Гусиное перо застыло на излете –
чуть выше тополей. И неба белый лист
нетронут. Ничего не спрашивай. Сегодня
не пишется совсем. Чернила льются вниз –
на улицы твои, дождем с ресниц стекают.
И сохнут на ветру невысказаных лет.
И капельки вина ты трогаешь губами.
Нет в том твоей вины, что мается рассвет,
что росчерк облаков похож на белых перьев
дрожание. Молчи – соседи слышат пульс,
и ждут твои слова, чтобы назавтра сплетни
по свалкам разнести. Я, знаешь ли, боюсь
их с некоторых пор. Поэтому – не стоит
читать сонеты звезд и восхищаться – вслух.
Мы тайную вечерю, мой ветренный, устроим.
Гусиное перо растаяло. Твою
усталую ладонь целую нежно, тихо.
Кровать не заскрипит – мы выйдем на карниз,
и белые листы незавершенной книги,
касаясь наших губ, сорвутся в чью-то жизнь.
Пусть сладким молоком в чернильницу рассвета
дождинки соберет тот, кто увидит нас
в молчаньи между строк, в отсутсвии ответов,
в дрожании души – чуть выше неба. Шанс
дается нам сейчас – услышать то, что слово
не в силах передать, чему приметы – нет.
Дыханье затаил, почуяв тайну – город.
На лист легла ладонь – и проявился след…
