша  (маленькому  было  страшно  –  он  остался  только  с  одним  из  родных,  самым  задумчивым  и  все  же  выжившим  (хоть  и  были  драки  за  все  стадо,  и  голод,  и  жара,  и  потопы)…
Теперь  –  холод.  Пробирает,  не  обращает  внимание  на  слезинки.  Точно  заковывая  больше,  ощущая  страх  и  тревожный  стук  сердечка  крохотной  грудки  и  вспушенной  шерстки  белой  спинки  каденка.
Но  он  читал  во  внимательном  взгляде  взрослого  –  «Не  бойся,  просто  снег.  Мы  еще  встретим  солнце!»  -  и  верил  ему,  робко  прижимаясь  к  его  груди  и  засовывая  носик  в  длинные  его  передние  лапы…
Они  нашли  в  себе  силы  не  откинуться  безжизненно  в  затягивающе  мягкую  перину  снега,  хоть  последняя  падающая  звезда  скрылась  за  пронзительной  бурей,  что  укрывала  одеялом  потихоньку  уходящую  луну…
Последний  ее  луч  отпустил  догонять  солнце  два  лепестка,  белых-белых,  тонких,  точно  сотканных  из  снега,  долго  витавших  над  двумя  прижавшихся  друг  к  другу  тельца  кадов.  Летели  они  над  лесом,  кружась  в  снежинках  и  тишине…
Духи  снежного  леса…

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=537785
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 18.11.2014

Снежные витражи…

...  Распускались  на  стекле  тонкими-тонкими  лепестками,  причудливыми  узорами,  в  них  угадывался  полет...
 Нет,  не  тот,  наскучивший  и  со  стрельбой-абордажами,  что  так  знаком  был  Дону  Карнажу,  а  другой,  где  все  было...
 Точно  снежная,  переливающаяся  мозаика  из  листиков,  ягодок,  веточек  и  травинок  в  замерзшем  лесу  (он  закрыл  глаза  и  представил,  как  гуляет  в  нем  -  тишина  и  шепчущий  хруст  снега,  лунные  бабочки  щекочут  ухо,  и  рана  заживает...
 Та,  что  глубоко  внутри,  скрытая  от  всех  глаз,  что  называлась  по-странному  -  "одиночество"  -  задумчивый  пират  мысленно  трогал  веточку,  любовался  точно  стеклянными  ягодками,  и  чувствовал,  сколько  следов,  глаз  скрывалось  в  заснеженных  долинах  леса,  как  наполнена  каждая  пушинка  снега  песней  птички  и  вольным  тихим  ветром  -  все  точно  летит...).
 Карнаж  встрепенулся  и  внимательно  посмотрел  на  стекло  окна  -  мороз  крепчал  и  все  отчетливей  проступали  контуры,  знакомые,  воздушные,  завораживающие  глаз,  точно  -  там  видел  он  веточку,  тропинку,  будто  наяву  слышал  хруст  снежка  того  леса,  что  был  далеко,  за  сотни  километров  вниз  и  вдаль,  то  что-то  близкое  чувствовалось  им...
 Он  оглянулся  -  тихонько  заиграло  солнце  лучами,  и  каждый  его  луч  осторожно  касался  стекла,  отчего  контуры  засияли,  сказочным,  мягким  переливом,  находя  отклик  в  его  сердце,  что  назывался  по-странному:  "радость".
 Дон  Карнаж  еще  раз,  как  на  прощание  дотронулся  пальцем  до  контура  веточки  и,  казалось,  она  качнулась  ему  в  ответ,  гладя  его  руку  бриллиантовым  блеском  и  корок,  как  тогда,  внутри  его,  в  снежном  лесу,  что...
 Сохранил  тихую  его  улыбку...
 В  дивных,  тонко  тихих,  снежных  витражах...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=537780
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 18.11.2014

Лепесток…

...  Летит,  подхватываемый  ветерком,  изумленно  встречая  для  себя  бесконечный  мир...
Где  снег  тихонько  сияет  в  синеве  неба,  как  приятно  лететь  и  слышать  эхо  недавнего  дождя...
Над  ним  -  звезды,  танцуют  в  выси  и  зовут  порезвиться,  помечтать  вместе  с  ними,  в  бесконечно  воздушном,  легком,  большом-большом  лепестке...
Неба...  Лепесток,  розовый,  хрупкий,  летел  и  осознавал  -  мир  никогда  не  будет  прекраснее  чем  сейчас,  в  минуты,  когда  падает  снег...
Внимательными  глазами  смотрит  ребенок,  что  долго  шел  в  лесу,  словно  замершем  и  высоком,  он  хотел  бы  полетать...
Словно  он,  хрупкий,  мягкий,  что  кружился  в  снежинках,  как  маленькая-маленькая  птичка,  чувствуется  стук  его  сердечка...
Он  чувствовал  -  малыш  хотел  летать,  хотел  вместе  с  ним  радоваться  жемчужинам  капелек  звезд...
Розовый  и  трепетный,  точно  облачко,  он  зажмурил  невидимые  глазки  и  полетел  так  быстро,  как  только  мог...
Он  тихонько  улыбнулся,  вдохновлено  кружась  в  медленном  танце  вьюги  ночного  леса  (осторожно  его  крылышко  коснулось  щечки  ребенка)...
Было  словно  волшебство  -  почувствовать,  что  они  вместе,  как  незримой  ниточкой  перелетала  душа  ребенка  в  лепесток...
(И  он  ощутил  полет,  радость,  и  он  не  один!)  -  каждая  снежинка  шептала,  щекоча  лепесток,  что  купался  в  лунном  сиянии...
Сказкой  ветра  и  сна  летел  он  все,  унося  в  себе  взгляд  крохи,  что  опустил  глаза  (осознал  -  мечта  сбылась,  лепесток  передал  ласку  полета  его  щеке)...
Летел,  не  замечая  других,  воздушных  розовых  воспоминаний  леса,  сквозь  тишину  снега...
И  синева  напевала  колыбельную  ребенку  о...
Лепестке...
Что  кружится  снежно-розовым  эхом  сна...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=537386
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 16.11.2014

-… "Ни дня без носочков!"….

...  Бархатных,  шелковых,  в  сеточку,  в  блестяшках,  ажурных,  в  сердечко,  в  умилительных  мишках,  в  ослепительную  звездочку,  розовых,  синих,  белоснежных,  черненьких,  радужных,  аквамариновых,  всех  цветов  и  рисунков  на  свете,  что  подчёркивали  красоту  фигурки  хозяйки  до  самых  кончиков  копыт...
А  также  -  без  бусинок,  алмазиков,  жемчужинок,  причудливо  прячущих  я  в  узорах  золота,  серебра,  белого  камня,  что  служили  ошейником,  ожерельем,  диадемкой,  браслетиком  на  изящную  ножку  счастливой  обладательницы,  переднюю  или  заднюю...
Кроме  того  -  непременно  восхитительно  плавную  спинку  о  округлый  круп  чаровницы-обладательницы  обхватывала  юбочка  из  плюша,  бархата,  шелка,  с  пояском  или  без,  с  бусинками  или  без  них,  переливающаяся,  воздушная  или  тяжелая-шелестящая,  длинная  с  шлейфом  или  умилительно  короткая...
Панамочки,  шляпы,  кокетки-вуали...  Сережки  и  шлем,  причудливой  формы,  украшенный  рубинами,  нагрудничек,  расшитый  крошечным  жемчугом  или  связанный  живыми  лепестками,  ароматный  и  грациозный...  Штанишки  с  воротничком    или  платьичко...  Модница-повелительница  всего  этого  была  несомненно  Рарити...
Спайк  не  уставал  любоваться  ею,  каждый  день  умудряющейся  встречать  утро  пони-японочкой  в  кимоно  с  белыми  носочками  и  сабо,  когда  солнце  играло  лучиками  в  полную  силу,  она...
Будто  превращалась  в  принцессу  Египта,  в  узорных  золотых  браслетах  в  форме  скарабея  и  коронки  с  коброй,  носочки  становились  золотыми,  с  черным  бархатом  иероглифов;  а  под  вечер...
Красавица-лошадка  преобразовывалась  в...  индийскую  царевну,  нарисовав  красную  точечку  на  тонком  лобике,  а  круп  и  грудку  покрыв  сари,  украшенном  маленькими  месяцами  и  синими  носочками...
Последняя  деталь  ее  образа  настолько  впечатляла  малыша-дракончика,  что  он  постепенно  перестал  жаловаться  на  словно  барабанную  дробь  и  треск  кастаньетов,  доставляемые  трудяжкой  Эппл  Джек,  что  не  могла  пройти  мимо  любой  яблони  (все  собирала  и  собирала  сочные,  тяжелые  ее  плоды);  спокойно  выслушивал  беспрестанные  потоки  неумолкающей  в  своих  историях  Пинки  Пай,  что  за  день  успевала  поссориться-помириться  и  познакомиться  как  минимум  с  десятью  пони;  и  он...
Безропотно  и  тихонько  выполнял  просьбы  Твайлайт,  передавая  послания  от  Ее  Величества  Селестии  с  новыми  заданиями,  весело  махал  хулиганке  Рэйнбоу  Дэш,  что  думала  его  подразнить  внезапным  выстрелом  из  радужной  молнии  из-за  ближайшего  облачка,  и  гладил  кроликов  кроткой  и  романтичной  Флаттер-Шай.  
Его  точно  подменили,  и  малыш-дракончик  становился  сам  не  свой,  краснел  щечками,  прятал  глаза  и  неровно  попыхивал  огонечком,  лишь  он  только  вспоминал  про  Рарити  и  ее  неуловимо  меняющийся  наряд,  и  носочки,  когда  видел  их  и  тем  более  нечаянно  с  трепетом  касался  их...
-  Точно,  малыш,  ты  влюбился  в  нее!  -  покраснели  украдкой  щечки  и  у  Ее  Милости  Каденс  -  приятной  пони-королевы,  со  словно  карамельной,  блестящей  и  нежного  перелива  гривой,  самых  мягких  оттенков,  с  ласковым  взглядом,  пушистыми  ресницами,  от  них  падали  причудливые  тени  на  светло-розовую  шерсть...
Она  выслушала  с  биением  сердца  исповедь  Спайка,  что  после  бессонных  ночей  и  задумчивых  дней,  где  все  было  точно  сном,  поспешил  к  ней  за  ответом  на  вопрос  -  что  это  с  ним.
-  Правда?  -  пролепетал  счастливый  дракончик,  боясь  поверить  в  то,  что  его  догадки  верны  и,  судорожно  сообразив,  что  без  опытного  и  чуткого  совета  Ее  Милости  может  неосторожным  или  неумелым  шагом  случайно  разрушить  мирок  своего  блаженства,  осторожно  поклонился  и  спросил:  -  А  что  делают,  когда  любят?..
Каденс  захлопала  переливающимися  ресницами,  пряча  робкую  улыбку  -  сколько  много  и,  по  ее  оценке,  все  ж  ничтожно  мало  могла  рассказать  она,  что  сама  бродила  по  облакам,  заглядывая,  как  спит  ее  любимый,  осторожно  магическим  рогом  посылала  ему...
Розочку  из  звезд,  отводила  неприятные  черные  тени  болезни  от  возлюбленного,  бесстрашно  возглавляя  стражу  в  походе  против  ведьмы,  посылающей  их,  дарила  милому  верного  слугу,  радовалась  его  радости  и  очень  переживала,  когда  дорогой  ее  сердцу  пони-принц  грустил  или  у  него  что-то  не  ладилось...
В  такие  моменты  они  гуляли  вдвоем  под  луной,  шептали  песенки  и  сказки,  понятные  только  им,  как  бы  нечаянно  шли  рядышком  так  близко,  что  их  грудки  соприкасались  (королева,  как  всегда  в  таких  моментах,  еще  больше  покраснела  и  закрыла  глаза,  опустив  голову);  они  щипали  одну  травку,  дышали  одним  цветком  и  забывали  все  горести  в  объятии,  в  котором  он  тихо-тихо  целует  ее...
-  Ой!  -  только  и  сказала  Каденс,  погрузившись  в  эти  волшебные  вспоминания  и  очнувшись,  вспомнив,  что  бедный  дракончик  все  еще  ждет  ответа  и  его  счастье  так  же  ценно  и  должно  процветать,  как  и  ее,  как  и  любого  другого,  вне  зависимости  от  того,  кто  и  кем  он  является.
-  Цени  все  в  ней,  и  делай  все,  чтоб  ей  было  приятно,  и  это  к  тебе  вернется!  -  погладила  она  малыша  по  крылышкам  и,  подмигнув  и  пожелал  удачи,  пошла  в  свои  покои.
Вдохновленный,  Спайк  быстрее  ветра  помчался  домой  -  солнечные  зайчики  щекотали  его  лапки,  облачка  были  точно  мягкими  ступеньками  к  его  самой  красивой,  самой  лучшей,  самой  любимой  в  мире  Рарити  (он  каждым  стуком  сердечка  чувствовал  это  все  сильнее  и  с  волнением  запикировал  на  грядку  с  розами).
Отщипнуть  розочку  для  своей  девушки  -  не  так  легко,  как  оказалось  -  шипы  куста  были  тугими  и  колючими,  ветви  -  капризными,  а  еще  внутри  жила  бабуся-улитка  в  платочке,  что  стала  ругаться  в  духе:  "ходют,  тут  ходют,  рвут  да  рвут!..".  
А  романтичный  дракончик  ее  не  слушал  -  перед  глазами  у  него  была  желанная  и  прекрасная  лошадка,  белая,  с  огромными  ресничками  и  бриллиантами  синих  глаз,  с  шелковистыми,  переливающимися  локонами,  в  голубеньких  носочках  в  розочку...
Последнюю  Спайк  отвоевал  у  куста  и  поспешил  на  ранчо  к  Эппл  Джек  -  там  он  с  жаром,  что  его  огоньки,  тысячей  слов,  чем  изумил  внезапным  разгоревшимся  энтузиазмом  и  красноречием  хозяйку,  стал  умолять  ее  подарить  ему  самое  сладкое,  пышное  и  красивое  пирожное  с  яблочком.  Простодушная  пони  дала  добро,  кивнув  и  придвинув  тарелку  с  сердечком  с  кремом,  булочным  ободочком  и  кусочками  яблока,  чем...
Привела  в  восторг  малыша,  в  мгновение  схватившего  угощение  и,  не  забывая  его  с  розой,  заскочив  домой,  со  всей  душой  как  следует  натянув  галстук-бабочку,  понесся  к  той,  на  приятных  ножках  которой  были...
Носочки  с  ромашками,  за  ушком  еще  ромашка  и  юбочка  такая  же.  Не  имея  духа  от  неги  сказать  ни  слова,  Спайк  с  трепетом  обнял  живую  "ромашку",  вдруг  услышал:  "Ой,  осторожно!  Носочки  не  мни!"...
"Бывает!"  -  смиренно  подумал  он  и  погрузился,  счастливый,  в  ее  мир,  где...
С  первыми  лучами  позднего  солнышка  (Рарити  любила  понежиться  в  постельке),  она,  не  дав  себя  поцеловать  дракончику,  не  сказав  ему  ни  слова,  бежала  к  самому  святому  для  себя  -  к  зеркалу,  пожеманившись  перед  ним  и  повертевшись,  покорчив  хорошенькие  мордочки,  она  счастливо  вздыхала:  "Я  самая  красивая  пони  в  мире!"  -  с  гордостью  подхватывала  бесчисленные  туалеты,  меняя  образы  и  примеряя,  выбирая  лучший,  который  бы...
Точно  подчеркнул  ее  сегодняшнее  настроение,  был  новым  и  делал  бы  ее  еще  прекраснее,  подстерегая  утвердительный  кивок  Спайка  в  дверях  -  ему  хотелось  обнять  такую  красавицу,  он  помнил  завет  королевы  Каденс,  и  кроме,  того,  ему  вправду  нравилась  она,  каждый  день,  каждую  ночь  новая,  очаровательная,  в  новых  юбочках,  украшениях  и  носочках...
Апельсиновые,  лимонные,  клубничные,  в  дольках  и  ягодках,  маковые,  шоколадные,  карамельные,  в  конфетках,  пирожных  и  лепестках,  атласные  и  меховые,  простенькие  и  точно  выточенные  из  жемчуга  -  они...
Завертелись  хороводом,  проливались  бесконечным  дождем,  окружили  дракончика  так,  что  отбивали  аппетит  и  тянули  его  глазки  в  разные  стороны,  а  в  ушках  его  только  и  были  капризные  оклики  его  невесты:  "Спайк,  подержи  зеркало  тут...  Эй,  принеси  пудру!..  Хочу  новые  носочки!.."...
Да,  поразительно,  но  они  занимали  пони-денди  еще  больше  чем  ее  жениха,  и  за  возней  с  образом  корейской  феи,  старательно  завязывая  блузочку  и  поправляя  бантик,  чтоб  был  посередине,  и  чтоб  ленточка  от  завязки  красиво  падала  на  длинную-длинную  кремовую  юбочку,  и  чтоб  были  видны  светло-светло-салатовые  носочки;  потому...
Она  и  забывала  порою  сказать  ему  "привет",  бросаясь  на  вечеринку  хвастаться  перед  подружками  новым  нарядом,  где  они  были  с  узорами  из  рыбок,  а  платье  переливалось  изумрудными  ниточками,  грива  развевалась  в  жемчужных  мелких  заколочках;  и...
Уж  конечно,  ей  было  не  до  приготовления  перекусить  своему  герою,  у  которого  уныло  пищал  от  скуки  животик,  ведь  впереди  маячила  шапочка-ушки  пурпурной  лисички,  меховой  роскошный  воротник  и  в  тон  к  ним  колье  и  носочки...
Они  все  сыпались,  сыпались  на  бедного  Спайка,  который  только  и  успевал  сунуть  торопливо  алмаз  за  щеку  и  жевать  его  на  бегу,  спеша  затянуть  корсет  Рарити,  почистить  ее  подковки,  чтобы  она  была  самой  блистательной,  и  только  успевал  подбирать  и  убирать  на  место  ей  все  новые  и  новые  образы...
"То  она  жрица  Востока,  то  ведьмочка  на  Хэллоуин,  то  Муза  на  Рождество,  ангел..."  -  уныло,  без  удовольствия  вспоминал  он,  тоскуя  по  его  подружкам,  верной  службе  у  Ее  Светлости  Селестии,  шпионажем  за  странной,  но  притягательной  ее  сестрой.
"А  Ее...  Загадочность  Луна,  между  прочим,  и  красивее,  и  умная,  и  преданная,  и  сильная,  волшебная...  А  Рарити...  -  Спайк  горячился  и...  поежился,  точно  снова  и  опять  слыша  зовущий  писклявый  ее  оклик:  "Малыш,..  быстро  мне  шляпку!",  -  Только  и  умеет,  что  образы  менять  как  носочки!.."
Он  с  достоинством  и  с  маленькой  долей  грусти  и  даже  боли  полетел  прочь,  видя,  как  пони  опять  прижимает  к  себе  ножки,  любовно  трясь  мордочкой  об  обтягивающий  их  расписной  шелк,  ни  разу  за  долгие  дни  и  ночи  вместе,  не  сказав  ему  ни  доброго  слова,  не  приголубив  (остальное  он  бы  стерпел  и  простил);  но,  видно,  она  не  любила  и  не  полюбит  никого,  кроме  себя  и  носочков.
Спайк  горько  вздохнул,  почти  уж  не  жалея,  что  улетает  от  такой  красивой  лошадки.  Ведь  он  помнил  слова  Ее  Милости:  "Красота  без  любви  глупа  и  холодна!";  Дракончик  тихонько  летел  прочь,  не  оглядываясь,  любуясь  переливающимися  в  свете  луны  капельками  дождя,  что  приветливо  гладили  его  крылышки,  он  оглянулся...
И,  полетев  дальше  свободно,  радостно  к  своим  друзьям,  королеве,  новым  приключениям  и  солнышку,  только  усмехнулся  на  прощание...
-...    "Ни  дня  без  носочков!"....

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=537312
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 16.11.2014

…Дитя луны…

 
...  Ты  осторожно  бродишь  взглядом  по  замерзлым,  заснеженным  листьям,  прислушиваясь  к  тишине  -  легкий  шепот  дождя  лепестков,  с  оставляющих  со  снежинками  одно  облако,  тонкое,  нежно-розовое,  белоснежно-мягкое,  сказка  дня  перемешалась  с  волшебством  ночи  в  этом  водопаде  хрупких  капель,  мерцаний  и  светлого-светлого  облака  из  снега  и  лепестков...
Чуть  вспушиваются  белые  перышки  от  холода  (как  странно,  а  ведь  чувствовалось,  что  миг  этой  прелести  так  и  дышал  теплом,  давно  привычно  встречая  дуновение  ветра  (в  невидимом  бесконечном,  улетающем  замке  неба  они  одиноки,  так  непохожи  на  своих  серых  собратьев),  по  ним  осторожно  текут  слезинки...
Что  за  диво?  Кажется  -  капельки  их  распустились  невидимым  цветком,  аромат  его  кружит  голову  (то  твоя  боль).  Ты  удивлен,  что  упиваешься  ею,  осторожно  берешь  в  руки,  подносишь  к  глазам,  чтобы  лучше  рассмотреть,  живая,  трепещущая,  она...  убаюкивает,  когда  мерным  цокотом  замирают  сказки  стрелок,  останавливается  миг  и...  летит  дальше,  ускользает...  танцем  снега  и  лепестков  в  светлой-светлой  тишине...
Аккуратно  хочешь  потрогать  его  шелк,  хочешь,  как  никогда,  бежишь  вслед  (крылья  мерзнут  сильнее,  обжигая  страхом  не  успеть),  как  во  сне,  улыбаешься,  закрыв  глаза  (лепестки  гладят  твои  крохотные  щечки),  обнимают,  желая  успокоить,  твои  мысли...  Кроткий  и  безмолвный,  вдруг...  Встрепенулся  -  а  вдруг  уснешь,  а  вся  эта  красота  улетит,  стыдливо  прячась  в  полумрак  мягкого  горизонта?  И  не  сможешь  забыть,  какие  восхитительные  лепестки  точно  кружили  в  одной,  летящей,  ожившей  мечте...
Вспорхнул  с  ветки  (ты  готов  лететь  за  единственной,  за  каждой  ее  частичкой,  погружающейся  торопливо  в  снежно-алмазное  сияние;  а  как  хочется  ощутить  ее  в  своем  усталом  сердце,  целый  мир  превратился  в  летящий  бело-розовый  сон,  он  был  прекрасен)...
Ты  бродишь  мысленно  по  мгновениям,  куда  пойдешь  без  него,  почему  так  хочется  быть  в  этом  лесу,  чувствовать  прикосновение  лепестков  и  грациозных,  непохожих  друг  на  друга  малышек-снежинок?  Отчего  претерпевается  голод  и  осознание  своей  непохожести  именно  тут?  После  долгих  скитаний  по  другим,  скучным  постоянной  загадкой,  почти  одинаковыми  паутиной,  синими  тенями  деревьев  и  унылой  прохладой,  да,  и  там  листья,  и  там  дождь,  ветер  и  луна...
Она  -  ты  готов  поклясться  своей  душой  -  она  тут  другая,  все  иное,  все  манящее  неведомым  чувством  -  будто  ты  вернулся  к  себе,  к  самому  родному,  где  все  знакомо  и  дарит  счастье  (крылья  радостно  гладят  пролетающий  снег,  а  бледно-розовые  глаза  не  могут  оторваться  от  тонких  лепестков)...
Язык  безмолвствует,  слова,  как  метающиеся  птички  внутри  тебя,  не  могут  вырваться  из  груди  и  просятся  в  то  же  время  быть  там,  чтобы  не  смутить,  не  отпугнуть  их  влекущую  нежность,  все,  все  отдашь,  только  бы  всегда  был  водопад  их,  розово-белых,  воздушных  секунд,  ощущаешь  -  частичек  тебя,  прекрасных,  тихих,  хрупких  и  таких  прекрасных...
Зачем  тебе  крылья,  и  в  выси  ждет  лучик  луны,  зовет  прощаться  с  ними?  Нежданно  -  понимаешь  -  не  сможешь  ответить,  почему  не  в  силах  расстаться  с  ними,  хоть  пусть  будут  ждать  тебя  сотни  новых  лун  и  лесов,  целое  время  и  мир,  их  бесконечность  чувствовалась  тобой  лишь  здесь!..  Нега,  нега  тут  все  -  и  одиночество,  и  боль  от  холода  (бешено  стучит  сердце,  толкая  крылья  улететь,  а  тебя  очнуться  от  сна  наяву)...
Нет,  ты  не  вынесешь,  если  уйдёшь  навсегда  отсюда  (остро,  как  нож  в  душу,  вонзается  эта  мысль:  тоска,  усыпляющая,  отнимающая  способность  летать,  в  то  же  время  сладостная,  уносящая  мысль  в  неведомый  полет,  даже  она  связывает  каждое  твое  перышко  с  каждым  лепестком,  снежинкой)...  Переводишь  дух  -  дыхание  и  глаза  не  слушаются  тебя  -  замирают,  то  учащаются-впиваются  больше  в  них,  умоляют  их  еще  и  еще  закружиться,  погрузить  в  холод,  в  ослепляющую  белизну,  где  внезапно,  вместе  с  томлением,  вдруг  стало  отчетливо,  быстро-оглушительно  чувство  -  придется  расстаться...
Ревность,  зависть,  жадность...  в  невинно-белых  глазах  луны,  на  которую  так  похож  белой-белой  спинкой,  грудкой  и  крыльями?  Не  простит  она  своего  одиночества?  Заберет  снежно-розовую,  единственную,  манящую  прекрасную  отраду,  тебя?  "Нет!"  -  отчаяние  поднимает  твои  крылья,  спешишь,  с  силой,  но  летишь,  бросаешься  в  самый  вихрь  снега  и  лепестков...
Мгновение  -  и  каждый  из  них  будто  задрожал  (долго-долго  пел  ты,  не  жалея  голоса  и  самых  красивых,  нежных  взглядов,  касаний  крыльев  и  мелодий,  не  жалея  себя,  расправив  крылья  и  запрокинув  голову,  пел,  точно  в  забвении,  закрыв  глаза,  не  желая  увидеть,  как  все  это  миг-другой  пропадет)...
Лепестки,  снежинки  пролетали,  и  ты  растворялся  в  них,  все-все  собрал  в  напевы,  стараясь  робко  подчеркнуть  ими  лишь  малый  штришок  их  красоты,  их  завораживающей  сказки,  пел,  хотя  крылья  совсем  почти  замерзли,  морозный  воздух  терзал  горло,  задыхался,  но  пел...
Жемчужного  блеска  белоснежный  лес,  покрытый  розовой  дымкой  лепестков  и  словно  падающими  звездами,  зашептал  легко-легко  дождем,  заслушался,  он  догадался  -  ты  влюблен  в  его  прекрасную  фею-природу,  что  все  танцевала  на  ветру,  роняя  лепестки,  снежинки...
Они  все  летали,  звуки  самых  искусных  трелей  купали  их  и...  тебя  в  блаженстве,  которого  ждал  всю  жизнь  (ты  с  ними,  в  них,  ты...  все  еще  с  ними),  хотя...  Тихонько  падали  еще  долго  в  лунном  луче  белые  перья,  лепестки  и  снежинки  точно  целовали  их,  улетая  и  храня  в  своих  снах  тебя...
...Дитя  луны...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=537102
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 15.11.2014

Белый соловей…

Белый  соловей...    
(Send  me  an  Angel)

Точно  дитя
Взошедшей  луны,
Он  не  боится  тьмы...

Точно  лепесток,
Крылья  его  нежны
Укрыты  снегом  зимы...

Ты  уйдешь
И  трели  пропадут
Ужель  шаги  уйдут
Твои?

Белый  соловей
Не  помнит  времен,
Хоть  бежит  лентой
Рассвет...
Тоскует  в  тиши...
Ведь  он  влюблен
В  тебя...

"Мои  крылья
Укроют  сны  твои
Не  коснется  их  зимы...

Снежны
Одиноки  сады...
Будем  ль  вместе  мы?"

Так  звал  он  
Все,  ждал  тебя,
Но  никого  не  любя

Кроме  отраженья
Своего,  ты  украла
Песнь  в  душу,  пропала...

Точно  дитя,
Плачет  лепестком,
Но,  увы,  нет  ни  в  ком

Сострадания...
"Белый  соловей,
Пой,  пой  веселей!"

Но...  Тишь...
Укрывает  сад  сон
Зима,  но  все  ждет  он
Тоскуя,  тебя...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=537089
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 15.11.2014

Олимппони…

Олимппони...  


...  Родились  как-то,  тихонько,  в  заоблачной  выси…  
В  таинственной  синеве,  когда  звездочки  осторожно  танцевали  в  небе,  чертя  собою  божественный  глаг...

...-  Зевс,  возьми  яблоко
У  Деметры  и  забери  сахар,
Зевс,  старых  проблем  уж  нет...
Старые  беды,  пошли  вы...  

...  -  И  тут...  все  пони  захихикали  так,  что  подковки  засмеялись  вместе  с  ними.
-  Гермес!  -  властный  голос  поверг  автора  этого  смешного  речитативчика,  то  есть  дракончика  Спайка,  в  трепетную  дрожь.
-  Я  больше  не  буду,  Великий  Зевс!..  Я  полетел!..  -  пообещал  он  (глядя  в  суровое,  истинно  божественно  верховное,  немного  нахмуренную  мордочку  окликнувшей  его  Рэйнбоу-Дэш),  вспоминая,  что…  
Ждут  его  полеты,  раздувание  огонечками  снежинок,  что  грозились  укрыть  сонным  одеяльцем  страну  маленьких,  но  милых  и  волшебных  пони.
Где-то  в  ней,  в  глубинах  синего  подземелья,  усыпанного  прохладными  капельками  сапфиров,  ходит  строгая  Персефонея,  листая  книжки  по  магии-педагогики  и  рогом  вызывая  послушным  для  малышек-лошадок  сладких  заек  из  листьев  салата,  шоколадных  щенят  и  подушек  мягких-мягких  мишек.
А  непослушные  крошки-пони  от  нее,  чью  розово-фиолетовую  гривку  Твайлайт  развевал  ветер,  получали  маленьких  копий  яблочных  полупони-полулетучих  мышей,  пугавших  и  кравших  яблочные  пирожные,  мини-клонов  Найтмэр-Мун,  что  отбивали  всякую  охоту  шалить  сверкающими  глазками  и  зловещими  эхо...  
Эхо  снежных  шагов  зимы  покрывало  луну,  навевая  сказок  и  мудрых  историй...  
В  каждую  ниточку  ее  сияния  одноименная  лошадка,  со  спокойными  зелеными  глазами  и  сверкающей  пленительно  синей  гривой,  с  мудростью  Афины  помешала  крохотное  живое  облачко,  которое  пищало,  бегало,  просило  ласки  и  заботы...
Кто  не  умел  дарить  это  такому  хрупкому  и  необычному  питомцу,  являлась  прекрасная  Афродита,  учила  ухаживать  за  ним,  утешала  и  легонько  трепала  губами  за  щечку,  она  была  с  белоснежной  изящной  грудкой,  переливающейся  радужной  гривой  и  хвостом,  с  добрыми,  теплыми  глазами  (Ее  Высочество  Селестия  была  окрыленная,  нежная,  светлая  и  воздушная,  точно  сама  Любовь)...
-  Ваше  Величество,  я  восхищаюсь  Вами!  -  прошептал  ей  маленький  Амур,  обнимающий  кролика  и  цветок  (Флаттер-Шай  спешила  дарить  тепло  и  помощь  всем,  кому  могла,  а  сейчас...  тихонько  вздохнула  -  следовало  помочь  развешивать  Деметре  золотые  стеклянные  яблочки  (в  них  теплился  огонечек,  от  которого  фавориты  богини  яблок,  садов  и  просто  Эппл  Джек  выглядели  наливными,  сочными  и  аппетитными)...
И  поглядывать  краем  глаза  на  Марса,  купавшего  каждый  домик  каждой  пони  в  розовых,  острых  перчиках,  в  фонтанах  острых  соусов,  в  тон  своей  гривке  и  характеру  (Пинки  Пай  уверена  -  с  таким  точно  не  будет  скучно);  а  она  уж  придумает  голым  от  зимы  деревьям  огнистые  воздушные  шарики,  блеск  и  пушистый  дождик,  переливающийся,  радужный...
Точно  молнии  Повелительницы-"Зевса"  ("он"  был  очень  рад,  что  ее  друзья  пони,  что  были  с  ней  и  в  горе,  и  в  радости,  целый  год,  что  теперь  уходит  снежными  шажками,  могут  встретить  новый).  
Весело,  оригинально,  в  настоящем  Олимпе,  как  настоящие...
Олимппони...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=536964
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 14.11.2014

Слеза Горгоны…

...  Течет  тоненько  по  холодным  граням  камня...
Принцесса  острова  заброшенных  скульптур,  она  ходит  печальная  от  одной  к  другой,  вспоминая,  что  когда-то  жила  каждая  граница  прекрасных  изваяний,  радовалась  возможности  движения,  дыхания,  не  стесненного  тяжестью  каменной  груды...
Она  бродит  и  вспоминает,  как  паутины  тишины  не  бело  в  темном  ее  дворце  -  ночью  вдохновлялись  красотой  звезд  птицы  и  пели  так  сладко,  что  вышла  Медуза  послушать  -  и  лишь  несколько  тяжелых  грудок  упало  навеки  холодным  испуганным  дождем.
Ей  было  грустно,  до  боли  грустно,  что  рассвет  больше  не  будет  украшать  лучиками  молодого  пробегавшего  оленя,  он  бежал  вперед,  радуясь  дальней  травинке,  а  быть,  может,  спеша  к  подруге  или  олененку;  она  разлучила  их  навсегда...
Красивое  лицо  Горгоны  отвернулось  от  каменных  садов,  больше  не  было  в  сердце  зависти  к  прелести  цветов,  к  дружному  шелесту  листьев,  алмазы  глаз  своих  змеек-волос  она  б  отдала,  чтобы  живой  капелькой  пробежала  по  ним  роса...
Камни,  всюду  они  -  безмолвные,  гордые,  не  чувствующие  ни  ее  улыбки  при  радости,  ни  жеста  гнева,  она  среди  них,  одна...  Творение  ночи,  создание  волшебства  теперь  жалела,  что  имеет  глаза  -  слеза  из  них  не  оживит  ни  мальчика,  обернувшегося  и  застывшего  в  ужасе,  ни  волчонка,  ни  ветвь  -  все  камень...
Он  покрывался  темным  густым  мраком,  что  ножом  врезался  в  сердце  Горгоны,  обнажая  совесть  и  путая  в  оковах  отчаяния  ("Я  просто  хотела  погладить...  Угостить...  Я  не  могу  жить  одна!")  И...  лишь  безмолвно  катиться  слеза.
"О  чем  ты  горюешь?  -  спрашивали  Горгону  боги,  легкомысленно  попивая  амброзию  и  нежась  в  облаках.  -  Это  лишь  наши  игрушки,  они  всегда  будут  жить,  хоть  и  не  мы,  вот  забавно!..".  И  смех  их  ужаснул  ее,  имя  которой  произносили  боязливым  шепотом.
"Живые?  Они  больше  не  увидят  солнца,  не  возрадуются,  не  побегут  навстречу  любви!..  -  бежала  она  от  Олимпа,  стараясь  не  смотреть  на  ласковые  взгляды  сатиров  и  яства  с  сокровищами,  которые  ей  предлагали,  чтоб  с  божественного  дворца  богов  там  она  всех  людей,  животных  и  растений  превратила  взглядом  в  камень,  за  это  станет  богиней  Тишины  и  познает  все  блаженства  правителей  мира.
Горгона  бежала  без  оглядки,  забыв  про  крылья,  после  упала  посредине  своего  острова,  бессильно  отбиваясь  руками  и  в  то  же  время  протягивая  их  к  точно  окружающим  ее,  приближающимся  призрачным,  множащимся,  каменным  фигурам...  Они  точно  хотели  всегда  видеть  ее  рядом,  жаждали  пополнения  себе  подобными  (или  то  боги  смеялись  над  ней?)...
Волшебница  в  изнеможении  поднялась  ввысь,  будто  хотела  покинуть  все,  камень,  просилась  в  высоту,  в  ветер,  не  слушала  змей  своих  волос,  боявшихся  высоты  и  привыкшим  к  уюту  среди  тишины  и  покоя  камней,  летела  все  выше  и  выше...
Она  остановилась  и  встретила  глазами  рассвет,  в  который  влюбилась,  так  нежно-розовые  лучи  мягко  гладили  ее  волосы,  а  нити  точно  руками  любви  согревали  сердце,  рассвет  точно  тоже  полюбил  прекрасную  Горгону  и  жаждал  всегда  ее  видеть,  всегда  касаться  ее  холодеющих  рук  (ночь  уходила;  люди  вот-вот  проснутся,  забегают  звери  и  распустятся  цветы;  рассвет,  точно  предчувствуя  что-то,  тревожно,  дрожаще  ласкал  фигуру  принцессы  каменного  острова...
"Не  делай  этого!"  -  точно  умолял  он,  невидимо  целуя  ее  в  побледневшие  губы,  секунды  рвали  каменную  нить  в  ее  рассудке,  она  вздохнула...  и  мягко-печально  посмотрела  на  него,  дрожащего  и  рвущегося  к  ней...  Но  он  не  мог  обойти  холодную  и  плотную  преграду  воды  (Горгона  посмотрела  на  отражение  себя  в  отражении,  и,  последнее,  что  она  успела  заметить,  навек  теряя  сознание  -  жарко  и  отчаянно  обнимающие  ее  лучи  заката  -  она  неумолимо  статуей  падала  в  море)...
Оно  тяжело  и  тихо  накатывает  волны  на  ее  остров,  точно  было  все  слезой...
Ее  слезой...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=536746
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 13.11.2014

…Мой ангел…

…Мой  ангел…
…Ты  словно  светлым-светлым  облаком,  лепестком  летаешь  в  выси,  лучики  солнца  идут  сквозь  твои  глаза,  зима  вьет,  ночь  встречает  рассвет,  а  они  все  летят,  как  маленькие  птички,  спешат  унести  в  хрупкие  крылышки  мою  печаль…  
Тонким,  нежным  розовым  лучиком  гладят  они  мне  сердце  в  стеклянном  саду  тишины,  где  время  кружится  в  танце…  с  тобой  (ты  рядом,  каждый  листик  шепчет  загадкой  (то  твои  шаги,  ты  близко)
И  замирает  душа,  когда  осторожно  касается  лучика,  этого  трепетного  лучика  твоей  души,  алмазными  бабочками  распускается  дождь  под  луной  (твои  тихие  глаза  хранят  мой  сон)…
Звездочки  переливаются  в  тумане,  что  мягок  как  твоя  кроткая  улыбка,  крылья,  голос,  твои  крылья…  Бережно  коснусь  их  руками,  если  позволишь,  и  это  будет  для  меня,  точно  та  птичка  незримого  ласкового  тепла,  навсегда  сохраню  ее  в  ладони,  чувствую  биение  твоего  сердца,..
…Мой  ангел…

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=536716
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 13.11.2014

Носочки

...  На  цыпочках  приходит  Рождество,  и  каждый  раз  заглядывает  в  эти  махонькие  чудеса,  пушистые,  точно,  блестящая  от  свечей  и  шариков,  ёлочка...
Мягонькие,  красные,  аккуратненькие,  притащили  в  себе  носочки  подарки  -  малышам  -  шоколадного  мишку  и  плюшевого  зайчика,  взрослым  -  часы  или  колечко,  иль  книжку;  да  чего  угодно...
Маленький,  но  очень  любопытный  щенок  Филя  просто  умилялся  до  писка  и  помахивания  во  все  стороны  потешным  хвостиком  им,  норовя  понюхать  шаловливым  мокрым  носиком.  
"А  почему  они  так  долго  сохнут?"  -  спросил  сам  себя  Филя,  стараясь  допрыгнуть  до  ближайшего  носочка,  ушком  достал  -  сухой.
Осознав  это,  малыш  присел  на  задние  лапки  в  недоумении,  стыдливо-размышляюще  потупив  бусинки  глазок  в  раз  весело  пляшущие  язычки  огонька  камина.
"Почему  они  висят,  и  никто  не  берет?"  -  заходил  возле  них  потом  усерднее,  смешно  переставляя  лапки,  кроха,  подумав,  что  носочки  без  хозяина  -  это  плохо.
Вдохновившись,  Филя  старательно  прыгнул,  чтобы  схватить  ближайшую,  сочно-красненькую  пару,  как...
Один  носочек  запрыгал,  закачался,  будто  радовался  вместе  со  старыми  часиками  скорому  приходу  Санта-Клауса...  Снежок  сверкал  за  окном,  как  звездочки,  тоже  подпрыгивающие  от  нетерпения  -  вот-вот  они  встретят  колесницу  доброго  дедушки-волшебника,  спешащего  принести  чуда  в  каждый  дом...
Он  тихонько  топотал  ветерком  по  лестницам,  точно  смеялся  вместе  с  ним  (щенок,  чуть  испуганно-недоуменно  пищащий,  попал  в  носок)  и  теперь  подпрыгивал  вместе  с  ним,  как  пружинка,  на  веревочке.
"Я  как  подарок!"  -  с  восхищением  подумал  Филя,  сообразив,  что  так  притягивало  еще  в  этих  очаровательных  носочках  -  в  каждом  из  них  таился  запах  то  плюша,  то  конфетки,  то  цветка,  и  что-то  еще,  приятное  и,  по  его  ощущениям,  родное,  прямо  желанное.
"Как  здорово,  что  скоро  Рождество!"  -  самое  лучшее  в  живом  "носочке"  было  то,  что  в  любой  ситуации  не  покидала  его  милую  мордочку  улыбка,  с  дрожащим  и  мокрым  язычком,  искорками  точно  игравшего  с  бликами  часов  -  резвились  они  по  пушистым  лапкам  елочки,  по  половицам,  носочкам,  и  по  торчащему  из  одного  из  них  Филе  -  а  щенок  и  рад  был  -  старательно  тянулся  приподняться  на  лапки  и  поиграть  со  своими  новыми  друзьями  -  рождественскими  жемчужинками  ночи,  волшебной,  обещающей  много  сюрпризов...
И  он  не  ошибся  утром  он  проснулся  у  себя  в  постельке  на  пуфике,  а  после...  Не  помнил  себя  от  счастья  -  рядом  лежала  восхитительная,  белая,  как  танцующие  все  за  окном,  снежинки,  самая  лучшая  в  мире  косточка.  Филя  понимал,  восхищало  в  ней  больше  всего  то,  что  она  лежала  на  двух  красненьких,  пухлых  носочках
Малыш  бросился  к  одному  из  них  и  от  экстаза  припал  на  передние  лапки,  усердно  мотая  головкой,  отчего  ушки  развевались,  за  глазки  в  неге  закрывались  -он  пищал  и  очень  здорово  его  было  покусывать  и  догонять  (туда  спрятали  и  зашили  мячик  для  него).
А  второй  укрывал  Филю,  как  мягкое,  теплое  одеяльце  -  он  забрался  туда,  благодаря  все,  что  подарило  ему  Рождество  и  встречу  с  дивными,  новыми  друзьями  -  носочками...
И  носик  его  радостно  засопел:  "Как  хорошо,  что  есть  они!"...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=536480
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 12.11.2014