Взгляд, направленный мимо
с бесконечностью слит,
мимо мира и Рима
взгляд направил Давид.
Не Нарциссом он замер,
жизнь любовью губя:
взгляд с рождения мрамор
устремляет в себя.
Что в себе ты увидел,
унимается дрожь?
Словно каменный идол
на столетья замрёшь:
но продолжится сказка
нам неведомых сфер:
удостоишься ласки
неподвижных Венер.
Грубый, в страхе, буяня,
исказишь их черты,
ибо тяжестью камня
всей навалишься ты
на любимых с испугу,
и за это, - следи! –
ты в простёртую руку
птицу мира не жди.
Будешь век не у дела.
Не уйти. Не вздохнуть.
Обнаженное тело.
Одинокая грудь,
на которую разве,
что (но это исход!),
длань забвения властно
в оный час припадёт.
И вослед я отправлюсь,
но своею стезёй,
будет гнутся мой парус,
повстречавшись с грозой,
но увижу сквозь волны,
среди боли и зла,
я Медузы Горгоны
голубые глаза.
Пусть на каждого слава
свой шлагбаум кладёт,
есть у каждого право
на движенье вперёд,
пусть ты просто булыжник,
и простой известняк,
мир грядущих сподвижник
обязательных благ.
Умирают надежды,
погибают миры,
и пророков невежды
отправляют в костры,
но оставит свой птица
на избранниках мел:
у всего есть граница;
у всего есть предел.
