moza: Вибране

Надія Позняк

Коли згасає вуличний ліхтар…

 ***
Коли  згасає  вуличний  ліхтар,
оливу  доливає  -  жовте  світло,
а  ранок  свіжий  вибрався  на  старт,-  
свої  ховаю  я  відьмацькі  мітли.

Я  ними  бавилася  всю  коротку  ніч:
літала  понад  містом  ошаліло.
Мітла  -  це  річ,  а  не  якийсь  там  кітч,
а  жінка  на  мітлі  -  граційна  тілом!

Летиш  собі  і  думаєш  про  все.
Про  те,  що  скоро  літо  і  відпустка.
Що  час  летить.  Летить!  А  не  повзе.
І  поспіх  цей  вимотує  до  пустки.

А  ще  я  заглядалася  на  птиць.
Я  їх  не  бачила,  та  вгадувала  гнізда.
Я  так  за  них  боялася,  щоб  ниць
вони  не  впали  на  шляхи,  де  їздять.

Та  ось  і  прокидаються  птахи,
запурхали  мелодії  весняно...  
Ховаю  мітли,  як  свої  страхи.
Вмикаю  чайник:  все  іде  за  планом.

                                                                                 квітень  2016

: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=657991
дата надходження 07.04.2016
дата закладки 26.04.2016


stroi

Янгол-охоронець

Степан  Іванович  Лімуков  сумував.  Сумував  вже  третій  день,  топлячи  сум  свій  поперемінно  то  у  горілці,  то  у  коньяку,  то  у  віскі.  Все  в  залежності  від  того,  що  під  руку  попадалося.  Бар  у  шафі  поступово  пустів,  лише  пляшки  сухого  вина  сиротіли  в  кутку,  залишені  там  по  причині  низького  градусу.  Алкоголь  не  приносив  полегшення,  але  все  ж  інтоксикація  ним  на  короткі  проміжки  часу  додавала  впевненості  у  майбутньому.  Нічо,  нічо,    -  нашіптував  він,  запиваючи  чергову  цигарку  черговою  чаркою,  -  ми  ще  повоюємо.  Та,  на  правду  кажучи,  ніякого  бажання  воювати  не  з  ким  не  було.  Бо  всі  бажання  на  даний  момент  були  у  нього  відсутні  як  факт.
Він  добряче  розміняв  вже  четвертий  десяток,  життя  котилось  кудись  незмінно  по  своїм,  давно  вже  вистеленим  коліям  і  секретний  психологічний  прийом  з  дитинства  –  «я  в  домике»  поступово  відгороджував  його  від  всього  того,  що  саме  й  називається  життя.  З  часом  він  переставав  розуміти  сина,  якого,  в  принципі,  розуміти  ніколи  особливо  і  не  намагався.  Тим  більш,  що  жив  він  практично  вже  своїм  життям  і  турбував  батьків  рідко.  Відносини  з  дружиною  вже  давно  з  розряду  почуттів  перейшли  у  звичку.  І  навіть  думка  про  зраду  або  легкий  роман  на  стороні  лякала  вже  не  стільки  самим  фактом  зради,  як  страхом  зламати  звичний  для  себе  порядок.  Але  дружина  виявилась  більш  прогресивною  в  цьому  відношенні,    хоч  його  і  не  зрадила  (та  хто  там  знає),  але  все  ж  пішла  від  нього.  Нам  треба  відпочити  один  від  одного,  -  з  сумом  подивилась  вона  на  нього,  -  так  буде  краще,  Зая.  Зая  образився,  нічого  не  сказав  і  не  спробував  затримувати.  
Так,  не  очікувана  чорна  полоса,  поступово  стала  перетворюватись  на  велику  чорну  пляму  до  самого  горизонту.  Він  вже  тиждень  не  ходив  на  роботу,  бо  був  скорочений.  Молодий  та  прогресивний  начальник  визвав  його  до  себе  та  багатозначно  дивлячись  на  великий  глобус  з  міні  баром,  повідомив  про  цю  новину.  Понімаєте,  Степан  Іванович,  нам  очень  дорог  ваш  опыт  и  профессионализм.  Но,  к  сожалению,  конъюнктура  рынка  сейчас  такова…  -  і  далі  все  такими  словами,  як  у  підручнику  по  менеджменту,  який  він  випадково  гортав  у  сина  на  столі.  Понімаєте,  Степан  Іванович,  -  передражнив  він  вже  так  далекого  від  нього  молодого  шефа  і  налив  собі  на  два  пальця  горілки,  -  понімайте…  Випив,  закурив  цигарку.  По  телевізору  гарна  та  сексапільна  ведуча  завзято  розповідала,  що  те,  що  зараз  так  погано  –  то  це  ще  нічого.  Бо  вже  скоро  буде  набагато  гірше…
От  і  все.  Життя  пішло  шкереберть.  Світ,  який  він  так  довго  будував  навколо  себе  несподівано  почав  валитись  і  загрожував  поховати  під  своїми  уламками  свого  творця.    Пізно  вже  щось  починати.  Та  й  завершувати  щось  вже  також  пізно.  Може  повіситись?  -  несподівано  збентежила  його  дурна,  але  чомусь  вражаюча  своєю  новизною  думка.  От  так  от.  Нічо,  нічо.  Ще  поплачете,  побачимо  ще.  
Ще  все  владнається,  не  треба  здаватися,  -  застукали  в  голові  молоточками  слова.
-  Та  ти  ба,  -  зрадів  Степан  Іванович,  -  ми  прокинулись.  Протверезили,  мабуть,  злякались.    Нарешті  голос  наш  внутрішній  згадав  про  нас.  Жити  захотів!  Е  ні,  братан,  поздно  пить  боржомі.  Поздно!
Степан  Іванович  задоволено  відкинувся  на  спинку  стільця,  потягнувся  і  налив  собі  ще.  Новий  напрямок  руху,  який  би  він  не  здавався  безглуздий  та  дурнуватий,  повністю  захватив  його.
- Все  ще  владнається,  тримайся…  -  не  давав  спокою  голос.
- Відчепись,  -  бажання  дискутувати  з  самим  собою  не  було.
- Я  не  голос,  я  янгол  твій.  Янгол-охоронець.
На  відкритій  дверці  бару  з’явилась  хмаринка  ніжно  –  блакитного  кольору,  яка  не  мала  чітких  обрисів,  клубилась  та,  раптом,  після  глухого  «пух»  перетворилась  на  маленького  хлопчика,  точно  як  на  іконах  у  тещиній  квартирі.  Хлопчик  з  цікавістю  огледів  кімнату,  почухав  потилицю  та  закинувши  нога  за  ногу,  запитав:  -  я  перепочину  трохи?
-  Білка.  –  Степан  Іванович  не  сумнівався  ані  секунди.  –  Велика,  человєчеська  білка.  Білка  з  человєчеським  обличчям.  Приходить  до  человєков.  Здрастуй,    человєчеська  білка.
 -  Я  не  білка,  -  нахмурився  хлопчик,  -  я  твій  янгол-охоронець.  Я  оберігаю  тебе  від  негараздів,  душевного  занепаду  і  таке  інше.  Я  повинен  тебе  застерігати  від  необачних,  не  виважених  кроків.  Ще  все  владнається.  Слухай,  я  посиджу  в  тебе  хвилин  десять.  Так  втомився.  День  сьогодні  дурний  якийсь.  Бігаю  між  вами,  вже  сил  нема.  Всіх  як  перемкнуло.  От  народ  хілий  став.  Нема  спокою.
-  Чому  між  нами?  –  Степан  Іванович  закурив  цигарку.  Нове  заняття  вважалось  йому  цікавим,  навіть,  якщо  це  і  була  примара.  Хіба  ж  не  кожному  дається  при  народженні  свій  янгол?
-  Дається  то  кожному,  але  то  да  сьо.  І  усьо,    –  якось  по  дивному  відповів  чи  то  хлопчик,  чи  то  янгол.  
-  Це  як  усьо?  
-  Ну  як?  Криза,  друже.  Велетенська  вселенська  криза,  нестача  енергії.  Людей  все  більше,  дурощів  роблять  вони  відповідно  також  більше.  От  і  доводиться  скорочувати  штати.  Розриватися,  розумієш,  на  шмаття  між  вами…
-  І  скільки  нас  у  тебе…,  у  вас?
-  Ну,  без  тебе,  ще  два,  тобто  дві.
-  Це  чого  без  мене?  –  Степан  Іванович  якось  засумував  навіть  і  подумав  з  жалем  про  себе  –  ти  ба,  навіть  цей    кидає…
-  Ну  ти  ж  того,  збираєшся  сш-сш,  -  янгол  присвиснув  та  покрутив  пальцем  у  невизначеному  напрямку.  Ну  от,  без  тебе  ще  дві.
-  Я  ще  може  того…,  то  я  так  ще,  не  подумавши,  -  Степану  Івановичу  стало  чому  одночасно  і  соромно  і  невиразно  себе  жаль.  Бо  сидів  він  покинутий  усіма,  нікому  не  потрібний,  розмовляв  з  хмаринкою  блакитного  кольору  і,  навіть  їй  чи  йому,  янголу  цьому  чи  хмаринці    не  був  цікавий  ні  як  людина,  ні  як  уявна  штатна  одиниця  –  душа.  І  лише  разок  подумавши  захмелілою,  сумною  головою    про  вкорочення  свого  непутящого  життя,  вже  втратив  останню  можливо  підтримку.  І  від  кого?  Від  свого  янгола-охоронця.
-  Так  ти  подумай,  зваж  все,  це  такий  вибір…  Слухай,  я  посиджу  ще  трохи,  заморився  за  останні  дні.  А  це,  що?  Гітара?  Ти  що,  граєш?  -  янгол  пухнув  з  бару  на  диван,  -  ех,  жаль,  що  природа  моя  нематеріальна.  А  то  б  я…  струни,  струни…    О,  де  це  ти,  Грузія?  -  янгол  з  цікавістю  роздивлявся  фото  на  стіні,  -  гарні  місця,  природні,  дух  там  такий,  особливий…  З  друзями?  Молоді,  гарні!  Друзі  –  це  добре.  Ну,  все.  До  зустрічі.
-  Я  того,    -  Степан  Іванович  смутився,  -  то  я  пошуткував.  Ти  давай,  лети  там  до  своїх  там,  цих  душ.
-  Ну  дивись  сам,  майо  дєло  прєдложіть,  -  невдало  перейшов  на  суржик  янгол  і  зник.
Степан  Іванович  плеснув  собі  в  стакан,  встав,  підійшов  до  фото  на  стені.  Вони  в  Грузії.  Коли  це  було…  Найкращі  друзі.  А  бачились  же  трохи  більше,  ніж  півроку  тому.  Казали  один  одному  -    як  що  дзвони.  Бо  друзі  –  вони  назавжди.  Як  що  дзвони…  Може  і  правда  подзвонити?  Він  задумливо  крутив  у  руках  стакан,  потім,  так  і  не  випивши,  поставив  на  стіл.  Достав  з  шафи  старого  записника,  крадькома  перехрестився  і  став  перегортувати  сторінки,  шукаючи  так  добре  знайомі  йому  прізвища.  Хтось  подзвонив  в  двері,  від  пішов,    відкрив.  Там  стояли  дружина  з  сином.
-  Ось,  відпочила.  Сумнувато  без  твого  буркотіння.  Мабуть  вже  залежною  стала,    -  вона  трохи  сумно  посміхнулась  йому.
-  Здрастуй,  батьку,  -  син  був  менш  говірким  і  міцно  потиснув  йому  руку.
-  Ну  що  заходьте,  правда  трохи  гармидер,  -  він  похапцем  повернувся  до  них  спиною  і  пішов  до  кімнати,  намагаючись  непомітно  змахнути  звідкись  впалу  до  ока  шпаринку.  За  балконом  на  мить  промайнула  якась  хмаринка  блакитного  кольору.  Але  все  ж,  напевне,  вона  йому  примарилась…      



: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=498707
дата надходження 13.05.2014
дата закладки 27.03.2016


stroi

Выдуманный сюрреализм

-  Простите,  вы  не  подскажите,  как  пройти  на  железнодорожный  вокзал?  –  Николай  Иванович,  мужчина  средних  лет,  чуть  старомодно,  но  со  вкусом  одетый,  смотрел  с  растерянностью  и  любопытством  на  странную  компанию,  собравшуюся  возле  не  менее  странного  здания.  Здание,  имеющее  какой-то  двойственный  вид  –  массивные  вроде  бы  стены  почему  то  оставляли  впечатление  зыбкости  и  неустойчивости.  «ПРИЁМ  СТЕКЛОТАРЫ»  -    вывеска  на  фасаде  была  настолько  уже  забытой  и  так    знакомо  –  криво  повешена,  что  даже  ком  к  горлу  подкатывал.  На  фанерных,  именно  на  фанерных  сбитых  ящиках  вокруг  такого  же  импровизированного  стола,  собранного  неизвестно  из  чего,  накрытого  какой-то  газетой,  уставленного  несколькими  бутылками  и  закусью,  сидели  трое  мужчин  разного  возраста.  В  разной  одежде,  не  поддающейся  никакому  анализу  и  с  такими  же  разными  лицами.  Все  в  целом  они  представляли  собой  настолько  интересное  зрелище,    что  о  причислении  их  к  какой-нибудь  определённой  социальной  ступени  общества  не  могло  быть  и  речи.
-  Здравствуйте,  меня  зовут  Василий  Робертович,  а  Вас?  –  один  из  них  привстал  с  ящика  и  улыбаясь  протянул  руку.
-  Меня?  Меня  зовут  Николай  Иванович,  можно  просто  Николай.
-  Николай!  –  названное  имя  вызвало  такую  неподдельную  радость  и  восхищение,  как  будто  было  неким  паролем,  кодовым  словом  только  для  посвящённых,  для  избранных  людей  это  узкого  круга,  сидящего  на  фанерных  ящиках.
-  Очень,  очень  приятно!  –  Василий  Робертович  воодушевлённо  тряс  руку  Николая.  –  Очень  рад  нашему  знакомству!  Посидите  с  нами?
-  Да  я  с  радостью  бы,  но  мне  ехать  нужно.  Как  до  вокзала  пройти,  подскажите?
-  Вот  чудак!  –  улыбнулся  Василий  Робертович  и  все  тоже  заулыбались.  –  Зачем  на  вокзал  то  сегодня  идти,  идти  совершенно  незачем.  Сегодня  день  какой,  15  августа?  Правильно!  А  праздник  какой?  День  археолога  сегодня.  Начальник  вокзала,  Петрович,  с  утра  уж  как  во  хмелю,  всё  празднует.  А  ключи  от  вокзала  он  в  этот  день  обычно  первой  электричкой  передаёт  на  столицу.  И  вокзал  закрывает,  аккурат  утром.  Всё,  -  говорит,  -  последний  поезд  свой  отправляю,  наездились,  хватит.  И  всё.  Тю-тю  электричка  вместе  с  ключами.  Их  только  завтра  назад  передадут.  Тогда  и  вокзал  откроют.  Ключи  то  одни,  остальные  растеряли  уже  все.
-  Но  как  же  люди  то?  Уезжают  как?  А  если  нужно  кому?!  –  Николай  всё  ещё  думал,  что  эта  шутка.
-  А  кому  нужно?  Все  уж  знают  давно,  что  праздник.  Петрович,  он  ведь  не  злой,  может  и  налить  и  угостить  по  человечески.  Уехать  вот  никак,  это  да.  Который  год  уже,  вот  и  привыкли  все.
-  Но  как  же  он  работает?  Его  же  выгнать  нужно  за  такое,  сообщить  куда  надо!
-  Так  там  где  надо  знают.  А  гнать  то  за  что  его?    Человек  уважаемый  в  городе,  заслуг  много  имеет,  вокзал  отремонтировал.  Чего  ж,  имеет  право  раз  в  году  мечту  отпраздновать.  Не  сам,-  говорит,  -  пью.  С  мечтой  пью  своей.  Потому    гнать  не  надо  его  никуда.  Станция  у  нас  не  узловая,  просто  ветка  к  нам  идёт.  Стратегические  коридоры  не  перекрываем,  грузы  не  задерживаем.  Так  что  присаживайтесь,  Николай,  -  и  Василий  Робертович  подставил  к  столу  четвёртый  ящик.-  Присаживайтесь,  отдохнёте,  успокоитесь.  Вы,  кстати,  как  насчёт  этого,  -    он  характерным  жестом  щёлкнул  пальцем  по  шее.
-  Да  нет,  спасибо,  как-то  с  дороги  не  хочется,  -  забормотал  Николай,  с  подозрением  рассматривая  стоящие  на  столе  бутылки.
Василий  Робертович  заметил  его  взгляд  и  засмеялся.
-  Да  Вы  не  сомневайтесь,  продукт  высшего  качества.  Можно  сказать  duty  free.  Я  ведь  в  молодости  при  Союзе  ещё  на  пункте  приёма  работал.  Вот  это  время  было.  А  сейчас  так…  Да  и  контингент  не  тот…  Оно  ведь  как  получилось,  Петрович,  ну  который  начальник  вокзала,  в  прошлом  году  праздновал  праздник  свой  и  замучила  его  дикая  ностальгия…
-  Вы  меня  простите,  но  Петрович  же  железнодорожник,  а  празднует  день  археолога?  Он  раньше  был  археологом?
-  Ну,  так  это  у  нас  все  спрашивают.  Не-а,  не  был  он  археологом.  Он  так  празднует,  по  романтичности  своей.  Говорит,  как  же  там…  незримыми  нитями  прошлого  связывается  настоящее  и  будущее.  Ну,  как-то  так.  А  археологи  –  они  вроде  как  проводники.  Из  прошедшего  в  грядущее.  Вот  и  празднует  с  ними.  С  проводниками.  Ну  так  вот,  замучила  его  дикая  ностальгия  после  праздника  и  решил  он  бутылки  сдать  и  ещё  купить,  значит,  добавки.  Деньги  то  были  у  него,  но  вот  так  он  захотел,  молодость  вспомнил.  А  человек  он  уважаемый,  авторитетный  –  сказал,  сдам  бутылки,  значит  сдаст.  Вот  и  работаем  теперь.  Принимаем.  А  за  ним  и  другие  уважаемые  люди  потянулись,  мода  что  ли  пошла…  А  часто  приезжает  человек  –  бутылка  ещё  недопита,  а  ему  её  уже  сдать  охота.  Выливать  жалко,  вот  и  остаётся.  Так  что  я  готов  предложить  вам  хороший  виски.  Жаль,  конечно,  что  ирландского  не  осталось,  но  и  шотландцы  научились  делать.  Вот,  например,  будете»?  –    Василий  Робертович  достал  из-под  стола  начатую  бутылку  с  этикеткой  «Chivas  Regal»  и  сноровисто  разлил  её  по  четырём  стаканам.    
-  Ну,  вздрогнем.
Все  дружно  опрокинули  стаканы    и  с  завидной  синхронностью  выпили  до  дна.  
Николай,  пытаясь  отдышаться  после  выпитого  стакана,  с  удивлением    почувствовал,  что  хочет  ещё.
-  Ну  что  ж,  раз  так  хотите  –  то  давайте,  -  и  Василий  Робертович  хитро  подмигнул  и  достал  из-под  стола  ещё  одну  начатую  бутылку,  на  этот  раз  «Black  Label»  и  всё  так-же  ловко  наполнил  стаканы.  Выпили  по  второй.  Чем  больше  нарастало  чувство  теплоты  от  выпитого,  тем  всё  меньше  становилась  обида  на  мифического  начальника  вокзала.  Да  пусть  празднует,  -  подумал  Николай  и  почему-то  с  уважением  вспомнил  отчество,  -  Петрович…
-  Ну-с,  батенька,  давайте  я  вас  познакомлю  с  нашей  прекрасной  компанией,  -    Василий  Робертович  ловким  жестом  достал  откуда-то  коробку  сигар  и  предложил  её  Николаю,  -  закурите?
-  Сигары  тоже  сдают?  –  Николай  оценивающе  взял  одну  и  понюхал.
-  Да  нет.  Это  всё  бутылки.  Сдал  уважаемый  человек  бутылку,  а  потом  -    бац,  и  депрессия.  Охота  стаканчик  пропустить.  А  пить  нечего.  Не  в  гастроном  же  ему  за  водкой  бежать.  Не  тот  уровень.  Вот  он  к  нам  и  приезжает  –  отдайте,  мол,  мужики  мне  бутылку  мою  назад,  а  я  лучше  курить  брошу.  Закуривайте,  -  Василий  Робертович  зажёг  спичку  и  протянул  Николаю.  
Николай  раскурил  сигару,  которая  действительно  оказалась  отменной,  слегка  затянулся  ароматным  дымом.  Сидеть  на  фанерном  ящике  было  страшно  удобно,  даже  не  хотелось  уходить.  Какой-то  странный  город  и  компания  какая-то  странная,  -  подумал  Николай,  -  но  вот  как-то  здесь  добродушно  всё,  всё  кажется  знакомым,  дежавю  какое-то…
-  Давайте  всё  же  познакомимся.  Вот  это,    -  Василий  Робертович  кивнул  в  сторону  сидящего  справа  от  него  молодого  человека,  -  тёзка  ваш,  Коля.  Коля  у  нас  находится  сейчас  в  поиске  веры.  Он  то    у  нас  постоянно  находится  в  поиске  чего-то,  но  сейчас  –  веры.  Коля,  а  ну  закрути  там  про  материи,  как  ты  умеешь.
Коля  привстал  на  ящике  и  с  достоинством  кивнул  головой  Николаю.
-  Им  бы  ржать  всё,  а  мне  проблем  потом  было.  К  нам  в  институт  декан  батюшку  пригласил  на  лекцию,  пил  с  ним  частенько  –  вот  и  проникся  духовными  идеями.  Ну  батюшка  и  давай  нам  петь  про  то  да  это.  Да  всё  уж  у  него  красками  лубочными  разрисовано,  как  на  ярмарке  деревенской  –  ангелы,  сады,  да  яблоки,  а  внизу  черти  да  котлы.  Да  так  всё  подробно  –  будто  сам  там  побывал.  Кажется    -  спроси  его,  он  тебе  и  сорт  яблок  назовёт,  и  тепловую  мощность  котла  в  киловаттах.  Вот  я  с  ним  и  схлестнулся  в  споре.  Я  ему  аргумент,  он  мне  псалмы.  А  в  конце  кричать  начал  –  в  бога  не  веруешь,  душу  губишь.  А  ему  и  говорю:  верить  то  я  верую.  Даже,  может  быть,  больше  него.  Потому  что  концептуальная  модель  строения  вселенной  допускает  присутствие  Бога  и  реинкарнацию  души,  но  к  разобщённости  мировых  религий  это  никакого  отношения  не  имеет.  Он  как  услышал  это,  так  и  выбежал  из  аудитории.  А  декану  наплёл,  что  я  послал  его.  А  ещё  духовное  лицо.  Разве  ж  я  его  посылал?  
 -  А  ты,  кроме  веры,  что  ещё  искал?  –  улыбаясь,  впрочем,  как  и  все,  спросил  Николай.
-  Кроме  веры?  Кроме  веры  ещё  смысл  жизни  я  искал.  И  вот,  что  понял  –  бессмысленно  искать  его.  Философов  читать  начал,  да  бросил.  Мы  с  Робертовичем  как-то  до  утра  засиделись,  всю  ночь  проговорили.  А  о  чём?  Зачем?  Так  и  их  читаешь,  вроде  всё  правильно,  а  в  голову  стукнет  что  –  и  ломаются  все  законы  философские.  Это  только  в  муравейнике  муравьи  ходят  по  одним  тропам,  вот  им  легко  смысл  жизни  искать  –  отсюда  и  до  сюда  это  твой  смысл,  а  дальше  извини.    У  человека  дорожек  много,  задачи  могут  быть  разные.  А  он  усложнять  всё  очень  любит.  Вот  мечта,  сбылась    -  и  нет  её.  Всё.  Поэтому  смысл  жизни  в  поиске  смысла  жизни.  Вот  найдёшь  ты  смысл  –  и  смысла  никакого  не  останется.  Поэтому  его  и  найти  никто  не  может.  Ты  же  не  нашёл?  –  Коля  в  упор  посмотрел  на  Николая  и,  не  дождавшись  ответа,  вздохнул,    -  ну  и  не  найдёшь.
Николаю  стало  как-то  неуютно  от  этих  слов.  
-  Ну  Кольку  послушать,  сам  философом  станешь,  -  Василий  Робертович  уже  налил  стаканы,    -  молодой  да  смышленый.  Давайте  за  смысл  жизни,  за  его,  как  говорится,  таинственность  и  не  понятность,    -  и  первый,  не  чокаясь,  выпил.  И  все  поспешили  за  ним.  Выпив,  вздохнули  зачем-то  и  стали  смотреть  на  улицу,  где    мимо  них  проходила  странная  процессия,  человек  пятнадцать,  одеты  кто  во  что  горазд.    Люди  шли  сосредоточено,  не  переговариваясь.  Но  глядя  на  них,  не  возникало  чувства  сплочённости,  монолитности.  Казалось,  что  вот  шли  люди  по  разным  себе  делам,  а  их  согнали  вместе.  И  идут  они  теперь  важные,  потому  что  дела  у  них  были  важные.  У  каждого  отдельно  важное  дело.  Теперь  они  вместе  и  дело  у  них  одно  –  большое  и  важное.  А  вот  какое  –  неизвестно.  
-  А  это  кто?  –  Николай  с  интересом  смотрел  на  проходящих.
-  Это?  Ну  это…  -    Василий  Робертович  задумался  на  секунду,  -  это  батюшка  крестный  ход  собирает  опять.
-  Так  ведь  вечер  уже  скоро  и  праздника  вроде  нет  никакого.  И  где  иконы  с  хоругвами?
-  Ну  он  ночью  ходит.  Батюшка  у  нас  прогрессивный.  Они  ведь  тёмные  силы  когда  больше  шалят?  А  тут  они  их  и  разгоняют.  Символ,  так  сказать.  Борьба  света  и  тьмы.  Извечная,  с  переменным  успехом,  борьба.  А  иконы  то  зачем?  Злые  силы  –  они  ведь  в  душу  смотреть  будут,  а  не  на  иконы.  Есть  вера  в  душе,  силён  ей  человек  –  вот  они  и  отступят.  А  слабому  икона  не  поможет.  Бог  –  он  есть  там,  где  вера,  а  не  там,  где  написано.  Ну,  это  нам  так  батюшка  наш  рассказывает.  Не  желаете,  кстати,  принять  участие?  Очень  интересно,  действительно  начинаешь  чувствовать  себя  приобщённым  к  чему-то  очень  большому  и  важному  для  человечества..
-  Я  даже  как-то  не  знаю,  как  это  странно  всё.  Сильно  уж  язычеством  попахивает.  Хотя  можно  пройти,  когда  ж  ещё  так.  
Процессия  прошла  мимо  них  и  также  молча,  как  и  появилась,  исчезла  за  углом.  
 -  …А  вот  это  у  нас  тоже,  можно  сказать,  тёзка  ваш,  Николай  Николаевич,  -  Василий  Робертович  вновь  возобновил  разговор  и  рукой  показал  на  немолодого  уже  человека,  -  но  зовём  мы  его  просто    -  Николаевич,  потому,  что  ему  всё  равно.  Правда,  тебе  всё  равно,  Николаевич?
-  Мне?  Мне,  ребята,  давно  уже  всё  равно,  а  особенно  ваш,  ни  к  чему  не  приводящий  трёп.
-  Вы  меня  простите,  но  мы  раньше  никогда  не  встречались?  -  Николай  внимательно  смотрел  на  нового  знакомого,  пытаясь  вспомнить,  где  он  его  видел.
-  Может  быть,  -  Николаевич  отвечал  нехотя,  -  а  может  и  нет.  Вот  какая  разница?  Если  ты  меня  вспомнить  не  можешь,  зачем  тогда  вспоминать,  не  нужен  я  значит  тебе  был.  А  если  ошибаешься,  то,  тем  более,  зачем  напрягаться.  Да  и  воспоминания  не  несут  никакого  смысла  в  себе.  Вот  ты  меня  вспомнил,  я  тебя  –  а  дальше?
-  Нет,  но  всё  же…  -  неуверенно  сказал  Николай…
-  Вот  я  с  ними  так  и  живу,  то  один  придёт,  то  другой,  а  то  два  сразу.  А  если  ещё  спорить  начнут  –  прячься.  А  мне,  между  прочем,  своей  работы  хватает.  Василий  Робертович  задумчиво  смотрел  на  Николая,  пыхая  сигарой.  Налить?  –  спросил  он.
-  Нет,  спасибо,  я  покурю.  
Он  стал  раскуривать  затухшую  сигару  и  посматривая  на  своих  новых  знакомых,  думал  о  том,  что  как-то  оно  всё  стало  своим  в  доску.  Словно  уже  года  вместе  с  ними  провёл  и  знает  каждого  из  них  очень  хорошо.  Особенно  Николаевича.  Может  виски  дало?  Да  вряд  ли,  выпили  немного.  Прямо  ехать  куда-то  перехотелось,  так  бы  и  сидел  здесь,  на  ящике,  настоящем  фанерном  ящике…  Николай  пыхнул  дымом  и  вдруг  заметил,  что  вся  троица  очень  внимательно  смотрит  на  него,  прямо    неловко  стало.  Он  попытался  оглядеть  себя  незаметно,  но  всё  вроде  было  в  порядке.  
-  Ну  чего,  не  вспомнил?  –  нехотя    спросил  Николаевич.
Василий  Робертович  и  Коля  смотрели  на  Николая  уже  вопросительно  и  с  какой-то  надеждой,  что  ли.
-  А  давай  я  тебя  ящиком  ударю,  -  стал  приподниматься  со  своего  места  Николаевич  с  глазами,  вдруг  неожиданно  полными  азарта,  -  давай,  а.
-  Простите?  Я  не  понял…
-  Ты  быстрее  давай  понимай,  а  то  время  идёт…
-  Может  налить  ещё,    -  Василий  Робертович  достал  следующую  бутылку  из-под  стола,    -  давай  налью.
Николай  на  мгновение  почувствовал  вдруг  себя  как-то  неуютно  в  кругу  этих,  только  что  бывших  приятными  ему  людей.  Почему-то  захотелось  встать  и  уйти,  забыть  всё  это,  проснуться…  Проснуться…  Стоп!  Проснуться!  Он  спал,  просто  спал.  Это  всё  был  сон.  Конечно,  просто  сон.  Ведь  такого  не  могло  быть  –  пьянствующие  философы  и  начальники  вокзалов,  крёстные  хода  по  вечерам.  Бред.  Просто  сон.  И  эти…  Они  сразу  показались  ему  знакомыми.  Потому  что  это  был  он.  Он  в  молодости,  он  сейчас  и,  наверное,  он  потом.  Но  виски,  сигара?  Такой  вкус  натуральный.  Я  разтроился  во  сне,    -  улыбнулся  Николай  сам  себе,  -  у  всех  сознание  раздваивается,  а  у  меня  разтроилось.  Дурка,  однако.  И  сон  такой  же  дурацкий.
-  Ну  наконец-то,  наконец-то  вы  нас  узнали,    -  Василий  Робертович  улыбался  ещё  шире,  чем  раньше.
-  Я  же  сплю,  правда?  Правда  сплю?  –  он  рассеянно  смотрел  то  на  всех  по  очереди.
-  Возможно,  вполне  возможно.  Что  есть  сон,  что  реальность  –  человек  выбирает  сам,    -  Василий  Робертович  выпустил  струю  дыма  в  Николая.  –  Правда  хорошие  сигары?  Какой  аромат,  чувствуете?  А  мы?  Да,  всё  верно,  мы  -  это  ты.  Такие  разные,  а  живём  в  тебе  одном.  Мне  вообще  приходиться  разнимать  этих  двух  постоянно  дерущихся  между  собой  субъектов.  А  один  сам  в  себе…?  Так  это  скучно  будет.  Будет  у  тебя,  как  у  муравья  только  одна  тропа.  И  смысл  жизни  сразу  же  найдёшь.  Вот  только  нужен  ли  он  будет  тебе,  этот  найденный  смысл  жизни.  А  представляешь,  уйдёт  кто-то?  Николаевич  соберётся  и  уйдёт  –  ему  же  всё  равно.  С  Колькой  одним  дров  ты  каких  наломаешь?  Он  же  всё  время  в  активном  поиске  –  смысла,  веры,  старой  одноклассницы  и  ещё  чего-нибудь.  С  ним  же  ты,  как  молодой  гончак  будешь  всю  жизнь  гонять,  пока  на  лапы  не  упадёшь.  Ну  а  Колька?  Если  Колька  вдруг  уйдёт?  Вот  станешь  таким,  как  Николаевич  –  не  надо  ничего,  брюзжать  постоянно  будешь,  как  брошенная  цирковая  лошадь.  Со  стороны  посмотришь  –  вроде  скакун,  ближе  подойдёшь    –  кляча.  Ну  а  я  если  уйду  –  это  совсем  конец.  Бегущая  из  последних  сил  старая  кляча  –  смех  у  детей  и  жалость  у  взрослых.  Страшное  зрелище.  Ну,  вот  где-то  так.
Василий  Робертович  замолчал.  
-  Мне  вот  только  снов  с  философским  подтекстом  не  хватало  ещё,  -  подумал  вслух  Николай,  -    нужно  ущипнуть  себя  или  укусить…
-  А  лучше  всё  же  ящиком  ударить,  достал  уже  -  сидевший  спокойно  Николаевич  вдруг  встал,  схватил  ящик  и  со  всего  размаху  ударил  Николая  по  голове.  Тот  было  выставил  вперёд  руки  в  попытке  защититься,  но  не  успел.  Удар  и  темнота…
…  Темнота…
-  Коля,  ты  чего,    -  услышал  он  сонный  голос  жены.  В  спальне  зажёгся  свет.
-  Фу-х,  всё  таки  сон.  
Перевёрнутый  торшер,  зацепил  рукой,  наверное,  упавшее  одеяло,  будильник  на  полу.  Всё  таки  сон.
-  Да  так,  просто,  бред  сниться  разный.  Покурю  пойду,  ты  спи  давай.
Николай  взял  пачку  сигарет,  вышел  на  балкон.  Зябко  немного,  но  в  самый  раз  проветриться.  Достав  сигарету,  помял  её  пальцами  и  понюхал.
-  Да,  до  сигары  далеко,    -  улыбнулся,  -  приснилось  же.  Нет,  ну  всё  понятно,  терзания  там,  сомнения,  возраст…    Но  при  чём  тут  начальник  вокзала…
Потянулся  рукой,  но  спичек  нигде  не  было.  Возвращаться  было  неохота,    он  так  и  стоял  с  незажжённой  сигаретой  в  зубах,  задумчиво  посасывая  фильтр.
-  Может  сигару?  –  вопрос,  впрочем,  как  и  зажёгшаяся  рядом  спичка  были  неожиданны,  но  почему-то  не  испугали.  Василий  Робертович  стоял  рядом.
-  Ты  меня  за  ящик  то  извини,  -  отозвался  из  темноты  Николаевич,  -  вот  вроде  как  бы  всё  равно,  а  нервы    ни  к  чёрту.  Тем  более  ты  сам  же  просил  –  ущипни  да  ущипни.  Ну  вот  я  и…
Николай  автоматически    прикурил  от  предложенного  огонька  и  почему-то  спросил  –  а  почему  Василий  Робертович?  Ну  Колька,  Николаевич  –  понятно,  по  аналогии  со  мной.  А  Вы,  то  есть  ты?
-  Я?  Да  вот  как-то  так  получилось.  Может  это  учитель  твой  какой,  может  старшина  роты,  а  может  писатель.  Но  башковитый  мужик,  это  точно.    А  хорошая  у  вас  квартира,  полы  не  скрипят.  Но  нам  пора  идти,  ждут  уже  все,  -    Василий  Робертович  похлопал  Николая  по  спине.
-  Куда?!
-  Ну  как  же,  крестный  ход  сегодня.  Что  ж  ты  забыл?  Ну  помнишь?  Хотя  бы  один  раз,  но  пройти  нужно.  Символ  так  сказать,  борьба  света  и  тьмы.  Ну  давай,  быстрее,  одевайся…
Они  спустились  вниз  во  двор,  где  их  уже  ждала  группа  виденных  им  ранее  когда-то  и  где-то  людей.  Никто  не  сказал  ни  слова,  все  только  одобрительно  посмотрели  на  Николая,  кое-кто  даже  ему  улыбнулся,  кто-то  протянул  фонарь…
…По  улицам  ночного  города  шла  странная  процессия.  Вместе  с  ними  шёл  и  Николай.  Сосредоточенные  люди  держали  в  руках  фонари,  беспорядочно  светили  то  себе  под  ноги,  то  по  стенам,  то  куда-то  вперёд.  Казалось,  что  они  размахивали  невидимыми  палками  и  вправду  пытаясь  разогнать  такие  же  невидимые  тёмные  силы.  Шли  молча,  не  оглядываясь,  смотрели  только  вперёд.  Туда,  где  за  домами  уже  виднелся  рассвет…

: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=449241
дата надходження 15.09.2013
дата закладки 27.03.2016