Памяти Эзра Паунд
В стране, где все видали всех в гробу,
где Мики Маус выиграл борьбу
с широкоплечим кузнецом Гефестом,
я вышел на индейскую тропу
поэзии, не находящей места
в объятии печатного станка -
улыбке (чей аналог - жидкий кал),
стекавшей по устам усталой маски.
Жизнь превращая в жертвенный оскал
я сам себе придумываю казни.
Вот первая - любовь к двуногим всем,
что филантроп я на неё подсел,
как будто достоевский эпилептик,
и супербатарейкой Duracell,
вдове подобен, подношу ей лепту.
Под нумером вторым идёт мечта,
глубокая, что греческий Тартар
(для знатоков о удареньях - Тартар),
в которой Стикс, по прежнему вода -
сегодня обращающая в завтра.
Порок ли, нет, таится в цифре три -
мне скажет минотавр - плыву на Крит,
чтоб побороться за свою надежду.
Надежда - уносящий к небу лифт,
стремящийся сильнейшего утешить.
Четыре - вера в то, что кроме нас,
есть тот, кто собирает этот пазл,
и задаёт, уверенно, критерий,
в котором истины нас наблюдает глаз,
чем соблюдает чистоту материй.
Свобода - пять. претит мне труд раба,
чью душу пожирает канибал,
а время превращает в капиталы.
(Бороться раб не может - он устал,
хоть внешне - человек, но - это даром).
Шестая казнь - паскудный шепоток,
который словно продолжает торг,
зовётся совестью, как злейшая химера,
и призывает выполнить свой долг,
который год изматывая нервы.
На цифре семь я этот круг замкну,
что флагеллант, бичующий свой кнут -
визионерством прошибаю стены -
мне видно Равноденствия Весну,
идущую из царствия Марены.
Я Ликторский Пучок сжимаю.
Нет - иного Я в Ликующей Стране!
Нет иного Я в Ликующей Стране 
